Читать книгу Соблазнить верную - Татьяна Золотаренко - Страница 2

Он видел ее ангелом… таким лёгким, грациозно плывущим, чуточку оторвавшись от земли, словно хождение не было ему знакомым. В этом грязном городе остались ангелы? Они еще существуют? Но как выживают среди копоти гнева, каверзного сплетничества, едкой и противной гордыни? Нет! Она – не ангел, она – простота, вопиющая и непосредственная.

Среди всех этих «штучек» с тщательным и броским макияжем, которые демонстрируют себя некими избранными персонами, Анечка казалась простенькой провинциальной девчушкой. Нет, ее нельзя назвать неухоженной или старомодной. Она выглядела утонченной и какой-то… возвышенной, что ли. Настоящей, такой, как тургеневская девушка: образ абсолютно непопулярный в нынешнее время, но так необходимый губящему себя обществу.

И даже в таком культурном месте как театр необыкновенность Анны Камушкиной сильно ощущалась. Что-то невероятное таилось в образе, живущем внутри каждой женщины и скрывающимся от глаз мужчины для того, чтобы явиться во всей своей красе в самый неподходящий момент.

Наверное, Вадим Яковлевич так представлял себе женскую загадку – такую неповторимую и обязательно присущую изюминку, несколько отличаемую особенности одной женщины от другой. Но ему, человеку с творческой душой и горячим темпераментом, в тридцать пять казалось, что они уже давно потеряли свое умение скрывать внутри себя тайны – все изюминки были им обнаружены и приняты на вооружение. Поэтому Анечка Камушкина, не так давно появившаяся в его жизни, стала не просто неопознанным объектом, но и каким-то предвестником открытия нравственного раритета.

Вадим Яковлевич, всего-то на десять лет превосходивший в возрасте это очарование, поначалу попросту не знал, как себя вести в ее обществе.

«Да она манит меня! – едва сдерживая в уголках губ похотливую ухмылку, говорил он. – Сама ведь притягивает. Нравлюсь, что ли?»

И правда, легко взмахнув кистью, Анечка что-то шептала, бросая в его сторону томный взор. Зовет? Хотелось подойти, как вдруг по отведенному взгляду стало понятно – репетирует. «Ковалев, ты – в театре», – с недовольством он мысленно себя «ущипнул», приземляя нахлынувшее вожделение.

Но Сергей, сценарист и исполнитель главной роли, прервал посадку его мыслей внезапным вопросом:

– Вадим, где ты взял эту прелесть? К моему великому сожалению, замужнюю прелесть.

Режиссер только криво улыбнулся и отвел взгляд, пряча за мнимым равнодушием образ проснувшегося хищника.

– Да позвонил один товарищ, попросил посодействовать… Счеты старые. Родственница его какая-то. Пригласил на пробы. А она талантливой оказалась.

Лицо Ковалева предательски покраснело. Сивков делал вид, что не замечает смущения начальства. А может, и правда, не замечал.

– Откуда ты знаешь, что замужняя? Кольца-то нет, – со скрытой досадой поинтересовался Вадим, бросая беглый взгляд на правую руку Анечки, застывшую в воздухе.

– Так вы тоже вроде женаты, – отметил с иронией Сергей и указал взглядом на пустующий палец режиссера.

Тот недовольно скривился.

– Да мало оно мне, располнели пальцы… Никак не дойду в ювелирную, чтоб раскатать.

– А-а-а, – продолжал улыбаться тот, прекрасно осведомленный истинными причинами отсутствия обручального кольца. – Моя сестра Ольга с Анной сдружилась. Учились они в одной школе актерского мастерства. Кое-что знает о ней. И о замужестве тоже.

– Правда, что ли?

– Да.

– Почему я не видел данных в ее анкете?

– Не могу знать.

Тот задумчиво потер лоб.

– А муж где?

– О… муж где-то или на заработках, или еще по какой-то причине за границей… кажется… не помню точно.

– «Не помню точно», «вроде как», «или-или»… Сивков, что ты мямлишь?.. Готовься к репетиции! Толку от тебя…

Это прозвучало с раздражительностью самодура, и Сергей нахмуренно уставился в скомканные листы сценария. В такие минуты их приятельские отношения оказывались за пределами театра. А ведь не успел подчеркнуть профессионализм Вадима замечать совершенно не выделяющихся, но удивительно талантливых людей! Ковалеву это было дано! Как он подбирал труппу – одному Богу известно, но так редко ошибался в выборе. И сейчас: кто заметил бы эту простушку, хоть и милую, даже можно смело заявить – притягательную? Да никто! А с ролью Милены Марковой, созданной самим режиссером, Анечка будто сливалась в одно целое. И это оказалось очевидным еще на кастинге.

