Читать книгу Империя травы. Том 1 - Тэд Уильямс - Страница 6

Прикосновение тонких пальцев так сильно напугало Моргана, что он спрыгнул с ветки, на которой сидел, сильно ударился коленом и локтем о нижнюю и неуклюже упал на землю. Даже не пытаясь подняться на ноги, он пополз на четвереньках вперед, чувствуя, как в ушах мучительно пульсирует кровь. И только оказавшись в дюжине шагов от дерева, Морган осмелился оглянуться.

Лунный свет просачивался сквозь кроны древних деревьев, но не помогал понять, что за зверь коснулся его несколько мгновений назад. Впрочем, он совершенно точно знал, что смотрит на окутанное серебристым сиянием существо, подобное которому он не видел никогда в жизни, – оно оказалось меньше его младшей сестры, и это заставило страх немного отступить, но Моргану никак не удавалось сообразить, что это за животное… вроде не медвежонок и не обезьяна. А в огромных черных глазах застыло удивление, и, прежде чем зверек повернулся и исчез в нижней части дерева, Морган даже успел разглядеть руки с пальцами, а не когтями.

Морган сидел на влажной земле, пока луна снова не исчезла за деревьями. Он дрожал, дожидаясь, когда сердце немного успокоится, ему ужасно хотелось заплакать, но он не осмеливался издать ни звука. Морган понятия не имел, откуда пришел и как долго бежал.

«Я заблудился, – понял он. – Один в лесу Альдхорт. Заблудился».

Это знание было подобно сильному удару, и ему отчаянно хотелось выпить чего-нибудь крепкого.

Морган проснулся от жуткого мрачного сна, в котором его атаковали корни и сплетающиеся ветви дерева, а ползучие растения, точно мстительные призраки, хватали его и тащили куда-то, и обнаружил, что вместо жутких фантомов на него смотрит ярко-голубое летнее небо и теплый утренний воздух наполнен запахами самых разных растений.

У него было всего несколько мгновений, чтобы почувствовать облегчение, насладиться идеальной невинностью дня; затем он попытался выпутаться из плаща, в который завернулся, когда уснул на дереве. Его падение замедлили нижние ветви; ему повезло, что он забрался лишь на высоту нескольких своих ростов. Тем не менее он успел поцарапаться в нескольких местах, прежде чем свалился на землю.

Сначала он только лежал, тяжело дыша и ощупывая руки и ноги, чтобы выяснить, насколько серьезно они пострадали. «Вот тебе и безопасное убежище на деревьях, – подумал он. – Слава доброму Усирису, что я не забрался выше! – А потом он подумал: – Что со мной будет? Ищет ли меня кто-нибудь? И жив ли кто-то из тех, с кем я отправился в путешествие?»

Морган вспомнил, как в последний раз видел бедного старого графа Эолейра, и все у него внутри сжалось от страха и боли за него и Порто, и за тролля Бинабика и его семью. Морган постарался отогнать мрачные мысли. «Ты принц, – напомнил он себе, тебе нельзя позволить страху или грусти лишить тебя мужества». Он видел в лагере тела лишь нескольких эркингардов, так что Сненнек и Квина, а также остальные, наверняка сумели выжить. Но ему было трудно в это поверить.

Моргану очень хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Кувшин с вином помог бы ему избавиться от боли и тревог. Как же глупо он поступил, оставив свою флягу в лагере, когда они с Эолейром отправились к ситхи. Должно быть, Порто выпил весь его бренди. Если старый рыцарь прожил достаточно долго.

Морган разрывался между искренним страхом за своего товарища и мыслями о том, что его бренди досталось тому, кто не сможет его оценить.

Наконец, когда первое потрясение от падения прошло, Морган с трудом поднялся на ноги и принялся собирать вещи, свалившиеся с ветки вместе с ним – меч, мех с водой и темно-зеленый плащ, в который он завернулся посреди ночи, когда стало особенно холодно. Потом он уселся под буком и разложил перед собой на влажной земле свое имущество, а затем взял в руки кошель и высыпал его содержимое на расстеленный плащ.

