Читать книгу Леди с дурной репутацией - Тереза Ромейн - Страница 5

– Какой прелестный дом! – воскликнула Кассандра, когда Джордж ввел ее в холл Ардмор-хауса.

Во всяком случае, Джордж решил, что она это сказала: так он понял по ее губам, поскольку голоса было совершенно не слышно из-за лая собак герцога Ардмора.

Обитатели поместья привыкли к их рычанию и лаю, Кассандра – нет, хотя и бывала в особняке раньше. Гвалт достиг лестницы – лавина звуков, которую собаки обращали к миру практически каждый раз, когда кто-нибудь входил в дом. Кассандра сдвинула брови, и Джордж прочел по губам:

– Какой прием!

Наклонившись к ней, он проговорил на ухо:

– Вы слышите нежные голоса Гога и Магога, псов моего отца. Они постоянно с ним в кабинете и никого туда не подпускают и не переносят.

– Прямо как Чарлз, – откликнулась Касс, – за исключением кабинета.

– Пардон, я на минуту, – Джордж поднял палец, показывая, что тут же вернется, и помчался вверх по лестнице.

На первом этаже особняка помимо музыкального салона, гостиной и еще каких-то комнат находился кабинет герцога.

Если Джорджу нужно было увидеться с отцом где-нибудь помимо игорного заведения, это было как раз то самое место. Все время, которое Джордж проводил дома, Ардмор оставался в кабинете, когда не обедал, конечно, или не одевался к выходу. Долгие часы совершенно не оправдывали минимум внимания, которое он уделял своим обязанностям, хотя, по мнению Джорджа, на то, чтобы просмотреть отчеты управляющего и написать ответы, требовалось довольно много времени, даже при краткости изложения.

Джордж сунул голову в дверь любимой комнаты герцога и был встречен какофонией, устроенной собаками. Два огромных пса занимали почти весь кабинет – небольшое помещение, где доминировал письменный стол, за которым сидел герцог. На столе были разбросаны письма, приглашения и счета – от продавцов, конечно. Карточные долги Ардмор оплачивал сразу, и это означало, что галантерейщикам и бакалейщикам придется долго ждать своих денег.

Еще одной доминантой в пространстве кабинета была картина на стене за столом. До прошлого года герцог выставлял в кабинете работу Боттичелли. На картине три практически полностью обнаженные женщины танцевали в лунном свете. Джорджу очень нравилась эта работа, но Ардмор сторговал ее криминальному лорду Ангелюсу в качестве оплаты карточных долгов, да и то, к сожалению, лишь небольшой их части. С тех пор долги снова выросли.

В доме не было недостатка в картинах, чтобы заменить танцующих обнаженных. Дорогое масло в золоченых рамах тесно висело на каждой стене особняка. Искусство было единственным, что герцог любил так же сильно, как карточную колоду.

Может быть, по этой причине теперь он повесил картину, в которой соединялись два его пристрастия. Работа датских мастеров периода 1500-х годов изображала двух мужчин и одну женщину – у всех страдальческие лица, – которые играют в какую-то карточную игру. Эта картина тоже нравилась Джорджу. Головные уборы у игроков были немыслимыми. Складывалось впечатление, что мужчина слева пристроил на голову палитру художника, а женщина навертела банное полотенце. Второй мужчина, выпучив, как лягушка, глаза, с беспокойством смотрел на других игроков.

– Привет, лягушонок! – сказал Джордж нарисованному персонажу. – Восьмерка пик? С этим ты ничего и никогда не выиграешь.

Ардмор стиснул зубы. Это была единственная реакция – всегда! – на приветствие сына.

Если честно, то Джордж на самом деле поприветствовал мужчину на картине, который был старше его отца на несколько веков, затем повернулся к герцогу:

– Отец, наша гостья здесь. Ты не мог бы успокоить собак?

Герцог злобно взглянул на Джорджа, поскольку с самого начала скептически относился к подозрениям сына насчет тонтины. Ранение лорда Деверелла заставило его с неохотой согласиться с тем, что в этом деле что-то не так, но присутствие сыщика в собственном доме было, по его словам, глупостью с обилием грубых разговоров и грязью от обуви.

Когда Джордж объяснил ему, что сыщик – молодая женщина, которая вежливо разговаривает и держит в порядке обувь, герцог продемонстрировал на лице необычный оттенок багрового, и только после заверений его светлости, что гостья – подруга леди Изабел Дженкс, что было правдой лишь отчасти, так как мисс Бентон работала всего один раз с мужем леди Изабел Каллумом, цвет лица герцога вернулся к нормальному оттенку.

