Читать книгу Золото. Книга 3 - Татьяна Вячеславовна Иванько - Страница 1

В моей спальне очень тихо и предзакатный свет, кажущийся плотным, осязаемым, такого он чудесного розово-золотого цвета, льётся в окна. Слышны где-то сварливое перебрёхивание собак, крякание, скрип ступицы и неровное погромыхивание колёс проезжающей повозки, голоса, слов не разобрать, чей-то смех раскатился сухими горошинами и затих… Обычный дворовой шум.

– Бел… милый, почему мы здесь? – Ава посмотрела на меня изумлённо и, хотя я удивлён не меньше, чем она, потому что мы в моей постели, обнажённые и укрытые свежими мягкими ещё не смятыми простынями и пухлым покрывалом из белой лисы. Даже окна открыты, я приказывал, уезжая, каждый день открывать окна, на ночь закрывать.

Я ответил разом, первое, что слетело с языка:

– Где же нам быть, милая, мы поженились.

Ава поверила, потому что как можно в это не поверить, улыбнулась. Даже засмеялась, обняв меня:

– А я… заснула, что ли?.. Ох, и квашня! – она засмеялась, прижимаясь ко мне тёплым лбом и обвивая своими тонкими руками. – И сон даже приснился, Белуша, вообрази! Долго я спала?

– Какой сон? – я погладил её волосы, от висков гладкими блестящими волнами, отливающими жемчугом, плывущие от головы по моей постели.

– Да ну, Бел… какой-то… какой-то дурацкий… даже страшный… Как хорошо, что всё сон…

Её глаза заулыбались только мне и тому, что мы вместе и мы… Ава, наконец-то, мы вместе…

– Погоди, Белуша… – она легонечко удержала меня, готового поцеловать её.

– Ты боишься? – я коснулся её лица пальцами.

– Да… так глупо… – смутилась она, моргнув. – Поэтому и заснула, наверное… со страху, – она вдруг выскользнула из моих рук и села на постели, свесив ноги на пол, убежит ещё, с неё станется.

Не надо её пугать. Я коснулся кончиками пальцев её спины, она потянулась за ними, как вода.

– Чего ты боишься? Авуша, милая?

– Ты будешь смеяться…

– Обещаю, что не стану, – улыбнулся я. – Ты думаешь…

– Мне будет больно… – сказала она.

Вот-те раз… Господь, Вседержитель, конечно, если всё было сон, и только я не сон…

– Не будет. Я обещаю. Тебе никогда со мной не будет больно, – уверенно улыбнулся я. – Всё же я кудесник, ты забыла?..

Если она перестанет верить в возникшую непонятно как иллюзию, что произойдёт, иллюзия разрушится? Где мы окажемся тогда?.. «Я не могу заставить Её Тебя любить… притяни Её, Твоя кровь в её груди…» Неужели придётся прибегнуть к этому? Нет-нет, я не хочу, я хочу её по-настоящему, без ворожбы. Она всегда меня любила, никуда это не делось за двадцать лет.

– Ава, иди ко мне…

Она повернулась ко мне и посмотрела из-под спустившейся волны волос:

– Мы, правда, женаты? Ты и я… мы…

– Разве я мог бы… – я потянул руку к ней, она подняла свою ладонь к моей навстречу, пальцы к пальцам.

Ава улыбнулась:

– Да… да, милый. Ты… ты меня любишь? Мне страшно, что ты… что я… потеряюсь. Как в темноте…

– Никогда, – я потянул её за руку к себе. – Ничего не бойся. Я всегда буду рядом. Всегда…

Я смотрю в её лицо. Наконец-то я смотрю в её лицо на моей подушке. В моей постели и на моей подушке. И она не пытается улизнуть и не боится больше, и нет этих «грешно», «нехорошо» и «нечестно».

