Читать книгу В горе и радости - Тейлор Дженкинс Рейд - Страница 3
Часть первая
ОглавлениеИЮНЬ
– Ты уже решила, будешь менять фамилию или нет? – спросил меня Бен. Он сидел на противоположном конце дивана, массировал мои ступни и выглядел необыкновенно привлекательно. И как только мне удалось в конце концов связаться с таким чертовски привлекательным парнем?
– Понятия не имею, – поддразнила я его. Но на самом деле я уже все решила. Мое лицо расплылось в улыбке. – Думаю, я ее все-таки поменяю.
– Правда? – возбужденно уточнил Бен.
– А ты этого хочешь? – продолжила игру я.
– Шутишь? То есть ты не обязана это делать. Если тебе это кажется оскорбительным или… это заставляет тебя отказаться от твоей фамилии. Я хочу, чтобы ты носила ту фамилию, которую выберешь сама, – сказал Бен. – Но если эта фамилия вдруг окажется моей… – он слегка покраснел, – то это было бы круто.
Бен выглядел слишком сексуальным, чтобы быть мужем. Мужья – это толстые, лысеющие мужчины, которые выносят мусор. А у меня сексуальный муж. Он молод, он высок. Он силен. Он совершенно безупречен. Дура я, да? Но ведь так и должно быть, разве нет? Я новобрачная, и мне положено смотреть на мужа сквозь розовые очки.
– Я подумала остановиться на варианте Элси Портер Росс, – объявила я Бену.
Он на минуту перестал массировать мои ступни.
– Это действительно классно.
Я засмеялась.
– Почему?
– Не знаю. – Он возобновил прерванный массаж. – Наверное, во мне говорит пещерный человек. Мне просто нравится, что мы Россы. Мы мистер и миссис Росс.
– Мне это нравится! – воскликнула я. – Мистер и миссис Росс. Это круто.
– Я же тебе говорил!
– Значит, решено. Как только мы получим свидетельство о браке, я отошлю его в Департамент транспорта или куда там его надо отсылать.
– Замечательно. – Бен убрал руки от моих ступней. – Что ж, Элси Портер Росс, теперь моя очередь.
Я взялась за его ступни. Пока я бездумно разминала пальцы его ног сквозь носки, установилась тишина. Мои мысли блуждали где-то далеко, и через некоторое время я вдруг осознала, что проголодалась.
– Ты есть хочешь? – спросила я Бена.
– Сейчас?
– Мне вдруг почему-то захотелось «Фруктовых камешков».
– У нас что, нет хлопьев? – поинтересовался Бен.
– Есть, но мне просто… хочется «Фруктовых камешков». – У нас были хлопья для взрослых, коричневые, обогащенные клетчаткой.
– Что ж, давай сходим и купим. Уверен, что аптека CVS еще открыта, и я не сомневаюсь, что у них есть «Фруктовые камешки». Или я один схожу и куплю их для тебя.
– Нет, ты не обязан это делать. Я просто ленюсь.
– Ты просто ленишься, но ты моя жена, а я тебя люблю и хочу, чтобы ты получила все, что хочешь. – Бен начал подниматься с дивана.
– Нет, в самом деле, ты не обязан это делать.
– Все, я иду. – Он ненадолго вышел из комнаты и вернулся с велосипедом и ботинками.
– Спасибо! – крикнула я, укладываясь поперек дивана и занимая место, которое он только что освободил. Бен улыбнулся мне, открыл дверь и вывез велосипед. Я услышала, как он опустил подножку велосипеда, и поняла, что он еще вернется, чтобы сказать «до свидания».
– Я люблю тебя, Элси Портер Росс, – сказал Бен и нагнулся, чтобы поцеловать меня. На нем были велосипедный шлем и краги. Он улыбнулся мне. – Мне нравится, как это звучит.
Я широко улыбнулась.
– Я люблю тебя! – сказала я мужу. – Спасибо.
– Не за что. Я люблю тебя! И я скоро вернусь. – Бен закрыл за собой дверь.
Я опустила голову на подушку, взяла книгу, но сосредоточиться не могла. Мне его не хватало. Прошло двадцать минут, я ждала его возвращения, но дверь так и не открылась. И на ступеньках я никого не слышала.
Когда прошло полчаса, я позвонила ему на мобильный. Ответа не было. Мозг поспешно предлагал варианты. Все они был притянутыми за уши и абсурдными. Он встретил другую. Он заглянул в стриптиз-клуб. Я снова набрала номер Бена, потому что рассудок нашел новые причины для его опоздания, более реалистичные и от этого более пугающие. Когда Бен не ответил на мой очередной звонок, я встала с дивана и вышла на улицу.
Не знаю, что я хотела увидеть, но я посмотрела в один конец улицы, потом в другой, надеясь увидеть мужа. Было ли безумием думать, что с ним что-то случилось? Я не могла решить. Я старалась сохранять спокойствие и говорила себе, что Бен, должно быть, попал в какую-нибудь пробку и не может выбраться или же встретил старого друга. Время замедлило ход. Минуты казались часами. Каждая проходящая секунда превращалась в невыносимый отрезок времени.
Сирены.
Я услышала приближающиеся звуки сирен. Я видела мигающие огни над крышами домов на моей улице. Тревожные, повторяющиеся завывания как будто звали меня. В их звуке я слышала свое имя: Эл-си. Эл-си.
Я бросилась бежать. К тому моменту, когда я добежала до конца улицы, я почувствовала, как бетон леденит мои ступни. Легкие спортивные брюки не защищали от ветра, но я продолжала бежать, пока не увидела источник звука.
Я увидела две машины «Скорой помощи» и пожарную машину. Несколько полицейских автомобилей перегородили улицу. От испуга я пробежала еще немного, потом остановилась. Кого-то подняли на носилки. На обочине лежал огромный перевернувшийся грузовик. Окна были разбиты, всюду валялось разбитое стекло. Я вгляделась в грузовик, пытаясь понять, что случилось. И тут я увидела, что это вовсе не стекло. Вся дорога была усыпана крошечными частичками чего-то еще. Я подошла ближе и увидела одну частичку у своих ног. Это были «Фруктовые камешки». Я огляделась, пытаясь увидеть кое-что и молясь о том, чтобы я этого не увидела. Но я это увидела. Прямо передо мной – и как только я могла не заметить? – наполовину под грузовиком лежал велосипед Бена, погнутый и раздавленный.
Все звуки смолкли. Сирен я больше не слышала. Город замер. Мое сердце забилось так быстро, что стало больно в груди. Я чувствовала, как кровь пульсирует в голове. Как же жарко! Когда на улице настолько потеплело? Я не могла дышать. И я не дышала.
Я даже не сразу поняла, что бегу, пока не добежала до дверей «Скорой помощи». Я начала барабанить в них, я подпрыгивала на месте, пытаясь достать до окна, которое оказалось слишком высоко, чтобы я могла дотянуться. Прыгая, я слышала хруст ломающихся под моими ногами «Фруктовых камешков». Прыгая, я раз за разом давила их о мостовую. Я превращала их в миллион крошек.
«Скорая» уехала. Кто был в ней? Бен? Жив ли он? Все ли с ним в порядке? Он ранен? Может быть, его забрала «Скорая» только потому, что так положено, а на самом деле с ним все в порядке. Может быть, он где-то поблизости. Может быть, увезли водителя грузовика? Парень не мог выжить, так? Он наверняка погиб. Поэтому с Беном все в порядке. Такова карма несчастного случая. Плохой парень погибает, хороший парень остается жить.
Я развернулась, посмотрела по сторонам, но Бена нигде не было. Я начала звать его. Я знала, что с ним все в порядке. Я была в этом уверена. Мне просто нужно было, чтобы все это закончилось. Я просто хотела, чтобы он появился с маленькой ссадиной и сказал, что готов идти домой. Идем домой, Бен. Я усвоила урок и никогда больше не попрошу тебя о таком глупейшем одолжении. Я усвоила урок, идем домой.
– Бен! – крикнула я в ночной воздух. Как же холодно. Когда стало так холодно? – Бен! – снова крикнула я. Мне казалось, что я бегаю по кругу, пока меня не остановил офицер полиции.
– Мэм, – сказал он, хватая меня за руки. Я продолжала кричать. Бен должен был меня услышать. Он должен был знать, что я здесь. Он должен был знать, что пора идти домой. – Мэм, – снова обратился ко мне офицер.
– Что? – рявкнула я прямо ему в лицо, вырвала руки и развернулась на месте. Я попыталась прорваться в огороженную зону. Я знала, что тот, кто ее огородил, пропустит меня. Эти люди поймут, что мне всего лишь нужно найти своего мужа.
Офицер догнал меня и снова остановил.
– Мэм! – На этот раз его голос звучал сурово. – Вам нельзя сейчас здесь находиться.
Неужели он не понимает, что я должна была быть здесь?
– Мне нужно найти мужа! – сказала я ему. – Он, возможно, ранен. Это его велосипед. Я должна его найти.
– Мэм, «Скорая» увезла вашего мужа в медицинский центр Седарс-Синай. Вам есть на чем туда доехать?
Я уставилась на него, не понимая, что он мне говорил.
– Где он? – спросила я. Мне нужно было, чтобы он повторил сказанное. Я не понимала.
– Мэм, вашего мужа везут в медицинский центр Седарс-Синай. Ему необходима срочная помощь. Хотите, чтобы я вас туда отвез?
Значит, Бена тут нет? Он в той «Скорой»?
– Он в порядке?
– Мэм, я не могу…
– Он в порядке?
Офицер посмотрел на меня, снял фуражку и приложил к груди. Я знала, что это значит. Я видела этот жест на пороге вдов в военных фильмах. И, словно кто-то нажал на кнопку внутри меня, я начала отчаянно рыдать.
– Мне нужно его увидеть! – выкрикнула я сквозь слезы. – Мне нужно его увидеть! Мне нужно быть с ним! – Я рухнула на колени посреди дороги, подо мной захрустели хлопья. – Он в порядке? Я должна быть с ним рядом. Только скажите мне, что он еще жив.
Офицер полиции посмотрел на меня виновато и с жалостью. Я никогда не видела, чтобы эти два чувства совмещались, но это было именно так.
– Мэм, мне жаль. Ваш муж…
Офицер не торопился. Его не гнал адреналин, как меня. Он знал, что торопиться некуда. Он знал, что мертвое тело моего мужа может подождать.
