Читать книгу Страсть выбирает отважных - Тереза Ромейн - Страница 4

Тотчас же было решено, что развязный юнец Колючка должен снова стать благовоспитанной мисс Фрост, поэтому кучер принес ее дорожный сундук, из которого она достала свое любимое платье, а также некоторые другие принадлежности дамского туалета. Но где же на Стрэнде найти дамскую комнату?

В растерянности осмотревшись, Джорджетта пробормотала:

– Где бы мне переодеться?..

Хьюго взялся за ручку сундука, помог кучеру водрузить его на место и ответил:

– В карете, где же еще? Мы можем задержаться минут на пять.

– Пять минут? – переспросила девушка.

– Что, слишком долго? Ну, если управитесь быстрее, то тем лучше. Тогда мы быстрее доберемся до Уиллингем-Хауса.

– Похоже, вы никогда не пытались надеть женскую одежду без помощи горничной, – проворчала Джорджетта, бросив сверток в карету.

– Вот в этом вы правы. – Хьюго придержал для девушки дверцу.

Забравшись в экипаж, она сказала:

– Ладно, так и быть, я постараюсь переодеться как можно быстрее. – Переодеться в карете! Прямо перед Сомерсет-Хаусом! И это при том, что занавеска на окне почти прозрачная. С таким же успехом она могла бы переодеваться прямо на улице. – Вы не могли бы встать перед окном кареты? – сказала она своему спутнику.

– За что такая честь, Колючка? – изумился Хьюго.

Густо покраснев, Джорджетта пробормотала:

– Это не то, что вы подумали… Не надо заглядывать в карету. Я хочу… чтобы вы загородили окошко, вот и все.

Лорд Хьюго с любезной улыбкой ответил:

– Мисс Фрост, я буду настоящим джентльменом, и вы не должны во мне сомневаться. – С этими словами он захлопнул дверцу кареты.

Усевшись на полу, Джорджетта пыталась побыстрее освободиться от брюк и куртки. Сквозь тонкую занавеску она видела плечи и затылок лорда Хьюго. Да, именно затылок, так что он действительно отвернулся. Что ж, отлично! Она и раньше не сомневалась в том, что он джентльмен, но какой прок от джентльменов? Рапунцель никогда не сбежала бы из башни, будь ее принц джентльменом, который почтительно сидел бы неподалеку, слушая ее песни, а потом, наслушавшись, встал бы и ушел, даже не попрощавшись, – ведь он не был официально представлен даме!

Джорджетта побаивалась читать ученые труды, которые так нравились ее родителям, зато упивалась сказками, в которых поверни за угол – и увидишь замок, а уличный торговец вполне мог оказаться самым настоящим принцем. В сказках животные умели говорить, а совершенно одинокая бедная девушка непременно обретала богатство и счастье с возлюбленным, которого обязательно где-нибудь встречала.

Разумеется, она прекрасно понимала, что все эти чудесные истории всего лишь сказки, но лучше уж верить в невозможное, чем жить совсем без мечты.

Тут фигура за окном вдруг пошевелилась. Может быть, это Хьюго поднял руку, чтобы заслонить от копоти глаза? К тому времени Джорджетта успела натянуть чулки и надеть платье. И она была слегка разочарована, что он ни разу не попытался подсмотреть. Ох, наверное, это означало, что она для него почти то же самое, что оборванец Колючка… Или обуза, с которой его повязало чувство долга и от которой он надеялся поскорее избавиться.

Что ж, ничего удивительного. А кого могло бы обрадовать ее общество? Возможно, сейчас, когда она сбежала из книжного магазина – неужели это произошло только сегодня утром? – ей вообще не на кого больше рассчитывать.

Наверное, этого и следовало ожидать. Слишком самонадеянно для такой девушки, как она, надеяться на удачу. Да кто же ее заметит? Вот почему она должна добиваться всего самостоятельно – как героини ее любимых сказок. Она с детства усвоила истину: нельзя ждать милости от других, особенно – от родителей, которые прожили жизнь, уткнувшись в книги и совершенно не замечая, что их дочь сидит голодная и не может назвать своей собственностью даже огарок свечи!

Джорджетта скатала мальчишескую одежду, забрала волосы в узел и постучала в дверцу кареты. Хьюго тотчас же ее открыл и, глядя на девушку с явным упреком, заявил:

– Вы возились гораздо больше обещанных пяти минут!

– Я испытывала огромное удовольствие, переодеваясь в тесноте, вот мне и захотелось его продлить, – съязвила Джорджетта.

– Но теперь-то вы закончили?

– Да, хотя и трудновато справляться без помощи горничной.