Для меня всё вдруг стало иначе, и вкус поцелуев, и прикосновения, и кульминация, всё приобрело остроту и будто ожило и засветилось внутри, как та самая Спираль или Лабиринт, когда Солнце вошло внутрь…

Всё изменилось, отрывая от земли, или где мы оказались сейчас, и её тихий вскрик, и вздох, и её дыхание на моей коже, и её губы, и живот, и груди, отвечающие на мои прикосновения, вибрируя и будто вспыхивая… и её лоно, где заканчивается для меня всё сущее и всё начинается. Снова и снова, нельзя перестать, как нельзя перестать желать этого. Никогда ещё во мне не было столько вожделения и столько сил для его воплощения…

…Наши волосы стали мокрыми, прилипая к нашим телам, наши губы воспалились, наши глаза не спят, наши горла охрипли… я видела рассвет сквозь ресницы уже два или три раза… мы не спим, мы изредка пьём воду и едим лепёшки с мёдом и это придаёт нам сил, мы говорим, но всё о том, как мы любим друг друга и как хорошо, что мы вместе. Тёплая нежность и желание заливает нас, переполняет тела и души…

Новый рассвет розовым сетом залил горницу. Запахи теплеющей земли, юной травы, нагретого солнцем дерева теремных стен заплывают в окна. Залетает ветерок временами, совсем тёплый, как летом.

– Какой ты красивый, Бел. Какой красивый… – я потрогала его чётко обрисованный рот, кажущийся жёстким, но я знаю, он мягкий, нежный…

Он засмеялся с удовольствием, весело:

– Скажешь тоже…

– И вообще, весь ты такой… ты милый. Как же хорошо!

Он наклонился, целуя меня…

– Я не могу больше… – засмеялась я, чувствуя его вновь поднимающееся желание. – Или могу?..

Он засмеялся тоже:

– Мы оба можем ещё многое…

…Солнце широкими объятиями обнимает абсолютно пустой Солнечный холм и мы лежим на моём одеяле из белой лисы на том месте, где положено быть каменной спирали…

И её и мои волосы совсем мокрые, будто мы из воды, но прохладный ветерок остужает кожу. Ава села, скрестив длинные ноги, я смотрю на неё во всём откровении яркого полуденного солнечного света. Её кожа блестящая и гладкая как шёлк, самый дорогой и редкий, что привозят с Востока наши купцы, сплавляющиеся по рекам на юг, потом тащат волоком свои лодьи и снова плывут, пока не достигнут дальних-дальних городов, где торгуют шёлком. Туда везут невиданные там товары: пеньку, лён, стальные мечи и ножи, рыбу, рыбью кость, пушнину, наши засушенные травы и мёд и много чего ещё. А к нам обратно драгоценные камни, океанский жемчуг, и вот такие ткани… Авины волосы опять начали завиваться в крупные кудри, высыхая на ветру. Её талия, кажется тоньше, чем обхват моего бедра… Да именно так… я обхватил её, поднимая к себе. Она поддаётся так мягко, с желанием позволяя мне всё, чего я хочу. И я хочу, и хочу всё больше, всё сильнее…

… – Давай посмотрим на океан внизу? – сказала я. Мы лежим на спине, выравнивая дыхание и глядя в безоблачное небо, такое неправдоподобно голубое… – Подползём и посмотрим? – это представляется мне забавной шалостью, тем более, что это небо своим пронзительным цветом напомнило мне что-то… что-то из моего странного сна…

Мы так и сделали: мы подползли к самому краю и посмотрели вниз: медленно и горделиво накатывает океан свои волны на квадратные угластые гранитные скалы внизу… в тумане виден берег по правую руку, загибающийся дугой, он поднимается высоким утёсом, на его вершине лежит толстая снежная шапка и производящая этот туман, а сбоку сползает длинный бело-серый морщинистый язык ледника с синей подошвой. И край его просвечивает сквозь прозрачную воду…

– Ледник там… – сказала я.

– Там ему место, а не возле наших городов, – сказал Бел. – А там, – он показал на серо-голубой туманный горизонт, – когда-то жили наши с тобой далёкие предки.

– Интересно, видно было с берега? – сказала я, вдруг представив с ясностью и берега, и даже многочисленные лодки, качающиеся на этих медленных словно маслянистых океанских волнах…

– Думаю, видно. Судя по тому, что написано и рассказывают, плавали на маленьких лодках и это было обычное дело.

– Значит и я доплыла бы. Вода была теплее.

Бел засмеялся:

– Так уверена в своих силах?

– А чего же, уверена, – мне приятно похвастаться, хоть в чём-то я точно лучше него.

