Читать книгу Феникс: Выход из сна - Тайлер Мерсер - Страница 4

Время остановилось. Казалось, что я бесконечно лечу вниз в этой пучине забвения. Каждая секунда – вечность. Словно вокруг все замерло, кроме моего безжизненного тела, падающего в пропасть.

Боль от удара о землю заставляет прийти в себя. Заставляет открыть мертвые веки и вновь заглянуть в сердце черной пустоты. Лежа на влажном полу из камня, я плачу. Плачу и истерически смеюсь. Слезы яркими брызгами покидают глаза. Я все еще жива. Все еще здесь! – в этом аду. А значит, мои страдания не закончились. Просто Дьявол отпустил добычу, решив сменить правила. Он устал смотреть на сонную марионетку, подвешенную на веревках.

Новая игра началась. И хочу я того или нет, мне придется искать выход в лабиринте смерти.

***

Что может ощущать человек, потерявший память? Безмятежность? Тревогу? Панику? Маркус Морлоу как следует испытал на себе весь спектр этих эмоций.

Очнувшись в больничной палате, он хотел сделать хоть что-то, но после десяти лет комы, его руки и ноги отказывались двигаться. Глаза мужчины бегали по сторонам в поисках выхода, которого не было. Он оказался пленником в собственном теле, без единой мысли о том, кто он и как сюда попал. От безысходности Морлоу тихо выл всю ночь, пока медсестра на утреннем обходе не нашла его в слезах.

Крупная женщина в белом халате чуть не грохнулась на пол от неожиданности. Она с ужасом смотрела на ничего не понимающего Маркуса, на всякий случай решив перекреститься. Хоть и прошло чуть больше десяти лет, но в ее памяти до сих пор слышались отголоски тех дней, когда монстр свирепствовал на улицах города. Каждый раз обмывая тело Морлоу, в глубине души она мечтала о его смерти. Ей было невыносимо касаться ублюдка, унесшего пять жизней.

Смотря в испуганное лицо пациента, она не понимала: почему невинные девушки с его легкой руки покинули наш мир, в то время как Морлоу, получив три пули и упав с третьего этажа, остался в живых? Где же справедливость?

Первые слова, услышанные Маркусом после выхода из комы были:

– Куда же смотрит господь, если ты открыл глаза, мерзавец?

Пролежав всю ночь в темноте, не имея возможности пошевелиться, пытаясь понять, что здесь происходит, Маркус окончательно запаниковал, увидев гнев медсестры. Что он сделал этой женщине? Почему она его так ненавидит?

Морлоу закрыл глаза, пустив слезу в свободный путь по щеке. Это невыносимо. Хуже, чем ад! Мысленно блуждать в кромешной темноте, отыскивая крупицы памяти среди частиц пустоты.

Кто он такой?

Как его имя?

Как он сюда попал?

С отросшими волосами и густой бородой, мужчина лежал на больничной койке, мечтая получить ответы. Ответы, которые могли напугать сильнее, чем вакуум внутри его разума.

***

Допив очередной стакан виски, мэр города Гордон Смит сверлил взглядом усталое лицо Фрэнка Чейза. Полицейский прекрасно понимал, зачем его вызвал к себе градоначальник Глум Сити. Но общаться с разжиревшим политиком не было ни малейшего желания.

Десять лет назад, благодаря зверствам Маркуса Морлоу, Смит баллотировался в мэры и из должности комиссара, стал главой города. В эру смуты и страха, его предшественник совершенно не справлялся с обязанностями. После громкого задержания, горожане смогли вздохнуть с облегчением. Но вряд ли бы у Смита получилось удержать пост, если бы не своевременная поимка убийцы.

После громкого завершения дела, Гордон Смит собрал огромную пресс-конференцию, на которой, со свойственной ему пафосной речью, назначил Чейза на должность комиссара. Хотя Фрэнк всячески отказывался от столь внушительного повышения, Гордон настоял. Нужно было как следует отблагодарить героя, желательно на глазах у всех.

С тех пор Фрэнк дико недолюбливал Смита, пускай в роли начальника полиции смог добиться хороших успехов. Рост преступности, во время главенствования Чейза, снизился в разы.

– Фрэнк! – Смит с грохотом ударил стаканом о стол. – Какого черта эта тварь опять в свете софитов?

