Читать книгу Разрушенная - Тери Терри - Страница 5

Просыпаюсь рано, с затекшими ногами и напуганная тем, что, кажется, не могу пошевелиться. Потом понимаю – это Скай забрался на диван и растянулся на моих ногах: этакое тяжелое золотистое одеяло из ретривера, который не желает подниматься, а скинуть его непросто.

Пробираюсь на кухню приготовить чай и выглядываю в окно. Мир погружен в иней, и рукам не терпится взять карандаш и блокнот: затейливые белые узоры покрывают изгороди и деревья, украшают автомобили и запчасти на заднем дворе Мака, больше похожем на мастерскую, чем на сад. Снега нет, по крайней мере пока, так что я ошиблась. И, что лучше всего, нет белого фургона – значит, Эйден уехал. Это упрощает мой план на сегодня. Потому что я твердо решила, что сделаю.

Нахожу блокнот и устраиваюсь на диване с чаем и со Скаем, намереваясь зарисовать ажурную роспись инея, но вместо него на бумагу просится круг из камней. И маленькая девочка со светлыми волосами – сколько мне тогда было, лет восемь? – прижимающая ладони к камню. Связан ли этот сон с реальным местом? Все внутри меня говорит, что да. Я могу найти его, когда поеду в Кезик; могу коснуться каждого камня и снова пересчитать Детей Гор. Но папа меня там не найдет, теперь нет. Он ушел навсегда.

Папа погиб, пытаясь спасти меня от Нико и АПТ, пять лет назад, но воспоминание свежо: оно было погребено так глубоко и так долго, что когда оно наконец вернулось, то оказалось настолько ярким, словно все случилось только что.

Зачем я возвращаюсь? Папы там не будет. Никого больше из той жизни я вспомнить не могу. Была ли та женщина, от которой я убежала во сне, моей настоящей матерью?

Она тебя любит, сказал папа. Скрестила я пальцы или нет, но обещала, что больше не убегу. Пропала я не по своей воле, но теперь сделала выбор: я должна вернуться.

Но пока я не готова, не могу уехать не попрощавшись. Не в этот раз. Я должна рассказать маме и Эми, что на самом деле случилось.

Когда наконец появляется зевающий, с заспанными глазами Мак, я натягиваю ботинки.

Бровь его ползет вверх.

– Так, дай угадаю: ты собираешься на прогулку со Скаем. Просто короткая вылазка туда и обратно.

– Конечно, так и есть. – При слове «прогулка» Скай колотит хвостом по полу.

– Куда ты собралась?

– Думаю, ты знаешь.

– Эйден выйдет из себя.

– Ты не выйдешь. Потому что знаешь – я должна это сделать.

Он не отводит взгляд.

– Все больше и больше убеждаюсь, что бывают случаи, когда, несмотря на риск, приходится что-то делать. Приходится что-то говорить. Это один из таких случаев?

– Да. Я должна рассказать маме. Она потеряла слишком многих за свою жизнь. – Уж кто, как не Мак, должен меня понять – из-за вины, с которой он живет с тех пор, как шесть лет назад взорвался его школьный автобус. Да, вины за то, что выжил, но еще большей за то, что не рассказал об остальных выживших, таких, как сын мамы, Роберт, который потом исчез и подвергся Зачистке. Исчез без следа. Как ее родители, первый премьер-министр лордеров и его жена: обоих убила бомба террористов. Тогда мама была моложе, чем я теперь. Я не могу оставить ее с мыслью, что и со мной случилось то же самое.

Скай уселся на пол между нами, очевидно, поняв, что прогулка отменяется – по крайней мере со мной.

– Я позже тебя выведу, – обещает Мак, потом снова поворачивается ко мне. – На днях как раз проезжал через вашу деревню.

– Правда?

– Ваш дом все еще необитаем после взрыва. Никто в нем не живет. Где они могут быть?

– Ой, об этом я не подумала. Возможно, они остались у тети Стейси. – В душу закралась тревога. Тетя Стейси с мамой близки, и она кажется нормальной. Но ее брат, бывший ухажер мамы, – лордер. Если Стейси меня увидит, будет ли помалкивать? – Придумала: попытаюсь застать маму на работе. Она говорила, что во время обеда почти каждый день ходит гулять. Я притаюсь неподалеку и увижу, можно ли ее перехватить на выходе или перед возвращением.

– Звучит сомнительно.

– Это лучшее, что у меня есть.

– Хочешь, подвезу?

– Нет. Когда я одна, меньше подозрений. – Последнее не совсем верно, просто это я должна сделать в одиночку. И, несмотря на новые волосы, несмотря на новое удостоверение, поход туда остается рискованным. Если меня на самом деле ищут, удастся ли их одурачить?

– Возьми мой велосипед.

