Читать книгу Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми - Тайный адвокат - Страница 7

В ночь на 20 августа 1999 года пятидесятипятилетний Тони Мартин находился дома. Вот уже двадцать лет он жил в одиночестве в доме с метким названием Блик-Хаус[12], на изолированной ферме неподалеку от Эннет Хангейт в Норфолке. Двое преступников, тридцатилетний Брендан Феарон и шестнадцатилетний Фред Баррас, подошли к фермерскому дому в темноте. Они разбили окно, чтобы проникнуть в столовую. Без какого-либо предупреждения последовала серия выстрелов. Баррас был ранен в спину и ноги, а Ферон – в обе ноги. Обоим удалось выбраться из дома, однако Баррас потерял сознание и умер недалеко от фермы. Феарон добрался до соседнего участка и был впоследствии арестован и доставлен в больницу.

Тони Мартин рассказал полиции, а затем и присяжным на суде, что его разбудил шум и он вышел на лестницу, где увидел идущий снизу свет. Опасаясь за свою безопасность, он ретировался в спальню за своим ружьем двенадцатого калибра. Он осторожно спустился вниз по лестнице, направляясь туда, откуда доносился шум, когда в лицо ударил яркий свет, ослепив его. Опасаясь за свою жизнь, он трижды выстрелил из ружья, после чего вернулся в спальню. Выждав какое-то время, он вышел на улицу и осмотрел свой участок. Он никого не увидел, так что даже не подумал, что мог в кого-то попасть из ружья.

Если верить такой версии событий, то действительно задаешься вопросом, как вообще присяжные пришли к выводу, что обоснованная самооборона может быть опровергнута. Что ж, это, разумеется, только половина истории.

Версия обвинения немного отличалась. Они утверждали, что мистер Мартин услышал, как грабители приближаются к дому и приготовил засаду. Таким образом, когда преступники проникли в столовую, он уже находился на первом этаже, полностью одетый и с заряженным ружьем в руках. Он вышел из укрытия и выстрелил не менее трех раз с близкого расстояния, намереваясь убить грабителей.

Как подметил адвокат обвинения Розамунд Хорвуд-Смарт, мистер Мартин затаился и стрелял в Барраса и Феарона, «словно в крыс в мышеловке». «Этот человек, – заявил он присяжным, – решил взять на себя роль полиции, следователя, присяжных, судьи и, если потребуется, палача» (19).

Ознакомившись с двумя противоречивыми версиями событий, присяжные приняли версию обвинения. Пожалуй, нетрудно понять почему. Специалисты по баллистической экспертизе доказали: заявления мистера Мартина о том, что он совершил все три выстрела, находясь на лестнице, «не могли соответствовать правде». Как минимум несколько выстрелов были сделаны из столовой. Присяжные посетили Блик-Хаус и смогли сами оценить достоверность реконструкции событий. Баррас получил свое смертельное ранение в спину, что свидетельствует о преследовании. Возможно, решающее значение имело то, что, как было доведено до сведения присяжных, мистер Мартин неоднократно высказывал на собраниях местного фермерского дозора свое мнение о том, что грабителей следует отстреливать. «Вы знаете, какой лучший способ их остановить, – просто отстреливать». Он сказал, что если в его дом проникнут грабители, он «отстрелит им бошки». Он также выступал за то, чтобы вывозить преступников в поле и там расстреливать их из пулемета.

Это были не просто пустые слова. В 1994 году мистер Мартин застал человека, пытавшегося украсть яблоки из его фруктового сада, и выстрелил в багажник его автомобиля, когда тот уезжал. Как результат, его лицензия на ружье была аннулирована. Из этого следует, что огнестрельное оружие, использованное им в ночь на двадцатое августа, было незарегистрированным.

Все вышеперечисленные обстоятельства помогают понять, как присяжные могли прийти к выводу, что в данном случае не может быть и речи об обоснованной самообороне, как бы это понятие ни было истолковано.

И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, КАК ТОЛЬКО ПОЯВЛЯЮТСЯ ПОЛНЫЕ ФАКТЫ, СТОЯЩИЕ ЗА СООБЩЕНИЯМИ ПРЕССЫ О ПОДОБНЫХ ИСТОРИЯХ, ЧУВСТВО ОПРАВДАННОГО ВОЗМУЩЕНИЯ НАЧИНАЕТ УГАСАТЬ.