– Вы о Морлоу?

– А о ком еще, мать твою! Поганые журналюги мне все телефоны оборвали. Его гнилая рожа на первых страницах. Каждый молокосос, недавно взявшийся за перо, хочет написать книгу о великом и ужасном серийном убийце! Урод два дня как глаза открыл, а хайпа вокруг себя собрал, словно он второе воплощение чертового Теда Банди!

– Это ненадолго. Просто нужно напомнить людям о том, что он совершил.

– Ты только представь, что будет твориться в суде, если до него дойдет. И что-то мне подсказывает, что чистосердечное Морлоу не напишет.

Поднявшись с кожаного кресла, Смит застегнул пуговицу серого пиджака и подошел к окну. Несколько секунд он смотрел на мелко моросящий дождь, на перебегающих через дорогу людей, на сотни машин, утопающих в общем потоке. Наконец, глубоко вдохнув, он повернулся к Фрэнку:

– До меня дошли слухи, что его делом заинтересовалась фирма "Хэмлин и Макфейден".

– Что? – немного громче, чем он ожидал, отреагировал Чейз.

– Именно…

Подойдя к столу, мэр налил себе еще одну порцию виски.

– Уверен, что не хочешь? – Смит с грустной усмешкой посмотрел на собеседника.

– Очень хочу, – ответил комиссар. – Но, это плохая идея.

– И как же ты расслабляешься?

– Есть старая шутка алкоголика, – начал Чейз. – Если я сейчас расслаблюсь, то вы все напряжетесь.

Мэр позволил себе легкий смешок. Закрыв хрустальный графин с янтарной жидкостью, он убрал его в шкаф.

– Что будем делать, Чейз?

– Для начала нужно поехать в больницу и посмотреть ему в глаза.

– Думаешь, он не симулирует?

– Конечно, он врет. Как пить дать. Но послушать заключение врачей не помешает. Если за дело возьмутся "Хэмлин и Макфейден", то мы обязаны быть начеку. В этой фирме работают первоклассные юристы. Не думаю, что у них получится добиться оправдательного приговора, но то, что вместо тюремной камеры он может оказаться в комфортной комнате, в психушке, это вполне вероятно. Никому это не нужно.

– Поезжай в больницу и все разузнай. – Смит подошел к Фрэнку и положил руку ему на плечо. – Я знаю, мы не всегда ладили. А после твоего повышения, ты и вовсе записал меня в ряды тех, с кем срать не сядешь в одном поле. Но сейчас мы должны отложить разногласия и сфокусироваться на общем враге. Если Морлоу соскочит с крючка… Это станет катастрофой. Надеюсь, ты понял?

– Сделаю все что в моих силах, – сказал Чейз.

***

Не успел комиссар завести двигатель машины, как в его окно постучали. От неожиданности мужчина выронил ключи. Повернув голову, он увидел лицо, от которого по телу побежали мурашки.

Джой.

Его дочка стояла под проливным дождем, костяшками пальцев тарабаня по стеклу. Короткие черные волосы скрывал капюшон куртки. Несмотря на отсутствие солнца, зеленые глаза девушки притаились за очками. Фрэнк заметил, насколько четче стало лицо его дочери. Подбородок, обтянутый кожей, выпирал вперед. По высоким скулам стекали капли дождя. Она всегда была немного фриковатой, но сейчас весь ее вид кричал о полном безразличии к внешнему миру.

После того, как Джой вышла из комы пятнадцать лет назад, Фрэнк понял, что она уже не та, что прежде. Джой изменилась. Навсегда. От его маленькой девочки не осталось и следа. Архитектор начисто стер то, что делало ее человеком. Вместо нее проснулся кто-то другой. Тот, кого Фрэнк не знал.

И более того, кого он начинал бояться.

Врачи говорили о ретроградной амнезии. Якобы Джой забыла те кошмары, произошедшие с ней в заточении. Но даже если они и были правы, то где-то на подсознательном уровне на Джой давило нечто необъяснимое. То с какими криками она просыпалась первые пару месяцев, заставляло Чейза и его бывшую жену Кристину вскакивать с кровати и бежать в комнату дочери. Джой кусала губы до крови. Царапала кожу, оставляя кровавые борозды. Ее истерический ор разрывал стены.

