Читать книгу Краткая хрестоматия грехов, ошибок и очарований - Тая Тонкова - Страница 3

Мне 40 лет, и я – актриса. Ну то есть, любая женщина, имитирующая оргазм – прекрасная актриса, и это с нами с рождения, но я имею в виду, что я – профессиональная актриса. Казалось бы, ну что тут такого, профессия и профессия. Но, как говорится, есть нюанс – еще 5 лет назад я ею не была.

* * *

В Лос-Анджелесе я впервые. Огромный аэропорт. Броуновское движение выгруженных из самолета пассажиров постепенно самоупорядочивается в строгих американских рамках. Все семенят барашками внутри выстроенных с помощью лент и колышков загонов. Три часа в очереди под строгими взглядами собак, аэропортовых и таможенников, которым по уставу не положено понимать шутки. Низенькая женщина-распорядитель молекул в цепочке на паспортный контроль, не глядя, перенаправляет меня к черному островку, внутри которого восседает черный инспектор в черной форме, царь горы. Берет мой паспорт, находит визу – студенческая, 3-летняя, NY Film Academy, расплывается в секундной улыбке (видимо, навеяло о чем-то своем), но, опомнившись, собирает свое лицо обратно в покер фейс, быстренько проверяет остальные мои бумажки, присланные из академии, и, не спрашивая ни о чем, выпускает из этого жуткого бионакопителя. Видимо, его молчаливое благословение обволокло меня защитной оболочкой, потому что все остальные мной тоже не интересовались – ищейка прошла мимо меня, хотя в сумке у меня была запрещенная недожеванная индейка, таможенник не учуял килограмм антибиотиков и анальгетиков, которые меня попросили захватить, т. к. «здесь строго по рецептам», финальный выпускающий не сверил бирку на багаже с квитанцией. Я мысленно благодарю своего вновь обретенного крестного отца, отметив, что это хороший знак, и выхожу из здания аэропорта.

– Привет! Ну наконец-то вас выпустили, я уже тут три часа курю.

– Спасибо большое тебе, что дождался. Прости, но был какой-то коллапс!

– Все нормально. Давай свой чемодан. Че-та маловат для такого долгого путешествия.

– Голому собраться – только подпоясаться.

– Смешно. Мать моя тоже так все время говорила.

Мы с ним познакомились на трехдневном гастрольном интенсиве Киноакадемии в Москве, он был среди режиссеров, а я – в актерской группе. Он уехал почти сразу. А мне потребовался год. Год, чтоб понять, что в российских актерских вузах я в свои 35 уже никому не нужна. И даже за деньги. Американцам все равно, сколько тебе лет, какое у тебя образование и есть ли оно вообще. Для них самое главное – даже не твои финансовые возможности, это само собой разумеющееся начало. Самое главное – это твое стремление, самоотдача и трудолюбие, и в этом случае даже твои начальные способности никому не интересны.

– Я тебе поражаюсь, конечно… Бросила ребенка, мужа, работу, друзей… Как только духу хватило.

– Дочь с бабушкой и со своим папой. Друзей у меня нет. А работа – буду работать на расстоянии. Иначе не смогу платить за эту учебу. Так что не надо! Ничего я не бросила. Все учтено могучим ураганом.

Мы мчали по вечернему городу, я глазела по сторонам, а он охотно давал мне самые первые бытовые инструкции, рассказывал про устои академии и жаловался на проблемы с языком. Я из вежливости старалась впитывать, но понимала, что все равно буду набивать свои личные шишки и переживать свои собственные стрессы. По-другому, к сожалению, опыт не приобретается. Слава Богу, языкового барьера для меня не существует, все-таки первое образование иняз.

Так началась моя любовь к городу ангелов, зафиксировалась моя тяга к искусству и разрушилась моя иллюзия о том, что я – состоявшаяся личность. Я начала свой новый том, аккуратно и уважительно расставив все предыдущие на каминной полке в своем арендованном жилище. Меня принял в свои объятия уютный гостевой домик, который я нашла на AIRBNB. Как оказалось, принадлежал он пожилой супружеской паре продюсер + режиссер, которые в 1993 году сняли в России свой фильм The Ice Runner. Сначала такое совпадение меня потрясло, и я даже подумала, что провидение привело меня за ручку к людям, которые устроят мою киносудьбу наилучшим образом. Но вскоре такие совпадения перестали меня удивлять. В ЭлЭй каждый второй хоть каким-то боком, хоть раз в квартал, но занят в Индустрии, а если не занят, то активно шевелит булками, чтоб туда попасть. Всех много, но всего мало. Поэтому везде здесь попадаются парикмахеры, которые пишут сценарии в перерывах между клиентами, официанты, которые записывают самопробы по дороге на смену, свадебные фотографы, которые покупают наикрутейшие б/ушные камеры в ожидании Проекта, риелторы, которые в своих сутках совмещают 10 показов квартир, домов и бунгало с пятью кастингами. И даже городские власти подбадривают с рекламных плакатов – «Мы знаем, что ты на самом деле актер, просто сейчас временно работаешь таксистом».