Белогор оперся на локоть, волосы, плотной волной лежащие по плечам, легонько полощет ветер, они скатываются на ровную травку под нами, короткую, но нежную, как вся зелень здесь, на берегу океана. Когда-то я жила в одном из городов на берегу… когда? Как странно думать об этом…

– Научилась значит, как? – он приопустил веки от солнца, защищая глаза, но они улыбаются и так светят на меня…

Я села, отодвинувшись подальше от края, чуть отрываешься от земли животом тут на высоте, и становится страшно до судорог в икрах, будто сейчас взлетишь, взметнёшься в полёт, но он станет последним…

– Да так… Пришлось однажды плыть… умереть или выжить. Между жизнью и смертью я всегда выбирала жизнь, – сказала я.

Он побледнел немного. А я вдруг подумала, что я не понимаю, где и как вмещается то, что я сказала ему, что я помню, если…

– Смотри! Смотри! – Бел сбил подступившее ко мне воспоминание, показывая вдаль, и я увидела там, поднимающуюся медленно из воды блестящую чёрную спину…

– Что это? – испуганно я прижалась к тёплому и плотному боку Бела.

Он засмеялся тихо, обнимая меня:

– Это чудо-юдо, кит – огромный морской зверь. Он рождает живых детёнышей прямо в воде, вскармливает их молоком. Он почти как мы… только огромный и…

– И он рыба! – засмеялась я, так странно это его сравнение чудища с нами.

– Не совсем рыба, у него, к примеру, нет даже жабр, значит, он дышит, как мы…. – но тоже засмеялся со мной.

– Откуда ты знаешь?

– В книгах наших предков, что жили на тех берегах много описаний этих животных, – улыбнулся Бел. – А я с детства люблю читать.

Из этой огромной спины вдруг вырвался фонтан брызг, я взвизгнула, увидев его, а Бел засмеялся ещё веселее, обнимая меня большой тёплой рукой. А потом потянул и наклонил к себе, поцеловать меня в волосы, в висок, в угол глаза, я засмеялась, чувствуя, что он дышит всё горячее:

– Всю спину ободрали мы уже, погляди…

Он приподнялся поглядеть и охнул, увидев:

– Больно? Что ж молчишь?.. Ничего, сейчас пройдёт…

Он подул на мою кожу, на ссадины и стал целовать мою спину… сразу перестали болеть, зажили должно быть, чтобы мы наставили новых, которые он тоже снова заживит. Как мне приятно быть с ним… мне приятно всё в нём, всё, что он делает, его желание, прикосновения, его горячее дыхание, обжигающее мне кожу, особенно его наслаждение, он кончает с тихим стоном, зажмуривая глаза в размашистых рывках своего сильного тела, они выталкивают меня в Небеса… как хорошо, что нас просватали когда-то, что меня отдали ему в жёны. Как я люблю его…

…Каменистый берег озера, ледяного и чистого… Я вышел из дома, небольшого, с широким и высоким крыльцом. Я оглянулся, так и есть, это Ганеш. Не полностью всё же Онега умерла в тебе, если мы оказались здесь, и всё же ты любила Явана… Как меня? Или больше? Или…Мне стало грустно немного от того, что она всё же помнит ту свою любовь, она разбилась, но не забыта, не похоронена, и осколки больно ранят, должно быть…

Она помахала мне с берега, обёрнутая всё в то же меховое одеяло, прихваченное из моей спальни. Интересно, что это за дом? Это тот, похоже, в котором мы нашли её, когда приехали с Доброгневой… Да, любила его и воспоминания те дороги ей. Спрятала на самом дне души, но они живут… А он считает, что Онеги больше нет, ошибается. Но и пусть…

Я подошёл к ней.

– Пойдёшь со мной? – она кивнула на воду.

– Да ты что… Купаться вздумала?! – ужаснулся я.

– Айда! – засмеялась она, и, подбежав к кромке, бросилась с разбегу в ледяную воду… Что там чудо-юдо, океанский громадный пловец, вот удивительное существо, что плавает ещё лучше, изящнее и быстрее… Она вышла из воды, облепленная распустившимися из-за воды волосами.

– Иди, согрею, – я раскрыл объятия.

– Мне не холодно, как огонь по коже! – Ава захохотала, задыхаясь от весёлого возбуждения после ледяной воды. – Ты не пробовал ни разу? Никто не решается никогда… все боятся…

– Иди ко мне, – повторил я.

Она всё смеётся, глядя на меня, отжимая волосы:

– Бел, я не могу больше совокупляться…

– Я могу.

– Да я вижу! – прыснула она, – неутомимый… Великий Белогор. Всегда такой?.. Поймай меня тогда… Поймаешь – возьмёшь!