Я не дала ему закончить фразу. Я знала, что он собирался сказать, и я в это не верила. Я не хотела в это верить. Я закричала на него, забарабанила кулаками по его груди. Офицер был огромным мужчиной, не меньше шести футов четырех дюймов[1], и он нависал надо мной. Я чувствовала себя ребенком. Но это меня не остановило. Я продолжала молотить его. Мне хотелось дать ему пощечину. Мне хотелось его ударить. Я хотела, чтобы ему было так же больно, как и мне.
– Ваш муж умер на месте. Мне очень жаль.
И тут я упала на землю. Вокруг меня все закружилось. Я слышала биение своего сердца, но не могла сосредоточиться на том, что говорил офицер. Я никогда не думала, что такое случится. Я думала, что плохое случается только с гордецами. Плохое не случается с такими людьми, как я, с людьми, которые знают, как хрупка жизнь, с людьми, уважающими высшую власть. Но это случилось. Случилось со мной.
Мое тело успокоилось. Глаза высохли. Лицо застыло, взгляд опустился на мостовую и застыл там. Руки как будто онемели. Я не понимала, стою я или сижу.
– Что случилось с водителем? – спросила я офицера, спокойно и сдержанно.
– Прошу прощения?
– Что случилось с человеком, который вел грузовик?
– Он погиб, мэм.
– Хорошо, – сказала я. Я произнесла это как социопат. Полицейский только кивнул мне, возможно, давая понять, что сделает вид, будто не слышал моих слов. И я смогу делать вид, что не обрадовалась смерти другого человека. Но взять свои слова обратно я не хотела.
Полицейский схватил меня за руку, довел до машины и усадил на переднее сиденье. Он включил сирену, чтобы не стоять в пробках, и я увидела улицы Лос-Анджелеса как будто при ускоренной съемке. Никогда они не выглядели настолько уродливо.
Когда мы доехали до медицинского центра, офицер усадил меня в зале ожидания. Меня так трясло, что кресло дрожало вместе со мной.
– Мне нужно к нему, – сказала я ему. – Мне нужно к нему! – закричала я. Я заметила его бейдж с фамилией. Офицер Эрнандес.
– Я понимаю. Я сейчас выясню все, что смогу. Думаю, для вас выделят социального работника. Я сию минуту вернусь.
Я слышала его слова, но не могла ни отреагировать, ни ответить. Я просто сидела и смотрела на дальнюю стену. Я чувствовала, как моя голова качается из стороны в сторону. Я поняла, что встала и пошла к стойке медсестер, но меня перехватил возвращавшийся офицер Эрнандес. Рядом с ним шел коротышка средних лет, одетый в голубую рубашку с красным галстуком. Держу пари, этот идиот называл его своим галстуком силы. Держу пари, он думал, что, когда он его надевает, у него хороший день.
– Элси, – обратился он ко мне. Должно быть, я сказала офицеру Эрнандесу, как меня зовут. Но я этого не помнила. Коротышка протянул руку, как будто ожидая, что я ее пожму. Я не видела нужды в формальностях в разгар трагедии. Я не пожала ему руку. Раньше я бы никогда себе такого не позволила. Я милый человек. Иногда я даже бываю бесхарактерной. Я не из тех, кого называют «трудными» или «буйными».
– Вы жена Бена Росса? Водительское удостоверение у вас с собой? – спросил мужчина.
– Нет. Я… выбежала из дома в чем была. Я не… – Я посмотрела на свои ноги. Я даже обувь не надела, и этот мужик думает, что у меня с собой водительские права?
Офицер Эрнандес повернулся, чтобы уйти. Я видела, как он идет – медленно, неуклюже. Он чувствовал, что выполнил свою работу, я уверена. Мне бы хотелось оказаться на его месте. Мне бы хотелось, чтобы я могла вот так уйти от всего этого и отправиться домой. Я бы вернулась домой к мужу и теплой постели. Муж, теплая постель и долбаная миска «Фруктовых камешков».
– Боюсь, мы пока не можем отвести вас к мужу, Элси, – сообщил мужчина в красном галстуке.
– Почему?
– Врачи еще работают.
– Он жив? – воскликнула я. Как быстро возвращается надежда…
– Нет, мне жаль, – коротышка покачал головой. – Ваш муж умер некоторое время назад, но он в списке доноров органов.
Я почувствовала себя так, словно стояла в лифте, стремительно падавшем на первый этаж. Они забирали у него органы и отдавали другим людям. Они разбирали его на части.
Я снова села в кресле, внутри у меня все помертвело. Мне хотелось крикнуть этому коротышке, чтобы он отвел меня к Бену. Позволил его увидеть. Я хотела пробежать через двойные двери, найти его, обнять. Что они с ним делали? Но я оледенела. Я тоже умерла.
Мужчина в красном галстуке отошел ненадолго и вернулся с горячим шоколадом и тапочками. Мои глаза были сухими и уставшими. Я почти ничего не видела. Все мои чувства как будто притупились. Мне казалось, что я попала в ловушку собственного тела, отделенная от всех тех, кто был вокруг меня.
– Может быть, вы хотите, чтобы мы кому-то позвонили? Вашим родителям?
Я покачала головой.
– Ане, я должна позвонить Ане.
Мужчина положил руку мне на плечо.
– Вы можете написать номер Аны? Я ей позвоню.
Я кивнула, и он протянул мне листок бумаги и ручку. Мне потребовалась минута, чтобы вспомнить ее номер. Я несколько раз писала не те цифры, потом все-таки нацарапала правильный номер. То есть я была совершенно уверена, что когда я передавала ему листок, на нем был верный номер.
– А как насчет Бена? – спросила я, сама не зная, что именно имела в виду. Я просто… не могла я пока сдаться. Не могла пока перейти в стадию позвоните-кому-нибудь-чтобы-ее-отвезли-домой. Мы должны справиться с этим, верно? Я должна была найти его и спасти его. Как я могла найти его и спасти?
– Медсестры позвонили его ближайшему родственнику.
– Что? Я его ближайшая родственница.
– Судя по всему, в его правах был написан адрес в округе Ориндж. Мы должны были официально известить его семью.
– Так кому вы позвонили? Кто приедет? – Но я уже и так знала, кто приедет.
– Возможно, мне удастся это выяснить. А пока я пойду и позвоню Ане. Я скоро вернусь, хорошо?
Я кивнула.
В зале ожидания я видела и слышала другие семьи. Некоторые выглядели мрачно, но большинство держалось нормально. Там была мать с маленькой дочкой. Они читали книгу. Мальчик, прижимавший к лицу пакет со льдом, сидел рядом с отцом, которого явно все раздражало. Пара тинейджеров держалась за руки. Я не знала, почему они здесь, но если судить по их улыбкам, по тому, как они флиртовали, я могла предположить, что ничего ужасного не произошло. А я… Мне хотелось накричать на них. Хотелось сказать, что отделение неотложной помощи только для тех, у кого случилось несчастье, и им не следует быть тут, если они так счастливы и беззаботны. Мне хотелось сказать им, чтобы они отправлялись домой и были счастливы где-нибудь в другом месте, потому что мне незачем это видеть. Я не помнила, каково это – чувствовать то же, что и они. Я даже не помнила, каково это – быть той, какой я была до этого. Меня заполнило только это переполняющее чувство ужаса. А еще и еще гнев на этих двух маленьких говнюков, которые не собирались убраться со своими улыбками прочь с моих глаз.
Я ненавидела их и ненавидела проклятых медсестер, которые продолжали заниматься своими делами так, как будто это не был один из худших дней в их жизни. Они звонили, делали копии документов и пили кофе. Я ненавидела их за то, что они способны пить кофе в такое время. Я ненавидела каждого в этой больнице за то, что они не несчастны.
Мужчина в красном галстуке вернулся и сообщил, что Ана едет сюда. Он предложил посидеть со мной и подождать ее вместе. Я пожала плечами. Он мог делать все, что ему угодно. Его присутствие не приносило мне облегчения, но оно не давало мне встать, подбежать к кому-нибудь и наорать на него только потому, что человек в такой день ест шоколадный батончик. Мои мысли вернулись к хлопьям «Фруктовые камешки», разбросанным на дороге. Я знала, что они будут там, когда я поеду домой. Я знала, что никто не уберет их, потому что никому в голову не приходило, насколько ужасно мне будет снова смотреть на них. А потом я подумала о том, из-за какой глупости погиб Бен. Он умер из-за «Фруктовых камешков». Это было бы смешно, когда бы не было такого финала… Нет, это никогда не будет смешно. Ничего веселого в этом не было. Даже в том факте, что я потеряла мужа только потому, что мне отчаянно захотелось детских хлопьев в упаковке по мотивам мультсериала о семейке Флинстоун. Я ненавидела себя за это. Вот кого я ненавидела сильнее всего.
Появилась Ана, охваченная паникой. Я не знала, что мужчина в красном галстуке сказал ей. Он встал, чтобы встретить ее, и она побежала ко мне. Я видела, что они разговаривают, но я их не слышала. Они поговорили секунду, и Ана тут же подбежала ко мне и обняла. Я позволила ей обнимать себя, но обнять ее в ответ у меня не было сил. Я была как дохлая рыба.
– Мне жаль, – прошептала Ана, и я растеклась в ее объятиях.
У меня не осталось воли, чтобы держать себя в руках, не было желания скрывать свою боль. Я завыла, я зарыдала у нее на груди. В любой другой момент моей жизни я бы никогда не положила голову на эту часть ее тела. Мне было бы некомфортно из-за того, что мои глаза и губы так близко к сексуальным округлостям, но в ту минуту секс казался банальным и глупым. Это было что-то такое, чем идиоты занимаются от скуки. Те счастливые тинейджеры, возможно, занимались им из спортивного интереса.
Руки Аны, обнимавшие меня, не успокаивали. Влага текла из моих глаз, как будто я выдавливала ее, но это было не так. Слезы просто катились сами по себе. Мне даже не было грустно. Ужас опустошения невозможно было выразить слезами, поэтому мои слезы казались мне незначительными и глупыми.
– Ты видела его, Элси? Мне так жаль…
Я не ответила. Казалось, мы сидели на полу зала ожидания несколько часов. Я то выла, то застывала в бесчувствии. Бо́льшую часть времени я лежала в объятиях Аны, но не потому, что мне так было нужно, а потому, что мне не хотелось смотреть на нее. Наконец Ана встала, прислонила меня к стене, подошла к столу медсестер и начала орать.
– Сколько нам еще ждать, чтобы мы могли увидеть Бена Росса? – рявкнула она на молоденькую медсестру-латиноамериканку, сидевшую за компьютером.