Он обнаружил огниво, которое помогло бы ему разжечь огонь – оно первым попалось ему на глаза, и Морган тут же возблагодарил бога. Но, кроме кольчуги и одежды под ней, у него почти ничего не было – меч и кинжал, а также то, что лежало в кошельке. Он изучил маленькую кучку, и ему стало грустно.

Огниво.

Книга Эйдона, принадлежавшая его матери.

Нечто, завернутое в листья, он не знал, что это такое, но надеялся найти там еду.

Специальные железные когти, которые надевались на ноги, чтобы ходить по льду – подарок Сненнека, – совершенно бесполезные в летнем лесу, как соски у кабана.

Морган взял кошель и понял, что там лежит что-то тяжелое. Он засунул внутрь руку и увидел, что кто-то – его оруженосец Мелкин или тролль Сненнек – свернул в моток тонкую веревку, которая так и осталась на самом дне кошелька. Морган почувствовал благодарность к тому, кто это сделал. В крайнем случае он сможет воспользоваться веревкой, чтобы укрепить свое убежище.

«Или повеситься», – подумал он и тут же вознес поспешную молитву о прощении. Зачем давать богу лишние идеи?

Закончив молитву, он посмотрел на сверток, обернутый листьями. Последний раз они с Эолейром ели в лагере покрытого шрамами ситхи Кендрайа’аро. Морган почти ни к чему не притронулся, хотя еда была очень вкусной, и теперь проклинал себя за излишнюю скромность и глупость, что не наелся тогда на славу – но кто мог знать, что произойдет дальше?

«Клянусь любовью Господа нашего, что я буду есть в этом лесу?»

Морган испытал огромное облегчение, когда обнаружил, что в виноградные листья завернуты твердый сыр, хлеб и яблоко, видимо, их припрятали либо старый Порто, либо его оруженосец Мелкин. Но откуда там взялось яблоко? Морган не помнил, когда они в последний раз оказывались рядом с яблоней. Остальная еда могла подождать, а вот яблоко уже стало мягким. Он откусил кусочек и на мгновение испытал невероятное счастье, таким вкусным оно оказалось.

«Значит, я не такой глупец, каким меня считает мой дед, – сказал он себе. – И я не беспомощный. Вы только посмотрите на то, что у меня есть – нож, кое-какая еда, огниво».

Но потом радость исчезла, и Морган вспомнил друга деда, Джеремию, лорда-гофмейстера Хейхолта, который критиковал его кожаный кошель.

«Такие вещи носят только крестьяне и пилигримы, – сказал ему Джеремия. – А вы, ваше высочество, не из их числа».

«Ну, лорд Ненавидящий-кошельки, – подумал Морган, – кто из нас оказался прав?»

Тут он сообразил, что сидит в одиночестве посреди огромного леса, не имея ни малейшего представления о том, как вернуться домой, и мысленно спорит с человеком, которого нет рядом.

«Когда оказываешься в трудном положении, – однажды сказал ему дед, – иногда нужно просто продолжать жить дальше. Двигаться вперед».

Теперь, годы спустя, Морган увидел смысл в словах короля. Пока он изучал свое имущество, солнце успело подняться выше, прошло над ветвями над головой Моргана, спеша к полудню, после которого начнут приближаться ночь и темнота.

Морган понимал, что еды ему едва ли хватит надолго, а он ничего не знал о том, что может оказаться съедобным в Альдхорте, за исключением нескольких ягод. Он с самого детства не ловил кроликов, когда вместе с другими детьми высокопоставленных сановников Хейхолта изображал странствующего героя. Оставалось надеяться, что он все еще помнит, как делать силки.

«Если ты останешься здесь, то будешь голодать, – сказал он себе. – Ты должен что-то делать. Думай, Морган, думай!»

Самым очевидным решением было попытаться найти дорогу, ведущую из леса. Впрочем, когда рядом были ситхи, он не очень понимал, куда они шли, и подумал, что причина в каком-то языческом заклинании, которое путало чужаков. Но теперь он сможет ориентироваться по солнцу, которое не обманет.