Случай Мунира Хусейна, «домовладельца-героя», осужденного и заключенного в тюрьму в 2009 году в результате нападения на грабителя, после чего его приговор был смягчен по апелляции, называли «самообороной, которая зашла слишком далеко» (21). Росс Кларк, написавший статью в Daily Express, осудил уголовное преследование мистера Хусейна и его брата Токира «за то, что они приняли меры по защите своей семьи от жестоких бандитов, угрожавших им убийством» (22). Теневой министр[13] внутренних дел Грейлинг отреагировал на это дело, пообещав «изменить правила», чтобы любой, «предпринимающий обоснованные действия», чтобы остановить преступление или задержать преступника, «не мог быть арестован» (23).

Между тем, как тщательно подчеркнул Апелляционный суд, хотя и имела место запредельная провокация, на основании которой Апелляционный суд принял решение отменить приговор Мунира Хусейна, «это дело не является и не должно рассматриваться делом об уровне насилия, которое владелец дома может законно и обоснованно применить к грабителю…. Ограбление уже состоялось. Больше никто не подвергался опасности. Целью насилия апеллянтов была месть… Это было продолжительное нападение с применением оружия. Уговоры очевидцев прекратить насилие были проигнорированы. Такое насилие не является законным. Никто на суде не посчитал его таким» (24).

Хотя, без сомнения, для мистера Хусейна это было страшным испытанием, когда трое мужчин в балаклавах, вооруженные ножами и кабельными стяжками, ворвались в его дом и угрожали его жене и детям, ни о какой самообороне в данном случае речь не шла. Это было не то же самое, как если бы вы столкнулись с грабителем на лестнице у себя дома, – на поиски грабителя собралась большая группа людей, а когда он был найден, они напали на него с оружием, в результате чего тот получил тяжелую черепно-мозговую травму. Более того, на суде мистер Хусейн даже не пытался доказать, что это была законная самооборона, – вместо этого он утверждал, что не принимал участия в избиении жертвы.

Как и в случае с Тони Мартином, утверждение о том, что приговор Муниру Хусейну является примером неэффективности ограничительных законов о самообороне, являлось необоснованным. На самом деле все имеющиеся данные свидетельствуют о том, что, несмотря на утверждения заголовков газет, закон был применен справедливым и надлежащим образом. В 2012 году Королевская прокурорская служба провела «неформальное расследование», показавшее, что в период с 1990 по 2005 год было возбуждено всего одиннадцать дел против лиц, применивших силу по отношению к людям, вторгшимся в их частную собственность, причем только семь из них были связаны с домовыми кражами (25).

В рамках все того же расследования Королевская прокурорская служба предложила ряд примеров дел, чтобы проиллюстрировать свой подход к принятию решений о выдвижении обвинений. В Дербишире хозяин дома, вернувшись домой, обнаружил там незваного гостя; последовала борьба, в ходе которой грабитель ударился головой о подъездную дорожку и умер. В Линкольншире двое грабителей вошли в дом, вооруженные ножом, и угрожали женщине; ее муж одолел одного из грабителей и нанес ему смертельные ножевые ранения. Наконец, возвращаясь к нашему изначальному примеру, домовладелец в Ланкашире обезоружил грабителя с бейсбольной битой и нанес ею удар по голове, проломив тому череп. Ни в одном из этих случаев домовладелец не был привлечен к ответственности.

К случаям, когда прокурорская служба инициировала уголовное преследование, относилось дело мужчины из Южного Уэльса, который подошел к группе людей, вторгшихся посреди ночи на его участок, чтобы порыбачить. Он пригрозил выпустить из ружья по сорок дробинок в спину одному из них. Аналогично под суд попал владелец коммерческого помещения в Чешире, который поймал грабителя, связал его, избил, а затем поджег.

Проще говоря, нет никаких доказательств в пользу того, что в стране произошел всплеск случаев судебного преследования – не говоря уже о вынесенных приговорах – в отношении домовладельцев, совершивших оправданные действия, которые мог бы предпринять каждый из нас, столкнувшись с грабителем. Истории, вызывающие беспокойство общественности, – вроде дела Энди и Трейси Ферри, которые в 2012 году были арестованы по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений после стрельбы из ружья в людей, вторгшихся в их дом на ферме Уэлби в Лестершире, – неизменно имеют одну и ту же прозаическую развязку: после тщательного расследования и изучения имеющихся доказательств принимается решение не выдвигать обвинения (26). Более того, если уголовное дело и открывается, то, как правило, против выживших грабителей, которым не стоит рассчитывать на снисхождение со стороны суда. Когда получившие ускоренное правосудие от ружья Энди Ферри преступники попытались добиться смягчения приговора за кражу со взломом на основании полученных ими травм, Его честь судья Перт выпалил в ответ: «То, что в вас стреляли, не является смягчающим обстоятельством. Если вы врываетесь в дом в стране, где у домовладельцев обычно имеется зарегистрированное огнестрельное оружие, то вы осознанно идете на этот риск. Вы не можете являться в суд и просить смягчения приговора на этом основании» (27).