Я бросился за ней без предупреждения, а она, взвизгнув, отскочила и побежала со смехом весёлым и счастливым, как когда-то, когда она была совсем маленькой и мы играли в салки, я бегал так же за ней, а поймав, целовал в щёчки…

И снова мы лежим рядом на меховом одеяле, она повернулась ко мне, солнце ещё высоко и греет кожу, золотит её.

– Бел, милый, давай поговорим? – Авилла смотрит очень ясным взглядом. – Не морочь меня больше, это… как-то нечестно.

– Не морочить? – я посмотрел на неё, внутренне сжимаясь. – О чём ты?

– Это ты наводишь морок?.. – больше не улыбается и не смеётся. И оба глаза потемнели. Мне стало не по себе, она… поняла всё, больше не обманешь…

– Нет, Ава, не я… Я не знаю, что это… – честно сказал я.

– Мы сейчас в Лабиринте и всё… это не сон, конечно, потому что тебя и себя я чувствую по-настоящему, куда реальнее, чем этот дурацкий дом, который вовсе не на берегу озера стоит… – она повернулась на спину. – Всё взаправду и всё не так. Что это?.. Переход между миров или… ты знаешь, что это такое? Что происходит? Может, мы умерли? – она повернула голову ко мне снова.

– Тогда не было бы тел, – сказал я, протянул руку и легонько сжал её грудь ладонью. Если она поняла, не оттолкнёт ли меня теперь?..

– Где мы, Бел?

Вот началось: она взяла мою ладонь в свои, снимая со своей груди.

– Ты такой умный, ты понимаешь?

Я сел, обхватил колени, сцепив руки:

– Нет, Ава. Он так и сказал, что мы всё равно не поймём, что происходит… – честно признался я.

Чего уже теперь. Расскажу всё, что знаю сам. Мы с ней вместе вмешаны в происходящее. Наравне. Только моя ответственность выше, я хотел её обмануть и привести сюда… чтобы… чтобы она легла со мной, иначе мне её было не получить. Не для высокой цели продления царского рода на троне Севера, когда была эта цель, эта мысль? Всё снесла наша встреча с ней, я просто хотел её… Для этого привёл. Для этого, и Он понял, потому так забавлялся, смеясь…

– Я хотел видеть, хотел ЗНАТЬ, хотел открыть что-то для себя, но я запутался окончательно. То ли это шутки наших сознаний, но тогда почему одни и те же для двоих?… Даже… – я обернулся к ней, – даже волосы твои… то кудрявые, то гладкие, как были в детстве… Ава…

Я смотрю на неё, боясь увидеть отвращение, ненависть в её глазах. Даже, если они мелькнут лишь на мгновение…

– Ненавидишь меня теперь? Что я… воспользовался вот так? Обманул тебя. Он сказал, что я могу войти без тебя, он открыл всё, тебе необязательно было входить, всё открыла наша кровь… Но я хотел тебя… Хотел, чтобы… Поэтому не оставил.

Она села тоже и, так же как и я, обхватила себя за колени, мотнула головой, не глядя на меня, куда-то в туманную даль:

– Я хотела. Быть с тобой. Отдаться всему без оглядки. Тебе. Слышишь?..

Вот это стоит дорого. Дороже всего. Всего остального, что надеялся получить, заманивая её.

– Ава… – я протянул руку к ней, она не отодвинулась, прильнула к моему плечу.

Но… Я почти ненавижу этот город, не могу не вспоминать о том, что из-за Явана мы здесь…

…Спасибо, мы снова у меня в тереме. В горнице, где обычно я принимаю гостей.

– Дай надеть, хоть что-нибудь, а? – попросила Авилла, перебрасывая волосы вперёд. – Ходим как звери…

Я открыл сундук, задачка, конечно, одежду ей у меня найти. Будь сон, тут же нашлось бы, но где там, мой сундук – штаны, рубахи… ну, вот какая-то длинная рубаха… и сам надел что-то в том же духе, чтобы мы не отличались слишком друг от друга, и оба мы по-прежнему босые. И лохматые.

Я налил мёда в золотые кубки.

– А всё-таки мы и поели, – усмехнулась Ава, – а ты смеялся надо мной. Даже ходили по нужде.

– И не раз! – засмеялся я. – то ж удивляться, это мы, не души, а мы целиком.