Сейчас он опять побагровел, когда Джордж попросил его утихомирить собак, которые ощетинились на него, словно готовились прервать линию наследования.

– Сидеть! – скомандовал Ардмор, и два здоровенных зада опустились на пол, хотя лай и рычание так и не прекратились.

– Этого достаточно, – объяснил герцог. – Они немного погодя замолчат.

Проклятые собаки! Захлопнув дверь в кабинет, Джордж тряхнул головой, чтобы унять гул, потом пошел вниз по лестнице. Отец был прав: твари действительно начали затихать, и, когда он опять оказался в холле, уже можно было не обращать внимания на их ворчание.

– Прошу прощения, – обратился он к Кассандре. – Я подумал, что наши уши нам потребуются. О, кто-то забрал ваш саквояж?

– Да, дворецкий. Сказал, что отнесет его в зеленую спальню, потом доложил, что подал чай в гостиную, но я успокоила его, сказав, что подожду вас здесь.

Джордж предупредил слуг о прибытии гостьи семьи. От Боу-стрит мисс Бентон доехала в карете с гербом герцога, так как Джордж подумал, что для начала лучше всего устроить небольшое представление из ее появления в доме.

Теперь, когда собаки стали вести себя намного тише, он мог вновь поприветствовать ее.

– Тогда пойдемте наверх, в гостиную, и прикинем, что будем делать дальше, если только вам не хочется сначала отдохнуть.

– В этом нет нужды, – ответила Кассандра. – Я работаю на вас, так что давайте начнем.

Она осмотрела помещение: взглянула на высокий потолок, перекрывавший холл, вниз, на мраморный пол, на резные ступени лестницы – и заметила с восхищением:

– Никогда не думала, что попаду в Ардмор-хаус.

– А я никогда не представлял, что в преклонном возрасте буду здесь жить, – откликнулся Джордж, когда они шли по лестнице. – И вот мы оба тут.

– Какая прелесть! – не уставала восторгаться мисс Бентон, когда, шагая по ступеням, они прошли мимо череды картин маслом в золоченых рамах.

Потом в глаза Кассандре бросилось полированное дерево, потом богато украшенные медальоны из гипса, покрытые золотом, и тяжелые настенные драпировки с орнаментом. Она действительно была очарована, а не пыталась произвести впечатление.

Когда они вошли в просторную гостиную, Джордж неожиданно для себя заметил очарование комнаты: утонченность, изящество и безусловный комфорт, на которые не обращал внимания раньше.

– Чаю? – спросил он, когда они устроились в обитых шелком креслах возле камина.

День был теплым, поэтому огня почти не было – так, угли, – но ощущался приятный запах дерева.

Она отмахнулась от предложения:

– Давайте лучше приступим к делу и обговорим детали моего пребывания здесь. Кто я, вы уже решили? Ваша незаконнорожденная кузина?

– Кузина наполовину. Я собираюсь возложить ответственность за ваше появление на свет на моего деда, предыдущего герцога.

Уголок губ у нее приподнялся.

– О боже! Корни этой истории уходят в столь далекое прошлое?

– Все с легкостью поверят в это: у старого герцога была слабость к женщинам, как у моего отца – к играм в карты и кости, – Джордж нахмурился, радуясь, что можно занять руки чашкой. – Я привык думать, что это забавно.

– Знаете, нужно найти у вас какой-нибудь шокирующий порок, тогда вы будете смотреть сквозь пальцы на пороки других людей.

– Говорят, что я ленивый, – предложил Джордж.

– Ничего экстраординарного. Никого даже не удивит, если наследника герцога назовут лентяем.

«Довольно язвительно, но правда».

– Возможно, стоит начать курить опиум? – беспечно заявил Джордж. – Но мы подождем, пока все более-менее войдет в норму. И приношу извинения за то, что делигитимировал вас. Это то слово?

Она была абсолютно непробиваемой.

– Вы превратили меня в незаконнорожденную. Это чудесно, откровенно говоря. Полагаю, мое появление на свет было настолько скандальным, что мне закрыли доступ в общество и на страницы справочника «Дебретт», поэтому меня никто не знает.

– Именно! Где же вы жили все эти годы, моя незаконнорожденная кузина?