– Мэм, – начала было та, вставая, но Ана отмахнулась от нее:
– Нечего тут мэмкать. Скажите, где он, и пропустите нас к нему.
Мужчина в красном галстуке подошел к ней и попытался ее успокоить.
Они говорили несколько минут. Я видела, как он пытается дотронуться до Аны, утешить ее, но она дернула плечом, сбрасывая его руку. Коротышка просто выполнял свою работу. Все здесь просто выполняли свою работу. Сборище придурков.
Я увидела пожилую женщину, влетевшую через двойные двери. На вид ей было около шестидесяти, рыжевато-каштановые волосы волнами лежали вокруг лица. Тушь с ресниц потекла. Коричневая сумка через плечо, черно-коричневая шаль крест-накрест на груди. В руках она комкала бумажные носовые платки. Вот если бы мое горе было настолько сдержанным, я бы вспомнила о бумажных носовых платках. Я вытирала глаза и нос рукавами и воротом. Слезы просто капали на пол и собирались в лужицы.
Женщина подбежала к столу справочной, затем отказалась сесть. Потом коротко повернулась ко мне, и я сразу поняла, кто она. Я уставилась на нее. Не могла отвести от нее глаз. Это была моя свекровь, совершенно незнакомая мне женщина со всех точек зрения, но я видела несколько ее снимков в фотоальбоме. Она никогда не видела моего лица.
Я встала и направилась в туалет. Я не знала, как ей представиться. Не знала, как сказать, что мы обе оказались тут из-за одного мужчины. Что мы обе оплакиваем одну и ту же потерю. Я встала перед зеркалом и посмотрела на себя. Лицо покраснело и покрылось пятнами. Глаза налились кровью. Я посмотрела на свое лицо и подумала, что у меня был тот, кто любил это лицо. А теперь больше никто не любил это лицо.
Я вернулась из туалета, женщины уже не было. Я повернулась к Ане, схватившей меня за руку.
– Ты можешь пройти, – сказала она и подвела меня к человеку в красном галстуке. Он повел меня через двойные двери.
Мужчина остановился у двери в комнату и спросил, хочу ли, чтобы он пошел вместе со мной. С какой стати мне этого хотеть? Я только что с ним встретилась. Он ничего для меня не значил. А мужчина в этой комнате был для меня всем. Ничто не могло мне помочь, потому что я потеряла все. Я вошла в комнату. Там были другие люди, но я видела только тело Бена.
– Прошу прощения! – сквозь слезы произнесла моя свекровь. Прозвучало смиренно, но угрожающе. Я не обратила внимания.
Я обхватила руками лицо Бена, и оно оказалось холодным на ощупь. Веки были опущены. Я никогда больше не увижу его глаза. Мне вдруг пришло в голову, что их, возможно, больше нет. Я не могла смотреть на него. Не хотела ничего представлять. Лицо Бена было в синяках, и я не знала, что об этом думать. Значило ли это, что он был сначала ранен, а потом умер? Неужели он умирал один на улице? О боже, неужели он страдал? Я почувствовала, что теряю сознание. Грудь и ноги мужа были прикрыты простыней. Я побоялась поднять ее. Меня пугало то, что я увижу слишком много. Или окажется, что слишком многого недостает.
– Охрана! – крикнула моя свекровь.
Я держала Бена за руку, и в эту минуту на пороге возник охранник. Я посмотрела на свекровь. Она могла не знать, кто я такая. Она могла не понимать, что я там делала. Но она обязана была узнать, что я любила ее сына. Это было очевидно.
– Пожалуйста, – взмолилась я, – прошу вас, Сьюзен, не делайте этого.
Свекровь посмотрела на меня с удивлением и любопытством. Она была сбита с толку тем, что я знала ее имя, и понимала, что чего-то не знает. Женщина еле заметно кивнула и посмотрела на охранника:
– Простите, вы не могли бы оставить нас одних? – Он вышел из комнаты, и Сьюзен посмотрела на медсестру: – Вы тоже. Спасибо.
Медсестра вышла и закрыла за собой дверь.
Сьюзен выглядела измученной, испуганной и все же сдержанной, как будто у нее хватит сил продержаться только следующие пять секунд, а потом она распадется на части.
– У него на руке обручальное кольцо, – сказала она мне. Я уставилась на нее и постаралась дышать поглубже, а потом робко подняла левую руку, чтобы показать ей свое кольцо.
– Мы поженились полторы недели назад, – объяснила я сквозь слезы. Я чувствовала, как уголки моих губ ползут вниз. Они казались такими тяжелыми.
– Как тебя зовут? – спросила Сьюзен. Ее била дрожь.
– Элси, – ответила я. Она меня пугала. Свекровь выглядела рассерженной и уязвимой, словно сбежавший из дома подросток.
– Элси, и как дальше? – выдавила она.
– Элси Росс.
И тут она сломалась. Сломалась точно так же, как и я. Спустя секунды она уже лежала на полу, и у нее не было под рукой бумажных носовых платков, чтобы не заливать линолеум слезами.
Ана сидела рядом со мной и держала меня за руку. Я всхлипывала возле Бена. Некоторое время назад Сьюзен извинилась и вышла. Пришел мужчина в красном галстуке и сообщил, что мы должны кое-что прояснить, а тело Бена необходимо перевезти. Я просто смотрела прямо перед собой и никак не могла сосредоточиться на происходившем, пока мужчина в красном галстуке не протянул мне пакет с вещами Бена. Там были его ключи, бумажник и мобильный телефон.
– Что это такое? – спросила я, отлично понимая, что это.
Прежде чем мужчина в красном галстуке успел мне ответить, на пороге появилась Сьюзен. Лицо напряженное, глаза налились кровью. Она выглядела старше, чем в ту минуту, когда уходила из комнаты. И она выглядела до предела измученной. Я тоже так выглядела? Держу пари, что я выглядела так же.
– Что вы делаете? – спросила Сьюзен мужчину.
– Я… Нам нужно освободить комнату. Тело вашего сына перевезут в другое место.
– Почему вы отдаете это ей? – задала прямой вопрос Сьюзен. Она сказала это так, будто меня в комнате не было.
– Прошу прощения?
Сьюзен сделала несколько шагов и отобрала у него пакет с вещами Бена прямо перед моим носом.
– Все решения по поводу Бена принимаю я, и все вещи следует отдать мне, – заявила свекровь.
– Мэм! – начал было мужчина в красном галстуке.
– Все, – закончила разговор она.
Ана встала и потянула меня за собой. Она собиралась избавить меня от этой ситуации, и хотя мне в эту минуту совершенно не хотелось находиться в комнате, я не желала, чтобы меня просто увели. Я вырвала руку из руки Аны и посмотрела на Сьюзен.
– Не следует ли нам обсудить наши следующие шаги? – обратилась я к свекрови.
– Что здесь обсуждать? – парировала Сьюзен. Она была холодна и контролировала себя.
– Я только хотела… – На самом деле я понятия не имела, чего я хотела.
– Миссис Росс, – сказал мужчина в красном галстуке.
– Да? – ответили мы одновременно.
– Простите, – отступила я. – Какую миссис Росс вы имеете в виду?
– Старшую, – ответил он, глядя на Сьюзен. Уверена, что он сделал это в знак уважения, но ей это не понравилось. Сьюзен не хотела быть одной из двух миссис Росс, это не вызывало сомнений, но я готова была поклясться, что еще больше ей не хотелось быть старшей миссис Росс.
– Я не намерена доверять что-либо этой особе, – заявила она всем присутствующим. – У нее нет никаких доказательств того, что мой сын вообще был с ней знаком, не говоря о том, что он на ней женился. Я никогда о ней не слышала! Я видела сына в прошлом месяце. Он ни разу не упомянул о своей женитьбе. Поэтому – нет, я не намерена отдавать вещи своего сына посторонней женщине. Я этого не допущу.
Ана протянула к ней руку.
– Может быть, нам всем сейчас надо немного прийти в себя, – предложила она.
Сьюзен повернула голову с таким видом, будто впервые заметила Ану.
– Вы кто? – спросила она так, словно мы были клоунами, выпрыгнувшими из «Фольксвагена», и словно она была крайне утомлена людьми, которые то и дело появлялись из ниоткуда.
– Я – друг, – сказала Ана. – И я не думаю, что кто-то из нас в силах вести себя рационально. Поэтому нам, возможно, стоит перевести дыхание и…
Сьюзен повернулась к мужчине в красном галстуке. Язык ее тела прервал Ану на половине фразы.
– Нам с вами необходимо обсудить все наедине, – рявкнула свекровь, обращаясь к нему.
– Мэм, прошу вас, успокойтесь.
– Успокоиться? Вы что, шутите?
– Сьюзен… – начала я, не зная, чем закончить эту фразу, но Сьюзен было плевать.
– Хватит. – Она резко вскинула руку перед моим лицом. Это был агрессивный и инстинктивный жест, как будто ей требовалось защитить свое лицо от моих слов.
– Мэм, Элси привезла сюда полиция. Она находилась на месте происшествия. У меня не было ни малейшего повода усомниться в том, что она и ваш сын были…
– Женаты? – недоверчиво закончила за него Сьюзен.
– Да, – подтвердил мужчина в красном галстуке.
– Позвоните в округ! Я хочу увидеть запись!
– Элси, у вас есть копия свидетельства о браке, которую вы могли бы показать миссис Росс?
У меня появилось ощущение, что я съеживаюсь. Я не хотела съеживаться. Я хотела стоять с высоко поднятой головой. Я хотела быть гордой, уверенной в себе. Но все это было чересчур, и мне нечем было защитить себя.
– Нет. Но, Сьюзен… – Слезы потекли по моим щекам. В эту секунду я чувствовала себя такой уродливой, такой маленькой и глупой.
– Прекратите меня так называть! – выкрикнула она. – Вы меня не знаете. Прекратите называть меня по имени!
– Отлично, – ответила я. Я смотрела перед собой, мой взгляд остановился на теле, лежавшем в комнате. На теле моего мужа. – Оставьте все себе, – продолжала я, – мне все равно. Мы можем оставаться здесь и кричать весь день, но это ничего не изменит. Поэтому мне плевать, куда отправится его бумажник.
Я медленно двинулась вперед и вышла из комнаты. Я оставила тело своего мужа с ней. Но в тот момент, когда я вышла в коридор, в ту минуту, когда Ана закрыла за нами дверь, я пожалела о том, что ушла. Мне следовало бы оставаться с ним до тех пор, пока медсестры не выкинули бы меня вон.
Ана подтолкнула меня вперед.