Врачи поставили диагноз "Ночные ужасы". Редкое заболевание, характеризующееся резким пробуждением в состоянии сильного страха. После того, как Джой пару раз врезалась в стену, словно пытаясь от кого-то убежать, родителям приходилось привязывать ее к кровати.

В те моменты, когда Джой не кричала во сне, она бормотала. Мама Джой обливалась слезами, слушая, как ее девочка шепчет одно и то же имя. Она повторяла его снова и снова. Каждую ночь.

Линдси.

Всегда Линдси.

С самого детства Джой была неразлучна с этой прозорливой шалуньей. Все свободное время девчонки проводили вместе. Делились секретами и тайнами. В школе сидели рядом за соседними партами. Там, где нужна была грация и хитрость в дело вступала Линдси. Где требовалась решительность и сила, Джой не заставляла себя ждать. Вдвоем они являлись одним целым. Правду говорят, что настоящая дружба может быть только в детстве. Иногда маме Джой казалось, что это нечто большее чем просто дружба двух девочек! – настолько они были близки.

Но Джой лишилась своей второй половинки. Вернее сказать: ее лишили.

Что на самом деле произошло с Линдси Локхарт в тех мрачных стенах никто не знал. Труп не был обнаружен. Полиция прессовала Архитектора, как могла – Фрэнк Чейз позаботился об этом, – но психопат молчал. С разбитым в кровь лицом, выплевывая зубы, он твердил одно и то же:

– Я расскажу только ей.

Фрэнк понимал, о ком он говорит. Но разрешить Дьяволу вновь встретиться со своей дочерью он никак не мог. Слишком много зла Архитектор привнес в их жизнь и продолжить сеять тьму в сердце его ребенка, Чейз не позволил бы ни за что…

Опустив окно, комиссар улыбнулся. Несмотря на все их многолетние разногласия, Чейз был приятно удивлен появлению Джой.

– Может откроешь дверь, – сквозь звук дождя сказала девушка.

Немного растерявшись, Фрэнк потянулся к двери со стороны пассажирского сидения. Сняв капюшон, Джой села в салон, выдохнув небольшое облако пара. Несколько секунд она молча рассматривала лицо отца. Казалось, она искала что-то знакомое, но никак не могла найти.

– В телевизоре ты выглядел лучше…

– Это все грим. Ну, знаешь, чтобы не было бликов и все такое.

– Ладно. Хватит трепаться, Фрэнк, – Джой сняла очки, показав свой глубокий шрам на брови. – Ты ей рассказал.

Чейз знал, что это случится. Он открыл тайну дочери, хотя поклялся молчать.

Когда "ночные ужасы" Джой стали совсем невыносимыми, а Фрэнк с Кристиной были совершенно растеряны, на помощь пришел дедушка. Роберт Чейз всю жизнь работал профессиональным тренером по боксу и с детства водил Джой к себе в спортзал. Там он и привил девочке любовь к боевым искусствам.

Предложение Роберта: попробовать Джой свои силы в смешанных единоборствах, было встречено Фрэнком в штыки. При побеге от Архитектора, Джой получила пулю в голову. Эта травма отправила ее в кому на долгие месяцы. Одним лишь чудом ей удалось очнуться, и Чейз до ужаса боялся последствий. Удары по голове категорически запрещались.

Но, в тайне от родителей, Джой все же пошла на тренировку; ночь после занятий стала первой, когда она смогла спать спокойно. Никто не знал почему, но окунувшись в мир спортивного насилия, Джой обрела свой центр и замкнула круг. Получая боль и причиняя боль в ответ, она сумела найти подобие психического равновесия.

Хоть Фрэнк до дрожи в руках боялся каждого пропущенного удара Джой, но отнять это у дочери он не мог. Чейз знал, что теперь жизнь его девочки там, где толпа кричит ее новое имя.

Феникс!

Птица, восставшая из пепла!

Когда появилось предложение выступать на профессиональном уровне, Джой заставила отца поклясться, что он никогда и никому не расскажет о ее проблемах с головой. Утрясти все с врачами, для такой шишки как Фрэнк Чейз, не составило труда. В тот день Фрэнк впервые за очень долгое время увидел благодарность в холодных глазах дочери.

– Почему? – спросила Джой.