Морган сложил все обратно в кошель и посмотрел на небо, чтобы понять, в каком направлении движется солнце, а потом зашагал туда, где должен был находиться юг, в сторону степей. Несмотря на тревоги – ему ужасно хотелось выпить, и эта жажда только усиливалась, – а еще он чувствовал себя настолько смелым, что даже начал насвистывать на ходу. И только после того, как вспомнил, что те, кто напал на лагерь, могут его искать, смолк.

К полудню Морган уже не мог заставить себя свистеть, даже если бы набрался смелости. Желудок у него болезненно сжимался, и отчаянно ныли ноги, но он не видел ни малейшего прогресса в своих блужданиях. После того как солнце миновало высшую точку, он старался шагать вправо от направления его движения к земле, рассчитывая, что это приведет его к краю леса. Но время уходило, лес по-прежнему оставался густым, а большие деревья, грабы, липы и множество эркинландских дубов создавали глубокую тень, сквозь которую лишь изредка пробивались солнечные лучи, освещавшие редкие болотистые участки между холмами. Он прошел намного больше того расстояния, которое пробежал вчера вечером, несмотря на то, что тогда едва справлялся с ужасом. И, хотя рядом не было ситхи, очевидно, магия леса продолжала на него действовать.

Морган остановился на склоне холма, чтобы оценить свое положение, и прислонился спиной к стволу большого бука. Он доел яблоко несколько часов назад, высосал остатки сока из огрызка, а потом раздавил семечки зубами, чтобы ничего не потерять, чувствуя себя настоящим героем. Но теперь голод стал его постоянным спутником, поэтому он достал краюху хлеба и стал его есть с маленькими кусочками сыра. Это немного помогло, но ему по-прежнему ужасно хотелось выпить, и мысли о выпивке стали для него источником постоянных мучений.

Проблема с выбором направления движения представлялась ему более простой: Морган понимал, что степи и Имстрекка должны находиться южнее, однако не знал, как велика протяженность леса. Он стер пот со лба и посмотрел вверх вдоль ближайшего склона, размышляя о том, что, если поднимется на вершину, возможно, сможет увидеть, как далеко ему осталось идти до границы леса.

Подъем занял некоторое время, потому что склон оказался довольно крутым, к тому же Моргану мешали кусты и поваленные деревья. К моменту, когда он оказался на вершине, солнце ушло довольно далеко к горизонту. Наконец он нашел открытое место, где деревья расступались рядом с рощей призрачных березок, и увидел перед собой море деревьев – море без берегов.

– Так нечестно! – вскричал он, и ему в ответ укоризненно заверещала сойка. – Нечестно!

Лес тянулся во все стороны, ничего, кроме бесконечной череды крон деревьев и холмов вроде того, на вершине которого он стоял, отдельные островки среди зелено-коричневого океана листьев.

Морган почувствовал, как слезы разочарования и страха начинают застилать ему глаза, и ему отчаянно захотелось напиться до бесчувствия.

Ситхи называли свои поселения «маленькими лодками». Как же ему хотелось увидеть сейчас нечто подобное. И пусть это будет лагерь покрытого шрамами негодяя Кендрайа’аро.

Морган почувствовал слабость в коленях и прислонился к стволу березы. Солнце стояло довольно низко, и его свет уже не мог добраться до низин, где начал собираться вечерний туман. Морган вытер глаза, недовольный собственной слабостью, но еще не в силах что-то делать.

«Я здесь умру. – В этот момент он не видел никаких других вариантов. – От голода или холода, или упаду и сверну себе шею. Волки. Медведи. И никто никогда не узнает, что со мной случилось».

– Убейте аристократа и заберите его одежду. Больше у него ничего нет.

Граф Эолейр, лорд-камергер, Рука престола, герой вой- ны с Королем Бурь, оказался в окружении ухмылявшихся тритингов.