– Лучше, если в каких-нибудь дебрях Англии. В противном случае я бы знала какой-нибудь иностранный язык. Значит, я выросла в глухой деревушке, о которой в Лондоне никто и не слыхивал.

– Прекрасно! Так и говорите об этом – с неодобрительной интонацией: это сразу снимет вопросы.

Она улыбнулась:

– Мне двадцать шесть. Если все хорошо просчитать, могу ли я быть дочерью вашего деда, или мне лучше поменять возраст?

– Нет, все в порядке. Старый распутник продолжал свои игры с молоденькими девицами до самой смерти. Мне было тогда лет пять, – он посчитал на пальцах. – На тот момент вам должно было быть два года. Нет нужды в молодильном средстве.

Она приподняла медно-рыжие брови:

– Вы не способны считать в уме, только на пальцах?

– Способен, но пальцы использую для всех видов операций, даже для тех, что не являются абсолютно необходимыми.

– Любопытно… но, может, вернемся к более важной на этот момент?

Одна рука мисс Бентон скользнула в карман, к часам или какому-то предмету такого же размера, – через ткань платья он видел, как его обхватили ее пальцы.

Какое-то время она сидела молча, словно задумавшись, затем вытащила руку из кармана.

– Лучше зовите меня Касс, раз мы изображаем одну семью. И пусть имя вышей «кузины» тоже будет Кассандра, а то я все время буду забывать откликаться на какое-то другое.

– Ага, Кассандра, обреченная предсказательница!

– Не обреченная – проклятая. Никто ей не верил, хотя она всегда оказывалась права.

Пусть так. Его познания в греческой мифологии были неполными в лучшем случае.

– Мое крестильное имя – Джордж, – сообщил он. – Так меня и зовите. Имя расхожее и не означает ничего интересного. Вам нравится ваше?

– Оно прекрасно. Я бываю не всегда права, но люди мне верят.

– Как правило, верят тем, кто признает порочность рода человеческого, – откликнулся Джордж. – Хорошо, вы останетесь Касс. А фамилия у вас какая сейчас?

– Хм… Как насчет чего-нибудь интригующе иностранного, но созвучного Бентон, чтобы я, опять же, не забывала откликаться?

Джордж начал перебирать фамилии из готических романов, которые иногда читал:

– Бен… Бер… Бах… Хм! Может, Бенедетти?

– Пусть будет Бенедетти, – одобрила Касс. – Я потеряла голову от лихого итальянца, а он оказался жестоким подонком, и мне пришлось вернуться в лоно родной семьи.

– Это единственное, что может объяснить ваш неожиданный приезд и отсутствие багажа!

– Синьора Бенедетти – дама изобретательная, – заметила она горделиво. – Только так можно было сбежать от жестокого мужа: без вещей, словно вышла на минутку.

– Стоит ли нам рассматривать вариант, при котором эта отвратительная личность станет разыскивать вас?

– Нет необходимости, – губы ее дрогнули, но глаза оставались веселыми. – Он потерял ко мне всякий интерес, как только понял, что у меня нет приданого, и даже не стыдился демонстрировать своих любовниц.

– Мерзавец! – Джордж встал и протянул ей руку. – Вам нужно носить кольцо, если вы замужем. Позвольте мне подыскать что-нибудь, пока вы устраиваетесь в своей спальне. Дворецкий вас проводит, а оказывать услуги будет горничная моей матери. Сейчас начнем представлять вас, синьора Бенедетти.

– «Миссис» подойдет лучше.

Она тоже поднялась, вложив свою руку в его ладонь.

– Все-таки я англичанка, как и вы, так что не будем ничего менять.

Джордж тут же вспомнил, как коснулся языком ее ладони. О чем он тогда думал? Ни о чем, просто так ему тогда захотелось, а вот в этот момент он почувствовал желание пожать ее пальцы.

Она инстинктивно ответила на пожатие, и ему не было понятно, означает ли это что-нибудь.

Звонком Джордж вызвал дворецкого и представил ему гостью, миссис Бенедетти, дочь покойного герцога. Бейлис имел некоторое представление о слабостях старого герцога, поэтому нисколько не удивился.

– Конечно, милорд.

Бросив хозяину понимающий взгляд, он повел Касс в зеленую спальню, принадлежавшую сестре Джорджа до замужества, – самый приемлемый вариант для гостьи, связанной с семьей узами родства.

Все это не про Кассандру. При этой ее скептической усмешке, музыкальном голосе и ясном уме для Джорджа не существовало опасности забыть, что Кассандра Бентон не имеет к его семье никакого отношения.