А в тех редких случаях, когда домовладельцам все же и предъявляются обвинения, высокий стандарт доказывания, требующий от обвинения убедить присяжных в том, что домовладелец действовал не в рамках допустимой самообороны, приводит к тому, что любые сомнения трактуются в их пользу. В 2015 году, идя по стопам Тома Мартина, один восьмидесятилетний фермер выстрелил и попал в ранее судимого грабителя, заподозренного в попытке украсть дизельное топливо, в результате чего ему были предъявлены обвинения в нанесении тяжких телесных повреждений. Кеннет Хугилл заявил присяжным в суде Халла в 2017 году, что действовал инстинктивно в целях самообороны, стреляя из двуствольного ружья в подозрительный автомобиль, который он увидел на своем участке в два часа ночи (28). Он был оправдан через двадцать четыре минуты после начала судебного заседания (29).

КОММЕНТАРИИ ОТ ЮРИСТА РФ:

Согласно данным судебного департамента при Верховном суде РФ, за шесть месяцев 2021 года по ст. 108 УК РФ (убийство, совершенное при превышении необходимой обороны) были осуждены 132 человека, а оправданы только двое. По ст. 114 УК РФ (причинение тяжкого или среднего вреда здоровью при превышении необходимой обороны) осуждены 203 человека, а оправдательных приговоров не было вообще.

Несмотря на все это, в конце 2000-х годов, в то время как органы прокуратуры и суды спокойно занимались справедливым и обоснованным применением закона о самообороне, в общественном сознании закрепилась вызывающая возмущение в умах обывателей и не только идея о том, что англичане не могут защищать свои крепости. Нужно «что-то с этим сделать».

ПЕРВЫМ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫМ ВМЕШАТЕЛЬСТВОМ СТАЛ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ШАГ ЛЕЙБОРИСТОВ В 2008-М, КОГДА ОНИ ПРОСТО ПЕРЕПИСАЛИ СУЩЕСТВУЮЩИЙ ЗАКОН О САМООБОРОНЕ В ВИДЕ НОВОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО АКТА.

И это не преувеличение – в разделе 76 Закона об уголовном правосудии и миграции 2008 года, ярчайшем образце чистой политической аферы, были попросту перечислены основные принципы, рассмотренные нами ранее, что тем не менее позволило правительству заявить, что оно предприняло необходимые меры. Неудивительно, что во время второго чтения законопроекта в палате лордов лорд Томас из Гресфорда высмеял «воодушевленный оптимизм министра, открывшего эти дебаты», заметив: «Мало того что это пятьдесят четвертый законопроект, касающийся преступности и уголовного правосудия, который был представлен на наше рассмотрение за последние десять с половиной лет, так он еще и поддерживает путаницу в умах и полное непонимание фундаментальных правовых принципов, лежащих в основе британской концепции правосудия, а также популистские и совершенно бессмысленные меры в отношении раздутых в СМИ насущных проблем. Риторика и зарабатывание голосов оказываются важнее принципов и практических соображений» (30).

Консерваторы, совершенно справедливо высмеяв лейбористское «псевдорешение», оказавшись в правительстве, продемонстрировали впечатляющий талант к идиотской борьбе за лидерство, поклявшись «развеять сомнения» там, где их никогда и не было. В стремлении выполнить свое пустое обещание «предоставить домовладельцам большую правовую защиту на случай необходимости защищаться от непрошенных гостей» (31), данное ими публично в 2010 году, Дэвид Кэмерон и его министры решили запугать граждан страшилками, вместо того чтобы честно заверить их в том, что под законодательной кроватью не прячется никакое чудовище.

«Когда грабитель переступает порог чужого дома, – заявил мистер Кэмерон, возвращаясь к теме в 2012 году, – нам следует меньше беспокоиться о его правах и больше о правах домовладельца» (32), хотя он не привел ни одного реального примера того, как это предполагаемое почтение к «правам грабителя» может препятствовать правосудию. Он рассказал о своих – без сомнения, искренних – собственных переживаниях, когда он сам стал жертвой кражи со взломом (33), однако не сообщил – что, пожалуй, было бы более уместно для данного обсуждения – о каком-либо опыте уголовного преследования за действия, предпринятые им против злоумышленника.

Министр юстиции Крис Грейлинг должным образом поклялся защитить тех, кто «в пылу момента применяет силу, оправданную в данных обстоятельствах, однако, если посмотреть на нее трезвым взглядом, может показаться несоразмерной» (34), упустив из виду тот факт, что закон уже допускает применение обоснованной силы и что оценка присяжными обоснованности и соразмерности примененной силы осуществляется на основании обстоятельств, какими их искренне воспринимал домовладелец.