Наряжаясь мальчишкой, Джорджетта туго перетянула грудь, и сейчас повязка оставалась на месте, внутри корсета, который застегивался на спине. Чтобы с ним справиться, помощь служанки была просто необходима. К тому же корсаж также застегивался на пуговицы сзади. Но не ехать же к герцогу в платье, которое в любой момент могло с нее свалиться…

– Помогите управиться с пуговицами, – пробормотала мисс Фрост, немного помолчав. – Самой мне до них не дотянуться… – добавила она, снова покраснев.

А лорд Хьюго, весело хмыкнув, объявил:

– Сейчас я буду исполнять роль дамской горничной! Сегодняшний день полон сюрпризов, не так ли?

– Будь вы и в самом деле дамской горничной, я бы попросила вас сделать что-нибудь с моими волосами. Я никогда еще не встречалась с герцогом, поэтому… – Она в отчаянии взмахнула рукой, и жест этот означал: «Я бы хотела выглядеть привлекательнее, но увы…»

Неизвестно, как лорд Хьюго истолковал ее жест, однако сказал:

– Все будет хорошо, не беспокойтесь. Дело в том, что вы сразу попадете к моей матушке, и если не понравитесь ей, то вовсе не из-за прически.

– Пытаетесь меня утешить? – пробурчала Джорджетта.

– Я бы так не сказал. А почему вы спрашиваете? Мои слова вас не успокоили?

– Не знаю… – Ох, если бы ей не требовалась помощь с этими проклятыми пуговицами, она бы, пожалуй, стукнула его кулаком по лбу. – Но зачем мы едем к вашим родителям? Я ведь уже говорила, что не хочу быть гостьей вашей матушки.

– Мы едем к ним не за этим. Видите ли, бесплодные поиски украденных сокровищ меня не очень-то привлекают. А вот если обратиться с просьбой к отцу… Такая просьба, возможно, принесет плоды. Но этим делом предстоит заняться мне, а вы… вы можете пить чай – или чем там еще занимаются дамы в свободное время. К сожалению, я об этом ничего не знаю.

– И я не знаю. В книжном магазине у меня не было свободного времени.

Джорджетта заставила себя улыбнуться, хотя в этот момент ей было не до веселья – она вдруг особенно остро почувствовала, какая пропасть пролегла между ней и лордом Хьюго. Разумеется, она не считала себя простолюдинкой: ведь ее родители были образованными людьми, а некогда, если верить тем же родителям, их семья даже владела землей, – но все же, как ни крути, – не дочь герцога… Интересно, что могло связывать узами дружбы таких разных людей, как лорд Хьюго и Бенедикт? Неужели лишь книги и научные исследования?

Тут ее спутник что-то пробормотал сквозь зубы и произнес:

– Вы правы. Простите. А теперь повернитесь, и я застегну ваше платье.

С этими словами Хьюго поднялся в карету, сел рядом с девушкой, повернулся к ней и, осторожно взяв за плечи, развернул к себе спиной.

– Пуговицы, – сказал он, – это очень непрактично.

– А никто и не утверждает, что женская мода должна быть практичной, – отозвалась Джорджетта и села боком, чтобы Хьюго было удобнее. – Между прочим, не думайте, будто я не заметила, как вы сказали, что не хотите искать сокровища. Но я на это не давала согласия.

– Да, знаю. Я и не ждал, что вы согласитесь. Не беспокойтесь. Получу я деньги или нет, все равно благополучно доставлю вас к брату. Можете искать украденные деньги вместе с ним, если желаете.

Джорджетта хотела возмутиться и уже приготовила восхитительную тираду, возмущаться почему-то расхотелось, а к горлу подкатил комок. Она чувствовала быстрые движения пальцев Хьюго, сражавшегося с пуговицами – крошечными костяными кружочками, которые протянулись от затылка до талии. С каждой застегнутой пуговкой корсаж затягивался все туже, и ей отчего-то становилось трудно дышать. А ведь подобных ощущений это платье никогда у нее не вызывало…

– Все, готово, – сообщил Хьюго.

Джорджетта тотчас же закинула руки за голову и дотронулась до пуговицы на затылке. Ее пальцы на мгновение соприкоснулись с пальцами Хьюго, и она едва не вскрикнула от изумления.

Что ж, возможно, ее действительно что-то поразило, но что именно? Она не знала ответа на этот вопрос и, стараясь скрыть смущение, пробормотала:

– О, как драматично… С вами, папаша, все в порядке?

Лорд Хьюго, уже пересевший на другое сиденье, тотчас кивнул.

– Да, все отлично.

Однако его синие глаза разглядывали ее с таким странным и даже недоуменным выражением, как будто она вдруг оказалась еще одной комнатой в его больничных чертежах – комнатой, которую он не проектировал и которой не мог найти применения.