От места моего жительства до главного здания академии 5 минут пешком. А до актерского корпуса – 20. И на протяжении всего этого маршрута справа и слева простираются владения студии Warner Brothers. Той самой, которая «Касабланка», «Бэтмен», «Матрица», «Гарри Поттер» и еще несчетное количество эпохальных и культовых шедевров. Пять раз в неделю каждое утро туда и каждый вечер обратно я шагаю вместе с обжигающим или ласкающим меня солнцем и с подгоняющим или препятствующим мне ветром, мимо домов, напичканных «святынями», в самом эпицентре слияния творческих энергий и денежных вихрей. Все встречающиеся на пути прохожие улыбаются мне как старой знакомой, а дворник – высокий крепкий парень в комбинезоне – не только улыбается, но и зачем-то здоровается. Здесь я чувствую себя на своем месте. Здесь я не мать, не дочь, не жена, не босс, здесь я – это я, зерно без шелухи. А, ну еще и студент, конечно.

Бытовые подробности – это то, что меньше всего меня интересует, несмотря на мою неустроенность, но именно это крайне сильно волнует оставленных мной в Москве. Я стараюсь звонить, отвечаю на вопросы про цены и погоду, про то, в каких условиях я живу, слегка приврав, с кем общаюсь, и «вообще». Я даже спрашиваю что-то в свою очередь, но ответов зачастую не слышу, потому что учу текст. Исключение – только моя дочь, для общения с которой я откладываю все свои дела, просто сажусь и вникаю в каждую мелочь. Но после этого я с горечью понимаю, что полчаса – это непозволительная роскошь для меня сейчас, даже если речь идет о родном ребенке. Я испытываю чувство вины, угрызения совести, комплекс неполноценности и все, что может испытывать женщина, самолично разделившая себя и чадо на 10 000 км. Но на это у меня минут десять, не больше. Больше не могу себе позволить – надо учить, читать, да и язык, как выяснилось, у меня вовсе не безупречен.

А вот учеба – это то, что забирает меня целиком. И этим мне не хочется ни с кем делиться. Это настолько мое-мое, что я сначала сама хочу насладиться этим в полной мере, ревностно оберегая это чувство от чьего-то внимания. Группа наша – полный интернационал, крепчайший расовый замес. За Канаду – высокий худой андрогин модельной внешности, говорят, известный телеведущий. Германия представлена пышногрудой и плечистой девушкой с самокатом. Фигурой она похожа на покинувшую большой спорт пловчиху, но нет – в 27 она решила, что больше не может быть начальником стюардов на частных яхтах, а непременно желает в артистки. Колумбия прислала очень юного смазливого мальчика из очень богатой семьи – шуткам о происхождении их богатства не было конца. Из Китая (куда же без Китая) прибыло аж 4 молодца, одинаковых с лица. От Эмиратов заехали три девушки без хиджабов в очень коротких шортах с тоннами косметики на лице – эти нарушили мою привычную картину мира, базирующуюся на противоположном представлении о мусульманках из Ближнего Востока. Вот австралиец был хорош – рыжий породистый самец 190 см ростом. Если его предки и были заключенными, то они точно были матерыми убийцами, бежавшими вплавь и отловленными рыбацким траулером где-то посередине океана. Ну и местные, естественно. Последние кружком в 6 человек держались надменно и настороженно, судя по всему, они чувствовали себя в окружении гастарбайтеров, поэтому пока наблюдали. Россия, понятное дело, в моем лице. А, да. И я – самая старшая из всех, читай – самая старая. Со свойственным мне великодержавным шовинизмом и с высоты моего жизненного опыта я периодически ощущаю, как сильно давит мне на уши корона. Но как только начинаются занятия – она удивительным образом превращается в смешной младенческий чепчик на завязочках.

Все дисциплины мне заходят, все мастера меня восхищают. Им положено сначала похвалить, и только потом высказывать критические замечания, да и то, строго по форме: «я бы на вашем месте попробовал так…», «а что если вы сделаете так…», «вы наверное и сами чувствуете, что… а со стороны это выглядит как…» Иначе суд. Сначала меня это дико раздражало, как любого советского человека, который привык к правде-матке в глаза и к ощущению того, что он говно. Но потом я поняла, что именно такой подход невероятно мотивирует. Он реально работает. Потому что нормальный самокритичный, думающий человек и сам знает, где конкретно и почему конкретно он говно, а бестолковому все равно бесполезно говорить, кто он, он же никогда не поймет. Просто потом капиталистический рынок его не примет, вот и все, жизнь сама всех расставит по своим местам.