– Ладно. – Я улыбаюсь. – Спасибо.

– Значит, все нормально. Но будь осторожна. И сначала позавтракай.

До маминого перерыва на обед у меня остается время, и что-то заставляет притормозить у кладбища. Слезаю с велосипеда, прислоняю его к крошащейся каменной стене. Голые деревья оделись в иней, надгробные камни стоят призрачно-белые. Прохожу в ворота и шагаю по дорожке, вся в движущемся облаке пара от дыхания на холодном воздухе.

Деревенская церковь здесь маленькая, и самую свежую могилу найти нетрудно. Надгробного камня пока нет, если он вообще тут будет, но земля перекопана – коричневый лоскут на серой, побитой морозом траве, покрытый россыпью цветов.

Похоронили здесь другую неопознанную девушку или гроб был пустой? Может, положили камней для веса, чтобы никто не заметил?

Опускаюсь на колени, снимаю перчатки и неуверенно протягиваю пальцы к замерзшей лилии. Похоже, мороз сохранил ее хрупкую красоту. Нет. От прикосновения лепесток рассыпается.

– Привет. – Я слышу голос, пронзающий тишину, и подпрыгиваю. Голос мне знаком.

Я встаю, поворачиваюсь. Смотрю на нее, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты была подругой Кайлы? – спрашивает мама.

– Мы разве не знакомы?

Она сводит брови. Выглядит заметно старше, хотя с нашей последней встречи прошло так мало времени. Глаза уставшие, красные.

– Прости, мы встречались?

Слезы закипают в глазах. Снимаю очки, отвожу свои темные волосы на одну сторону, слегка морщусь, потому что их тяжесть еще причиняет боль.

– Это я, Кайла, – шепчу ей.

Мама бледнеет, трясет головой.

– Мама? – Протягиваю к ней руки, но она вдруг отступает, обводит взглядом церковный двор и дорогу за ним.

– Надень свои очки, – говорит она и, когда я подчиняюсь, берет меня под руку. Тащит вниз по дорожке за церковь, потом из ворот в расположенный рядом лес, шагает быстро. Тропинка вьется, затем расходится, и мы выбираем менее натоптанное ответвление.

Наконец она останавливается. Слегка задыхаясь, поворачивается и смотрит на меня.

– Это действительно ты. С тобой действительно все в порядке.

У меня опять льются слезы, потом и у нее. Она притягивает меня и крепко обнимает. Мы надолго замираем в молчании.

Выплакавшись, она отстраняется.

– Твои волосы? – Мама протягивает руку, чтобы потрогать. – ТСО?

Я киваю.

– Как? Нет, не отвечай! Это… – она колеблется, – это лордеры?

Качаю головой.

– Они не знают, где я. И это не они пытались убить меня, но по какой-то причине объявили, что я погибла. Не понимаю, почему.

– Значит, это была не их бомба. Дэвид говорил, что не их, но… – Она пожимает плечами; нет необходимости заканчивать предложение. Она ему не поверила. Как мама могла верить своему опостылевшему мужу после того, что он нам устроил?

– Нет. Это сделали АПТ.

Она бледнеет.

– Они преследуют тебя?

Я пожимаю плечами.

– Думают, что я предала их лордерам.

– Ты это сделала?

Трясу головой.

– Ненамеренно. Лордеры отследили мою дорогу к ним. – Про остальное я не рассказываю – о том, что пошла против планов Нико. Что отсутствовала на встрече мамы и всей семьи с премьер-министром и Нико не смог взорвать бомбу, которую я, сама того не зная, носила на себе. Что вместо этого отправилась выручать доктора Лизандер, моего врача, которая находилась у Нико в плену. Ту самую, что изобрела Зачистку. Если Нико узнает, что я все еще жива, им овладеет безудержное желание отомстить; для него это станет личным делом.

– Тогда, возможно, оно и хорошо, что лордеры объявили тебя погибшей. Может, в АПТ им поверят. – Она касается моей щеки. – Я так рада, что ты жива, но зря ты пришла сюда. Это слишком опасно. И как тебе в голову взбрело искать меня здесь? Я сама не знала, что загляну. Просто вышла прогуляться, ноги сами принесли.

– Я не угадывала. Думала, ты на работе, собиралась перехватить там. Не могла уехать и оставить тебя с мыслью, что я погибла.

Мама снова крепко обнимает меня.

– У тебя есть надежное укрытие?

– Думаю, да. Попозже постараюсь переслать тебе весточку.

– Не надо. Так безопасней.

– Что насчет Эми? Как она?

– Она потрясена. Но я не могу рассказать ей о тебе. По крайней мере, не сейчас.

Опять плачу. Эми стала моей старшей сестрой с тех пор, как меня после Зачистки распределили в ее семью. Не имеет значения, что я жила у них всего несколько месяцев; Эми никогда сознательно не причиняла мне зла. Но сможет ли она сохранить такую важную тайну?