– Почему я рассказал о твоем прошлом Карине Миллер? – Чейз облизал пересохшие губы. Джой была его ребенком, но его пробирал холод, каждый раз, когда он слышал ее голос. – Потому что так больше продолжаться не может.

– Что именно?

– То, что ты делаешь!

– И что же я, по-твоему, делаю? – спросила Джой.

– Не делай вид, словно не понимаешь, о чем я! – взорвался комиссар. – Мало того, что ты решила пойти в полицию! За каким чертом, мне совершенно не понятно! Так ты еще стала убивать людей направо и налево!

– Я выполняла свой долг, – Джой подула в стеклышко солнцезащитных очков и протерла их краем футболки. – Бандиты по типу Фэрроу не всегда хотят сдаваться без боя. Иногда нет другого выхода, кроме как применить оружие.

– Джой, – Фрэнк внимательно посмотрел на дочь. – Я не лысый хрен с галстуком, из отдела внутренних дел. Не нужно мне вешать лапшу на уши. Я знаю, что как минимум в трех эпизодах ты могла обойтись меньшей кровью. Убить было твоим сознательным шагом. И признаться честно, это меня очень сильно пугает!

– Не стоит бояться. Все под контролем. Как бы то ни было, каждый из них заслуживал свинец в голову.

– Что ж, – Чейз почесал заросший подбородок. – Если ты так думаешь, то я сделал правильный выбор, решив рассказать все доктору Миллер. Тебе нужна помощь. Ты прошла через слишком многое и пора бы тебе перестать вести эту борьбу в одиночку. Пришло время открыться хоть кому-то. Дочка, вот уже пятнадцать лет я не знаю, что происходит у тебя в голове. Каждый раз, когда мы с твоей мамой хотели помочь, ты закрывалась…

– Кристина умерла уже очень давно, – Джой вновь надела очки, не дав отцу увидеть свои глаза.

– Именно, а ты даже не пришла на похороны.

– Я была на задании. Работала.

– Какая к чертям работа, Джой! Ты только послушай себя. У тебя умерла мать, а ты предпочла общество отмороженных бандитов вместо ее похорон!

Фрэнк со всей силы вцепился в руль, переполненный эмоциями. Но что творилось на душе его дочери, это оставалось загадкой. Больше всего Чейз боялся, что за темными очками Джой, спрятана пустота, а не скупые слезы. От одной этой мысли он приходил в ужас. Неужели его девочка потеряна навсегда?

– Знаешь что! – комиссар нервно завел двигатель. – Отказываешься от помощи? Хочешь перейти на черную сторону? Стать сраным Дарт Вейдером? Я покажу тебе во что ты превратишься в конечном итоге!

Нажав педаль газа, Чейз помчался в больницу. Пришло время для встречи с Маркусом Морлоу.

***

Годами ранее.

Оливия Уэллс перекладывала бумаги на столе, когда к ней в кабинет вошел Маркус. Мальчик выглядел спокойным, если не сказать хмурым. Русые волосы аккуратно зачесаны на бок. Серый свитер, шорты. На ногах сандалии. Он смотрелся чистым и опрятным. Это отличало его от большинства детей, которым дай волю, и они бы играли с утра до ночи, позабыв о внешнем виде.

Проработав с Маркусом ни один год, Оливия привыкла к нему. Можно сказать: прикипела. Поначалу он показался ей потерянной душой. Окончательно заблудшим. Особенно после инцидента в приюте. Но шли недели, месяца; мальчик начал откликаться. Оливия видела это в его глазах. Он по-прежнему оставался скрытным и немного замкнутым, но пропасти между ними больше не было. Иногда он сам охотно шел на контакт. Рассказывал о том, что творится в его жизни. В эти моменты Оливия гордилась проделанной работой, ведь Маркус выглядел совершенно нормальным ребенком. Но так было не всегда. Порой он вновь замыкался. Ставил блок внешнему миру, погружаясь вглубь себя.

Он все так же безустанно рисовал. Его мастерство стало гораздо лучше. К двенадцати годам Маркус мог дать фору любому студенту изобразительных искусств. Работы Морлоу получались на редкость живыми. Глядя на них, Оливия чувствовала стержень художника. Его крепкую руку. Иногда ей казалось, что рисунки принадлежат кому-то другому. Что ребенок не может так точно передавать эмоции на листе бумаги.

