Читать книгу Ужас по средам - Тереза Дрисколл - Страница 12

Вторник. Я то и дело поглядываю на буквы «Вт» на экране своего телефона. Раньше я никогда даже не задумывалась о том, из каких именно дней складывается неделя, но теперь только об этом и думаю. Какой сегодня день. И чем меньше времени остается до среды, тем короче мой сон.

В прошлом меня никогда не волновало, какой сегодня день, важно было только, работаю я или нет. Для меня как для журналистки привычное расписание, состоящее из будней и выходных, отсутствует. В газете все работают по скользящему графику так, чтобы закрывать выходные. Поэтому бывает, что во вторник у меня выходной, зато в воскресенье – рабочий день. А на следующей неделе выходной понедельник при рабочей субботе. Одним словом, ни одна неделя не похожа на другую, и я просто отмечала зеленым квадратиком очередной выходной в календаре на кухне, а по утрам, когда пила кофе, радовалась, видя, что зеленый квадратик приближается. Прежде форму рабочей неделе придавали совсем другие вещи: пилатес по четвергам и французский разговорный клуб во вторник.

А теперь? Я сижу одна, на кухне в доме своей сестры в Дорсете, и спрашиваю себя, чем сегодняшний день, вторник, отличается от всех остальных дней недели. И отвечаю себе – своей близостью к среде.

Я не могу расслабиться, потому что все время задаю себе вопросы: «А что будет дальше? Что этот псих учинит со мной завтра? Или с моей матерью? И действительно ли Мэтью Хилл прикроет мне спину? Защитит нас? И, наконец, самое главное – этот тип что, так и будет атаковать меня по средам или все это простое совпадение?»

Мой редактор все еще настаивает, чтобы я использовала все накопившиеся отгулы. Я убеждаю себя, что это разумно, но в глубине души сомневаюсь: а может, Тед просто хочет выдворить проблему за стены офиса? Он не позволяет мне писать о том, что происходит, как бы я это ни называла: проблемой ли преследования или как-то иначе. Считает, что с этой темой нужно поступать так же, как с ложными угрозами взорвать бомбу в былые времена: «Обсуждение проблемы в публичном пространстве – такая же подпитка для нее, как кислород для огня. А ему только этого и нужно, Элис. Поэтому в газете мы не будем об этом писать. Вообще ничего. Ни слова».

Тед по-прежнему говорит о газете так, словно ее бумажная версия и есть главное в ее существовании. Но это, разумеется, не так. Читатели бумажного варианта нашей газеты вымирают, причем буквально.

Газета Южного Девона, как и другие издания, в прошлом печатные, сегодня размещает каждую статью и каждую фотографию онлайн в тщетной надежде выработать новую рекламную стратегию для получения дохода.

Реальность же заключается в том, что мы находимся в состоянии свободного падения. Наши последние читатели стареют и уходят, как я уже сказала, в мир иной. Рекламодатели давно поставили на бумажных газетах жирный крест, а делать так, чтобы реклама в интернет-изданиях работала на нас, мы еще не научились. Вокруг столько конкуренции. А это значит, что еще год-два, и мы все останемся без работы. Самые мудрые из нас уже перешли в «связи» – то есть в PR или в маркетинг, а некоторые погрузились в изучение тайн того, что именуется «оптимизацией контента под поисковики».

Но я-то всю жизнь хотела лишь одного – писать, и потому у меня совсем нет уверенности в том, что я смогу переключиться на продажи.

Я смотрю на часы. Всего десять утра. Дорсет далеко, на урок французского я не успеваю, и передо мной расстилается трясина скуки и тревоги. Но сидеть без дела в этом доме, превращенном в подобие Форт-Нокса, и наблюдать, как медленно текут часы, я тоже не хочу, поэтому я поднимаюсь наверх, в свою спальню, чтобы взять свою спортивную сумку. Слава богу, плавательные принадлежности со мной.

Но, оказывается, выйти из дома в одиночку страшно. Я и сама не заметила, как привыкла к безопасности, обеспеченной системами камер слежения и сигнализацией. Да и Лиэнн будет в ярости. Она вернулась в Лондон, к семье, а мне велела сидеть тут и ждать, «когда все рассосется». Ну и что теперь делать, поставить еще один фильм?

Я перебираю возможности. Оглядываю кухню, где взгляд неизбежно утыкается в огромный телевизор на стене. Господи, сколько же фильмов я уже пересмотрела.

Нет, меня положительно тошнит от кино. И от сидения взаперти тоже тошнит. И от чувства собственной беспомощности. И от того, что мою жизнь контролируют другие люди. Я несколько минут держу ключи от машины в руке, прежде чем решиться. Вскоре меня встречает чудо – ворота, которые сами открываются перед моей машиной и так же за ней закрываются. Игрушка для богатых. Сладкая жизнь моей сестры.

Въезжая на первый холм, я спрашиваю себя – будет ли когда-нибудь конец этим бесконечным навязчивым вопросам, которым теперь подчинена вся моя жизнь. Не сошла ли я с ума, покидая тихую гавань? Может, да. А может, и нет. Что мне делать – развернуться и ехать домой? Может, да. А может, и нет.

Я слегка прибавляю скорости и громкости. Выезжая на главную дорогу, я обнаруживаю, что за мной едет красная спортивная машина. Сердце начинает биться как бешеное. Но красный автомобиль вскоре сворачивает на очередном светофоре, и я чувствую себя полной дурой.

Спортивный зал, в который я хожу в Девоне, слишком далеко, и я решаю наведаться в общественный бассейн. Даже не помню, когда я в последний раз была в таком месте, но сестра как-то говорила, что ее дети брали уроки плавания в здешнем бассейне и он вполне неплох. Моя сестра шагу не ступит туда, где нет платного членства, а значит, этот бассейн должен быть по-настоящему классным.