– You are a fantastic listener! – если ты криво играешь, но участливо слушаешь.

– Your reaction is very natural, good job! – если ты завис в шоке от неожиданного действия партнера.

– Your English is fabulous, go ahead! – если ты облажался с текстом и приплел отсебятины.

Каждое занятие (буквально) рождает во мне всплеск энергии и выхлоп рефлексии. Я обожаю то, что я делаю, кайфую от того, как у меня получается, и понимаю почему, если не выходит. Каждый мастер – ходячая харизма.

Небольшого роста, худой, лет 60-ти, с модной хипстерской бородкой и ленинским прищуром, интеллигентный. С виду. Заходит и с порога проявляет себя, мягко скажем, странно. Пинает коробки с реквизитом, требует сдать телефоны, ковыряет в носу, во время стандартного представления студентов бесцеремонно прерывает с абстрактными темами и вопросами интимного характера, громко рыгает. Все переглядываются, но молчат, а некоторые терпят из последних сил. Затем повисает тишина.

– Do you like my behavior? No? Really?! You don’t?! So if you don’t like the way I treat you, why you are sitting here like piece of shit? React! Fill your impulse rising inside. Fill what your animal nature says. And react! Just release your true filling.

Он начинает оскорблять каждого по очереди, проходится по каждому основательно и для каждого находит самое больное, он ничего про нас не знает, но попадает точно в цель. Опыт. Каждый справляется с шоком как может. Кто-то хамит в ответ, кто-то выходит из комнаты, кто-то просто молчит и восхищенно за ним наблюдает, кто-то пытается оправдываться, а когда он доходит до меня и задевает мой возраст, мне становится очень обидно, он говорит мне в лицо обо всех моих страхах, прямо, не выбирая выражений. Я впускаю это все в себя, как он требовал, и вдруг неожиданно даже для самой себя начинаю плакать, самозабвенно рыдать, взахлеб, размазывая тушь и давясь соплями. Австралиец реагирует на это замахом для удара, но китаец перехватывает движение в пяти сантиметрах от учительского лица.

Мастер замирает в счастливой благоговейной улыбке. «Во-о-от, – заговорщицки и удовлетворенно шепчет он, – вы прекрасны, потому что вы сейчас – настоящие. Вы наблюдаете, впускаете в себя, честно проживаете и даете истинную эмоцию. Именно этого я и хочу от вас. Каждую секунду на каждом моем занятии. Я хочу вашей правды, а не игры. Домашнее задание – неделю вы живете в импульсе, куда бы вас это ни привело: если вы шли ко мне на занятие, но увидели прекрасную девушку, и ваш импульс заставил вас идти за ней вместо занятия – вы усвоили урок. Если цветок, пронзивший асфальт, выбил вас из бешеного ритма, и в импульсе вы написали хокку – вы усвоили. Если вы дали в морду в ответ на оскорбление – вы усвоили. И если через неделю я вижу только половину из вас в живых – вы тоже усвоили».

В конце, он, конечно, поправился, что по большей части он шутил и преувеличивал, что в обычной жизни, к сожалению, импульс может привести в тюрьму, больницу и т. п., и что именно актерская работа – это то счастливое занятие, когда можно и нужно следовать импульсу, и тебе за это ничего не будет. Но его урок так потряс нашу многоликую многонациональную аудиторию, что этот опыт каждому впечатался в мозг, как раскаленное клеймо хозяина в круп быка.

* * *

Я, пользуясь случаем, выкраиваю неделю и вырываюсь к своей институтской подруге на Гавайи (Лос-Анджелес – Гонолулу – всего 5 часов лету), которая живет там уже даже не один десяток лет. Мы прекрасно проводим вместе время, вспоминаем студенческую юность, пьем и рыдаем о своем, о бабском. В перерывах она показывает мне достопримечательности. В музее истории Гавайских островов я упираюсь в огромную рельефную карту во всю стену, на которой – бескрайный океан с островами-точками и лодочки, двигающиеся по пунктирам по направлению от большой земли к этим крохотным точкам. Я целиком погружаюсь в эту инсталляцию. Я стою, не дыша, не моргая, не двигаясь, и восхищенно-завороженно впитываю в себя эту жирную метафору…

– Вот что заставило человека 4000 лет назад покинуть свой привычный мир и уйти в бескрайний океан искать райские кущи?!?! Знал он, что там есть острова?

– Это вряд ли. Думаю, он просто пошел за своей мечтой, за, как это по-русски, путеводной звездой кочевой.

– Этот безумец просто почувствовал импульс и просто не стал его сдерживать.

– Да, как и ты.