Грубых бородатых мужчин, врагов Эолейра, было шестеро. Его мучители носили разрозненные части доспехов, а на грязных накидках не было никаких эмблем. Тот, что сбил Эолейра с ног, ткнул его мечом, чтобы ранить, а не убить – степняк хотел сначала развлечься, – и граф откатился в сторону, так что клинок лишь пронзил его плащ.

Один из всадников спешился.

– Придержи клинок, Хурза, – сказал он.

Эолейр понял, что это командир степняков, несмотря на свою молодость. Его щеки покрывали церемониальные шрамы, а в светлые волосы и бороду было вплетено множество мелких костей. Как и остальные, он не носил символов клана тритингов, что подтвердило подозрения Эолейра – его захватили разбойники. Вожак с усмешкой посмотрел на Эолейра.

– Мы всегда успеем его убить, – сказал он. – Но сначала я хочу узнать, что он здесь делает.

– И я охотно отвечу на твои вопросы, – сказал Эолейр, – но сначала мне нужно встать. – Он сел. Клинок Хурзы все еще оставался в плаще Эолейра, ткань начала рваться, но часть плаща все еще оставалась в земле. Степняк нахмурился, но не стал спорить с командиром. Наконец Хурза вытащил меч, вытер клинок о ногу Эолейра и убрал оружие в ножны. – Если только ты не боишься одного эрнистирийца, который вдвое старше тебя, – добавил Эолейр.

– Пожалуй, даже больше, чем вдвое, – с усмешкой ответил вожак разбойников. – Но я же сказал, что мы не намерены спешить тебя убивать, а потому открой-ка мне: что любитель кроликов из Эрнистира делает на нашей земле?

– А она твоя? Я не вижу ни у кого из вас эмблемы клана. – Эолейр знал, что играет со смертью, давая такие дерзкие ответы, но тритинги уважали мужество, а он бы предпочел, чтобы его убили как леопарда, а не как овцу. Кроме того, у него появилось чувство, что молодой тритинг действительно хочет выслушать его, хотя бы потому, что он умнее и практичнее своих воинов. Ко всему прочему, и это было очень важно для Эолейра, он видел, как трое других разбойников продолжают с недовольным видом расхаживать возле границы леса, где исчез Морган, и ему хотелось отвлечь внимание на себя. – Я Эолейр, лорд-камергер Эркинланда. И выполняю здесь поручение Верховного престола.

– Поручение? – командир рассмеялся. – О ком речь? О клане Лисицы? Или клане Ласточек? Или ты направлялся с визитом к толстым жителям Гадринсетта?

– Нет, не так, речь не о смертных. Меня послали на поиски ситхи.

Несколько разбойников принялись тревожно переглядываться; другие сплевывали на землю и делали знаки, отводящие зло.

– Ха, – сказал командир. – Теперь я знаю, что ты лжешь, эрнистириец. Кто станет добровольно искать встречи с Лесным народом? И кто сможет их найти, если они сами того не захотят?

Разбойники, остававшиеся у опушки леса, вскочили в седла и присоединились к остальным; Эолейр почувствовал облегчение.

«Великий Бриниох, благодарю тебя. Сохрани жизнь мальчика», – беззвучно молился он.

Быть может, Джирики был где-то рядом и теперь поможет Моргану добраться до безопасных мест. Несмотря на то что Кендрайа’аро плохо обошелся с ними, Эолейр считал, что едва ли найдется много мест, за исключением Хейхолта, где Морган находился в большей безопасности, чем с ситхи.

– У нас был рог, – сказал Эолейр командиру разбойников. – Мы получили его от ситхи. Он помог нам призвать ситхи, я только что вернулся после беседы с Лесным народом, как вы их называете, и обнаружил, что ты атаковал и уничтожил мой отряд.

– Я устал от этих разговоров, – с хмурым видом заявил Хурза, но достаточно тихо, и командир его проигнорировал.

– Это необычная история, сэр. Вы уверены, что вы дворянин, а не бард?

Один из разбойников, обладатель черной бороды, который был заметно старше командира, неожиданно вмешался в их беседу.

– Клянусь Громовержцем, я думаю, что знаю этого человека, Агвальт.