Она усадила меня в свою машину. Застегнула на мне ремень безопасности. Медленно проехала по городу. Припарковалась на подъездной дорожке у моего дома. Я из этого не помнила ничего. Я просто оказалась перед дверью своего дома.
Войдя в квартиру, я не имела ни малейшего представления о том, какое было время суток. Я не знала, сколько времени прошло с тех пор, как я сидела в пижаме на диване и как последняя сука ныла, что я хочу хлопьев. Квартира, которую я так любила с тех пор, как въехала в нее, та самая, которую я считала «нашей», когда в нее переехал Бен, теперь предавала меня. В ней ничего не изменилось после смерти Бена. Как будто ей было все равно.
Она не убрала его ботинки, стоявшие посреди комнаты. Не сложила одеяло, которым он укрывался. Ей даже в голову не пришло спрятать его зубную щетку. Квартира вела себя так, словно ничего не произошло. Хотя все изменилось. Я обратилась к стенам:
– Бен умер. Он больше не придет домой.
Ана погладила меня по спине и сказала:
– Я знаю, детка, я знаю.
Она не знала. Не могла знать. Я бездумно вошла в спальню, ударилась плечом о косяк и ничего не почувствовала. Я легла на свою половину кровати и почувствовала запах Бена. Он все еще оставался на простынях. Я схватила подушку Бена с его половины кровати и уткнулась в нее носом, задыхаясь от слез. Я вышла в кухню, где Ана протянула мне стакан воды. Я прошла мимо нее с подушкой в руке, достала мешок для мусора и сунула в него подушку. Потом туго завязала мешок, один узел, другой, третий, пока мешок не лопнул и не упал на пол кухни.
– Что ты делаешь? – спросила Ана.
– От нее пахнет Беном, – объяснила я. – Я не хочу, чтобы запах выветрился. Я хочу его сохранить.
– Не уверена, что это сработает, – деликатно сказала Ана.
– Да пошла ты! – ответила я и вернулась в постель.
Я начала плакать в тот миг, когда моя голова коснулась подушки. Я ненавидела произошедшее за то, что оно сделало со мной. Никогда в жизни я не говорила никому «да пошла ты», и тем более Ане.
Ана была моей лучшей подругой с семнадцати лет. Мы познакомились в первый день учебы в колледже, когда стояли в очереди в столовой. Мне не с кем было сесть, а она уже пыталась избавиться от парня. Это был момент истины для нас обеих. Когда она решила переехать в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой, я поехала вместе с ней. Не потому, что была привязана к этому городу, я там никогда раньше не бывала, а потому что чувствовала сильную привязанность к Ане. Она сказала мне: «Брось, библиотекарем ты можешь быть где угодно». Она была совершенно права.
И вот прошло девять лет после нашей первой встречи. Ана смотрела на меня так, будто я собиралась вскрыть себе вены. Если бы я лучше владела своими чувствами, я бы сказала, что это и есть настоящая дружба. Но в тот момент мне было не до этого. Мне было ни до чего.
Ана принесла две таблетки и стакан воды.
– Я нашла это в твоей аптечке, – сказала она. Я посмотрела на ее руку и узнала лекарство. Это был викодин, его выписали Бену в прошлом месяце, когда у него был спазм мышц спины. Он эти таблетки не принимал. Уверена, он думал, что если их выпьет, то поведет себя как нытик.
Я взяла лекарство из руки Аны, не задавая вопросов, и проглотила его.
– Спасибо, – поблагодарила я. Ана подоткнула вокруг меня одеяло и ушла спать на диван. Я была рада тому, что она не попыталась лечь со мной в одну постель. Я не хотела, чтобы она забрала запах Бена. Глаза у меня горели от слез, руки и ноги ослабели, но викодин должен был помочь мне уснуть. Я перебралась на половину Бена, веки мои отяжелели, и я уснула.
– Я люблю тебя, – сказала я, и в первый раз мои слова некому было услышать.
Я проснулась, чувствуя себя будто с похмелья, потянулась, чтобы взять руку Бена, как делала это каждое утро. Но его половина кровати была пуста. На мгновение мне показалось, что он в ванной или готовит завтрак, но потом я вспомнила. Отчаяние вернулось, на этот раз более приглушенное, но и более плотное, окутавшее мое тело, словно одеяло. И мое сердце утонуло в нем как камень.
Я поднесла руки к лицу и попыталась вытереть слезы, вот только они текли слишком быстро, чтобы я могла с ними справиться. Это было что-то вроде непрекращающихся бедствий в игре «Ударь крота».
В комнату вошла Ана с посудным полотенцем. Она вытирала им руки.
– Ты проснулась? – удивилась она.
– Какая ты наблюдательная. – С чего вдруг я стала такой язвительной? Я не злой человек. Я не такая.
– Сьюзен звонила. – Ана проигнорировала мой выпад, и за это я была ей благодарна.
– Что она сказала? – Я села в постели и схватила с прикроватного столика стакан с водой, стоявший там с прошлой ночи. – Что ей могло от меня потребоваться?
– Она ничего не говорила. Только сказала, чтобы ты позвонила ей.
– Отлично.
– Я оставила ее номер на холодильнике. На тот случай, если ты захочешь ей позвонить.
– Спасибо. – Я выпила воды и встала.
– Мне нужно съездить домой и выгулять Багси, а потом я сразу вернусь, – сказала Ана. Багси – это ее английский бульдог. Он повсюду оставляет свои слюни. Мне хотелось ей сказать, что Багси незачем выгуливать, потому что он ленивый мешок с дерьмом. Но я ничего такого не сказала, потому что мне очень, очень хотелось перестать быть такой недоброй.
– О’кей.
– Тебе что-нибудь привезти? – спросила она и этим напомнила мне о том, как я просила Бена купить мне «Фруктовые камешки». Я рухнула обратно в постель.
– Нет, спасибо, мне ничего не нужно.
– Ладно, я скоро вернусь. – Ана на минуту задумалась. – Может быть, ты хочешь, чтобы я задержалась на тот случай, если ты решишь позвонить свекрови?
– Нет, спасибо. С этим я справлюсь.
– Что ж, если ты передумаешь…
– Спасибо.
Ана вышла. Потом я услышала, как хлопнула входная дверь, и вдруг осознала, насколько я одинока. Я одна в этой комнате. Я одна в этой квартире. Более того, я одна в этой жизни. Я не могла об этом думать. Я встала, взяла телефон, нашла номер свекрови на дверце холодильника. И тут я увидела магнитик «Пицца от Джорджи». Я рухнула на пол, щекой коснулась холодной плитки пола. Мне казалось, что я не смогу заставить себя встать.
ДЕКАБРЬ
Наступил канун Нового года. Мы с Аной придумали замечательный план. Мы собирались отправиться на вечеринку, чтобы увидеть того парня, с которым она флиртовала в спортзале. Мы хотели остаться там до половины двенадцатого ночи, а потом поехать на пляж, вместе открыть бутылку шампанского и встретить Новый год навеселе и в брызгах прибоя.
Но Ана напилась на вечеринке, начала выяснять отношения с парнем из спортзала, а потом исчезла на несколько часов. Это было типично для Аны, и я успела полюбить в ней эту черту, а именно то, что никогда ничего не шло по плану. Всегда что-то случалось. Ана была приятным разнообразием для такого человека, как я. У меня всегда все шло по плану и никогда ничего не случалось. Поэтому пока я оставалась на вечеринке, дожидаясь, чтобы Ана появилась оттуда, где она пряталась, я не сердилась и не удивлялась. Я предполагала, что дело могло обернуться именно так. Я была лишь немного раздосадована тем, что встречаю Новый год с совершенно незнакомыми людьми. Я чувствовала себя неловко, когда друзья принялись целовать друг друга. Я просто смотрела в свой бокал с шампанским. Я не позволила этому разрушить мой вечер. Мне удалось поговорить с замечательными людьми. Я извлекла максимум пользы.
Я познакомилась с парнем по имени Фабиан. Он завершал учебу в медицинской школе, но сказал, что его настоящая страсть – это «отличное вино, отличная еда и отличные женщины». Фабиан подмигнул мне, говоря это, но я ловко закончила разговор вскоре после того, как он попросил номер моего телефона. Я номер продиктовала, но, хотя парень и был привлекательным, я знала, что, если он позвонит, я не отвечу. Фабиан казался одним из тех, кто отвел бы меня в дорогой бар на нашем первом свидании. А потом разглядывал бы других девушек, пока я выходила в дамскую комнату. Такие парни всегда воспринимают возможность переспать с девушкой как победу. Для него это была игра, а для меня… Я никогда не умела в нее играть.
А вот Ана умела веселиться. Она встречалась с парнями. Флиртовала с ними. Она делала все то, из-за чего мужчины становятся рабами женщин и в процессе теряют уважение к себе. В каждом романе власть была в руках у Аны. И хотя я видела определенный смысл в такой жизни, если смотреть со стороны, но в таких отношениях мало страсти. Все рассчитано. Я ждала того, кто собьет меня с ног и кого я точно так же собью с ног. Одинаково. Мне хотелось, чтобы человек не хотел играть в игры, потому что такая игра предполагала, что мы меньше времени проведем вместе. Я не знала наверняка, существует ли такой человек, но я была слишком молода, чтобы отказаться от этой идеи.
В конце концов я нашла Ану спящей в хозяйской спальне. Я ее разбудила и отвезла на такси домой. К тому моменту, когда я переступила порог своей квартиры, было уже два часа ночи, и я очень устала. Бутылка шампанского, приготовленная для нашего праздника на пляже, так и осталась не откупоренной. Я легла спать.
Когда я засыпала в ту ночь, не смыв толком подводку с глаз и сбросив платье с блестками на пол, я думала о том, что принесет мне новый год. Мозг гудел от возможностей, пусть и не слишком реальных. Но одна возможность мне даже в голову не приходила: я не предполагала, что к концу мая буду замужем.
Первого января я проснулась в одиночестве в моей квартире, как просыпалась каждое утро, и в этом не было ничего особенного. Часа два я читала в кровати, потом встала, приняла душ и оделась, чтобы встретиться с Аной за завтраком.
Когда я ее увидела, я бодрствовала уже около трех с половиной часов. Ана выглядела так, как будто только что встала с постели. Она высокая и стройная, с длинными каштановыми волосами, ниспадающими намного ниже плеч и идеально дополняющими ее золотисто-карие глаза. Она родилась в Бразилии и жила там до тринадцати лет. И это было до сих пор заметно в некоторых ее словах и особенно в восклицаниях. Но во всем остальном она совершенно американизировалась, ассимилировалась и потеряла всякую культурную идентичность. Я больше чем уверена, что ее имя произносится с длинным «а», но где-то в средней школе она устала объяснять разницу, поэтому теперь она просто Ана, кто бы и как бы это имя ни произносил.