Но Джорджетта мгновенно забыла об этом странном взгляде, как только карета остановилась перед особняком Уиллингемов. Если честно, она ужасно волновалась и даже не очень-то хорошо помнила, как ее зовут.

В любой приличной сказке герцог и герцогиня, имеющие зуб на одного из сыновей, обитают в уединенном замке, над которым вечно бушует гроза и сверкают молнии. Впрочем, лондонский особняк герцога оказался весьма внушительным – ничуть не хуже замка. Когда же дворецкий открыл дверь, чтобы впустить их с Хьюго, Джорджетта окончательно убедилась, что дом этот нисколько не уступал по великолепию Сомерсет-Хаусу, в котором она совсем недавно побывала.

– Как красиво, – шепнула она своему спутнику, когда дворецкий ввел их в вестибюль. – А я-то была уверена, что здесь будет темно и мрачно. Мне представлялась башня с осыпающимися стенами, как в готическом романе, и портретами длинноносых предков на стенах.

Хьюго усмехнулся и пробормотал:

– Портреты у них на втором этаже.

С этими словами он распахнул дверь, ведущую в гостиную, которая выглядела так, как и ожидала Джорджетта, начитавшаяся светских хроник в газетах. Конечно же, высокий потолок, огромные окна и изящная белоснежная лепнина. Простор и сияющая чистота, ни стопок пожелтевших книг, ни пятнышка пыли, разумеется, никакого грязного белья, которое предстояло отнести к прачке.

Зато здесь находилась стайка богато разряженных дам, восседавших на обитых бархатом стульях. И дамы эти тотчас же, как по команде, уставились на вошедших, а их чайные чашки застыли в воздухе на полпути ко ртам – воплощение жеманного изумления!

А затем одна из элегантных дам воскликнула:

– Лорд Хьюго! Какой приятный сюрприз!

– Мое почтение, мама. – Хьюго поклонился, и герцогиня ответила тем же (это была высокая и худощавая, изысканно одетая седовласая женщина с горделивой осанкой и выражением непоколебимого спокойствия на лице).

– Ты нас совсем не навещаешь, Хьюго! – Герцогиня всплеснула руками в грациозном волнении, отчего взметнулись концы ее шали и качнулись седые локоны, в живописном беспорядке уложенные над ушами. – Ты приехал, чтобы извиниться перед отцом? – Ее светлость поставила чашку на стол, и тонкий фарфор мелодично зазвенел, когда чашка соприкоснулась с блюдцем. – Однако же… Твой сюртук в столь ужасном состоянии, – добавила герцогиня со вздохом.

– Ваша светлость, это не его вина! – воскликнула Джорджетта, не забыв сделать реверанс. – Какой-то ужасный уличный мальчишка облил лорда Хьюго дешевым джином, когда он пытался ему помочь. Видите ли, с тем парнем явно стряслась какая-то беда…

Хьюго покосился на свою спутницу и проговорил:

– Очень хорошо, что вы об этом сообщили, мисс Фрост. Лично я рассматриваю это происшествие таким же образом.

Герцогиня внимательно рассмотрела их обоих, затем поинтересовалась:

– Кто твоя спутница, Хьюго? Сейчас неприемный час, и я не ожидала посетителей.

Однако присутствие в гостиной пяти других дам отрицать было невозможно, и, следовательно, герцогиня имела в виду, что не ожидала таких, как эта особа. Что ж, ничего удивительного… Любимое платье Джорджетты, бледно-желтое, казалось дешевым и безобразным на фоне богатого убранства гостиной, не говоря уж о нарядах сидевших здесь дам.

Но Хьюго, казалось, нисколько не смутился. Он учтиво представил Джорджетту собравшимся в гостиной благородным дамам, и перед каждой из них девушка сумела изобразить вполне сносный реверанс.

– Какое удовольствие познакомиться с вами, ваша светлость, – сказала она герцогине. – Ваш сын помогает мне отыскать моего брата.

– Вот как, мисс Фрост? – молвила герцогиня, когда слуга принес еще один чайный поднос, на изготовление которого ушло столько серебра, что в трудные годы он, наверное, стал бы спасением для Королевского монетного двора. – Мне всегда было любопытно, с кем лорд Хьюго водил знакомство во время обучения в медицинском колледже. Похоже, ваш брат умеет заводить друзей.

– Знакомство на почве занятий медициной? Я заинтригована… – проговорила дама с чудесными золотистыми локонами и чарующей улыбкой. Взяв с подноса крошечное пирожное, она продолжила: – Мисс Фрост, я никогда не встречалась с женщиной-медиком. Наверное, ваше платье… это нечто вроде специального академического наряда?

– А… приветствую, Тэсс! – воскликнул Хьюго. – Слышал, что вы с Лофтусом снова ожидаете прибавления. Мои поздравления…

Улыбка белокурой дамы погасла.