Мы долго смеялись, вспоминая, как мы искали на Солнечном холме для этого дела потайное место…

– Если мы всё поняли, значит, всё это иллюзия, странное наваждение…

– Иллюзия?.. Мы сразу ЗНАЛИ, – она взяла тяжёлый кубок, он качнулся, угрожая пролиться. – Нет? И потом… где ж иллюзия, – она улыбнулась, немного смущённо опустив веки, – Бел, мне даже больно сидеть… никакой иллюзии, всё на самом деле.

Я не смущён, я счастлив этим…

– Думаешь это мой терем?

– Конечно и одеяло твоё, – она кивнула одеяло, лежащее неровным комом поперёк лавки. – Перепачкали вон травой… песком и тиной в Ганеше.

Но вздохнула, поднялась из-за стола:

– Где гребни у тебя, лохматые мы оба, колтуны собьются вот-вот.

Я поднялся и принёс гребень и щётку. Гребень из бивня древнего слона, что пасли когда-то и наши предки и которые все погибли тогда же, когда затонул весь древний материк в океане. Но костей этих удивительных зверей, никогда не невиданных нами, находилось в изобилии до сих пор. Он гладкий, белый, скользкий и тёплый, как и все костяные вещи.

– Я расчешу твои волосы, а ты мои, идёт, Белуша? Белуша-Горюша, засмеялась она. – Как тебе больше нравится, «Белуша» или «Горюша»?

– Мне всё нравится, все эти смешные глупые прозвища, что ты придумываешь для меня, – чувствуя прилив счастья в животе, сказал я.

Она улыбнулась:

– Садись, милый.

А сама встала за моей спиной, погладила меня по волосам, касаясь, кончиками пальцев висков, лба, шеи, разобрала волосы, и стала осторожно и бережно расчёсывать, чуть-чуть шелестя волосами, не выдёргивая, распутывая образовавшиеся узелки.

– Знаешь, что я думаю, Горюша, я думаю, мы задаёмся не тем вопросом. Мы не должны думать, ГДЕ мы, тем более, что мы оказываемся всё время в каких-то местах, где бывали, ничего необычного. И мы не должны думать, КАК мы оказываемся то в одном месте, то в другом, Он прав, мы не поймём, это тупик. Мысленный тупик. По-моему… по-моему, мы должны подумать ЗАЧЕМ?

Я вздрогнул, я знаю, зачем я здесь. Вернее знал. Или это не всё. Ведь ничего не исчезло до сих пор, значит ещё не всё…

И тогда я вдруг вспомнил, что спросил, но не дал ответить. Я вспомнил, что я хотел знать не только загадки мироздания и древней магии, но и её загадку. Как ей удалось выжить? Выжить и не распасться? Без этого ответа, все разгадки неполны для меня.

– Так как ты научилась плавать, Ава? – спросил я.

Она остановилась с расчёсыванием. Положила тёплые ладони мне на плечи:

– Думаешь, это то, о чём мы должны говорить сейчас?

– Я не знаю… Думаю, что да. Как я понял, тут не происходит ничего случайного.

Ава вздохнула:

– Готов, прекрасноволосый Белогор, – сказала она, отдавая гребень мне.

– Я ведь вообще не знаю, что было с тобой последние восемь лет. Расскажи мне всё, Ава.

Она опустила голову:

– Для «всё» не хватит и года…

Ава посмотрела на меня с такой улыбкой, что злые кошки заскребли мою душу, опять я почувствовал, как виноват, что у неё такая улыбка и такие глаза сейчас.

– Но хотя бы о том, как я научилась плавать… – она посмотрела на меня. – Остальное само нарисуется в твоей голове, потому что этот случай всего лишь один из тысяч других. Тысяч, Горюшка…Так-то…

Она села на лавку, а я взялся за расчёсывание её кос, как договаривались… Когда она была малышкой, нередко случалось, что я заплетал ей волосы, подвижная и бойкая девочка, часто оказывалась неприлично растрёпанной, мамкам её было не догнать, ко мне же в руки она всегда шла с радостью. Садилась на колени, и я плёл ей косы. Они тонкие, шелковистые были тогда. Теперь сильнее, гуще, теперь вьются… то поддаются, то нет, то цепляясь за пальцы, то послушно скользя.