Этажом выше, над гостиной, располагались комнаты его родителей. Он постучал в дверь материнской спальни, не очень рассчитывая на ответ. В этот час герцогиня всегда пребывала в сумеречном состоянии – полусна-полубодрствования.

Осторожно отворив дверь в спальню, Джордж увидел, что ничего не изменилось: герцогиня лежала в постели, хотя занавеси на окнах были раздвинуты и комнату заливал дневной свет, а на ней было утреннее платье. Помещение, как и все в доме, было тщательно убрано и вычищено, однако в воздухе висел пыльный запах засохших цветов.

– Мама! – тихонько позвал Джордж, опять не очень рассчитывая на ответ. – Я хочу тебя кое о чем попросить.

Ему пришлось в конце концов разыскать горничную матери и попросить принести шкатулку с драгоценностями. Джордж нашел Гатисс в гардеробной. Степенная женщина преклонного возраста занималась мелкой починкой одного из платьев герцогини. За последние годы ей редко давали поручения, связанные с драгоценностями, поэтому она, оживившись, забрала ключи от шкатулки принесла в спальню хозяйки.

– Но Лили умерла, – послышался голос герцогини, когда горничная отперла шкатулку. – Зачем тебе ее кольцо?

Джордж застыл на месте, Гатисс – тоже, с рукой, лежавшей на шкатулке. Герцогиня почему-то выбрала именно этот момент, чтобы вдруг вернуться в реальный мир. И как догадалась, что ему нужно именно это кольцо?

Да, Джордж когда-то был помолвлен, но его избранница умерла. Так что, конечно, ему не нужно это кольцо.

Это была давняя потеря, и сейчас боль, с нею связанная, уже превратилась в память, оставив шрам на том месте, где была рана, который иногда давал о себе знать.

Джордж медленно обернулся. Несмотря на то что мать не вставала с постели, глаза у нее были открыты и взгляд оставался ясным. Он уже почти забыл, что глаза у матери такие же голубые, как у него.

– Да, – повторил Джордж, – Лили умерла, но мне нужно это кольцо.

Руки ее неуверенно шевельнулись и легли на тяжелое кружево, которым был отделан ворот платья.

– Ты что, собираешься жениться? Почему я ничего не слышала об этом?

– Нет, матушка, кольцо нужно, чтобы помочь одной из наших родственниц.

Джордж уже подумал услать Гатисс и все рассказать матери, но герцогиня опять закрыла глаза.

– Возьми кольцо с изумрудом, – послышался ее слабый голос. – Его несколько лет никто не надевал, хотя оно очень красивое.

Ну слава богу! Он получил материнское благословение, хотя она так и не узнала, для чего все это.

– Пожалуйста, откройте шкатулку, – распорядился Джордж, повернувшись к Гатисс. – Какое бы оно ни было, это кольцо с изумрудом, я его заберу.

Объяснения были необходимы, чтобы контролировать разговоры в помещении для слуг, поэтому он постарался быть ближе к правде, а также к истории, которую уже услышал дворецкий.

– Это близкая родственница старого герцога, – деликатно заметил Джордж. – Она останется с нами, потому что ей нужна защита от жестокого мужа. Дама сбежала от него не то что без кольца, а практически без вещей, но мне хотелось бы, чтобы ее замужний статус был ясен всем.

– Конечно, милорд, – согласилась Гатисс, словно в словах молодого хозяина не было ничего странного.

Джордж забрал кольцо, на которое она указала, и сунул его в карман, потом вышел из спальни и поднялся на следующий этаж, где располагалось еще несколько комнат: его спальня, каморка-лаборатория, а через коридор – зеленая спальня его сестры, в которой теперь поселилась мисс Бентон, в данный момент отсутствовавшая.

Белое покрывало на кровати лежало нетронутым, вещей тоже не было видно.

Джордж отправился на поиски Кассандры и обнаружил ее в своей второй комнате – той самой, которую выторговал для себя как условие возвращения под родительский кров. Это была самая маленькая спальня, но там имелось огромное окно, которое выходило на север и перехватывало косые лучи солнца практически в любой час дня. Окно обрамляли тяжелые портьеры, которые при необходимости можно было сдвинуть и прекратить доступ свету.