– Видите ли, Хьюго, мы с маркизом считаем, что этот вопрос обсуждать еще рано.

– Это моя невестка, – пояснил Хьюго, взглянув на свою спутницу. – Но вы об этом, несомненно, догадались, раз уж мы обращаемся друг к другу по имени.

– И раз уж он говорит совершенно неприличные вещи, – вставила маркиза.

– Рада познакомиться, миледи, – сказала Джорджетта. – Сама я не имею медицинского образования. – Она окинула взглядом свое платье. – Просто у меня нет модной портнихи…

– Ничего-ничего, – поспешно проговорила маркиза. – В Лондоне встречаешь столько разных людей…

– Но каким образом, – вмешалась герцогиня, – вы познакомились с моим сыном, мисс Фрост? Я-то думала, что во время его занятий медициной.

– Мы познакомились, когда он пришел в книжный магазин, принадлежащий моей семье. Магазин семьи Фрост, знаете?

– Ни разу там не была, – ответила герцогиня. – Но название кажется мне знакомым.

– Это совсем небольшой магазин и одновременно… нечто вроде розыскного агентства. Мои родители всегда знали, где отыскать любую нужную клиентам книгу или рукопись. – А если подобных услуг никто не заказывал, они удовлетворяли собственное любопытство, прочитывая том за томом. – Сейчас этим же занимаются мои кузены, – добавила девушка.

– Хьюго, а что именно они разыскивали для тебя? – Казалось, герцогиню заинтересовал рассказ гостьи.

– Я не помню… – пробормотал Хьюго, явно смутившись.

Джорджетта же по-прежнему чувствовала себя нищей, и это отнюдь не улучшало ее настроения, однако непоколебимая вежливость герцогини и ее подруг внушала надежду. Да, конечно, она здесь чужая, но было ясно, что они не станут перемывать ей косточки, пока она не скроется за дверью. А если так, то почему бы не поразвлечься?

Взглянув на своего спутника, Джорджетта проговорила:

– Неужели вы не помните, лорд Хьюго? Знаете, а ведь тот день, когда вы впервые вошли в наш магазин, был счастливейшим в моей жизни. Ох, ваша светлость!.. – Девушка с восторженной улыбкой смотрела на герцогиню. – Когда лорд Старлинг открыл дверь, колокольчик воззвал, словно труба ангела! Когда же он спросил, где можно отыскать трактат «О строении человеческого тела», мне показалось, что сердце вот-вот выскочит из моей груди – как на гравюре, где изображена вскрытая грудная клетка.

Ковыряя носком сапога вытканную на ковре красную розу, лорд Хьюго пробормотал:

– Мисс Фрост, о чем вы? Какая нелепость…

Герцогиня нахмурилась.

– Так это неправда, мисс Фрост? Ах если бы все были столь же лестного мнения о моем младшеньком…

О боже! Джорджетта немного смутилась: выходит, сыграла на святых материнских чувствах, которые ей самой были совершенно неведомы, – и, тщательно подбирая слова, ответила:

– Конечно, я преувеличиваю, ваша светлость, однако не лгу. Ваш сын действительно был ко мне исключительно добр. И действительно просил трактат Везалия, каковой мой кузен и приобрел для него месяц спустя.

Хьюго хмыкнул и проворчал:

– Довольно об этом. И при чем здесь моя доброта? Я всегда руководствовался исключительно здравым смыслом. Мама, ты ставишь девушку в неловкое положение.

– Кажется, я сама поставила себя в неловкое положение, – с улыбкой заметила Джорджетта. – Так что ее светлости незачем переживать на сей счет.

Герцогиня взглянула на сына с некоторым беспокойством.

– Хьюго, а может, вы оба выпьете с нами чаю? Знаешь, тут есть твои любимые имбирные пирожные.

– Очень мило с твоей стороны, мама, однако время не терпит, а дело срочное. Мисс Фрост – слишком энергичная и предприимчивая, так что подержи ее в кандалах, пока я буду писать ее брату. Затем мне нужно переговорить с герцогом, а уж потом мы уедем.

Герцогиня вскинула изящную бровь – такое же выражение Джорджетта не раз видела на лице ее сына.

– Так ты хочешь переговорить с герцогом? Твои слова взывают, точно трубы ангелов. – Джорджетта едва не расхохоталась, а ее светлость продолжила: – И знаешь, в этом сезоне не принято заковывать гостей в кандалы. Но если ты не возражаешь… Может, позволишь проводить ее в комнату для гостей, где она сможет привести себя в порядок? Бентон сейчас ей все покажет.

– В комнату для гостей? – переспросила Джорджетта и, выразительно взглянув на своего спутника, мысленно воскликнула: «Я же вам говорила, что хочу отправиться в Дербишир!» – Нет-нет, я уверена, что в этом нет необходимости. Но скажите, лорд Старлинг, что именно вы собираетесь написать моему брату?