– На ладье, на которую я сдуру напросилась, поверив в добрые стариковские глаза хозяина, кроме меня плыли ещё несколько человек. Торговая ладья, продали рыбу, возвращались с юга, нагруженные тканями, мешками с вялеными и сушёными фруктами, чёрт его знает, чем ещё, эти-то тюки по палубе были расставлены в большом количестве. Я спешила уехать из Озёрного, к тому же опасалась пойти одна пешком, хотя хаживала из других городов, но не в тот раз. А обоза с Солнечного двора не предполагалось ещё неделю… Это к тому, что в это время, я научилась уже перемещаться по городам и весям. Но с ладьёй вышла промашка, впрочем, научившая меня многому: не верить симпатичным улыбчивым старикам, прислушиваться к разговорам всех и всегда, ну и плавать… – она вздохнула, но не тяжко – всё пережито. – На палубе сидели ещё две старухи и ели варёное сало с ржаными лепёшками, закусывая луком. Я не была голодна и с собой у меня была припасена еда, это я тоже умела уже, но вкусные запахи плавали над палубой, не давая покоя не только мне, но и остальным. Старухи, впрочем, не жадничали и угостили купчишек и рыбаков. Насытив желудки, они захотели развлечения поострее свинины… Я привыкла не спать и спать вполглаза, я привыкла одеваться скромнее любой старухи и прятать лицо и косы, но им было всё равно какова я…

– Изнасиловали тебя? – упал голосом я.

– Нет, Горюшка… Но дралась я так, что они, уже и пораненные моим ножом, и подбитые, и покусанные и исцарапанные изрядно, вошли в раж и вместо того, чтобы действовать союзно, тогда, может, и одолели бы, чего там, их было шесть человек… Но они просто вышвырнули меня за борт со злости, плюясь и ругаясь…

Я снова охнул, мне и представить подобное было жутко, да не жутко, невозможно, напасть, вшестером… Но Ава продолжала довольно спокойно:

– Озеро, не река, хотя бы не было течения, ночь, но к счастью, луна и звёзды прекрасно освещали мне всё…

– Ты… – не могу поверить я, – ты не испугалась, оказавшись в воде среди ночи, не умея плавать?

– Нет, мой свет, Белогор Ольгович, я не испугалась. Я обрадовалась, что вырвалась из их мерзких рук, что не чувствую их вони и не слышу голосов и того, что они говорили… А пугаться воды… Вода охладила мне тело, остудила ссадины и ушибы. Я поняла, что одежда топит меня и избавилась от лишней: от тужурки, от обуви… тонуть я не собиралась, хотя и нахлебалась воды, пока стягивала с себя все тряпки. Так что я пузырь сделала из намокшего платья и поплыла, как плавают собаки, лошади, кошки, все звери, попадающие в воду. Только у меня был ещё плот, в виде пузыря из юбки…

– Боги… – я не верил ушам. Я представил, смог бы я так… – лето было?

– Нет, милый, осень, даже листья уже опали к этому времени, утренники обмораживали траву… Но к холоду я привыкла раньше, когда спала в амбарах без крыш, ходила почти босая круглый год…

– Как ты выжила?! – выпалил я. – Как можно было выжить?

– Я не одна такая, Белогор, я… тебе дорога, поэтому ты принимаешь близко к сердцу мой рассказ… Но таких девушек… мальчишек ещё больше, только к ним между ног не лезут каждый день, но тоже достаётся… сиротам нелегко, Белуша. Столько сирот… Одно нашествие за другим, люди черствеют…

Лицо тут её просветлело, как лучик мелькнул сквозь тучи:

– Но знаешь, в Ганеше после пожара, ведь погибло столько людей… но ни одного сироты не осталось. Тех, что и до бедствия были и то по семьям разобрали… – она обернулась и улыбнулась так ясно, что и мне стало отрадно на душе.

А потом со вздохом отвернулась опять, предоставив мне продолжить заниматься её косами.

– У меня была подруга в Ганеше… – у неё немного дрогнул голос впервые за весь рассказ, – она… вот то же всё, что у меня. Только она решила, что легче всё же не бороться, а принять правила игры в которых ты не даже не игрушка, а пыль на игрушке…

– И что с ней? – спросил я, хотя ясно, что ничего хорошего…

– Пыль с фигур смахивают всё время и всё время разные руки… – произнесла Ава тихо. – Она умерла. Но не из-за этого… по страшной случайности из-за меня. Её убил человек, от которого я и бежала так спешно из Озёрного. Он четыре года преследовал меня, пока не узнал, что я выхожу за Явана. Тогда и зарезал. Думал меня, но обознался в темноте… Но не он, я не знаю, лучше было бы, если бы адская жизнь её продолжилась?.. Хотя она изо всех сил старалась не замечать своего ада… Когда оказываешься там, где была я, открыты только два этих пути…

Я сел рядом с ней на лавку, оставив уже заплетённую мной косу:

– Простишь ты меня когда-нибудь?

