Читать книгу Как закалялась «Тварь» - Тая Мэй - Страница 2

К тринадцати годам моя «лопез» была размером с круп породистой кобылы. Учитывая тонкую талию, меня сразу окрестили гитарой. Жаль, титьки не сразу выросли. Но в 14 и они появились. Третий размерчик через всю мою жизнь. Да, и все мои прелести вырастали за время летних каникул, так что, первого сентября я появлялась в школе сильно «прокачанной», с крутым апгрейдом. К новому году апгрейд закреплялся, а затем шел следующий цикл, уже по добавлению и совершенствованию, достигая своего апогея к концу лета.

Тогда, в мои тринадцать лет я впервые задумалась о сексе. Не то, чтобы перепихнуться с кем-нибудь по-быстрому, я даже не знала, как это делать. Но сны приятные случались, а ручки шаловливые вовсю изучали мою сущность. Ха, сущность, вдумайтесь в двойной смысл этого слова. Еще у меня там как-то быстро и сильно заросло.

В девяностые мало кто брил киску и моя выглядела, словно гнездо орлана. Тогда никто не брил. У парней там вообще жил мамонт. Я даже не помню, когда первые «скинпусси» появились. Но полысели резко все. Даже у парней сейчас там слоники, а мамонт у многих перебрался на лицо, наверное, к духовенству себя готовят.

Мне лично не нравятся бородачи. Я никогда не пробовала с ними. Учитывая мое чувство юмора, думаю, во время секса с дровосеком я в голос запою: «Боже, царя храни» и начну креститься. Еще мне кажется, что от них пахнет сухими слюнями. Я представляю, как они сморкаются, ну так, когда пальцем зажимают одну ноздрю и с силой выдувают. И все на мочалку. Умора, фу. Еще я как-то видела рыбаков на зимней рыбалке, двое из них были с бородой. Короче, сами представьте эти сосульки по всему лицу, а когда в тепле эти айсберги начнут таять и откалываться… им бы Титаником да по айсбергу.

В общем, я часто думала о сексе. Еще думала о Принце. Он так и записан в дневнике – с большой буквы «П». Ну кто о нем не думает в столь нежном возрасте? Я его вовсю себе «напредставляла», передо мной всегда стоял только мне знакомый образ того самого парня – красивый умный и веселый брюнет. Он столько раз спасал меня от всяких злодеев в моих мечтах. Мы столько раз с ним целовались, хотя я и не знала, как это делается. Он был похож на всех героев книг, что я читала, только всегда был неизменно лучше них. С цветом глаз я не могла определиться и представляла его то с голубыми, то с зелеными радужками. Мы гуляли с ним по улицам города, ели мороженое, пили лимонад. Да, мне было всего-то тринадцать лет, что еще я тогда могла пить и представлять?

Однажды вечером я мастурбировала. А, надо сказать, что я редко представляла Принца в качестве сексуального партнера, не знаю, почему. Это казалось мне чем-то пошлым и запретным, ведь Он был идеален. Может, берегла его на потом? Со мной занимались сексом какие-то размытые образы. Я представляла, как на меня ложится кто-то непонятный и что-то делает со мной между ног. Да и не знала я тогда, что такое секс. Девяностый год, в то время для меня никакой порнухи не было и негде было подсмотреть, что да как. Несколько раз случайно видела, как родители трахаются, укрывшись одеялом чуть ли не с головой. Один раз видела стоячий член своего дяди – дядя спал, а член торчал из больших семейных трусов зеленого цвета в белый горошек. И я никогда не кончала. То есть, сейчас я понимаю, что доводила себя почти до оргазма, но дальше становилось страшно, и я останавливалась. Я даже не знала, что там себе терепонькаю, что это называется клитор, а это малые половые губы, а это влагалище. Мать со мной на такие темы никогда не говорила.

Я взрослела, мне было почти четырнадцать, до дня рождения оставалось три месяца, за окном чудесно расцветал месяц май и будоражил мое трепещущее сердце. Мне очень хотелось любви, в душе постоянно ныло. Я чувствовала эту новую весну как никогда. Я плохо спала ночами, я дышала глубокими вздохами. Мне казалось, что эта весна особенная, я была уверена, что скоро что-то произойдет. И я думала о Принце, сравнивая его со своими знакомыми мальчиками, с одноклассниками. Но все они казались мне малышней, недостойными титула принца. Так прошла весна, уж май был на исходе, через несколько дней начнутся каникулы, и теперь я жила в ожидании наступающего лета.

Мне все больше нравилось мое тело. На меня обращали внимание парни постарше моих одноклассников, но и среди них не было никого, кто хотя бы отдаленно напоминал бы мне моего Принца. Однажды я задумалась о том, какого возраста должен быть мой Принц. Я жила с этой мыслью, словно одержимая. Замучила своих подружек расспросами о том, какими бы они хотели видеть своих парней. В итоге я решила, что Принц будет старше меня года на два-три, не больше. Он приобретал все более четкие черты в моем сознании, он становился для меня реальным парнем, который пока просто где-то живет и не знает обо мне – своей Принцессе. У него было красивое лицо, черные волосы – не короткие, но и не длинные. Он был немного подкачан, только несильно, мне не нравились качки. Их у нас в школе было много, все мечтали стать бандитами, «зашибать серьезные бабки», держать город или, хотя бы, район. Да, тогда, в 90-е, жизнь не казалась сахаром, выживали сильнейшие. Нет, мой Принц не такой, он не бандит. Он увидит меня, сразу влюбится, и мы будем жить вместе с ним всю нашу жизнь.