– Правду, помоги вам Бог, – ответил Хьюго. – А теперь идите за дворецким.

Безмолвный человек у входа – очевидно, Бентон – учтиво поклонился.

Они были уже в дверях, когда герцогиня сказала им вслед:

– Возвращайся побыстрее к нам, Хьюго, если хочешь отведать имбирного пирожного. Или позвони – пирожные принесут наверх. Разумеется, тебе необязательно спускаться в гостиную, – добавила ее светлость после паузы.

Мисс Фрост оглянулась – ее заинтриговала заминка в речи герцогини, а почтенная дама словно замерла с каким-то странным выражением в глазах. Тем временем светский разговор уже вовсю порхал по комнате.

«Но что же за чувства сейчас в глазах герцогини?» – спросила себя Джорджетта. В следующее мгновение дворецкий захлопнул дверь гостиной, украшенную резными расписными панелями, и повел ее по винтовой лестнице с широкими мраморными ступенями и коваными кружевными перилами. Хьюго же, помахав ей рукой, направился в другую сторону. Некоторое время девушка колебалась, не зная, что выбрать: знакомое или неизвестное, – но ей все же пришлось подняться. Тем более что лестница была очень красивая – из тех, что предлагает тебе свои услуги лишь в том случае, если «умеешь заводить друзей», как выразилась герцогиня.

В задумчивости шагая за дворецким, Джорджетта вдруг с удивлением поняла, что за чувство мелькнуло в глазах герцогини. Это было то же самое чувство, что тисками сжимало ее собственное сердце, причем с каждым шагом все сильнее, и чувство это было вызвано осознанием своего одиночества.

Герцога в кабинете не оказалось, в библиотеке – также. Более того, он не обнаружился ни в музыкальной комнате, ни в желтом салоне, ни в розовой комнате – то есть его не было ни в одном из тех мест, куда он обычно направлялся ближе к вечеру.

Задержавшись в розовой комнате, Хьюго стащил с себя злосчастный сюртук и повесил его на спинку стула возле письменного стола. Затем нацарапал записку, которая, как он надеялся, должна была успокоить Бенедикта: «Сестра нашлась, она с герцогиней…» – и так далее… Запечатав послание и отдав конверт слуге, который должен был отнести его на почту, Хьюго возобновил поиски.

В конце концов он все-таки нашел отца в бальном зале на втором этаже особняка. Занавеси на окнах были подняты, и все пространство залито светом послеполуденного солнца. Ярко блестел натертый воском и лимонным маслом пол, и цитрусовый аромат смешивался с запахом плесени – так иногда бывает в комнатах, которыми давно не пользовались. Да и сейчас зал был совершенно пуст, если не считать безголовую, безрукую фигуру, насаженную на шест, и самого герцога Уиллингема, то и дело коловшего манекен рапирой.

Увидев сына, герцог выпустил рапиру из руки, и она, с грохотом упав на пол, откатилась туда, где уже валялась другая, точно такая же. Отец же замер на мгновение, затем провел ладонью по своим взлохмаченным волосам – теперь уже скорее седым, чем черным, – и поспешил навстречу Хьюго.

Герцог всегда был мужчиной плотного сложения, но теперь его живот напоминал бочонок; годы сделали отца толстым и медлительным, медлительным в движениях, но, как и прежде, в суждениях оставался скорым.

Тяжело дыша, герцог окинул сына ледяным взглядом и проворчал:

– Явился без сюртука? Хочешь показать, до какой степени ты меня не уважаешь?

– Поверь, отец, было бы гораздо хуже, если бы я его не снял, – сообщил Хьюго. – Потом я найду другой ему на смену, так что успокойся, пожалуйста.

Герцог что-то проворчал себе под нос, затем отступил на несколько шагов, остановившись там, где лежали рапиры.

– Я думал, Хьюго, мы с тобой больше не разговариваем. Ты же так мне и сказал… Кажется, это было… года полтора назад.

Хьюго мысленно улыбнулся. Похоже, он одержал маленькую победу – ведь отец первый заговорил с ним, пусть даже сказал об отсутствии этого треклятого сюртука. Указав на манекен, Хьюго проговорил:

– А мне казалось, что нужно брать в противники живого человека, если хочешь сохранить форму.

– Иногда появляется нестерпимое желание проткнуть кого-нибудь насквозь, – проворчал его светлость.

– В таком случае позволишь мне рапиру на несколько минут?..