В то утро она была одета в широкие спортивные брюки, которые ее совершенно не полнили, потому что она была очень худой. Волосы Ана собрала в конский хвост. Торс прикрывала застегнутая на «молнию» толстовка. Вы бы не сразу заметили, что толстовка надета на голое тело, и в тот момент я сообразила, как Ана это делает. Вот так она сводила мужчин с ума. Она выглядела обнаженной, будучи при этом полностью прикрытой. И вы никогда в жизни не сказали бы, что она делает это намеренно.
– Милая толстовка, – заметила я, снимая солнечные очки и усаживаясь напротив нее. Иногда меня тревожило то, что мое среднее тело выглядит полноватым по сравнению с ее худобой, а мои самые обычные типично американские черты только подчеркивают ее экзотичную внешность. Когда я шутила на этот счет, Ана всегда напоминала мне, что я блондинка из Соединенных Штатов. Она говорила, что белокурые волосы – это козырь. Я всегда считала собственные волосы грязно-русыми, почти мышиными, но я понимала ее правоту.
Несмотря на все ее внешнее великолепие, я ни разу не слышала, чтобы подруга была довольна тем, как она выглядит. Если я говорила, что мне не нравится моя маленькая грудь, то Ана напоминала, что у меня длинные ноги и задница, за которую она готова убить. Она признавалась, что ненавидит свои короткие ресницы и коленки, из-за которых ее ноги похожи на «ноги тролля». Так что, возможно, мы все в одной лодке. Может быть, все женщины чувствуют себя как на фотографии без фотошопа.
Ана успела удобно устроиться в патио с маффином и чаем со льдом. Она сделала вид, что собирается встать, когда я села, но лишь потянулась ко мне и чуть приобняла.
– Готова убить меня за вчерашний вечер?
– Что? – переспросила я, беря меню. Не знаю, зачем я вообще в него заглядывала. По субботам я всегда ела на завтрак яйца бенедикт.
– Я вообще ничего не помню, честно. В памяти частично осталась только поездка домой на такси. А потом ты снимаешь с меня туфли и накрываешь одеялом.
Я кивнула:
– Все верно. Я потеряла тебя почти на три часа и нашла в спальне второго этажа. Поэтому не могу сказать, насколько далеко ты и этот парень из спортзала зашли, но мне кажется…
– Нет! Я что, связалась с Джимом?
Я отложила меню.
– Что? Ты была с тем парнем из спортзала.
– Ну да, его зовут Джим.
– Значит, ты встретила в спортзале парня по имени Джим. – Технически это не было его ошибкой. Люди по имени Джим могут ходить в спортзал, но я не могла отделаться от ощущения, что это каким-то образом делает его смешным[2]. – Это маффин с отрубями?
Ана кивнула, я отщипнула немного маффина.
– Должно быть, нас только двое на этой планете, кто любит вкус маффинов с отрубями, – сказала она, и скорее всего она была права. Мы с Аной часто находили странное сходство в не имеющих значения мелочах. И самым очевидным местом совпадения наших вкусов была еда. Не имеет никакого значения, если вы и другой человек любите дзадзики. Это никак не влияет на вашу способность поладить друг с другом, но каким-то образом это совпадение вкусов связало Ану и меня. Я знала, что она тоже сбиралась заказать яйца бенедикт.
– Как бы там ни было, я видела, что ты закрутила с Джимом из спортзала, но я не знаю, что произошло потом.
– О, я полагаю, что дальше это никуда не зашло, потому что сегодня утром он прислал мне сообщение.
– Сейчас одиннадцать часов.
– Знаю. Я подумала, что все происходит слишком быстро. Но это мне льстит, – сказала Ана.
– Что вам принести? – Официантка, которая подошла к нам, не была той, которая всегда нас обслуживала. Она была старше и опытнее.
– О, привет! Кажется, мы раньше не встречались. Я Ана.
– Дафна, – официантка представилась, но она явно была не так заинтересована в дружбе с нами, как на это надеялась моя подруга.
– А что случилось с Кимберли? – спросила Ана.
– Наверняка не скажу. Я просто заменяю ее на один день.
– Ага. Ладно, мы облегчим вашу работу. Две порции яиц бенедикт, и мне такой же чай со льдом, как у нее, – сказала я.
– Сейчас принесу.
Как только она отошла, мы с Аной вернулись к прерванному разговору.
– Я думала о том, какое решение принять, – начала Ана, предлагая мне свой чай со льдом, пока я ждала свой. Я отказалась, так как знала, что, стоит мне выпить немного ее чая, она воспримет это как разрешение выпить немного моего. И она выпьет весь мой чай со льдом. Я достаточно давно ее знала, чтобы понимать, где следует установить границы и как сделать это, чтобы Ана не заметила.
– Ну и?
– Я думаю о радикальном шаге.
– Радикальном? Должно быть, это хорошо.
– Целибат.
– Целибат?
– Целибат. Жизнь без секса.
– Нет, я знаю, что это значит. Я просто не понимаю, почему.
– Видишь ли, мне это пришло в голову сегодня утром. Мне двадцать шесть лет, и прошлой ночью я напилась до такой степени, что не могу сказать точно, переспала я с кем-то или нет. Пожалуй, это уже похоже на поведение шлюхи. Это предел.
– Ты не шлюха. – Я не была на сто процентов уверена, что это правда.
– Ты права. Я не шлюха. Пока.
– Ты могла бы просто перестать пить. – У меня были интересные отношения с выпивкой. Пить или не пить – для меня это не имело значения. Хотя большинство людей придерживалось исключительно либо одной политики, либо другой. Ана принадлежала к «лагерю» пьющих.
– О чем ты говоришь?
– Ты меня поняла. Перестань напиваться.
– Совсем?
– Прекрати. В моих словах нет ничего абсурдного. Немало людей, которые вообще не пьют.
– Точно, Элси. До этого их называли алкоголиками.
Я рассмеялась.
– Достаточно справедливо. Выпивка не проблема. Проблема в том, что ты спишь с кем попало.
– Верно. Поэтому я и собираюсь перестать это делать.
– А что будет, когда ты встретишь человека, с которым захочешь быть вместе?
– Поживем – увидим. В прошлом году я не встретила никого, на кого стоило тратить время. Не могу сказать, что в этом году что-то должно измениться в этом смысле.
К столику подошла Дафна с двумя порциями яиц бенедикт и чаем со льдом для меня. Она поставила тарелки перед нами, и, только когда еда оказалась у меня перед носом, я поняла, насколько голодна. Я принялась за еду.
Ана кивала, пережевывая пищу. Как только она поняла, что может говорить, то добавила:
– То есть я хочу сказать, что если встречу кого-то и влюблюсь в него, то конечно. Но до этого времени вход закрыт. – Столовыми приборами она нарисовала в воздухе знак Х.
– Достаточно справедливо. – Самое лучшее в этом заведении было то, что они добавляли в яйца бенедикт шпинат, и получалось что-то вроде яиц бенедикт по-флорентийски. – Но ведь это не значит, что я не могу спать с кем попало, верно? – сказала я ей.
– Да, ты можешь это делать. Но ты не будешь. Хотя все же ты можешь.
Вскоре Ана отправилась к себе на другой конец города. Она жила в Санта-Монике в квартире с окнами, выходящими на Тихий океан. Я бы даже обиделась, если бы Ана раз за разом не предлагала мне переехать к ней. Я всегда отвечала отказом, понимая, что жизнь под одной крышей определенно заставит меня изменить мое отношение к ней. Я никогда не понимала, как ей удается так жить на заработки преподавателя йоги с частичной занятостью, но, казалось, у нее всегда были деньги, чтобы купить то, что хотелось или требовалось именно в тот момент, когда хотелось или требовалось.
После ее ухода я пешком вернулась в свою квартиру. Я точно знала, как проведу вторую половину дня. Начался новый год, а я всегда считала, что ощущение нового года невозможно без перестановки мебели. Проблема заключалась в том, что за прошедшие два года, прожитые мной в этой квартире, я столько раз переставляла мебель, что исчерпала все возможные варианты. Я любила мою квартиру и много работала, чтобы оплачивать ее и украшать. Поэтому, передвинув диван от одной стены к другой и поняв, что так стало лучше, я испытала удовлетворение. Потом я перетащила книжный шкаф к другой стене, поменяла местами столики у дивана и решила, что этих перемен достаточно, чтобы отметить начало нового года. Я уселась на диван, включила телевизор и уснула.
Когда я проснулась, было пять часов вечера. И хотя это был вечер субботы, а одиноким людям субботними вечерами следовало отправляться в бары или клубы в поисках партнера, я решила посмотреть телевизор, почитать книгу и заказать пиццу. Может быть, этот год станет тем самым годом, когда я буду делать то, что хочу, не обращая внимания на социальные нормы. Может быть.
Когда пошел дождь, я поняла, что приняла правильное решение, оставшись дома. Позже позвонила Ана и поинтересовалась, чем я занимаюсь.
– Я хотела убедиться в том, что ты не сидишь на диване и не смотришь телевизор.
– Что? Почему я не могу смотреть телевизор?
– Это субботний вечер, Элси. Вставай! Выходи из дома! Я бы предложила тебе пойти со мной, но я иду на свидание с Джимом.
– Многовато для целибата.
– Но я же не сплю с ним! Я с ним ужинаю!
Я рассмеялась.
– Что ж, я провожу вечер на диване. Я уставшая, сонная и…
– Уставшая и сонная – это одно и то же. Прекрати оправдываться.
– Отлично. Я ленивая, и мне иногда надо побыть одной.
– Хорошо. По крайней мере, ты в этом призналась. Позвоню тебе завтра. Пожелай мне удачи, чтобы мои трусики остались на мне.
– Удача тебе понадобится.
– Эй!
– Эй! – ответила я.
– Ладно, я с тобой завтра поговорю.
– Пока.
Я сразу заказала пиццу. Когда я позвонила в «Пиццу от Джорджи», женщина, принимавшая заказы, предупредила меня, что пиццу доставят не раньше чем через полтора часа. Когда я спросила, почему, она ответила: «Дождь». Я сказала ей, что через полчаса зайду и заберу ее сама.