Навигатор приводит меня к цели. Парковка большая, свободная. Я уже начинаю думать, что это отличная идея – занять себя чем-то там, где много людей. Уж в толпе-то на меня никто не нападет, верно? Я быстро переодеваюсь, с приятным удивлением обнаружив, что в бассейне есть не только общая раздевалка, но и симпатичные кабинки для переодевания. И шкафчики тоже есть, причем достаточно вместительные. Вода оказывается даже теплее, чем я рассчитывала, и вскоре я уже полностью отдаюсь знакомому ритму, который всегда переносит меня в какое-то иное пространство.

Широкий гребок, еще один, вдох… широкий гребок, еще один, выдох…

Одну дистанцию я проплываю быстро, по «серьезной дорожке», отделенной от остального водного пространства ярко-оранжевым канатом с синими буйками. На второй дистанции я позволяю себе слегка расслабиться и отдаться течению мыслей.

Не знаю, почему мне вдруг вспоминается Джек, который утихомиривал по телефону женщину, жаждавшую поведать нам историю своего развода как раз в тот момент, когда я взяла трубку и услышала тот голос. «Я порежу тебя проволокой для сыра». Как спокоен тогда был Джек. Глаза встревоженные, но все движения размеренные, неторопливые – в общем, как раз то, что нужно, чтобы я не почувствовала себя полной дурой и не расквасилась окончательно.

В который уже раз я жалею, что не удержалась и перешла черту с Джеком. Выставила себя на посмешище. Это было давно, месяцев семь-восемь тому назад. Как раз перед тем, как встретить Тома.

О чем я тогда думала, ума не приложу. Бедняга совсем недавно потерял жену – чертов рак яичников. С тех пор и года не прошло, а тут я практически назначаю ему свидание. Пристала к нему, и все. «Пойдем в итальянский ресторан, Джек. Простенько, зато готовить не надо. Что скажешь?»

Может, он согласился только из вежливости, кто знает. В офисе мы отлично ладили, к тому же я ему сочувствовала. Жену потерял, да еще вот так. Но нет, надо быть честной до конца. Широкий гребок, еще один, вдох… Он мне действительно нравился, так что я пригласила его не только ради него, но и ради себя. Стыдоба.

В общем, тот поход в ресторан обернулся полной катастрофой. Мы взяли джин с оливками. Я вдруг страшно разнервничалась, оставшись с ним один на один, вне офиса, и принялась трещать без умолку. Задавала слишком много вопросов. И слишком много выпила, едва ли не залпом. К тому моменту, когда принесли главное блюдо, Джек был бледен, а я здорово опьянела. Но мне и этого было мало, я начала флиртовать, причем по-настоящему. Какой-то частью рассудка я понимала, что за меня говорит джин и что все это плохо кончится, но остановиться не могла. Я протянула руку через столик и коснулась его руки. Бедный Джек. Он сначала удивился, потом смутился. А я выпила еще. После чего потянулась к его руке во второй раз, но он отпрянул как ужаленный. Я была гораздо пьянее, чем мне казалось. Мой спутник бормотал что-то о неправильно истолкованных сигналах и ужасном недоразумении.

– Прости меня, Элис. Я не должен был соглашаться. Я не могу. У меня такое чувство… не знаю. Неправильное какое-то. Наверное, мне лучше уйти.

И он ушел, даже горячее не доел. Оплатил счет, вызвал мне такси и исчез.

После того случая мне еще долго было не по себе, когда мы встречались в офисе. Я краснела, он тоже краснел. И когда пару недель спустя на сцене вдруг появился Том, я начала встречаться с ним с преувеличенным энтузиазмом, как школьница.

Что ж, все-таки выход…

Позже я все-таки угостила Джека кофе и извинилась.

– Прости, Джек. Помнишь тот итальянский ресторан? Я, честно, не хотела, чтобы это выглядело как свидание. Честное слово, не хотела… У меня и парень есть. Его зовут Том, он юрист. Надо вас познакомить. Мы тут на днях хотим сходить куда-нибудь выпить, я вас познакомлю.

– Было бы здорово, Элис. Прости, что я так странно вел себя в ресторане…

– Брось. Это моя вина. Я слишком много выпила. В общем, прости меня, и пусть между нами все будет как раньше. В смысле мы друзья. И я познакомлю тебя с Томом. Он тебе понравится.

* * *

Я подныриваю под канат с синими поплавками и подплываю к бортику бассейна. Снимаю тонированные очки и жду, когда глаза снова привыкнут к яркому освещению. Тем временем оглядываюсь вокруг, начиная различать лица. Вот мужчина с двумя детьми. На их плечах яркие надувные нарукавники. «Странно, почему он не на работе, а дети не в школе?» – думаю я.

На высоком стуле сидит спасатель и тоже осматривает бассейн. Вид у него скучающий, и мне думается, что ему, наверное, даже понравилось бы, если бы кто-то вдруг начал тонуть. По крайней мере, тогда бы он смог почувствовать себя полезным. Хотя нет. Это жестокая мысль.

Интересно, а что думает о своей работе Мэтью Хилл? Ходит за мной по средам, и что? Надеется, что ничего не случится? Или, наоборот, втайне мечтает оказаться полезным?

Вот так же и мы, журналисты, совершаем рутинный обзвон отделений полиции и «Скорой помощи» и пожарных бригад – утром, днем и вечером. Конечно, мы никому не желаем зла.

И все же втайне всегда надеемся поживиться «историей».