Герцог утвердительно кивнул, и Хьюго тотчас же поднял с пола оружие. Эфес рапиры легко ложился в его ладонь, но форма оказалась непривычной. Впрочем, Хьюго никогда не увлекался кулачными боями и фехтованием, по которым многие английские аристократы сходили с ума, и предпочитал физические упражнения на свежем воздухе. Кроме того, он любил забираться на деревья, чтобы наблюдать жизнь животных, а также бродить по холмам, собирая геологические образцы. А если возникала нужда обороняться, то на этот случай в его распоряжении имелась пара дюжих кулаков.

И все-таки мало что могло сравниться с ощущением рапиры в руке. А чего стоил этот чудесный свист, когда металл молниеносно разрезал воздух!.. Взмахнув рапирой, Хьюго вонзил ее острие в изделие из ватина и ткани. «Ф-ф-ссс!..»

– Да, ты прав. – Хьюго выдернул рапиру из манекена. – Иногда стоит проткнуть хотя бы такого противника.

– Особого удовлетворения не приносит, зато все в рамках закона, – заметил его светлость.

Хьюго перебросил рапиру из правой руки в левую.

– Но откуда именно сегодня это желание непременно с кем-нибудь расправиться?

Герцог поднял с пола вторую рапиру и проворчал:

– Года полтора назад один из моих сыновей заявил, что больше не желает со мной разговаривать.

– Хорошая отговорка, ваша светлость, но все-таки я вам не верю. Какова же истинная причина?..

Герцог пожал плечами и занял фехтовальную позицию – колени чуть согнуты, левая рука картинно поднята.

– Как будто мало причин, – пробурчал он и тут же сделал выпад, направляя острие рапиры куда-то в пространство между манекеном и Хьюго. – В парламенте творится черт знает что, слуги пренебрегают своими обязанностями и обирают твою мать до нитки, а твой старший брат потребовал денег на ремонт своего городского особняка, поскольку его супруга ожидает очередного ребенка. То есть всевозможных причин великое множество…

– Я так и понял, – кивнул Хьюго. – Хотя Тэсс, кажется, не желает распространяться на эту тему. – Помилуй боже, уже четверо детей! А ведь они с Лофтусом поженились всего шесть лет назад.

– А еще, – продолжил герцог, – в последнее время меня замучила подагра. Сегодня, впрочем, полегче, потому я и решил поупражняться и отвести душу.

– Попей лимонный сок, он поможет, – сказал Хьюго, невольно улыбнувшись: этот метод борьбы с подагрой знал даже невежественный парень по имени Колючка.

Герцог досадливо поморщился.

– Вижу, Хьюго, к чему ты клонишь. Явился, чтобы снова затеять глупейший разговор о своей больнице? Я не дам денег. Это противоречило бы здравому смыслу.

Отец явно был не в настроении, но Хьюго сдаваться не собирался.

– Я прошу не об этом, – сказал он.

Смерив взглядом манекен, герцог покосился на сына.

– Значит, ты не о больнице?..

«Бедный манекен, – подумал Хьюго. – Сейчас его снова проткнут».

– Ну, то есть… да, – пробормотал он и поспешно добавил: – Но я не прошу тебя выкладывать деньги из собственного кармана.

– Вот как?.. А чего же ты хочешь?

– Просто отправь в Королевское общество письмо с сообщением о том, что одобряешь мой план. Надеюсь, тогда они сами профинансируют мой проект.

– Об этом не может быть и речи. – Герцог, снова сделав выпад, проткнул «противника».

– И тебе даже писать не надо. Я и сам мог бы написать такое письмо, а тебе останется только подписать его и скрепить личной печатью.

Герцог нацелил рапиру на сына и коснулся острием его груди.

– Запомни, Хьюго, доброе имя человека гораздо важнее, чем его кошелек. Я бы с большей вероятностью просто дал тебе денег: анонимно, конечно же, – но связывать свое имя со столь безумным проектом не желаю.

Герцог снова направил на Хьюго острие рапиры, и тот машинально поднял свою, готовясь парировать выпад отца.

– В таком случае просто дай мне денег анонимно, – сказал Хьюго.

– Я не желаю поддерживать глупую затею. И вообще этот разговор меня утомляет. – Внезапно лицо герцога налилось краской – то ли от физического утомления, то ли от раздражения. – Если бы ты наконец подумал о семье! – Рапира его светлости молниеносно описала дугу и едва не выбила оружие из руки Хьюго. По залу раскатился звон металла. – Подумай, какую ты даешь пищу для злословия, заботясь об отбросах общества!

Тяжело вздохнув, Хьюго бросил рапиру на пол. Это было отличное оружие, но ему не годилось.

– Почему? – произнес он лишь одно-единственное слово, но оно, это слово, весьма красноречиво обозначало ту глубокую пропасть, что пролегала между отцом и сыном.