Когда я вошла в «Пиццу от Джорджи», я ничего не почувствовала. Ни одна из частей моего мозга или тела не знала, что должно было случиться. У меня не было предчувствия. Я была в ярко-желтых галошах и в том, что можно было назвать полнящими джинсами. От дождя волосы прилипли к лицу, и мне надоело их убирать.
Я даже не заметила сидевшего там Бена. Меня слишком занимал процесс покупки пиццы. Как только кассирша сказала мне, что подождать нужно еще десять минут, я отошла к маленькой скамейке перед магазином. И только тогда я заметила, что там сидит человек.
Мое сердце не пропустило удар. Я понятия не имела, что он был «тем самым», что это был «он». Он был мужчиной, о котором я мечтала с самого детства, представляя, как будет выглядеть мой муж. Я видела его лицо, то самое лицо, которое искала всю жизнь. Оно было передо мной, и я его не узнала. Я думала только о том, что он, вероятно, получит свою пиццу раньше, чем я.
Его привлекательность была того сорта, когда человек просто не осознает, насколько он хорош собой. Он не понимал ее, не прикладывал никаких усилий, чтобы стать таким привлекательным. Он был высокий, стройный. С широкими плечами и сильными руками. Его джинсы были правильного голубого оттенка. Рубашка подчеркивала серые искорки в зеленых глазах, контрастировавших с его темными волосами. Я села недалеко от него и снова убрала волосы со лба. Потом я вытащила телефон, чтобы проверить электронную почту и заодно отвлечься от ожидания.
– Привет, – сказал парень, и мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что он обращается ко мне. Вот так легко он привлек мое внимание.
– Привет, – ответила я. Попыталась ограничиться этим, но я плохо переношу молчание, мне обязательно нужно его заполнить. – Мне следовало просто дождаться доставку.
– И не увидеть всего этого? – Он обвел рукой жалкий декор в псевдоитальянском стиле. Я рассмеялась. – У тебя красивый смех, – сказал он.
– Ой, не надо. – Могу поклясться, что мама учила меня принимать комплимент, но каждый раз, когда мне его делали, я отмахивалась от него, словно от чего-то обжигающего. – То есть спасибо. Предполагается такой ответ. Спасибо.
Я заметила, что бессознательно повернулась к нему всем телом. Я читала все эти статьи о языке тела и о том, что у людей расширяются зрачки, если их влечет друг к другу. Но как только я оказывалась в ситуации, когда эти знания могли пригодиться (Расширены ли у него зрачки? Я ему нравлюсь?), я была слишком растерянной, чтобы ими воспользоваться.
– Нет, предполагается, что ты ответишь мне комплиментом, – он улыбнулся, – чтобы я знал, как ты на меня реагируешь.
– Ага, – сказала я. – Что ж, если я сделаю тебе комплимент, теперь это тебе ни о чем не скажет, верно? То есть ты будешь знать, что я делаю тебе комплимент потому, что ты попросил…
– Поверь мне, я все равно смогу понять.
– Ладно. – Я принялась разглядывать его сверху вниз. Пока я демонстративно изучала его, он вытянул ноги и шею, распрямил плечи и набрал в грудь воздуха. Я восхищалась щетиной на его щеках, благодаря ей он выглядел привлекательным без усилий. Мои глаза остановились на его сильных руках. Я хотела сказать: «У тебя великолепные руки». Но все же я этого не чувствовала. Я играла наверняка.
– Итак? – спросил он.
– Мне нравится твоя рубашка, – сказала я. Рубашка была серовато-лиловой с птицей.
– О, – отозвался он, и клянусь богом, я услышала в его голосе разочарование. – Я все понял.
– Что? – Я улыбнулась, защищаясь. – Это милый комплимент.
Парень рассмеялся. Он не был ни слишком заинтересованным, ни доведенным до отчаяния. К тому же он не был ни замкнутым, ни классным, он просто… был. Не знаю, вел ли он себя так со всеми женщинами, умел ли говорить с любой женщиной так, как будто знал ее долгие годы, или это получилось у него только со мной. Это не имело значения. Это работало.
– Нет, все замечательно, – сказал он. – Только я даже не стану пытаться просить номер твоего телефона. Девушки делают комплимент твоим глазам, волосам, бороде, рукам, твоему имени, и это значит, что она готова встретиться с тобой. Девушка делает комплимент твоей рубашке? Считай, тебя отшили.
– Подожди… Это не то… – начала я, но меня прервали.
– Бен Росс! – крикнула кассирша, и парень вскочил. Потом он посмотрел на меня и попросил:
– Запомни свою мысль.
Он расплатился за пиццу, искренне поблагодарил кассиршу, потом вернулся к скамейке и уселся рядом со мной.
– Как бы там ни было, думаю, что, если я приглашу тебя на свидание, ты меня пошлешь. Пошлешь?
Нет, я ни в коем случае не собиралась его отшивать. Но ему удалось меня смутить, и я изо всех сил пыталась не показать свой интерес. Я широко улыбнулась ему, не в силах сдерживать рвущуюся наружу радость.
– Твоя пицца остынет, – сказала я.
Он отмахнулся от моих слов.
– Мне сейчас не до пиццы. Отвечай честно: ты дашь мне номер твоего телефона?
Вот оно. Минута «сделай или умри». Как мне на это ответить, не выплеснув всю нервную энергию тела?
– Я скажу тебе номер своего телефона. Это будет справедливо.
– Элси Портер! – выкрикнула кассирша. Судя по всему, она вызывала меня не в первый раз, но мы с Беном были настолько поглощены друг другом, что ничего не услышали.
– О! Прости, это я. Ты… просто подожди меня здесь.
Он рассмеялся, а я отправилась оплачивать пиццу. Когда я вернулась, он уже держал телефон наготове. Я дала ему свой номер и записала его.
– Я скоро тебе позвоню, если ты не против. Или мне следует подчиниться правилу «выжди три дня»? Это в твоем стиле?
– Нет, звони, – ответила я с улыбкой. – Чем быстрее, тем лучше.
Он протянул мне руку:
– Бен.
– Элси, – представилась я и в первый раз подумала о том, что имя Бен – это самое красивое имя, которое я когда-либо слышала. Я улыбнулась ему. Ничего не смогла с собой поделать. Бен улыбнулся в ответ и постучал по коробке с пиццей.
– Что ж, тогда до скорого.
Я кивнула.
– До скорого, – сказала я и направилась к своей машине. У меня кружилась голова.
ИЮНЬ
Я сорвала магнит «Пицца от Джорджи» с холодильника и попыталась разорвать его пополам, но мои слабые пальцы с этим не справились. Магнит просто согнулся и растянулся. До меня дошло, что мои усилия абсолютно бесполезны, как будто уничтожение этого магнита облегчит каким-то образом мою боль. Я прикрепила его обратно на дверцу холодильника и набрала номер Сьюзен.
Она ответила после третьего гудка.
– Сьюзен? Привет. Это Элси.
– Привет. Мы можем встретиться сегодня во второй половине дня, чтобы обсудить все приготовления?
– Приготовления? – Я не успела подумать о том, о чем именно Сьюзен собиралась поговорить со мной. О приготовлениях я даже не вспомнила. Но после того как я осознала случившееся, я поняла, что действительно нужны какие-то приготовления. Надо все спланировать, тщательно просчитать способы того, как горевать. Ты не можешь даже погоревать спокойно. Нужно все делать в соответствии с американскими традициями и обычаями. Следующие несколько дней будут заполнены сообщениями о смерти и надгробными речами. Гроб и доставка продуктов. Я была шокирована тем, что эта женщина считала обязательным мое участие.
– Да, разумеется, – ответила я, пытаясь придать своему голосу нотки готовности. – Где мы с вами встретимся?
– Я остановилась в отеле «Беверли», – сказала Сьюзен и принялась объяснять, где он находится, как будто я не прожила в Лос-Анджелесе несколько лет.
– О, я не сообразила, что вы остались в городе.
Она жила в двух часах от него. Она что, не могла остаться в своем собственном городе? Оставить этот город мне?
– Надо о многом позаботиться, Элси. Мы можем встретиться внизу, в баре, – ее голос звучал вежливо, но совсем не заинтересованно и холодно. Я сказала, что встречусь с ней там в три часа. На часах было почти час. – В любое удобное тебе время, – ответила Сьюзен и отсоединилась.
О каком удобстве она говорит? Мне было бы удобно лечь спать и никогда больше не просыпаться. Мне было бы удобно в этот момент быть на работе, потому что у меня все в порядке, и Бен вернется домой к ужину, часам к семи, и мы поедим тако. Вот это мне удобно. Разговор со свекровью, с которой я познакомилась накануне, об организации похорон моего мужа, – вот это мне совсем неудобно, в котором бы часу ни состоялась наша встреча во второй половине дня.
Я вернулась в постель, придавленная всем тем, что мне нужно было сделать до встречи с ней. А нужно было принять душ, одеться, сесть в машину, доехать до отеля, припарковаться. Это было слишком. Когда вернулась Ана, я расплакалась от благодарности. Я знала, что она обо всем позаботится.
Я добралась до отеля с опозданием на несколько минут. Ана поехала парковать машину, предупредив, что будет ждать меня в вестибюле. Подруга попросила прислать сообщение, если она мне понадобится. Я вошла в бар и обвела его взглядом в поисках Сьюзен. В этом баре было холодно, несмотря на то что на улице было тепло. Я ненавижу кондиционеры, я переехала в Лос-Анджелес ради тепла. Помещение было новехоньким, но отделано так, чтобы выглядеть старым. За барной стойкой, слишком чистой для того, чтобы относиться к той эре, которую выбрал декоратор, висела грифельная доска с меню. Табуреты напоминали о кабаках времен «сухого закона», вот только они не были потертыми и потрескавшимися. Они выглядели безупречно чистыми и неновыми. Вот в такую эпоху мы живем. Мы способны испытывать тоску по вещам, сделанным вчера. На прошлой неделе мне бы этот бар понравился, тогда я любила все классное и чистое. Теперь я ненавидела его за фальшь и отсутствие аутентичности.
Наконец я увидела Сьюзен, сидевшую за высоким столиком в задней части бара. Она читала меню, опустив голову и закрыв лицо рукой. Потом свекровь подняла глаза и увидела меня. Пока мы смотрели друг на друга несколько секунд, я заметила, что глаза у нее опухли и покраснели, но выражение лица было деловитым.
– Привет, – поздоровалась я, усаживаясь. Она не встала, чтобы приветствовать меня.