СТЕПЕНЬ РАЗУМНОСТИ ПОСЛЕДОВАВШИХ ЗА ЭТИМ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ ВПОЛНЕ ОЖИДАЕМА ОТ МИНИСТРОВ, ОЧЕВИДНО СОВЕРШЕННО НЕ ЗНАКОМЫХ С ПРАВОВОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ.

Седьмого октября 2012 года на собрании Консервативной партии Крис Грейлинг под восторженные аплодисменты объявил, что он «укрепит действующее законодательство» (35). В чем же заключался его грандиозный план? А в том, чтобы разрешить применять против грабителей «непропорциональную силу». Триумфальные фанфары таблоидов (36), приветствующих, как его прозвало правительство, закон об «отпоре грабителям», не заставили себя долго ждать.

Когда в 2008 году составлялся Кодекс законов общего права, парламент указал давний (и довольно очевидный) принцип, что сила, которая является «непропорциональной», не может быть «обоснованной» (38). Если я пну вас по ноге, а вы выколете мне глаз, это будет непропорциональным ответом и, следовательно, ваше утверждение о том, что вы действовали в рамках обоснованной самообороны, не будет иметь успеха.

Как бы то ни было, впервые в истории уголовного права Англии и Уэльса мистер Грейлинг хотел разрешить применение «непропорциональной силы» в отношениях между гражданами. Внося поправки в законодательство, он обязался ввести новое, неопределенное понятие «чрезвычайно непропорциональной» силы. Как сказал Дэвид Кэмерон в интервью ITV News, «людям нужна уверенность в том, что если они не сделали чего-то чрезвычайно непропорционального, как мы собираемся это назвать, то они по большому счету правы» (39).

Предполагалось, что в любом «деле о домовладельце» закон о самообороне будет применяться таким образом, что нарушение рамок допустимой самообороны будет признаваться только в случае применения домовладельцами чрезвычайно непропорциональной силы в отношении лиц, незаконно проникших в их частную собственность[14]. Отсюда следовало, что применение просто непропорциональной силы разрешено и даже приветствуется. «Мы заявляем, что вы можете делать что угодно, пока это не является чрезмерно непропорциональным ответом, – просиял премьер-министр, а первая полоса газеты The Sun радостно его поддержала: «Домовладельцы, давшие отпор грабителю – даже если они подстрелят или ранят его ножом в пылу момента, – смогут избежать уголовного преследования» (40). «Это, – заявил Крис Грейлинг с видом, максимально приближенным к словарному определению гордыни, – должно раз и навсегда поставить в этом вопросе точку» (41).

Стоит ли говорить, что так не случилось. Во-первых, парламент на самом деле не одобрил обещанных Грейлингом и Кэмероном поправок. Когда Высокий суд был призван истолковать новый законопроект (42), он подтвердил: его формулировка не означает, что, цитируя слова премьер-министра, «можно делать все, что угодно, пока эти действия не являются чрезвычайно непропорциональными». Напротив, законодательство в его истинном понимании до сих пор требовало, чтобы суды применяли все тот же критерий «обоснованности» при оценке уровня примененной силы. По сути, предложенный Грейлингом закон был лишь бессмысленным заявлением о том, что «чрезвычайно непропорциональная» сила не может быть обоснованной, в то время как просто «непропорциональная» сила может считаться в некоторых обстоятельствах обоснованной, однако может и не считаться (43).

Если у вас возникли трудности с пониманием смысла последнего абзаца, то вы в этом не одиноки. Данный вопрос был поднят в результате иска, поданного семьей грабителя, получившего повреждения головного мозга после того, как был схвачен домовладельцем. Королевская прокурорская служба решила не предъявлять обвинения домовладельцу на том основании, что, по их мнению, закон Грейлинга допускает применение любой силы, кроме чрезвычайно непропорциональной. Семья оспорила решение не возбуждать уголовное дело и заявила, что закон Грейлинга, разрешающий свободное применение непропорциональной силы, не совместим с правом на жизнь, гарантированным статьей 2 Европейской конвенции по правам человека. Высокий суд постановил, что Королевская прокурорская служба неверно истолковала закон Грейлинга. Применение «непропорциональной силы» во всех делах о домовладельцах в итоге не было официально разрешено (о чем министры и сообщили общественности), а единственное, чего добилось новое законодательство, так это признания того, что «чрезвычайно непропорциональная сила» по определению не может быть обоснованной, просто «непропорциональная сила» может в некоторых случаях теоретически быть рассмотрена обоснованной, однако, скорее всего, таковой признана не будет, и при всем при этом сохраняется главный критерий обоснованности силы с учетом обстоятельств (44). Как заявил Высокий суд: «Главная мысль была и остается ясна: домовладелец может прибегнуть к этой защите только при условии, что степень примененной им силы была обоснованной с учетом обстоятельств, какими он их воспринимал» (45).