Уиллингем до сих пор не мог принять тот факт, что Хьюго задавал, задает и всегда будет задавать этот корокий вопрос. И вообще его сын давно уже отказался безоговорочно принимать все то, что, по мнению других, было правильно.

– Подними свою рапиру. – Герцог дышал тяжело, точно разъяренный бык. – Давай выясним, кто из нас прав.

Хьюго рассмеялся.

– Но не таким способом. Я не дурак, чтобы сражаться на условиях противника и его же оружием.

Сильным ударом рапиры герцог вспорол грудь несчастного манекена, и металл зловеще сверкнул в косых лучах послеполуденного солнца.

– Тебе, Хьюго, следовало стать священником, однако я смирился с твоим желанием сделаться медиком, потому что решил, что и это занятие достойно уважения. Я даже стерпел, когда ты отправился учиться в Эдинбург – в такую глушь, где заканчивается цивилизация!

– Мне там нравилось, – заметил Хьюго. – К тому же было очень интересно слушать забавный шотландский акцент.

От дяди он унаследовал небольшой дом в Эдинбурге, и, таким образом, нашелся предлог отправиться туда на учебу, но, положа руку на сердце, ему просто хотелось сбежать из Лондона, где все напоминало о тяжкой утрате…

– Эдинбург!.. – презрительно выплюнул герцог. – Там ты и набрался этих глупых идей! Тебе мало было помогать равным по положению. Обязательно марать руки кровью и гноем на хирургическом столе. И только ради того, чтобы вылечить какого-нибудь немытого бродягу!..

– У меня всегда были идеи. – Медленно ступая по сверкавшему полу, Хьюго направился к окну, и солнечные лучи заиграли на его сапогах. – Но скажи мне, кто же ровня сыну герцога?

– Что?.. – Уиллингем утер лоб рукавом. – На что ты намекаешь?

– Я прекрасно помню, к какому кругу принадлежу, – продолжил Хьюго. – Но это не значит, что им и ограничусь. Если бы я общался исключительно с себе подобными…

– А есть и другие… такие же, как ты? Боже нас сохрани!

– Тогда круг моего общения был бы слишком узок и невероятно скучен. Я вовсе не ищу крови и грязи, однако знаю: если можно облегчить страдания человека, то необходимо пачкаться в крови. И если уж говорить откровенно… Знаешь, я даже рад, что могу испачкать руки кровью. Вроде как во искупление того зла, которое мы совершили.

– Того зла, что причинил я? Ты это хочешь сказать? Ты действительно думаешь, что эта кровь – на моей совести?

В голосе герцога слышалась такая боль, что Хьюго невольно вздрогнул и, повернувшись, пробормотал:

– Ты сам так сказал, не я.

– Я лишь указал на то, что стоит между нами уже много лет.

И это была чистейшая правда. С тех пор как умер Мэтью, взаимное недоверие стало причиной отчуждения между герцогом и его младшим сыном. И это недоверие, как невскрытый нарыв, отравляло любые попытки наладить отношения.

– Со дня смерти Мэтью ты не можешь меня простить, а ведь я сделал все возможное, чтобы его спасти. Я нанял самого лучшего доктора… не пожалел денег, – проговорил герцог с горечью.

– Самого дорогого? Да, верно. Но не лучшего. Тот факт, что он пустил кровь в серебряный таз, вовсе не означает, что лечить следовало именно кровопусканием.

– Но если кровь отравлена, что же еще делать?

– А откуда взялся яд? – Хотя правильнее было бы спросить, почему. Увы, отец не задавался этим вопросом, поэтому Мэтью и умер. – Следовало воздействовать на причину. А кровопускание лишь ослабило его организм.

Хьюго до сих пор помнил те печальные дни в мельчайших подробностях. Жар и кашель усиливались с каждым часом. Брат отчаянно сражался за каждый свой вздох, а его ногти и губы наливались синевой. Облегчение больному приносил только приготовленный экономкой чай, приправленный медом и настоем коровяка, но из-за этого чая бедная женщина лишилась своего места – нечего было вмешиваться в процесс излечения герцогского сына!

– Мы говорили об этом уже множество раз. – Герцог медленно обошел манекен, как будто выискивал на нем место, куда еще не вонзалось его разящее оружие. – Хьюго, ведь это было четырнадцать лет назад! Он мертв едва ли не дольше, чем прожил на свете! Когда же ты перестанешь вспоминать об этом? Когда простишь меня?

Резкость отцовского тона разозлила Хьюго, и он, даже не пытаясь сдерживаться, жестко проговорил:

– Ты просишь о прощении, а сам не можешь на меня смотреть даже по прошествии четырнадцать лет! Когда же ты простишь меня за то, что у нас с Мэтью одно лицо?

После смерти Мэтью ни мать, ни отец не желали видеть сына, как две капли воды похожего на того, кого они потеряли. Казалось, само существование Хьюго – живого напоминания об умершем сыне – только увеличивало их горе.