Ковалев продолжал наблюдать за Анной, услаждая взор невероятно соблазнительным для себя зрелищем. В ней столько эмоций… столько страсти! И эта страсть не обезоруживалась очевидностью: она была засекречена под платьем с тщательно закрытым декольте, длиной «макси», и невысоким разрезом сбоку, несмело открывающим ногу при ходьбе… или нет… к чему тут платье и прочая тленная требуха? Откровенность Анечки виднелась где-то на дне глубокого кареглазого взгляда, в каждой нотке сбивчивого дыхания. Она еще волновалась, когда настраивалась на роль. И так заманчиво волновалась… Эх, почему он только не на месте Сивкова? Может, вспомнить годы актерства и взять на себя этот персонаж?

– Камушкина, зайди! – громко крикнул Ковалев, приоткрыв дверь гримерной.

– Да, Вадим Яковлевич? – Анечка пронзала его сияющими глазами, выразительность которых подчеркивали зардевшиеся щечки…

Хвост заколотых кверху волос немного съехал и ослабил несколько выбившихся прядей, чуть прикрывших ее лицо и лоб. Глотнув воздуха, Вадим удержал мысленные порывы закружить милашку вокруг себя.

– Вы не до конца заполнили анкету, – отвернувшись к зеркалу, он протянул бумаги.

Почему-то своим взглядом драматург устремился в ее смущенное отражение. Так оказалось проще беседовать…

– Простите, Вадим Яковлевич, – взмолилась Анечка, – я действительно оставила это на «потом». В итоге забыла и отдала в таком виде… Бог мой, как же я так?

Растерянно рассматривая пустующие графы, она подняла виноватый взгляд.

– Я сейчас же все исправлю! – ободрившись, пообещала она.

– Разумеется, – иронично прищурившись, говорил он, временами поднимая глаза на ее отражение.

А она так забавно оправдывалась, обращаясь к затылку режиссера, что это не могло не умилять. Он снова улыбнулся, но, подавив в себе иронию, тут же строго добавил:

– Вы не указали, что замужем.

– Ах, да… – она уткнулась в анкету. – И возраст ребенка… Простите, ради Бога.

– На пробах вы мне показались совершенно юны.

– Так… вы же паспорт смотрели.

– Правда! – Ковалев внутренне рассмеялся, ведь несколько минут назад мысленно считал разницу в возрасте.

Совсем памяти нет. Да какая может быть память, когда перед глазами такое диво, затмевающее мужской разум? Этот взгляд, полный наивного восхищения, совершенно сбил его с толку. Хотя нет. Дело еще в том, что Ковалев пытается идеализировать ее образ в своем сознании. Для чего? Для создания чего-то новенького. Он ведь сам «лепит» своих любовниц… все они – актрисы, с которыми воплощать в жизнь творческие идеи гораздо легче, чем с материально настроенными и приземленными девицами. Такими как, скажем, его супруга Мария.

Долой мусор в голове! По факту… Возраст ребенка – семь лет. Карина Владимировна. Муж, Владимир Николаевич, тридцать два года. Анне – двадцать пять. Они поженились, когда ей было восемнадцать. По залету, что ли? Ну да. Так ведь и получается! Зачем в восемнадцать выскакивать-то? О любви в этом возрасте мало что известно. Разве что о пылкой влюбленности… Всё понятно.

На губах Вадима скользнула самоуверенная улыбка. Брак по залету в юности, муж где-то в разъездах, судя по всему, давно. А место работы главы семейства? Информации нет.

Проще говоря, девочка одинока и наверняка жаждет мужского общения. Это заметно даже по ее ожидающему взгляду, бросаемому в сторону Ковалева, когда он оказывается где-то рядом. Нельзя упустить прекрасный момент единения. Нельзя. Он прямо чувствует всеми фибрами ее отклик на жажду своего тела. Нужно просто подобрать момент.

Оценивая манеры поведения, Анна скромна и безрассудно бросаться в его объятия не станет. Нужно просто распалить в ней страсть, напомнив о невыносимости женского одиночества… о незаслуженности такой тяжкой участи… о возможности растаять в мужских объятиях… От развития этой мысли Вадим Яковлевич ощутил пульсирующие отзывы тела на идеи и мелькающие в голове варианты их соития…

Да, многие женщины «проходили» через него на съемочной площадке и даже в этой труппе. Одни уходили, другие оставались. Несколько раз уходила супруга. Но он настолько привык к разнообразию женского внимания, большому выбору соцветия фигуристых тел, что отказываться от этого удовольствия просто был не в силах. Да всю жизнь он пользовался популярностью у женщин! Всю сознательную жизнь! А после того, как стал именитым актером, (пусть второсортных фильмов – неважно), а затем – и режиссером, его популярность росла на глазах.

Поэтому сейчас абсолютно не лишне было бы пополнить свою коллекцию трофеев очередным скромным «оскаром» особенного героя-любовника. Наверное, это нормально для актеров – всегда играть чью-то роль. Даже в жизни.

Он присматривался к Анне издалека, порой флиртуя на ее глазах с другими актрисами, отталкивая от себя, считая это маленькой победой, и тут же незамедлительно подманивал, расхваливая ее способности. Она одаривала его тем же восхищенным взглядом, безоговорочно принимающим превосходство своего учителя. Да, это высшее из достижений самых низменных желаний – чувствовать женскую покорность!