Командир повернулся к нему:

– Что ты сказал?

– Я видел его прежде. Он знал моего отца. – Разбойник с удивлением смотрел на Эолейра. – Я Хотмер. Мой отец, Хотвиг, из клана Жеребца, сражался за принца Джошуа. Вы его помните?

– Помню ли я его? – Эолейр был поражен, но сохранял осторожность. – Конечно, я его помню. Но ведь Хотвиг стал великим человеком в Гадринсетте – правителем города, я слышал. Как ты оказался здесь?

Хотмер покачал головой, и его лицо помрачнело.

– Я это не обсуждаю. – Он повернулся к Агвальту: – Но Эолейр был важным человеком уже в то время – правая рука короля, а с тех пор прошло двадцать зим.

– Разве это имеет какое-то значение? – с усмешкой потребовал ответа Хурза, который прищурился. – У него нет кошелька, и он совершенно бесполезен. Давай перережем ему глотку и отправимся по своим делам.

Некоторые разбойники были явно с ним согласны, но остальные смотрели на молодого командира.

– Это имеет значение, – сказал Агвальт, – если за него удастся получить выкуп. – Что ты скажешь, эрнистириец, король захочет заплатить за тебя выкуп?

– Конечно. И в любом случае, он будет рад услышать известия… – Эолейр понял, что от усталости и страха едва не сболтнул лишнего, – …о том, чем закончилась моя встреча с ситхи. Да, король Саймон и королева Мириамель заплатят за меня выкуп – но только если я буду жив и здоров и смогу рассказать им, что произошло.

Агвальт рассмеялся.

– Конечно. Но именно так сказал бы любой человек, попавший в отчаянное положение. И, хотя мы собрали неплохой урожай… – Он указал на гору щитов и доспехов на земле, оставшихся, несомненно, от мертвых эркингардов. – …Нам не следует излишне спешить и терять более крупный приз. – На его покрытом шрамами лице появилось хитрое выражение. – Но ведь был еще мальчишка, который сбежал? – Он посмотрел на приближающихся всадников и нахмурился. – Мальчишка, которого мои люди не сумели поймать.

Эолейр махнул рукой.

– Мой оруженосец, безмозглый олух, бросивший меня, как только пришла беда. Мне без него даже лучше.

Он попытался придумать, как заставить разбойников помочь ему разыскать Моргана, но не мог представить, как это сделать, не рассказав им, что речь идет о принце. Эолейр оказался перед трудным решением: что хуже, оставить принца одного в диком лесу или помочь ему стать пленником злобных разбойников? Агвальт может пытать их, а потом убить, если перспективы выкупа станут туманными или слишком опасными.

– А остальные дети? – прервал его размышления Агвальт. – Те, которых мы видели издалека, – они ехали верхом на баранах?

Эолейр удивился и обрадовался. Должно быть, речь шла о семье Бинабика, получалось, что они пережили нападение и сумели сбежать.

– То были не дети, а тролли из высоких северо-восточных гор. Их группа возвращалась домой и часть пути собиралась проехать с нами.

Теперь Агвальт расхохотался громко и с явным удовольствием.

– Тролли? О, какой у нас сегодня день! Даже если мы решим тебя убить, Эолейр, так называемая Рука короля, мы сделаем это не сразу, чтобы послушать твои выдумки. Ночи в степях бывают скучными без интересных историй. – Но затем его лицо снова стало холодным. – Свяжи его, Хурза. Не так крепко, чтобы он пострадал, но я не хочу никаких фокусов, и пусть остается связанным до тех пор, пока мы не разобьем лагерь. Он может ехать за спиной Хотмера, который наверняка будет рад компании старого друга своего отца.

Эолейр понял, что его не будут убивать прямо сейчас, и рискнул задать еще один вопрос.

– А где остальные твои люди? Ты бы не стал атаковать столь малыми силами большой вооруженный отряд.