– Я сейчас говорю не о нем! – Герцог с яростью внезапно вонзил рапиру в бок манекена. – Хьюго, я прошу тебя подумать о своей репутации. Подумай о том, как твое поведение отражается на семье. Ты ведь знаешь, чем тебе придется пожертвовать, дабы осуществить свои планы. Стоят ли они такой жертвы?

Хьюго тяжело вздохнул. Итак, они пришли к тому, с чего начали. Как всегда.

– О какой жертве вы говорите, ваша светлость? Ведь я потерял брата-близнеца, мое второе «я»…

Уиллингем молча отвернулся к окну, судорожно сжимая эфес рапиры. Покосившись на безжалостно истерзаный отцом манекен, Хьюго покачал головой и тихо сказал:

– Ты можешь как угодно искромсать манекен, но этой битвы тебе никогда не выиграть.

Герцог молча подошел к окну и в его высоком проеме сейчас походил на портрет, причем «написанный» на фоне самой шикарной из лондонских улиц: здесь билось сердце высшего света и здесь обитали только избранные.

Понимая, что говорить больше не о чем, Хьюго подтолкнул носком сапога лежавшую на полу рапиру, и та со звоном отлетела к ногам герцога. С этим он покинул бальный зал.

Чтобы отыскать Джорджетту.

Бледная и растерянная, девушка стояла в коридоре гостевого крыла и рассматривала старый семейный портрет, который его родители специально повесили сюда, чтобы больше на него не смотреть.

Что ж, раньше или позже, но она должна была узнать про Мэтью, так что пусть смотрит. Стараясь не давать волю раздражению, Хьюго проговорил:

– Полагаю, было бы глупо требовать, чтобы вы сидели в своей комнате как благовоспитанная гостья.

– Разумеется, – ответила девушка. – Мне никогда еще не приходилось бывать в богатом особняке, поэтому хочется все получше рассмотреть. – Она указала на картину, где была изображена вся семья герцога в полном составе. – Смотрите, вас тут почему-то двое. Я точно знаю, что это вы, – видно по носу.

– А… Фамильный нос Уиллингемов… – протянул Хьюго.

– Но почему вас здесь двое? Я знаю, как выглядят ваши братья: видела изображения в колонках светских новостей в газетах, – они почти не изменились за прошедшее время. Вот это – маркиз Лофтус, кажется. А вот ваш второй брат…

– Да, это лорд Хилари. Я всегда думал, что мне очень повезло, раз я избежал этого нелепого имечка.

– Скажите, а у вас нет какого-нибудь второго имени?

– К счастью, нет. К тому времени как я родился, фантазия моих родителей истощилась, так что я самый обычный лорд с самым обыкновенным именем. – Хьюго кивнул на семейный портрет и добавил: – Таким был и Мэтью.

Взглянув на девушку, он понял по ее лицу, что до нее наконец-то дошло.

– Так это не вы в двух экземплярах? Значит, у вас был брат-близнец?

– Да, у меня был брат-близнец. – Хьюго немного помолчал; ему всегда было трудно говорить о брате. – Он умер от воспаления легких вскоре после того, как нам исполнилось по восемнадцать.

– О, Хьюго… – Теперь в глазах Джорджетты было искреннее сострадание. – Я же не знала…

– Разумеется, откуда вы могли об этом знать.

– Так вот почему вы… Сейчас мне понятно, почему вам так дорога эта больница. Почему же вы не сказали об этом сэру Джозефу Бэнксу?

Хьюго прислонился к стене и пробурчал:

– Потому что это личное дело, никак не связанное с поиском денег на больницу.

– На Бэнкса не произвели впечатления логические доказательства, а личное – это гораздо понятнее.

Хьюго взглянул на девушку и проворчал:

– Вот видите?.. Когда я об этом говорю, люди сразу же начинают обращаются со мной по-другому – и вы тоже растаяли, – поэтому предпочитаю помалкивать.

– А почему бы мне не относиться к вам по-другому? Теперь я о вас гораздо лучшего мнения. Вы ведь действуете не из упрямства, а по зову сердца.

– Я бы не стал сбрасывать со счетов упрямство, – пробурчал Хьюго. – Послушайте, мисс Фрост…

– Джорджетта.

– Ладно, хорошо. Джорджетта, скажите, вы все еще хотите разыскать брата и, если получится, заработать королевскую награду? Если да – тогда сразу к делу. Пустых разговоров на сегодня достаточно, понятно?

Девушка, казалось, хотела возразить, но лишь молча кивнула.

– Тогда не позволяйте слугам распаковывать ваши вещи, – добавил Хьюго. – Мы отправляемся в Дербишир следующей же почтовой каретой.