Примечательно, что адвокатом в Высоком суде, отстаивающим более узкую интерпретацию закона Грейлинга, был королевский адвокат[15] по поручению министра юстиции (к тому времени уже не Криса Грейлинга) – очевидно, по той причине, что если бы мистер Грейлинг добился заявленной им задачи и дал карт-бланш на применение силы против грабителей, за исключением «чрезвычайно непропорциональной», его закон оказался бы в противоречии со статьей 2 Европейской конвенции по правам человека.

СУДЬИ СТАЛИ ЗРИТЕЛЯМИ СПЕКТАКЛЯ, В КОТОРОМ ГОСУДАРСТВО ПЫТАЛОСЬ УБЕДИТЬ СУД, ЧТО ПРАВИЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЗАКОНА БЫЛА ПОЛНОЙ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬЮ НЕОДНОКРАТНО ОБЕЩАННОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ ВЕРСИИ.

Были и другие расхождения между обещаниями мистера Грейлинга и тем, как все вышло на самом деле. Газета Daily Mail встала на уши, когда после вступления в силу законодательных изменений узнала о следующих особенностях.

Официальные разъяснения, разосланные судьям, прокурорам и полиции, гласили:

• Домовладельцы не могут полагаться на защиту в суде, если обнаружат злоумышленника в своем саду или будут преследовать его на улице – борьба должна происходить в помещении.

• Владельцы магазинов могут избежать ответственности за непропорциональное насилие в отношении грабителей, если они живут над своим магазином и только если эти две части здания соединены между собой.

• Продавцы и покупатели не могут быть вовлечены в насилие, если только в магазине не проживают их близкие.

• Домовладельцы не могут апеллировать к этой защите, если они пытались защитить только свою собственность, а не себя или свою семью.

В этом документе признается: «Данное положение не предоставляет домовладельцам свободы действий в применении непропорциональной силы каждый раз, когда они сталкиваются с лицом, незаконно проникшим на территорию их собственности» (46).

Сильнее осязаемого разочарования из-за ограничения круга лиц, которые могут быть «вовлечены в насилие», может быть неприязнь, вызываемая тем неодобрением, с которым употребляется слово «признается», открывающее тот факт, что домовладельцы «лишены свободы действий в применении непропорциональной силы в каждом случае, когда они сталкиваются со взломщиком».

И это мрачное огорчение из-за попытки ограничить то, как и когда мы можем наносить кровавые, смертельные травмы нашим согражданам, должна вызывать у нас беспокойство.

ВЕДЬ ВСЯ ЭТА ПЕЧАЛЬНАЯ САГА ДЕМОНСТРИРУЕТ, ЧТО ПРОБЛЕМА НАШЕГО ПОДХОДА К ВОПРОСУ САМООБОРОНЫ КРОЕТСЯ НЕ В САМОМ ЗАКОНЕ, РАВНО КАК И НЕ В ЕГО ПРИМЕНЕНИИ СИСТЕМОЙ ПРАВОСУДИЯ, А В НАШЕМ ЕГО ПОНИМАНИИ.

Причем, как мы увидим на страницах этой книги, это понимание – или скорее его отсутствие – может оказывать более сильное влияние, чем сам закон.

В данном случае политики не просто потратили впустую бо́льшую часть десятилетия, принимая законы и контрзаконы, не принесшие ровным счетом никакого практического результата, – в процессе мы оказались пассажирами неуправляемой вагонетки, несущейся на сумасшедшей скорости, раздувая и прославляя «добродетель» безудержного насилия.

Это не ода пацифизму. К сожалению, при определенных обстоятельствах всегда будет существовать потребность в применении силы. Тем не менее она должна подлежать ограничениям. Хотя сценарий, который вам предлагается в рамках данной дискуссии, подобно тому, как это сделал я в начале главы, и представляет вас в роли Очевидно Порядочного Домовладельца, выступающего против Очевидно Плохого грабителя, взаимодействия между людьми далеко не всегда настолько однозначны. К вам в сад может зайти мальчишка, чтобы присмотреться к вашему сараю, а может, просто забрать случайно залетевший на ваш участок мяч. В конце концов, подростки могут просто гулять по вашей территории. Различать ситуации и действовать обоснованно и пропорционально в данных обстоятельствах, вне всякого сомнения, необходимо, чтобы свести к минимуму необратимые последствия, вплоть до гибели людей.