Чаще всего Маркус рисовал абстракциями. Выплескивал на холст свое настроение. Бил в самую глубь зрителя, используя только цвета. Но когда он выдавал нечто более приземленное, заключенное в понятную оболочку, Оливия чувствовала трепет, глядя на то, как точно он воспроизводит ту или иную сцену. Мальчик настолько щепетильно подходил к каждой детали, что доктор Уэллс была искренне удивлена его талантом.

– Маркус, сколько лет ты приходишь ко мне на сеансы?

Скомкав бумажный лист с неудачным наброском, ребенок аккуратно положил его в мусорное ведро. Замерев на секунду, он поднял глаза на женщину:

– Около шести лет, доктор Уэллс.

– Как ты думаешь, наши разговоры помогают тебе?

– Я думаю, что теперь на меня не смотрят как на фрика.

– Это ведь хорошо? – Оливия наклонилась на стол, скрипя креслом.

– Так определенно проще. Нужно следовать правилам, иначе кто-то может подумать, что со мной что-то не так. Начнутся вопросы. Я стану привлекать лишнее внимание. И все это, в совокупности, будет отвлекать меня от работы.

– Говоришь совсем как взрослый.

– Взрослые любят умничать. Особенно в разговорах с детьми. Если говорить с ними на их же языке, то чаще всего интерес ко мне пропадает.

Оливия улыбнулась, поправив очки. Глядя в ясные глаза мальчика, она искала подвоха, но он выглядел совершенно искренним. Иногда ей казалось, что Маркус говорит то, что у него на уме. Иногда то, что люди хотят от него услышать.

– А что за работа такая, от которой ты не хочешь отвлекаться? – спросила Оливия.

– Можно я не стану отвечать на вопрос.

Мальчик скрестил пальцы, положив их на колени. Его глаза не бегали по сторонам, пытаясь уйти от взгляда доктора. Нет. Он внимательно посмотрел на Оливию, дав ей понять, что это его личное дело. Что ее это не касается.

– Что ж, справедливо. В таком случае может расскажешь, как проходят твои дни в приюте? Как учеба? Как отношения со сверстниками?

– Сносно. Оценки средние. Нормально, – коротко ответил Морлоу.

– Маркус, мне кажется, ты что-то не договариваешь.

Взяв со стола блокнот, Оливия перелистнула пару страниц и что-то прочитала.

– Со слов миссис Шайдер, твоей учительницы по английскому…

– Я знаю, кто такая миссис Шайдер, – перебил Маркус.

Оливия заметила, как мальчик напрягся. Язык тела выдавал его раздражительность. Он явно не хотел упоминания об учителе.

– Так вот, – сказала Оливия. – Миссис Шайдер говорит, что некоторые зачеты ты сдаешь гораздо хуже, чем мог бы. Что ты умнее большинства детей в классе, но специально портишь свои отметки. По правде говоря, она думает, что ты гений. Но по какой-то причине, самолично зарываешь свой талант, – Оливия с хлопком прикрыла блокнот. – Это так?

– Доктор Уэллс, – Маркус наклонился вперед, скрещенные пальцы положив на стол. – Вы знаете, что после того инцидента в церкви, много лет назад, некоторые всерьез думали, что я одержимый. Раньше я не знал этого термина. Сейчас же, мне все стало ясно.

– И что же тебе стало ясно, Маркус?

Оливия сверлила мальчика глазами, стараясь не давать слабину. Здесь она ведомая. Он должен это понимать. Нельзя отпускать вожжи. Даже если Маркус выглядит нормальным, говорит как все остальные и реагирует, это не отменяет факта, что он другой. Она сама научила его адаптироваться.

– Люди боятся того, чего не понимают, доктор Уэллс, – Маркус протянул руку вперед, не отводя глаз от Оливии. На короткий миг сердце в груди психолога екнуло. Она испугалась его хладнокровия. Взяв чистый лист бумаги, мальчик вновь вернулся в привычное положение. – Мне не стоит выделяться. Нигде и ни в чем. Только так я смогу заниматься тем, что для меня важно.

Уверенной рукой, Маркус провел линию на листе.

– И что же для тебя так важно, Маркус?

– Когда-нибудь вы об этом узнаете…