Читать книгу Хроники сталинградского детства - Татьяна Забелина - Страница 3

Переехав на улицу Хоперскую в полу выстроенную кухню, мы покинули последнее жилье на Балканах, где провели год и три месяца. Мне было грустно расставаться с детским садом, обретенными в нем друзьями. В нашем домике коридор еще строился, дверей вообще не было, как и пола в первой из двух комнат, на которые помещение делила печь. За печью находилась большая просторная комната с желтым деревянным полом, где в углу между окон стоял раскладной стол, застеленный плюшевой скатертью, в которую кутали меня в военное время. Все спали на дощатом полу, от которого пахло деревом. Электрическое освещение нам заменял свет свечей и керосиновой вонючей лампы, который придавал помещению таинственность, и нам, младшим детям, казалось, что за печью, в углах комнат, под столом кто-то находится таинственный и следит за нами. От этого нам было страшно оставаться одним в комнатах без дверей, которые заменяли фанера с жестью. Мы со Светланой любили кататься по полу в постели в ожидании старших сестер. Наиграемся и засыпаем. Но вот пришло время, когда первую комнату отштукатурили, побелили известью, сделали полы с высоким порогом, из коридора в комнату навесили «царские» двери, имевшие внутренний замок и два (верхний и нижний) крючка. В нас теперь не сидел страх. Светлане было восемь лет, а мне полных три года. Стояли чудесные июльские дни, и мы в основном играли в саду, занимаясь уборкой двора от последствий папиной работы по подготовке досок для коридорного пола. В лунках деревьев устраивали для своих игр площадку, навешивая на низ кроны стружки. Они свисали местами до земли, образовывая как бы беседку. Наигравшись, засыпали на прогретой солнцем земле с этими деревянными завитушками.

Однажды отец принес с работы молодого кота – Ваську. Он был гладким, по цвету серо-дымчатым, познакомился с новым приютом и со всем семейством. Играя с Васькой, мы чувствовали себя спокойней, особенно когда оставались одни в ожидании старших с работы не зажигая свечей и керосиновой лампы. Родители накопили денег на доски для большого семейного стола и в один из вечеров с соседом Шатиловым папа собрал стол, покрасив его в синий цвет. За ужином постоянно говорилось о скором возвращении бабушки, и для нее в большой комнате около печки была сделана лежанка.

Оставшись как-то одна в июльский день, я увлеклась рисованием на просторном подоконнике, с которого хорошо просматривался весь наш молодой сад.

От саженцев деревьев начали появляться тени, цветы украшали двор, были самыми желанными. И вдруг я во дворе увидела старушку. Мое сердечко тревожно застучало. Она рукой звала меня и показывала на дверь. Я испугалась, большими карими глазами моргаю, смотрю на приближающуюся к двери гостью. Через форточку слышу:

– Я твоя бабушка!

Но следую наказу мамы «чужим не открывать».

В волнении забыла про свои рисунки, все смотрела на старушку, которая прогуливалась по садовым дорожкам. С улицы послышался голос Светланы, бежавшей во двор. Она обняла и поцеловала бабушку. Я заторопилась открыть дверь и выбежала на крыльцо:

– Таточка, а помнишь, мамочка твоя перевязывала мне головку у тети Нади Корнеевой, а у тебя в это время глазки болели.

Я, вспоминая то, о чем она говорила, всплеснула ручонками, бросилась ее обнимать.

– Ты стала большой, как вот это дерево в саду. Пойдем, поставим цветочки в баночку с водой. Светочка, давайте попьем чаю, а затем приготовим праздничный ужин.

Предложение бабушки было принято, и пока она располагала на кушетке свои скромные вещи, мы готовили самовар на заднем дворе. На стол ставили новые граненые бокалы со старинной обгоревшей сахарницей, которую узнала бабушка.

– Это вы на развалинах дома нашли?

– Да, и эти тарелки, вилки, ложки, и эти вот чайные серебряные ложечки, кое-что из мелочи в земле, хламе… – пояснила сестренка.

Мы были все увлечены чаепитием, разговором и не заметили, как пришла мама.

– Мама, это твоя мама вернулась.

Взрослые мамы целовались, обнимались, а их глаза наливались радостными слезами. Все вместе готовили ужин.

В конце августа все собрались на бахчи, а меня с Софьей почему-то не брали. Твердо всем собравшимся я заявила:

– Нет, вы понимаете, я ни разу не видела, как растут арбузы, тыквы! – Заложив руки назад, хожу вокруг взрослых и твержу: – Мне очень хочется увидеть бахчи! Вы это понимаете или нет?!