Более того, в политической гонке вооружений, направленной на разрешение все большего насилия, упускается из виду тот факт, что законы самообороны тщательно выверены не только для того, чтобы защитить вас, если вы посчитаете себя в опасности, но и для того, чтобы защитить вас, если кто-то другой посчитает, что вы представляете угрозу для него.

Мало кто из нас планирует становиться грабителем. Между тем многим доводилось вступать в конфликты с незнакомцами. Многим знакомо чувство дискомфорта, граничащее с ощущением опасности, при столкновении с незнакомым человеком, и, скорее всего, большинство из нас, независимо от того, осознавали мы это в тот момент времени или нет, вызывали подобные чувства у кого-то другого. Многим из наших детей доводилось в тот или иной раз забредать на чью-то частную территорию.

То, как именно закон разрешает людям реагировать, имеет значение. Ограничения в отношении действий, которые могут совершить другие люди в отношении нас и наших детей, имеют значение. Нам бы не хотелось, чтобы кто-то применял насилие против нас или наших детей, если только он искренне не считает это необходимым. Нам бы не хотелось, чтобы государство выдавало кому-то разрешение на применение необоснованной или непропорциональной силы против нас. Мы полагаемся на то, что закон защитит нас, независимо от того, считаем ли мы себя героем или злодеем.

САМАЯ ЧТО НИ НА ЕСТЬ РЕАЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В СЛЕДУЮЩЕМ: КОГДА МЫ НЕ ПОНИМАЕМ, КАК УСТРОЕН ЗАКОН И ЧТО ОН В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ РАЗРЕШАЕТ, НЕ ГОВОРЯ УЖЕ О ЕГО ОБОСНОВАНИИ, ЭТО НЕПОНИМАНИЕ МОЖЕТ СБИТЬ НАС С ТОЛКУ.

Мы можем оказаться очарованы тем змеиным маслом за полцены, что попытался впихнуть нам Крис Грейлинг, поклявшийся в добродетели применения непропорциональной силы друг к другу, и поддакивать газетным статьям и заголовкам, чествующим «избиение» грабителей.

Причем даже если Крису Грейлингу действительно не хватило компетентности, чтобы изменить закон так, как он обещал, то у других есть для этого и мотивы, и средства. Опыт США является для нас в этом плане поучительным.

В 2005 году законодательное собрание штата Флорида приняло поправку к уголовному кодексу о введении так называемого закона об «активной самообороне», пролоббированного Национальной стрелковой ассоциацией (47). Плод творения губернатора-республиканца Джеба Буша и бывшего президента Национальной стрелковой ассоциации Мариона Хаммера (48), раздел 776.012 (2) законодательства штата Флорида, не только четко установил, что смертоносная сила может быть применена, если человек обоснованно считает это необходимым для предотвращения смерти, тяжких телесных повреждений или совершения насильственного преступления, но и что «лицо, применяющее или угрожающее применить смертоносную силу в соответствии с данным подразделом, не обязано отступать и имеет право оставаться на месте, если лицо, применяющее или угрожающее применить смертоносную силу, не занимается при этом какой-либо преступной деятельностью и находится там, где имеет право находиться».

Как мы уже видели ранее, законодательство Англии и Уэльса не обязывает отступать. Тем не менее вопрос о том, мог ли человек отступить вместо того, чтобы применять силу, является важным фактором, который должен быть учтен при общей оценке обоснованности его действий. Так, при столкновении с человеком, находящимся в вашем доме, пути отступления могут быть ограниченны. И наоборот, человек, увидевший на улице, в ста метрах от себя, агрессивно настроенного мужика, выкрикивающего угрозы в его адрес, имеет очевидную возможность удалиться, избежав тем самым конфронтации. Согласно же американскому закону об активной самообороне, человек имеет законное право оставаться на месте, несмотря на то что, поступая подобным образом, он, возможно, провоцирует конфликт и повышает вероятность применения насилия.

Если насилие в итоге будет спровоцировано, он имеет право применить против другого человека смертоносную силу.

Очевидные риски, связанные с подобным пересмотром допустимой самообороны, были обозначены в процессе рассмотрения данного законопроекта законодательным собранием штата. Начальник полиции Майами Джон Ф. Тимони назвал данный законопроект «ненужным и опасным». Он заявил, что дети могут стать невинными жертвами, и предупредил, что владельцы оружия могут посчитать, что имеют «полный иммунитет». Он добавил: «Будь то колядующие или просто играющие дети во дворе у человека, который им не рад, или какой-то пьяный парень, который забрел не в тот дом, вы поощряете возможное применение смертоносной физической силы там, где ей попросту не может быть места» (49).