– За что?

– Я должен был прозреть раньше и не дать Дамагою сделать то, что он сделал… я – твой жених, я должен был защищать тебя. А я, далегляд хренов, всё проглядел. Слишком был уверен в себе, в тебе, в неколебимости грядущего и… всё проглядел. Всё проворонил…

Она смотрела на меня, подперев кулачком висок:

– Ну, ничё… – опять играется. Ох, Ава… – Ты шибко-то не страдай, я только крепче стала.

– Ава…

– Не надо, Бел, царица должна быть сильной, а не такой, какой я была бы, будь всё, как мы намечали. Такой нельзя быть даже в самые спокойные и благополучные времена. На троне должен быть бесстрашный воин, чуткий как зверь, сильный и гибкий как булат. Иначе он не отстоит своё царство. Между прочим, может быть, и лучше было бы, если бы я вовсе не родилась, а царём стал бы Дамагой.

– Нет, – я нахмурился, я убеждён, что она не права, – всё, что ты говоришь всё правильно. Только царь не должен быть подлым. Должен быть чистым, проводником света. А Дамагой подлец. Низкий и лживый. Грязный… как мне жаль, что он успел сбежать…

Ава тронула мою руку, взявшуюся в кулак с побелевшими костяшками:

– Не надо, Бог ему судья, я тоже должна была быть потвёрже. Мне не два года было, понимала всё…

– Не надо, сердце лопнет слушать тебя… – выдохнул я.

Она обняла меня, поднявшись, прижала мою голову к себе:

– Сердце… милый мой Бел, не надо про сердце…

Я поднял лицо, обнимая её, прижимая к себе, тёплую, совсем мою теперь. Она погладила меня по лицу, легонько касаясь пальцами:

– Не надо, мой хороший… И так… натворили мы… Хоть мы и чёрт-те где и другое всё тут, мы всё те же… – смотрит в глаза мне, не станет больше, не позволит… опять «нечестно»…

Но она улыбнулась и взгляд посветлел:

– А знаешь, чего мы не делали как люди за все эти дни? Мы не спали! – она засмеялась тихо.

– Спать хочешь?

– Хочу. И ноги озябли, – Ава улыбнулась тихо, – со времени этого ранения стала мёрзнуть…

– Ложись. Не бойся, я не подкрадусь во сне.

Она покачала головой:

– Нет, Белуша, я не хочу одна. Ты можешь просто спать со мной рядом, просто быть рядом? Я не согреюсь без тебя… Или… много прошу?

Я поднялся:

– Дурёха ты, «много». Идём, что ж…

И мы улеглись в мою постель, так и оставшуюся, между прочим разобранной и растрёпанной нами ещё… когда это было? Вчера? Или три дня назад?.. Или десять дней? Сколько прошло, когда затмение?.. Вот время точно перепуталось.

Ава уютно устроилась, взяв мою руку под голову себе, и прижавшись ко мне спиной… я укрыл её и себя всё тем же нашим спутником, одеялом из белой лисы. Лежать было так хорошо, если не считать, что некоторое время я потратил на то, чтобы заставить себя не пытаться скользить по Аве руками и прижиматься членом. Я вдруг вспомнил, что впервые лежу с кем-то в кровати, собираясь заснуть… никогда раньше, за всю мою жизнь я ни с кем не спал рядом. Это удивительное, тёплое ощущение близости. Близости и доверия. Такое простое и недоступное для меня никогда раньше.

Но едва я услышал, что её дыхание стало выравниваться, как я оказался во власти почти отчаянного чувства, что сейчас опять потеряю её.

– Послушай! – я развернул её к себе, обхватив лицо ладонями и спеша сказать то, что вдруг возник возникло во мне: – Я думаю, я чувствую даже, сейчас всё это закончится. Я не знаю, будешь ли ты помнить, что было здесь, я этого не забуду никогда.