Мебель здесь была самая простая: стул перед длинным столом, на котором стояла камера-обскура, всю стену в длину и высоту занимали узкие полки, где лежала специальная бумага и стояли разные химикаты в тщательно закрытых и помеченных бутылочках из темного стекла. Лампы цвета янтаря освещали стол. Это был особый вид стекла, который в наименьшей степени подвергался воздействию солнечного света и не мешал проводить опыты в затемненной комнате.

Касс как раз поднимала крышку самой большой камеры-обскуры, когда Джордж поинтересовался:

– Обследуете окрестности?

Она не дернулась, даже не вздрогнула, просто бросила через плечо:

– А как вы думаете?

– Ну… – протянул Джордж, прислонившись плечом к косяку. – Вы могли бы заняться и домашними делами, пока остаетесь в доме, как это делаю я.

Касс с задумчивым видом осторожно закрыла деревянную крышку. В рассеянном свете из окна черты ее лица казались неожиданно резкими: прямой нос, изящная шея, прямые плечи под скромным платьем; золотисто-рыжие волосы, словно корона на голове, мягко светились.

– Какими домашними делами может заниматься маркиз?

– Такой маркиз, как я, может заниматься чем угодно, – сказал Джордж. – Нортбрук – это куртуазный титул, которым обладает старший или единственный сын, будущий герцог, не занятый чем-то особо важным в настоящее время, потому что его отец не склонен делиться ответственностью, вот и все.

Губы у нее дрогнули.

– А я-то думала, что «Нортбрук» означает северную сторону ручья.

– Это очень приблизительный перевод. Но вы спросили меня просто так, или вас заинтересовала эта комната?

– И то и другое. Здесь пахнет апельсинами, от вас – тоже. Я обратила на это внимание, когда вышла в коридор.

Уже давно он престал думать о том, чем от него пахнет, как любой мужчина.

– Мне иногда приходится работать с химикатами, у которых неприятный запах. Апельсиновое масло его заглушает, и у меня вошло в привычку добавлять его в мыло.

Кончиком пальца она провела по исцарапанной поверхности длинного стола.

– А то я подумала, вдруг вы захватили шхуну с тропическими фруктами.

– К сожалению, нет, – он изо всех сил постарался сделать вид, что раскаивается. – Но могу сказать, что готов выйти в море, чтобы произвести на вас впечатление.

Касс оставила без внимания эту шутку.

– Зачем нужны все эти деревянные ящики? Вы упомянули, что проводите здесь опыты. Можете рассказать о них?

Еще не родился исследователь, который смог бы устоять перед таким вопросом. Джордж вошел в комнату и оказался рядом с ней, глядя на свои камеры-обскуры. Наверняка именно они ее заинтересовали. Одна представляла собой ящик из дерева со стеклянной крышкой, скрытой за деревянными боковинами, вторая была больше раза в два, примерно как мужской торс, и с крышкой на петлях. У каждой на одной из сторон имелось отверстие, в которое была вставлена оправленная в металл линза, как в объективе у телескопа.

– Каждый из этих прелестных ящиков, – сказал Джордж, – это камера-обскура. Обе предназначены для создания изображений, во всяком случае так должно быть, если бы ими пользовался специалист.

– Изображения? Это как картины, которые развешены по всему дому?

– Да, вроде того, – сунув руки в карманы, он задумался, как ей это объяснить, потом сказал: – Веками художники пользовались такими устройствами, чтобы помочь себе в рисовании. Я, однако, пытаюсь сделать совсем другое – хочу найти способ фиксировать картины из жизни с помощью света и химических веществ.

Она широко открыла глаза.

– Картины из жизни? Вы имеете в виду, например, показать, как реально выглядят люди без хлопот с позированием, как для художника?

– Это всего лишь надежда: пока успех мне не сопутствовал, – но такой способ должен существовать. Как-нибудь я покажу, как работаю, если вам действительно интересно.

Тут его неловкие пальцы наткнулись на золотое кольцо в кармане, и он, вспомнив, для чего пришел, объявил:

– А теперь у меня для вас подарок.

– Нет-нет, – затрясла головой Касс, – никаких подарков! У нас всего лишь деловые отношения.

Это прозвучало так формально, что Джордж захлопал глазами:

– Собственно, это я и имел в виду, просто неправильно выразился. Это не подарок, а, скорее, деталь облика замужней синьоры.