Его опасения вскоре подтвердились. За девять последующих лет случилось по меньшей мере двадцать шесть случаев убийства детей и подростков, в которых ссылались на закон об активной самообороне (50). В их числе смерть девятилетнего ребенка, погибшего под спровоцированным спором перекрестным огнем, когда обвиняемый безуспешно пытался сослаться на нововведенный закон. В другом случае в Вест-Палм-Бич безоружный девятнадцатилетний подросток был убит после ссоры из-за выгуливания собаки. Кристофер Коте постучал в дверь своего соседа шестидесяти двух лет, который открыл ему с дробовиком в руках, вышел на улицу и застрелил молодого человека (51). Согласно официальной статистике, количество смертей, вызванных действиями людей в рамках самообороны, почти утроилось во Флориде в период с 2005 по 2010 год по сравнению с предыдущим пятилетним периодом – среднее количество «оправданных убийств» в год увеличилось с двенадцати до тридцати пяти (52). Исследование, опубликованное в журнале Американской медицинской ассоциации, продемонстрировало, что количество убийств по Флориде увеличилось на 24,4 процента в период с 2005 по 2014 год, а количество убийств, связанных с применением огнестрельного оружия, возросло на 31,6 процента. Мало того что это произошло в период, когда общенациональный уровень убийств снижался, так еще эти тенденции не наблюдались в других штатах, где закон не был принят (53).

Другие штаты – главным образом южные – последовали примеру Флориды и после 2005 года приняли свои собственные аналоги закона об активной самообороне. По состоянию на 2018 год, согласно данным Национальной конференции законодательных органов штатов, похожий закон о самообороне принят в двадцати пяти штатах США (54). Конечно, следует быть осторожными в попытках выявить причинно-следственные связи в тенденциях, связанных с насилием, однако, по оценкам исследования, опубликованного в издании Journal of Human Resources в 2016 году, законы об активной самообороне способствуют совершению около 600 дополнительных убийств в год (55). Другое исследование, опубликованное в «Европейском журнале права и экономики» в 2018 году, показало, что законы об активной самообороне привели к значительному росту числа смертей от огнестрельного оружия в крупных городах и их пригородах соответствующих штатов (56).

Было высказано предположение, что многие из проблем связаны не столько со строгим юридическим применением законов об активной самообороне, сколько с тем, как они преподносятся американскому народу. Как мы видели на примере Англии и Уэльса, то, что закон говорит о самообороне на самом деле, по большому счету не имеет особого значения. Бо́льшая часть общественности, не имея времени, опыта или желания для изучения свода законов, услышит только сопутствующие разговоры о псевдозаконах. Американские СМИ трубят об «активной самообороне», а не об «активной самообороне исключительно в ситуации, когда вы искренне полагаете, что она необходима». Мы немногим лучше – мы «даем отпор грабителям», а не «используем обоснованную силу против грабителей» (не забывая учитывать призрачную разницу между непропорциональной и чрезвычайно непропорциональной силой). Влияние закона на действия каждого отдельного человека во многом определяется его пониманием.

Когда общественность думает, что государство поощряет граждан быть готовыми прибегнуть к насилию – будь то воинственное приглашение к конфронтации или попустительство по отношению к применению непропорциональной силы, – некоторые восприимчивые слушатели поверят государству на слово. Они будут стрелять первыми, и будут поступать так часто. В своих комментариях для Reuters (57) Марк Хоэкстра поднимает очевидный вопрос: произошли бы вообще все эти смертельные стычки, не будь принят этот распиаренный закон об активной самообороне? Чувствовали бы мужчины, стреляющие в людей, себя менее уверенно, не наслушайся они мачистской, спонсированной Национальной оружейной ассоциацией риторики о незыблемом праве американцев защищать себя и свою собственность? Кроется ли реальная проблема в культуре, подпитываемой законом и его представлением, а не в его формальном тексте?

Прежде чем вернуться к обсуждению положения дел на нашем берегу, я поделюсь с вами еще одной историей из США. В сентябре 2018 года двадцатишестилетний Ботэм Джин находился в своей квартире в Далласе, штат Техас, где царят законы об активной самообороне[16]. Эмбер Гайгер, офицер полиции, жившая в том же квартале, по ошибке вошла в квартиру мистера Ботэма. Не осознавая своего просчета и ошибочно приняв Джина за грабителя, вторгшегося к ней в дом, она достала пистолет и застрелила его (58).