– Остальные мои люди, – сказал Агвальт. – Мы не глупцы. – Он повернулся к дымящимся остаткам лагеря эркингардов, от которого почти ничего не осталось. – Эта бойня не наших рук дело. На твоих людей напал клан – и их было очень много. Целый клан, который направлялся на сбор в Холмах Духа, так я думаю. Но хватит болтать. Мы уходим.

Когда его поднимали на седло за спину Хотмера, Эолейр бросил последний взгляд в сторону леса, где исчез Морган, но над степью уже спускались сумерки, и он увидел лишь темную громаду леса, погрузившуюся в тень.

«Да хранят тебя боги, Морган. Я молюсь за то, чтобы ты добрался домой без меня. Не думаю, что мне хватит сил вернуться к твоим дедушке и бабушке и рассказать им, что я не сумел защитить их наследника. Лучше уж умереть в этих пустошах».

Сначала Морган держал в руке меч, изредка делая пробные выпады по лучам солнечного света между деревьями, уверенный, что его могут в любой момент окружить разбойники и ему придется защищать свою жизнь. Но по мере того как день клонился к вечеру, а в лесу становилось теплее, рука у него начала уставать, и он убрал меч в ножны. Очень скоро они стали ему мешать, потому что колотили по бедру во время ходьбы. И, хотя солнце уже прошло существенную часть своего пути, день становился все более жарким, и ему уже казалось, будто он задыхается в своем шерстяном плаще. Морган снял его, сложил и накинул на шею, чтобы защитить затылок от хлеставших его ветвей, и тут же почувствовал неприятный зуд.

Однако не это стало его главной проблемой. Все шло не так, все раздражало, тревожило и пугало Моргана. Несмотря на жару и пот, стекавший по спине, периодически он начинал дрожать. Он постоянно думал о бренди, вине или даже пиве, сошло бы что угодно, только бы избавиться от отвратительных мыслей. Ко всему прочему, он никак не мог выбраться из этого странного и опасного места.

Моргана никогда не интересовал лес, если не считать того, что там можно охотиться или устраивать приключения с выпивкой в компании с Астрианом и Ольверисом, как в тот раз, когда они отправились пострелять в оленей в королевском лесу Кинсвуд, заблудились и нашли обратный путь только при помощи королевских лесников, которые услышали, как они спорят между собой. Но Морган уже начал понимать, что знакомый лес рядом с замком очень сильно отличается от Альдхорта. Во-первых, даже в глубинах Кинсвуда повсюду виднелись следы людей, указатели охотников, оставленные на коре деревьев, груды камней, обозначающие тропы, и даже обугленные остатки костров.

Здесь, в Альдхорте, троп не было, и он не находил никаких признаков присутствия людей, лишь изредка вспыхивали красные хвосты белок на верхушках деревьев, или он слышал шелест крыльев пролетавших птиц, которых даже не всегда успевал увидеть. Он вполне мог находиться в каких-то новых землях, где никогда не ступала нога человека, однако его преследовало ощущение, будто кто-то – часто ему казалось, что таких существ несколько, – наблюдает за ним, прячась за деревьями. Морган не мог объяснить, что именно заставляло его так думать, но его постоянно преследовало чувство, что он здесь чужак, и даже огромные деревья смотрят на него свысока и с любопытством.

Никогда Морган не чувствовал себя таким одиноким.

В Кинсвуде и в некоторых частях огромного эрнистирского леса Сиркойл, в которых ему довелось побывать, он всегда видел людей и их жилища. Лесной народ возделывал деревья, выращивал или подстригал, иногда вырубал для получения топлива, оставляя торчавшие из земли пни, напоминавшие надгробия. Подлесок собирали угольщики, упавшие плоды поедали свиньи, которых пригоняли в лес на кормежку. Все каким-то образом использовали. А здесь он шагал совершенно один сквозь жаркий, влажный и безмолвный сумрак.

К концу дня каждый новый вдох, сделанный Морганом, наполнял его грудь, но не прояснял мысли, и ему приходилось постоянно бороться с переполнявшим его чувством беспомощности и отчаяния. Несколько раз, когда он поднимался на вершину холма, он пытался отыскать границу леса или хоть какие-то следы людей, но видел лишь бесконечные пространства деревьев и кустарника, которые тянулись во все стороны, и лишь огромные усилия воли не позволяли ему опуститься на колени и разрыдаться.