Все смотрели на меня, собираясь, убеждали не ехать. Мама взглянула и вдруг сказала:

– Быстрей собирайся!

Что я и сделала, взяв с собой матрешку, куклу-варежку, которую сшили для меня Светлана с бабушкой. Софья осталась дома. Дорога была очень интересной и новой для некоторых товарищей, приходилось отдыхать, но все-таки к обеденному часу мы оказались на поле.

– Это такой большой, пребольшой огород! Сколько здесь много арбузов и всего, всего вкусного!.. – кричала я на все поле, восхищаясь увиденным.

Тогда нам, младшим детям, казалось все интересно. Для себя мы открывали мир свободы, любви, честности, дружбы, и в этот голодный год нам бахчи очень помогли. Сентябрь пролетел в хлопотах, подготовке к зиме и уборке бахчевого урожая до первых дождей.

Наступил октябрь. Сталинградский обком ВКП(б) и исполком вынесли решение о проведении месячника помощи семьям военнослужащих и инвалидов. Да и само государство повседневно заботилось о семьях воинов Красной Армии: им выплачивали пенсии, пособия, предоставляли работу, помогали в строительстве жилья, обзаведении хозяйством. Девиз в 1944 году родился такой: «Забота семьям фронтовиков – наше кровное дело!» Большим вниманием окружили матерей, стариков, одиноких инвалидов, детей воинов Красной Армии. В период месячника мобилизовали всех комсомольцев. Только не хватало транспорта… И многие семьи, как и наша, получили помощь за день до ноябрьских праздников, когда моросил холодный дождь.

Первое октябрьское воскресенье выдалось теплым и безветренным. Взрослые готовились к чему-то для меня непонятному. Разговор постоянно шел о приготовлении чего-то нового, вкусного. На заднем дворе отбирались арбузы, чистились от корки, семечек, мякоть бросалась в большую кастрюлю.

– Это будет арбузный суп? – подбегая, спросила я у бабушки.

– Нет, это будет очень, очень сладкое вещество, как мед, называется нардеком или патокой. С оладьями, блинами, кашей – очень вкусно… – рассказывала бабушка, помешивая деревянной, выструганной папой лопаточкой.

Телеграфистки Сталинграда.

Справа в нижнем ряду Е. А. Забелина. 1958

Она рассказывала нам, что родина арбузов – Южная Америка, и эти вкусные плоды хорошо переносят высокую температуру и засуху. В таких условиях плоды наливаются соком, приходят в полную зрелость и делаются сахаристыми и ароматными. А когда патока была готова, нам дали ее попробовать… Вкусная очень, очень!..

Мне постоянно приходилось быть с бабушкой, и чем могла в таком возрасте я помогала ей. Светлана, сделав уроки, включалась в нашу работу по хозяйству. В дождливую погоду в ожидании работающих бабушка учила нас петь русские народные песни:

Занимались с увлечением, разыгрывая забавные кукольные представления, надевая матрешку-варежку на руку. Бабушка учила сестричку вязать просто руками, задевая одну петлю за другой, ведь спиц, крючка не было. У меня в силу возраста не получалось, и мамина мама говорила: «Подрастешь, пальчиками поработаешь, и обязательно получится!» Она проводила с нами занятия по рисованию. Нам со Светланой было очень интересно. Мы открывали для себя мир через ее действия, разговоры, пение, танцы – все было познавательно. Все в доме ее называли бабаней. Старшие сестры Таисия с Софьей купили белые нитки, «десятку». Софья попросила у подруги крючок, начала обвязывать оконные занавески – бабаня подсказала ей рисунок, помогла, когда Таисия начала подзорник вязать к кровати. Взрослые старались к празднику ноябрьскому облагородить жилье. Каждая вещь в доме создавалась хозяйскими руками с любовью и начинала жить своей жизнью, радуя глаз. В конце сентября Тая принесла карту нашей Родины, ее повесили над родительской кроватью вместо ковра. А около окна, выходящего на задний дворик, стоял большой семейный стол, застеленный белой бумагой. Обратная сторона ее была вся изрисована чертежами. Окно с широким подоконником украшал папоротник и белые кружевные занавески, а на маленьком табурете стояла китайка, набиравшая бутоны. Эта уютная первая родительская комната служила прихожей с раздевалкой, столовой с кухонным маленьким столиком, стоящим в упор к кроватной грядушке, с висящей на стене около печи полкой для посуды. За печью на стене висела одежда и был лаз на маленькую печную лежанку.