Хотя нам, к счастью, пока далеко до опыта американцев, мы не должны быть настолько наивными, чтобы считать себя неуязвимыми. Если премьер-министр заявляет британской общественности: «Когда грабитель переступает порог чужого дома… он отказывается от своих прав» (59), тем самым он не только неверно объясняет существующее законодательство, но и подводит людей к тому, чтобы насилие в ответ на кажущуюся угрозу воспринималось ими не крайней, а первоочередной мерой.

В доминирующем нарративе упускаются из виду нюансы.

Грабители или предполагаемые грабители – плохие люди. В момент проникновения в чужое жилище они лишаются всех своих прав – включая право на жизнь.

Применение непропорциональной силы – это ровно то, чего они заслуживают. Ограничения вашего права на убийство вызывают ненужные сомнения. Доверьтесь нам, и мы развеем их. Только не обращайте внимания на мелкий шрифт, гласящий, что это неизбежно означает, что и с других людей снимаются ограничения на ваше убийство.

В рамках парадигмы, в которой права домовладельца считаются абсолютными, право на защиту жизни может быстро превратиться в право на лишение жизни. И это очень важный момент с точки зрения основ человечности.

МЫ НЕ ДОЛЖНЫ ОТНИМАТЬ ЖИЗНЬ БЕЗ ВЕСКИХ НА ТО ПРИЧИН. ЭТО ВАЖНО, ПОТОМУ ЧТО В ОТСУТСТВИЕ УСЛОВИЙ ПРИМЕНЕНИЯ СИЛЫ, ДАЖЕ В СИТУАЦИЯХ НЕВООБРАЗИМОГО УЖАСА И УГРОЗЫ, МЫ МАРШИРУЕМ ПОД ФЛАГОМ САМОСУДА.

Даже если мы правильно оцениваем, что человек перед нами представляет угрозу, расследование на этом не окончено. Некоторые взломщики будут разделять позорную, нелицеприятную биографию Брендана Ферона, попытавшегося ограбить Блик-Хаус Мартина, однако некоторые будут детьми, совершающими свою первую глупую ошибку. И мы надеемся, что эта их первая ошибка станет последней благодаря их перевоспитанию, а не из-за того, что Тони Мартин возьмет на себя роль судьи и палача.

Недавно наша национальная риторика еще больше приблизилась к краю пропасти. Делу Ричарда Осборн-Брукса, старика семидесяти восьми лет, убившего грабителя отверткой, на протяжении нескольких недель в апреле 2018 года были посвящены гневные заголовки газет.

Он был арестован и допрошен – совершенно непримечательный и ожидаемый результат, когда полиция приходит к вам домой и обнаруживает, что вы убили кого-то на своей кухне, – после чего полицейское расследование пришло к выводу, что никаких дальнейших процессуальных действий в его отношении предпринимать не следует. Тем временем, пока на волне общественного осуждения продавались огромные тиражи и штамповались услаждающие слух цитаты для избирательных бюллетеней, редакторы и политики в унисон распевали свою благочестивую лживую песню: «Разве закон не приводит в ужас? Дом англичанина должен быть его замком».

В данном случае гнев был вызван не осуждением мистера Осборн-Брукса и даже не его обвинением. Ибо ни того ни другого не последовало. Нет, кампания, поддержанная петицией, запущенной газетой The Sun, была направлена на то, чтобы запретить полиции расследовать смерть грабителя (60). Мысль о том, что следует задавать какие-либо вопросы там, где была уничтожена человеческая жизнь, что после обнаружения окровавленного трупа в доме человека должна последовать какая-либо надлежащая процедура, была просто невыносима для газеты The Sun и ее взбудораженных, введенных в заблуждение читателей.

И снова правительство не смогло удержаться от того, чтобы не окунуть ноги в мутную воду. Вместо того чтобы отказаться от комментариев по поводу продолжающегося полицейского расследования или напомнить общественности о важности надлежащей правовой процедуры, министр юстиции Дэвид Гаук дал понять, что он «сочувствует домовладельцам, которые вынуждены защищаться, когда к ним врываются грабители». Его представитель добавил: «Именно поэтому в 2013 году мы дополнили закон, чтобы дать домовладельцам больше защиты от взломщиков» (61).

И все мы можем увидеть невооруженным взглядом, к чему ведут эти разговоры. К обществу, наделяющему нас правом – и даже поощряющее это – применять непропорциональное насилие в отношении друг друга, в котором государство даже не утруждает себя расследованием. Настоящая антиутопия, к которой мы продолжим свое неуклонное движение, если не произойдет радикального изменения существующего общественного дискурса и понимания.