«Я не могу это сделать, – снова и снова повторял он себе. – Я принц. А принцу нельзя плакать».

Ему удавалось сдерживать слезы, но по мере того, как день подходил к концу и становилось очевидно, что он не сможет выйти из леса до наступления ночи, страх начал подниматься в нем, точно паводковая вода.

Крестьянский сын схватил свой меч И к берегу Гринвейда побежал, Где ряд за рядом стояли Жестокие воины короля Падуба.

И парень поднял свой меч, У пенистого стоя потока, И вскрикнул: «Ты не войдешь в Эркинланд! Путь река наполнится кровью!

Моргану хотелось спеть что-нибудь воинственное и веселое, но собственный голос казался ему тихим и лишенным смысла, и – хуже того – у него появилось ощущение, будто он оскорбляет вечную тишину леса, поэтому он не допел песню «Крестьянский сын Долшира». Однако очень скоро он не мог бы петь, даже если бы захотел. У него остались силы лишь для того, чтобы продираться сквозь подлесок, не обращая внимания на бесчисленные кровавые царапины от терновника, который рос около редких троп, проложенных животными, и он уже с трудом переставлял одну ногу за другой.

Он провел около часа в густой роще огромных древних лип, одни были стройными и тонкими, словно вытянувшаяся в струнку стража, другие такими толстыми, что их стволы казались припавшими к земле патриархами, клюющими носами возле семейного камина. Когда Морган наконец выбрался в более редкий лес, он остановился отдохнуть. Солнце садилось на западе – во всяком случае, там должен был быть запад, или все теряло смысл – и воздух стал прохладнее. Морган уже надевал плащ, когда заметил тянувшийся к солнцу ясень с широким неровным стволом, словно выросшим в тени ныне исчезнувшего гигантского дерева. Ему вдруг показалось, что это дерево ему знакомо…

Он приблизился к нему, обошел со всех сторон, но никак не мог избавиться от странного чувства. Затем его внимание привлекло какое-то светлое пятно на земле рядом со стволом. Оказалось, что это ставший коричневым огрызок яблока, который облепили муравьи, но Морган узнал отпечаток сапога на мягкой земле рядом с остатками его утренней трапезы.

Он вернулся к тому месту, откуда начал свой путь.

Морган опустился на колени, припал лбом к земле и заплакал. Солнце оказалось лжецом и предателем, оно, как убийца с ножом, пыталось отнять у него жизнь. Лес его ненавидел, и теперь Морган ненавидел его в ответ. Он шел весь день, но вернулся туда, откуда начал.

Ночью он спал – или только пытался – на том же дереве, что приютило его накануне. В темном лесу шуршали какие-то существа, он слышал шепоты, похожие на человеческие голоса. Когда Морган сел с отчаянно бьющимся сердцем, он увидел сиявшие на высокой ветке три пары больших круглых глаз, в которых отражался лунный свет, казалось, они смотрели на него, однако, кем бы они ни были, приблизиться к нему существа не осмеливались. После этого Морган перестал обращать внимание на шелесты и шепоты.

Даже звезды, которые он видел сквозь кроны деревьев, выглядели неправильно – расстояния между ними изменились, и они были незнакомой формы. Там, где прежде сияла яркая сфера Светильника, на небесном своде появилось созвездие, подобное пауку или крабу, центральный яркий огонь окружали радиальные линии, состоявшие из более мелких звезд. Неужели даже небо обратилось против него?

Морган снова заплакал, он был не в силах остановиться, но постарался рыдать беззвучно, ему совсем не хотелось привлечь внимание хищников. Он больше не боялся преследователей-людей – более того, с радостью встретил бы их. Но тихие звуки его плача, несмотря на все усилия, разносились по лесу, и невидимые наблюдатели тихонько шептались между собой, словно обсуждали: что будет делать дальше это странное чужое существо.