Я все время думала о Принце – он стал моей навязчивой идеей. Я почти перестала мастурбировать, мне было неудобно перед Принцем, для меня это казалось изменой. Но весна брала свое, будоража трепетное девичье сердце и волнуя тонкую чувственную душу. Когда к этим тонким ощущениям добавлялся животный инстинкт, мозг и тело на время забывали о высокой любви к идеалу. И я предавалась похоти, терзая себя своими пальчиками, становясь низменной сучкой, которая потом долго каялась в содеянном. Было очень стыдно перед Принцем, ведь порой сексом со мной занимались придуманные мной непонятные тени.

В тот вечер все было по-другому. Сначала мне очень хотелось. Я долго теребила клитор, гладила половые губы, но никак не могла сосредоточиться на образе. Даже смазки было немного. И тут я подумала о нем – моем Принце. Я только представила его голым, со стоячим членом и почувствовала, как моя писечка запульсировала. Я представила, как целую его член, а Принц целует мою киску. Да, и этот член был, почему-то, копией члена моего дяди, и Принц, почему-то, был в тех же дурацких трусах в горошек, но мне было все равно. Потом я представила, как Принц вставляет член в меня и так ясно представила, что мне хватило двух минут, чтобы кончить. На мой вскрик или всхлип, не помню даже, прибежала мама. Я сказала ей, что приснился плохой сон, и она ушла. Под собой я обнаружила мокрое пятно от смазки, писька была мокрющая. Я очень долго не могла уснуть, все вздыхала, а потом и вовсе заплакала – мне очень хотелось поцеловать Принца. После этого случая я занималась сексом в своих фантазиях только с ним.

Наступило лето, начались каникулы. В середине июня мы всей семьей всегда ездили в один небольшой городок, хотя городком его с натяжкой назвать можно – так, поселок. В этом поселке жили мои бабушка и дедушка. Меня оставляли там почти до конца августа. У бабушки был свой частный деревянный дом, с большой русской печкой, самоваром во дворе и колодцем с «крутилкой» в огороде. «Крутилкой» я называла подъемник колодца, который представлял собой круглый брус с намотанной на него цепью и кривой железной ручкой на торце. Мне доставляло огромное удовольствие доставать воду из колодца, особенно нравилось, когда ведро падало в колодец, а вслед за ним со звоном разматывалась цепь.

Бабушка меня очень любила, постоянно баловала, я тоже в ней души не чаяла. Ей было около шестидесяти лет, но она все еще работала где-то в Лесхозе. Я долго не знала, как ее имя, а когда мне сказали, что ее зовут Катя, я даже разочаровалась. Было это, конечно, не в это лето, тогда мне было лет шесть. Для меня она всегда была Бабулей, а тут – баба Катя. Бабуля была вся седая, сухонькая, небольшого роста, но прямая, как осина. Я видела ее фотографии, их было немного, но из них было понятно, что Бабуля была красавицей в молодости. От нее всегда пахло молоком и пирогами. Я всегда поражалась ее энергии. Я не знала, когда она просыпалась, не видела, когда она ложилась спать. Мне казалось, что Бабуля вообще никогда не спит.

Бабуля пекла вкуснющие пироги. Обычно это происходило в субботу. Я просыпалась от этого чудного запаха пирогов, к которому примешивался едва уловимый запах дыма из печки. В доме в это время было жарче обычного, потому что пироги пекли в большой русской печи. Я вставала с постели и завтракала сказочными пирогами с картошкой и мясом, запивая их парным молоком. Пироги были большие, прямоугольной формы, размером чуть ли ни с целый противень. Потом, почти наевшись, я уплетала пироги с начинкой из яблок или черной смородины. Я обожала уголки пирогов, потому что начинка там чуть протекала и спекалась, становясь похожей на карамель. На последнем противне Бабуля запекала ватрушку с творогом или с картошкой. Никогда, ни у кого, никогда и ни у кого в жизни я больше не ела таких сказочно-волшебных и вкусных пирогов.

Дедушку звали Слава. Я его звала просто – Деда. Он меня тоже очень любил. Я редко его видела – он работал в лесничестве, приходил домой поздно, а бывало так, что ночевал прямо в лесу, на каком-то кордоне. Ему, как и Бабуле, было под шестьдесят. Я всегда поражалась его чувству юмора, он говорил серьезно, но очень смешно. В доме Дед все делал своими руками, свой мотоцикл «Урал» тоже чинил сам, мне нравилось наблюдать, как у него ловко все получалось – он легко и быстро построил для меня беседку в прошлом году, я ему даже помогала. От дедушки пахло табаком, он сам его растил на огороде, а мне нравился сладко-горько-едкий дым от самокрутки, что курил Дед. Деда почти ничего не рассказывал о своей жизни, зато Бабуля была разговорчивой, и я много узнала от нее, как они жили раньше.

Бабуля рассказывала о войне, о том, как она маленькой девочкой вместе со своей мамой и другими женщинами рыла окопы для бойцов Красной армии в Подмосковье в 1941-м году. Как они пекли лепешки из лебеды, как голодали. Спустя годы, я поняла, почему это милое родное лицо в свои неполные шестьдесят лет было испещрено морщинками. Но ни Бабуля, ни Деда никогда, ни на что не жаловались, они были добры ко всему, что их окружало.