– Привет, – ответила Сьюзен, удобнее усаживаясь в своем кресле. – Я вчера вечером заезжала в квартиру Бена, чтобы попытаться…
– В квартиру Бена?
– Рядом с бульваром Санта-Моника. Я поговорила с его соседом по квартире, и он сказал мне, что Бен съехал в прошлом месяце.
– Верно, – подтвердила я.
– Он сказал, что Бен жил с девушкой по имени Элси.
– Это я, – встрепенулась я, возбужденная перспективой того, что она мне поверила.
– Об этом я догадалась, – сухо парировала Сьюзен, потом подняла с пола папку и положила ее передо мной. – Я получила это из погребальной конторы. Там список вариантов для заупокойной службы.
– Хорошо… – пробормотала я.
– Необходимо принять решение по поводу цветов, церемонии, извещений о смерти и так далее.
– Разумеется. – Я понятия не имела, что входило в это «и так далее». Я никогда еще не оказывалась в подобной ситуации.
– Я подумала, что лучше будет, если этим займешься именно ты.
– Я? – Накануне она не верила, что у меня есть право находиться рядом с Беном в больнице. И теперь она хотела, чтобы я планировала его похороны? – А вы не хотите принять в этом участие? – недоверчиво спросила я.
– Нет, я не стану тебе помогать. Я думаю, что лучше всего тебе самой обо всем позаботиться. Ты хочешь быть его ближайшей родственницей…
Она не договорила, но я догадалась, как она собиралась закончить фразу. Моя свекровь хотела сказать: «Ты хочешь быть его ближайшей родственницей, вот и получай». Я проигнорировала ее отношение ко мне и постаралась сохранить в мыслях Бена – моего Бена, ее Бена, нашего Бена.
– Но… его семье не следовало бы оставаться в стороне.
– Я единственная родственница Бена, Элси. Была ею. Я – это все, что у него было.
– Я знаю. Я только хотела сказать, что вам следовало бы участвовать в этом. Нам следовало бы заниматься похоронами вместе.
Сьюзен промолчала, только улыбнулась напряженно и печально. Потом посмотрела на столовые приборы. Потеребила салфетки и солонку.
– Бен явно не хотел, чтобы я участвовала в его жизни. Я не понимаю, почему мне следует принять непосредственное участие в его смерти.
– Почему вы так говорите?
– Я только что сказала тебе, – ответила Сьюзен. – Ему даже в голову не пришло сообщить мне о том, что он собирается жениться или переехать к тебе. Он не говорил, что вы значите друг для друга. И я… – она аккуратно вытерла слезинку бумажным носовым платком. Потом покачала головой и внесла ясность: – Элси, мне незачем обсуждать это с тобой. У тебя есть список дел. Я прошу тебя только сообщить о дате прощания и о том, что будет сделано с его прахом.
– Бен хотел, чтобы его похоронили, – ответила я. – Он мне сказал, что хочет быть похороненным в спортивных штанах и футболке, чтобы ему было комфортно.
Когда он мне говорил об этом, эти глупые слова показались мне милыми… Мне даже в голову не пришло, что к моменту его смерти я не впаду в старческий маразм и что он умрет спустя несколько месяцев после этого разговора.
Лицо свекрови покрылось морщинками вокруг глаз и рта. И я поняла, что она рассердилась. Морщины вокруг губ проступили четче, и я впервые увидела, что она старая. А у моей мамы есть такие морщины? Мы с ней так давно не виделись, что я этого даже и не знала.
Возможно, Сьюзен не понимала того, что делает. Возможно, она считала себя достаточно сильной, чтобы держать лицо и навязать мне организацию похорон как наказание, но она ошибалась. Ей определенно было не все равно.
– В нашей семье умерших всегда кремировали, Элси. И я никогда не слышала от Бена, что он хочет другого. Просто скажи мне, как ты поступишь с прахом. – Она посмотрела на стол и вздохнула, выдувая воздух себе на колени. – Мне пора идти. – Сьюзен встала и ушла, не оглянувшись, не признав моего существования.
Я схватила папку и направилась в вестибюль, где меня терпеливо ждала Ана. Она отвезла нас домой, и я сразу поднялась по ступеням к двери. Сообразив, что оставила ключи внутри, я расплакалась. Ана принялась меня успокаивать, вытащила свою связку ключей, сняла с кольца запасной от моего дома и протянула его мне. Она протянула мне ключ с таким видом, будто это могло исправить ситуацию, будто единственной причиной моих слез была невозможность попасть в квартиру.
ЯНВАРЬ
Наутро после встречи с Беном меня разбудило сообщение от него.
«Проснись и пой, Элси Портер. Могу я пригласить тебя на ленч?»
Я вскочила с кровати, завизжала как дурочка и прыгала на месте не меньше десяти секунд. В моем теле было столько энергии, что я не нашла другого способа выпустить ее наружу.
«Конечно. Куда?» Я отправила ответное сообщение и не сводила глаз с телефона, пока экран снова не засветился.
«Я за тобой заеду. Двенадцать тридцать. Какой у тебя адрес?»
Я написала Бену адрес и помчалась в душ, как будто в этом была какая-то срочность. Срочности никакой не было, я была готова к выходу в 11.45 и из-за этого чувствовала себя жалкой. Я собрала волосы в высокий конский хвост, надела любимые джинсы и футболку, которая мне невероятно шла. Перспектива просидеть дома полностью одетой сорок пять минут заставила меня почувствовать себя глупо. Поэтому я решила выйти из дома и немного пройтись. Из-за возбуждения и ликования я захлопнула дверь, оставив ключи внутри.
Сердце забилось так бешено, что я потеряла способность мыслить здраво. В квартире осталось все: телефон, бумажник. У Аны был запасной ключ, но без телефона я не могла ей позвонить. Я прошлась по улице в поисках мелочи, чтобы я могла позвонить из телефона-автомата, но оказалось, что люди не оставляют четвертаки на земле. Можно было бы подумать, что они их не подбирают, так как четвертаки маленькие и в большинстве случаев совершенно ненужные. Но когда тебе требуется четвертак, ты понимаешь, что эти монеты не так-то легко обнаружить. Тогда я решила все-таки найти телефон-автомат, чтобы попытаться позвонить бесплатно. Или в окошке со сдачей мог остаться четвертак. В окрестностях я не нашла ни одного платного телефона. У меня не оставалось другого выхода, как влезть в собственную квартиру.
Именно это я и попыталась сделать.
Я живу на втором этаже двухквартирного дома, но с лестницы можно попасть ко мне на балкон. Поэтому я поднялась по ступеням, взобралась на перила и оттуда попыталась ухватиться за ограждение балкона. Если бы мне удалось дотянуться и перебросить ногу через перила, то я могла бы оказаться в патио без риска разбиться насмерть. Оттуда мне бы оставалось только проползти через дверцу для собаки, которую предыдущие жильцы сделали в сетчатой двери. Я ненавидела эту дверцу для собаки до того самого момента, пока я не увидела в ней свое спасение.
Продолжая попытки ухватиться за перила, я поняла, что план невероятно глупый, потому что я наверняка получу травму. Если я потратила столько времени, чтобы дотянуться до ограждения, то с чего я решила, что легко переброшу через него ногу?
Я предприняла последнюю отважную попытку ухватиться за перила, пока в мою голову не пришла совершенно безумная идея, что лучше сначала забросить на перила ногу. Я как раз пробовала это сделать, когда меня увидел Бен.
– Элси?
– Ах! – Я едва не потеряла равновесие, но все же сумела поставить ногу обратно на ступеньку, лишь слегка покачнувшись в процессе. Я взяла себя в руки. – Привет, Бен! – Я сбежала по ступенькам и обняла его. Он смеялся.
– Что ты там делала?
Я смутилась, но не обиделась.
– Я пыталась влезть в свою квартиру. Я захлопнула дверь и осталась без телефона, кошелька и всего прочего.
– У тебя нет запасного ключа?
Я покачала головой:
– Нет. Одно время он у меня был, но потом я решила, что будет безопаснее отдать его подруге Ане, чтобы он был у нее на случай непредвиденных обстоятельств.
Бен снова засмеялся. У меня не было ощущения, что он смеется надо мной. Хотя, думаю, на самом деле так оно и было.
– И что ты хочешь сделать? Ты можешь позвонить Ане с моего телефона, если хочешь. Или мы можем отправиться на ленч, и ты позвонишь ей на обратном пути.
Я начала было отвечать, но Бен перебил меня:
– Или я буду счастлив влезть в твою квартиру вместо тебя. Если ты еще еще не отказалась от этой идеи.
– Думаешь, ты сможешь закинуть ногу вот на эти перила? – спросила я. Я шутила, а он нет.
– Конечно же, я смогу.
– Нет, не надо. Я пошутила. Нам лучше отправиться на ленч.
Бен принялся снимать куртку.
– Нет, я настаиваю на том, чтобы ты разрешила мне сделать это. Я поступлю как храбрец и буду героем в твоих глазах.
Он подошел ближе к перилам и оценил расстояние.
– Перила довольно далеко. Ты действительно пыталась это сделать?
Я кивнула.
– Но я совершенно не подумала о собственной безопасности, – добавила я. – И неправильно оценила расстояние.
Бен хмыкнул.
– Ладно. Я хочу туда запрыгнуть, но ты должна дать мне обещание.
– Хорошо, даю.
– Если я упаду и разобьюсь, ты не позволишь полиции звонить по телефону тому, кто указан в моих контактах для подобных случаев.
Мне стало смешно.
– Почему это?
– Потому что там указана моя мать, и я отменил наш совместный ленч сегодня, чтобы увидеться с тобой.
– Ты предпочел меня матери?
– Поняла теперь? Да и ты будешь выглядеть не слишком хорошо, потому что позволила мне залезть туда. Ну что, договорились?
Я утвердительно кивнула.
– Даю слово. – Я протянула ему руку для пожатия. Бен посмотрел мне в глаза и театрально потряс ее. Улыбка снова вернулась на его лицо.
– Что ж, попробуем! – сказал он, подпрыгнул, как будто это не стоило ему никаких усилий, выбросил ногу вперед и вверх, ухватился за перила и перенес через них ногу.
– Порядок! Дальше что? – спросил он.
Я пришла в ужас оттого, что мне придется озвучить следующую часть плана. Я не подумала о том, как он пролезет через собачью дверцу.
– Ну, это… Гмм. Я просто собиралась… Я собиралась пролезть через дверцу для собаки, – объяснила я.
Бен оглянулся и посмотрел вниз. Увидев дверцу его глазами, я поняла, что она еще меньше, чем я думала.