Да, наше семейство возрождалось заново на Хоперской, куда мама привела свою маму Александру Прокофьевну, больную, немощную, получившую ранение при посещении младшей дочери Раисы в родильном доме, что на улице Пушкина. И налет немецких самолетов унёс жизни сотен женщин вместе с только родившимися детьми и всем обслуживающим медицинским персоналом. Раиса, покормив свою малютку, отдала её нянечке, а сама вышла пообщаться с матерью, узнать о своих старших детках Галочке и Машеньке. Здесь начался налет, и случилось непоправимое: бабушка с ранением в голову оказалась в одном госпитале, а дочь Раиса с многочисленными ранениями оказалась в другом госпитале. Сестру младшую Раису в 1944 году мама так и не могла еще отыскать, но надеялась на то, что она жива.

Все горожане готовились ко встрече 27-й годовщины Великого Октября. Город становился оживленным, к жизни его пробуждали сами горожане. На предприятиях шире распространялись соревнования и стахановское движение. К этому времени связисты (а мама и Тая были работниками связи) многие объекты обеспечили телефонной связью, радиовещанием на узловых точках, остановках, где из репродукторов звучали правительственные сообщения о действиях наших войск на фронтах, а также приказы, постановления о награждении героев, защищающих нашу Родину, сводки сельскохозяйственных работ в тылу вместе с голосами рабочих, труд которых был предназначен для успеха на фронтах. Все трудились, перевыполняя план для нашей армии, преодолевая трудности, готовясь к празднику.

Не хватало топлива школам, учреждениям, и зима 1944 года дала большие перебои в работе городского транспорта. Снабжение еще осуществлялось только по карточкам. Жилось голодно, на базарах подвоз отсутствовал.

Санитарные условия были самыми плачевными, как в жилищах, так и на производстве. Конец 1944 года дал вспышки сыпного тифа, брюшного, поистине адом для населения была малярия. Санитарные службы работали день и ночь, но медицинских кадров не хватало. Борьба с детскими инфекциями не прекращалась. И все-таки в эти годы люди стойко переносили все трудности, голод, старались выполнять и перевыполнять план ради победы над фашизмом.

С приходом осени здоровье бабушки ухудшалось. Ранение в голову сказалось на состоянии всего ее организма. Приближались ноябрьские праздники, у всех взрослых было очень много работы. Лекарств, питания не хватало, а то и не было. Александра Прокофьевна часто читала молитвы, сидя на своей кушетке, особенно когда мы оставались одни. Пасмурная погода одолевала ее. Светлана зажигала керосиновую лампу для окончания своих уроков, а за окном от туч совсем темнело, лил сильный дождь. Голос входящей мамы оживлял всех нас. «Как вы здесь чувствуете себя?» – раздеваясь, вешая мокрую одежду на стул недалеко от печи и вытирая полотенцем лицо, спрашивала мама. Как-то она присела на кушетку, дотронулась до лба бабушки, сказала Светлане: «Дочка, намочи косынку в холодной воде и положи бабане на лоб, а я сейчас дам ей лекарства».

К праздничному ужину мама приготовила пирог с капустой, за столом были бабушка, мы со Светланой и мама, а остальные все работали. Несмотря на свое плохое состояние, бабушка спросила:

– Софья где? Я ее что-то какой день не вижу.

– Она на гастролях по нашим районам ездит, – ответила мама, наливая всем чай, пододвигая нардек с тыквенными оладьями.

– А Таисия где же и Володя, почему их нет?

– Мама, они все на работе.

– Это кто же в праздник работает? – недовольно бурчала бабаня, качая головой. – Катеринушка, спасибо тебе, детка, накормила!.. Жаль, что за столом праздничным вчетвером. Дай бог вам всем здоровья!

Она встала, прочла молитву, перекрестилась, подошла, поцеловала нас в щечки, обняла и тихо в ушки прошептала: «Слушайте мамку обязательно!». Мы посмотрели в бабанины глаза, качнули головами в знак обещания. Она тихо пошла по комнате, указав на дальнее окно, спросила у дочери:

– А что думаешь посадить перед этим окном?

– Клубнику, а далее виноград, над забором малину!

– Хорошее место выбрали для беседки, но мне в ней не удастся побывать весной, – с грустью в голосе проговорила бабушка.