– Прекрасное место для обеда, – улыбался Ковалёв, галантно открывая коллегам из труппы двери, едва ли не раскланиваясь, чем вызывал в них умилительный смех.

Нравилось девчонкам такое настроение режиссера: если он обходителен и вежлив, значит, можно немного выдохнуть, поскольку обычный ритм босса в рабочем режиме несколько напрягал.

– Анечка, позвольте вас на секундочку, – отвел ее за руку в сторонку и посмотрел в глаза.

На какой-то момент замер, взглядом выдавая безмерное восхищение ею, дабы она заметила свою особенность среди прочих актрис. И чтобы знала: режиссер весьма заинтересован ею. Но сейчас ее реакция на его учтивость несколько шокировала Ковалева своей холодностью.

– Я хотел поручить вам очень ответственное задание, – он старался подключить ту соблазнительную нотку в голосе, которую особо отмечали женщины.

– Я буду счастлива выполнить ваше поручение, – поспешила обрадоваться Анечка.

Удержав внутри себя умиление, Вадим Яковлевич попытался состроить на лице строгость.

– Старайтесь улыбаться почаще на благо нашей труппы. Актеры наверняка уже отметили, что ваша улыбка, словно утреннее солнце, крайне благоприятно влияет на мое настроение, часто страдающее меланхолией…

– Вы страдаете меланхолией? – недоверчиво удивилась Анна.

– Ей-богу! – он наигранно округлил глаза, приложив руку к груди.

Снисходительно переведя дух, она спросила:

– А по существу есть поручения, Вадим Яковлевич?

Это прозвучало без претензий, требовательности либо какого-то недовольства, но с особой искренностью и задором, будто Анечка поддержала шутку, но не забыла и о деле.

– Есть. Сформирую приказ, – с улыбкой ответил режиссер.

– Очаровательно, – так же холодно произнесла Анечка и вопросительно подняла брови домиком. – Я пойду?

Драматург готов был раскланяться, но только учтиво уступил дорогу.

– Вадим, зачем она тебе сдалась? Вроде бы и на внешность не броская, не дефилирует походкой, как ты любишь. В ней так мало секса, а тебя все тянет.

За чашкой кофе Сергей с ухмылкой реагировал на комментарии Ковалева, бросаемыми в сторону сидящей за соседним столиком Анны.

– Не могу сказать. Такие невинные голубки не менее притягательны, чем доступные самочки… Может, даже больше. Хотя я всех женщин люблю.

– Ты ведь видишь, что она замужем. Хранит верность…

– Слушай, Серега, ты с луны упал? Любая баба нуждается в сексе не меньше чем мужик…

– А ты откуда упал, Яковлевич?

– В смысле?

– Что за деревенский сленг «баба», «мужик»?..

– Это мой словарный запас еще с детства. Не подлежит контролю, когда эмоционально чем-то возмущен. Сути это не меняет: запомни, именно в страсти женщина жаждет чувствовать доминирование мужчины. И хотя бы изредка даже феминистка ощущает нужду в мужской силе. Если эта сила давно не касалась ее тела, можешь мне поверить, при тщательно спланированных действиях и удачно подобранных моментах можно сделать так, что даже самая верная станет инициатором связи и бросится в твои объятия. А если она «голодная», ее невозможно не суметь соблазнить… просто нужен подход. Красивый, правильный подход. Поверь опыту старого Казановы.

– Ой-ой, Ковалев, ты заносишься! – скривился с неким отвращением Сивков. Порой приятель немыслимо раздражал своим выпендрёжем. – И вообще, тебе не лень тратить время на планирование и замысловатую стратегию? Зачем это надо, когда почти весь коллектив у твоих ног…

– Теория запретного плода работает – это раз. Второе, ты не представляешь, какие фанфары дребезжат во мне звуковыми вибрациями не только в теле, но и сознании от мысли о победе над чем-то особенным. Я слепну в такие мгновенья от фейерверков перед своими глазами.

– И эти фейерверки твоих рук дело? Что дает это лично тебе, помимо секса? Должна быть причина…

Саркастически настроенный Сергей явно не понимал Вадима и серьезности его намерений.

– Это придает уверенности в себе и благоприятно влияет на результат творческой работы, – объяснил Ковалев. – Даже не просто благоприятно, а порой феерически!

– Я так понимаю, опыт у тебя в укрощении верности уже присутствует? – с горькой иронией предположил Сергей.

– Разумеется, – глаза Вадима дьявольски сверкнули. – Главное, дать девочке понять, что она нуждается в этом больше, чем думает.

И его заводило, что с Анечкой несколько иначе обстоят дела, чем, скажем, с теми девушками и женщинами, которые после недолгих сопротивлений все же оказывались в его объятиях, – она виделась ему чистой. Даже ее сознание казалось кристальным и внеземным, ибо это проявлялось в лучезарности мечтательного взгляда. Если бы в ее анкете не было речи о ребенке, то Ковалев однозначно сделал бы вывод, что она… девственница. Именно это умение вводить в заблуждение… ее умение… распаляло в нем утопический интерес, погружаемый в самую бурную и отборную фантазию.