С удивленным выражением лица она взяла кольцо с его ладони. У него возникло какое-то болезненное ощущение в районе сердца, когда он наблюдал, как Касс разглядывала кольцо, а потом надела его на безымянный палец и спросила:

– Не думаете ли вы, что это лишнее? Разве я оставила бы кольцо на пальце, будь, например, вы тираном и мне пришлось бы сбежать от вас?

«Я бы никогда не был жесток с тобой».

– Вне всякого сомнения.

Ноги у Джорджа внезапно ослабли, и он схватился за край стола, чтобы не упасть: ковер не смягчил бы удар об пол.

– Вы только взгляните на него! Очень красивое кольцо, и дорогое. У вас бы духу не хватило расстаться с ним. Но, если это важно, горничная моей матери знает, что я взял его из шкатулки с драгоценностями, а ей я сказал, что вы бежали в чем были: там уже не до обручального кольца или каких-то вещей, – но мне хотелось бы, чтобы вы выглядели респектабельно.

– Если горничная знает, другие слуги тоже скоро узнают об этом, – Кассандра ненадолго задумалась. – Ладно, но у меня, тем не менее, есть несколько вопросов.

– Спрашивайте что угодно: я – открытая книга, в которой записаны все знания о мире.

– О, тогда я счастливейшая из женщин, – заметила Кассандра холодно. – Вопрос первый: почему вы решили, что те, кто имеет отношение к тонине, захотят познакомиться со мной? И второй: во что мне одеваться, если придется выходить в свет?

Ответить на вопрос про одежду было проще, поэтому он начал с него:

– Поскольку вы наша родственница, сестра возьмет на себя эти заботы. Нам только нужно рассказать ей правду, как мы поставили в известность отца. Селина разумно подойдет к этому делу, поскольку тоже опасается, как бы нашего отца не убили.

– Все великосветские подруги вашей сестры, конечно, тут же узнают ее платья, – Касс покрутила на пальце кольцо – изящную полоску золота, украшенную одним изумрудом. – А, ладно! Я с радостью воспользуюсь ношеными платьями. Буду без ума от благодарности кузине, которая передала мне свой гардероб. Ведь все узнают, что у меня ничего нет, тут и говорить нечего. Я сбежала в чем была и вообще не смогла бы выйти из дому, если бы не доброта семьи.

– Э-э… Да, вы правы, это вполне разумно. А что касается вопроса, что кто-то захочется с вами познакомиться…

Пока Джордж подбирал слова, на языке крутилось: «Потому что захочет посмотреть на тебя, услышать твой голос…»

Он затянул с ответом, и Касс заполнила паузу:

– Даже незаконнорожденная герцогских кровей, я проста, без состояния, да и такое происхождение не предмет для хвастовства.

– Но у вас есть связи, – заметил он, хотя это был не тот ответ. – А кроме того, вы очень предприимчивы – или станете такой, если удастся.

– Стану, причем с радостью.

Они обменялись улыбками. На памяти Джорджа это был первый случай, когда их вызвало одно и то же, и он заявил:

– Не беспокойтесь. Как правило, все мои планы осуществляются.

– Это как раз такого рода заявление, после которого хочется запустить в голову чем-нибудь тяжелым. – Она вздохнула. – Такие интриги! Все эти тайны очень похожи на любовный роман. Что будет дальше, Джордж? Вы дадите мне несколько уроков правильного поведения в обществе, и я безумно влюблюсь в вас?

Почему она перестала трогать кольцо? Его это отвлекало больше всего.

– Вполне возможно, – объявил он легкомысленно. – Что касается первого пункта, вы правы: здесь требуется весьма серьезная работа. И можно не сомневаться, сколь испепеляющий взгляд я встречу за то, что предложил вам это.

– Ваша правда. Рада, что здесь мы совпадаем. – Она отступила и повернулась к двери. – И чтоб вы знали: влюбиться в вас – непосильно даже для меня, поэтому предпочту не утруждаться.

Джордж рассмеялся. Как он и предсказал, она послала ему испепеляющий взгляд через плечо.

– Надеюсь, что вы проявите благоразумие, иначе обнулите все мои усилия.

– К счастью, мне не приходится заботиться о своей репутации или проявлять благоразумие. Если я вам понадоблюсь, найдете меня здесь или в моей спальне – следующая дверь за этой.

– Следующая дверь? Совсем недалеко от моей комнаты. Расстояние будет таким, каким вы пожелаете его видеть, – сказал Джордж. – Могу поклясться, что наши отношения исключительно деловые.

Ее щеки порозовели, что его очень порадовало, и он добавил:

– Итак, за работу?