– И для нее будет лучше, если не узнает, – говорит мама. – Я о ней позабочусь.

– Знаю. Все нормально.

– Звонила доктор Лизандер, прислала цветы. Кажется, по-настоящему горюет о тебе.

Еще одна волна боли. Доктор Лизандер заслуживает того, чтобы знать правду, но безопасного способа сообщить ей обо мне нет.

Мама смотрит долго, словно запоминает мое лицо, потом целует в щеку.

– Я лучше пойду. Выжди немного и тоже уходи. – Еще раз крепко обнимает меня, отворачивается. Чуть ли не бегом удаляется по тропинке.

Прислоняюсь к дереву и обхватываю себя руками.

Как много боли – маминой, Эми, моей. И эта шарада с похоронами. Ради чего? Зачем лордеры делают вид, будто я погибла?

Чуть позже бреду через лес. Дойдя до церкви, выглядываю за ворота, но никого поблизости не замечаю. Сажусь на велосипед и отправляюсь в обратный путь к дому Мака.

Вскоре с неба начинают падать и кружиться вокруг тяжелые белые хлопья снега. Я протягиваю ладонь и ловлю их на лету; они покрывают шапку, волосы, делают их из каштановых белыми. Изменяют всю мою внешность. Снег валит на землю, крутить педали все трудней, и немного погодя я слезаю с велосипеда и веду его рядом.

Добираюсь, наконец, до дома – промокшая и замерзшая. Мак с облегчением встречает меня и усаживает у огня.

Скай возле окна, как приклеенный, следит за хлопьями снега.

– Похоже, обалдел от такой погоды, – говорю я.

– Ничего страшного. Во время грозы дрожит и прячется под кровать. Кстати, о прятках: Эйден звонил, пока тебя не было.

– И?

– Я сказал, что ты пошла гулять.

На лице у Мака все написано.

– Полагаю, он тебе не поверил и выразил недовольство.

– Как ты догадалась? Ладно. Все прошло нормально? Ты рассказала, что собиралась рассказать?

– Да.

– Готова двигаться дальше?

– Можно я сначала согреюсь?

– У тебя есть время до завтрашнего утра. Эйден приедет в девять. Поезда ходят, билеты продаются; вечером изучи на компьютере файл с подробностями твоей новой жизни.

Мне нужно попрощаться еще кое с кем. Поздно вечером, когда Мак уходит спать, я залезаю на кухонный стул и снимаю с холодильника скульптуру совы. Ставлю ее на стол и пробегаю пальцами по клюву и расправленным крыльям. Она собрана из обрезков металла, но с замечательным мастерством: смотришь и ощущаешь ее почти живой. Изготовлена она матерью Бена для меня, по его просьбе и по моему рисунку. Кажется, это было так давно. Теперь она мертва, лордеры убили ее вместе с мужем. Только потому, что задавала слишком много вопросов о случившемся с Беном.

Я скольжу пальцами по спине совы, пока не нащупываю маленький уголок сложенной бумаги. Захватываю его ногтями двух пальцев и вытаскиваю.

Разворачиваю записку, в которой содержатся последние слова Бена ко мне; его последние слова из того времени, когда он еще был моим Беном.

Дорогая Кайла,

Если ты нашла это, значит, все пошло не так.

Извини, что доставил тебе боль.

Но таково было мое решение.

Только мое. И никто другой не виноват.

С любовью, Бен

В то время я не обращала внимания на его слова и считала, что виновна и в желании Бена избавиться от «Лево», и в том, что случилось дальше, – в его приступе, в появлении матери, велевшей мне убегать. Его забрали лордеры, и я не знала, жив он или мертв. Потом люди из ПБВ нашли Бена: лордеры так над ним поработали, что он даже не узнал меня. В тот последний раз, когда мы виделись, я пыталась, на самом деле пыталась, достучаться до него, убедить, что надо сопротивляться лордерам. В какой-то момент я увидела что-то в его глазах, подумала, что он верит мне, понимает. Теперь все, что я могу сделать для Бена, – надеяться.

И еще одна вещь, которую я поняла позже, заключалась в том, что Нико пытался воздействовать через Бена на меня. Но даже с учетом всего этого я еще чувствую свою вину. Если бы не я, Нико не заинтересовался бы Беном, разве не так?

Смотрю на записку в руках. Забрать ее с собой? Чувствую искушение. Но неким образом она принадлежит тому месту, где я ее впервые нашла, где она всегда пряталась. Сворачиваю записку, аккуратно вставляю внутрь совы и возвращаю скульптуру на холодильник Мака. Здесь она сохранится в целости.

Быть может, однажды мы с Беном вернемся за ней. Вместе.