– Мама, да что… Мы Новый год на новом месте праздновать будем! – старалась успокоить дочь свою больную матушку, придерживая ее под руку.

– Нет, дети мои, видимо, не пережить мне эту осень, какие тучи черные нагнал ветер, а дождь так и хлещет! Веселый праздник учинил нам всевышний… Природная музыка дождя!

Вдруг немощная старушка встала между окон, запела барыню, захлопав в ладоши, потешая малых внучат. Мама, занимаясь печкой, подпевала бабушке и приговаривала:

– А, ножками шевели да вприсядку, не ленись, да еще разок, а теперь вокруг себя и своей пары…

Мы так натанцевались, что нам захотелось чаю, и бабушка составила нам компанию. Да, дети были опорой ее веры, надежды и любви…

Ноябрьские дни не отличались устойчивой погодой. После дождя яркое солнце высушивало землю моментально. Дни становились короткими. Каникулы осенние у Светланы закончились, она нередко была занята. Мне часто приходилось рассказывать больной бабушке, что творится во дворе. Стою около окна и рассказываю:

– Листья деревьев покрыли часть нашего молодого сада мозаичным ковром, одинокий темно-зеленый куст расцвел маленькими синими цветочками, радуя своих хозяев.

Наша бабаня не могла уже вставать. На дворе стояла глубокая осень. Тучи редко пропускали на землю солнечные лучи. Взирая на осеннюю дорожку сада, вижу, как мама с Софьей заходят во двор.

– Бабушка, бабушка, Софья с мамой идут!

Приехавшая сестра обогрелась у печи, присела к бабушке на кушетку, рассказывая о своих поездках. Старушка всматривалась в нее долго, сказав:

– Наконец моя душа дождалась тебя!

Пришла Тая.

– Вы все в сборе, теперь можно мне с вами спокойно проститься, – сказала бабаня.

Она уходила в другой мир, стараясь с каждым поговорить, по-своему благословить, подымая немощную руку. Перекрестив, проговорив слова из молитвы, она поцеловала малышей, своих Тату и Светлану, пожав нам ручонки, тихо шептала:

– Любите, слушайтесь мамку!

Старшая внучка смотрела на бабаню, лежавшую словно в полузабытьи, но нежным голосом с большой любовью певшую шепотом:

– Вы, мои первые внучки, не веруете в бога, но все-таки вас благословлю, не обижайтесь на меня.

– Бабаня, на что сердиться… – стоя перед ее постелью на коленях, отвечали в растерянности наперебой Таисия с Софьей, вглядываясь в ее лицо. Она дарила нам всем свою последнюю улыбку, руки ее холодели. С бабушкой уходило детство, юность старших моих сестер…

Старшие дети держали с обеих сторон маму, а слезы заливали их лица. Это молчание длилось несколько секунд. Мы втроем вышли на крыльцо, наши сердца сжимались. Крепко держа маму за руку, я всматривалась в осенний сад с пожухшими цветами, и мой взгляд остановился на проволочной калитке с уцелевшим за ней большим кленом, летом в его лунке дети собирались вечерами, а соседская девочка Наташа Быкова читала нам сказки. Вспомнились и эти бахчи, куда мы вместе с бабушкой ездили, и октябрьский день, когда варили нардек… Кот Васька подал голос, и мы все вышли из оцепенения.

Соседи пришли помочь новой соседке Катерине справиться с утратой. Из полученных на стройку досок папа со Степаном Петровичем сделали гробик, кто-то из старичков принес косынку, мама сама сшила тапочки, накрыли бабушку марлей, в руках представившейся церковной служащей была ее любимая с детства иконка (названия иконы никто не помнил из старших). Поставив около себя двух старших дочерей и взяв маленькую иконку, мама читала молитвы одну за другой. Да, ей как дочери пришлось отпевать свою мать и всю ночь читать молебен за упокой души усопшей. На другой день входящим соседям она рассказывала о покойной: «Ушла в другой мир раба божья Шишкина-Синекова Александра Прокофьевна, служившая певчей всю свою жизнь в царицынских церквях – Иоанна Предтечи, Троицкой, Покровской в Успенском соборе. Ее жизнь сократил враг, с которым наши войска ведут войну, освобождая земли наши от фашизма». Маму душили слезы от обиды, что многие люди, как и ее мать, умерли преждевременно. Все соседи, старшие дети, да и мы, были удивлены мужеством мамы. Бабушку похоронили на Центральном кладбище.