– Через эту дверцу для собаки?
Я кивнула:
– Ага. Прости меня! Наверное, мне следовало бы упомянуть об этом с самого начала.
– Я через эту дверцу не пролезу.
– Но ты можешь помочь мне забраться на балкон, – предложила я.
– Верно. Или я могу спрыгнуть вниз, и мы позвоним твоей подруге Ане.
– Ох, и это тоже. – Я и правда забыла об этой возможности.
– Так, ладно. Я могу все же попробовать, раз уж я тут. Подожди минутку.
Бен встал на четвереньки и просунул голову в дверцу. Голова прошла, и он попытался протиснуться следом. Рубашка зацепилась за дверь и задралась. Мне был виден его живот и резинка трусов. Я поняла, насколько меня физически тянет к нему, насколько он мужественный. Мышцы брюшного пресса выглядели мощными и крепкими. Четко очерченная спина загорела, на ней проступали мышцы. Руки казались сильными и… способными на многое. Меня никогда раньше не привлекала мысль о том, что кто-то будет меня защищать, но тело Бена выглядело так, словно он мог защитить меня без труда. И меня удивила собственная реакция на него. Интересно, как я до такого дошла? Я едва знала этого мужчину, и я оценивала его физические данные, пока он пытался влезть в мою квартиру. Наконец ему удалось просунуть в дверцу оба плеча, и до меня доносились приглушенные возгласы: «Думаю, я все-таки смогу это сделать!» и «Ой!». Сначала в дверце исчезли его ягодицы, а потом и ноги. Я подошла к входной двери, и он тотчас распахнул ее, сияя улыбкой и раскинув руки. Я почувствовала себя напыщенной барышней, оказавшейся в неприятной ситуации, которую спас сильный мужчина. Я всегда думала, что женщины, которых привлекала сила, были глупыми, но и я, пусть на мгновение, почувствовала себя так, будто Бен мой герой.
– Входи! – провозгласил он. Это была полная противоположность тому, как я представляла себе начало нашего ленча. Я ликовала, но не могла предсказать последующих событий.
Я вошла в квартиру, а Бен огляделся.
– Красивая у тебя квартира, – сказал он. – Чем ты занимаешься?
– Эти две фразы, сказанные подряд, означают «сколько денег ты зарабатываешь?», – ответила я. Я не вредничала. Во всяком случае, я себя врединой не чувствовала. Я его просто поддразнивала, и он тоже поддразнил меня в ответ:
– Мне просто трудно представить, что женщина может сама оплачивать такое замечательное место.
Я с деланым возмущением посмотрела на него, и он отреагировал так же.
– Я библиотекарь.
– Понятно. Значит, ты зарабатываешь хорошо. Это здорово. Я давно искал беби-маму.
– Беби-маму?
– Прости. Не беби-маму. Как называют женщину, которая оплачивает все потребности мужчины?
– Сладкая мамочка?
Он выглядел немного смущенным и от этого еще более очаровательным. До этого момента он, казалось, безупречно владел ситуацией, но теперь, обнаружив свою уязвимость, он… просто вскружил мне голову.
– Ну да, я это и имел в виду. А беби-мама что такое?
– Это когда ты не женат на женщине, но при этом она мать твоего ребенка.
– О нет, такую я не ищу.
– Не уверена, что кто-то такую ищет.
– Верно. Просто так получается, вот и все. Но парни ищут сладкую мамочку, поэтому будь осторожна.
– Обещаю.
– Так мы идем? – спросил Бен.
– Конечно. Я только возьму…
– Ключи.
– Я собиралась сказать «кошелек». Но и ключи тоже. Можешь представить, что бы было, если я бы я их снова забыла? – Я схватила ключи со столика, и Бен осторожно вытянул их у меня из руки.
– За ключи отвечаю я, – сказал он.
Я кивнула:
– Если ты считаешь, что так будет лучше.
ИЮНЬ
Я снова и снова просыпалась в уродливом, отвратительном мире и каждый раз крепко зажмуривалась, вспоминая, кто я. Ближе к полудню я все-таки встала, но не потому, что могла посмотреть в лицо новому дню, а потому, что больше не могла смотреть в лицо ночи.
Я вышла в гостиную.
– Доброе утро, – поздоровалась Ана. Она сидела на диване, а увидев меня, встала и взяла меня за руку. – Что я могу для тебя сделать?
Я посмотрела ей в глаза и честно ответила:
– Ты ничего не можешь сделать. Что бы ты ни сделала, это не принесет мне облегчения.
– Я это знаю. Но ведь должно быть хоть что-нибудь, что я могла бы… – В ее глазах появились слезы. Я покачала головой. Я не знала, что сказать. Я не хотела, чтобы кто-то помог мне почувствовать себя лучше. Я не могла думать о том, что предшествовало этому моменту. Я не могла заглядывать в будущее дальше чем на этот вечер. Я не знала, как проживу следующие несколько минут, не говоря уже о следующих нескольких часах. И опять-таки я не знала, чем кто-нибудь мог помочь мне. Как бы Ана ни старалась, как бы ни вылизывала мой дом, какую бы мягкость и деликатность ни проявляла, Бена со мной все равно не было. Не имело значения, приму ли я душ, пробегу ли по улице голой, выпью ли все спиртное в доме до последней капли, Бена со мной все равно не было. Бен больше никогда не будет со мной. Я вдруг почувствовала себя так, словно не доживу до конца дня. И если бы Ана все-таки не присматривала за мной, не знаю, что бы я сделала.
Я села с ней рядом.
– Ты можешь остаться здесь. Побудь со мной. Легче мне не станет, но, я думаю, это поможет мне хоть немного поверить в себя. – Эмоции настолько меня переполняли, что я не могла плакать. Мое лицо и тело были до такой степени захвачены ужасом, что для остального не оставалось места.
– Хорошо. Я здесь, и я не уйду. – Ана крепко обняла меня за плечи и сжала. – Думаю, тебе не мешало бы поесть, – сказала она.
– Нет, я не голодна.
Едва ли я когда-нибудь вообще захочу есть. Какое оно, ощущение голода? Кто это помнит?
– Я знаю, что ты не голодна, и все-таки тебе надо поесть, – не отступала Ана. – Если бы ты могла выбирать из всех блюд на свете, что именно ты смогла бы сейчас проглотить? Не думай о здоровье или расходах. Просто назови, что бы ты съела.
Обычно, когда мне задавали такой вопрос, я отвечала, что хотела бы биг-мак. Я всегда хотела просто биг-мак, самую большую упаковку картошки фри, которая есть в «Макдоналдсе», а потом стопку «чашек» с арахисовым маслом «Reese’s». Мое нёбо не привыкло к вкусу изысканной еды. Я никогда не любила суши или хорошее шардоне. Я сходила с ума по картошке фри и кока-коле. Но не теперь. Сейчас для меня биг-мак был таким же привлекательным, как степлер. С таким чувством я бы его съела.
– Нет, ничего. Не думаю, что мне удалось бы что-то проглотить.
– Суп?
– Нет, спасибо.
– Сегодня тебе придется поесть. Обещаешь мне, что съешь хоть что-нибудь?
– Разумеется, – сказала я, но знала, что есть не стану. Я лгала. Я не собиралась выполнять это обещание. Да и какой смысл в обещаниях? Как мы можем ожидать, что люди сдержат данное слово, когда мир вокруг нас настолько непостоянный, непредсказуемый и бесчувственный?
– Сегодня тебе нужно зайти в похоронную контору, – напомнила Ана. – Хочешь, чтобы я им сейчас позвонила?
Я кивнула. Это все, что я могла сделать. Поэтому сделала.
Ана взяла свой телефон и позвонила в контору. Судя по всему, я должна была позвонить туда накануне. Я слышала, как секретарша произнесла что-то вроде «вы опоздали». Ана не осмелилась передать мне информацию, но по ее тону я догадалась, что ей приходилось несладко. Дайте мне с ними поговорить. Только дайте. Я буду счастлива наорать на людей, наживающихся на трагедии.
Ана отвезла меня в офис погребальной конторы и припарковала машину на улице перед ним. Под зданием был гараж, но парковка стоила два с половиной доллара за каждые пятнадцать минут. Это казалось настоящим абсурдом. Я отказалась поощрять этих рвачей, пользуясь их услугами. Это не имело никакого отношения к моему горю, кстати. Я всю жизнь ненавидела завышенные цены. На табличке было написано, что парковка бесплатная, если вы воспользовались услугами погребальной конторы «Райт и сыновья». Но это выглядело жалко. «Да, мы хотим его забальзамировать. Кстати, подпишите мою квитанцию на бесплатную парковку».
Ана достаточно легко нашла местечко на улице. Я посмотрелась в зеркальце со стороны пассажира и поняла, что мои глаза налились кровью, веки покраснели. На щеках выступили розовые пятна. Ресницы склеились и блестели. Ана протянула мне большие темные солнечные очки. Я надела их и вышла из машины. Поймав свое отражение в зеркале машины еще раз, я почувствовала себя Джеки Кеннеди. Одета для встречи, большие темные очки. Возможно, каждая женщина в глубине души хочет быть Джеки Кеннеди, но они имеют в виду Джеки Кеннеди первую леди или Джеки Кеннеди Онассис. Никто не хочет быть похожей на нее в горе.
Ана подбежала к паркомату и собралась засыпать в него четвертаки, но обнаружила, что их у нее нет.
– Проклятье! У меня кончились четвертаки. Ты иди туда, а я обо всем позабочусь, – сказала она, направляясь обратно к машине.
– Нет. – Я порылась в бумажнике. – У меня есть немного. – Я опустила монеты в паркомат. – И потом, я не думаю, что справлюсь без тебя. – И я заплакала снова, захлебываясь. Слезы потекли по моему лицу, становясь заметными только тогда, когда они вытекали из-под больших стекол очков.
ЯНВАРЬ
Когда мы сели в машину Бена, он спросил, готова ли я к приключению, и я ответила, что готова.
– Я говорю о настоящем приключении.
– Я готова!
– А что, если это приключение ведет нас в ресторан, до которого ехать больше часа?
– Если ты будешь за рулем, то меня все устраивает, – сказала я. – Хотя я не очень хорошо представляю, что может заставить нас проделать такой путь.
– О, это ты предоставь мне. – Бен повернул ключ зажигания.
– Ты говоришь загадками, – заметила я, но он проигнорировал мои слова.
Бен протянул руку и включил радио.
– Ты отвечаешь за музыку и при необходимости будешь штурманом.
– Меня это устраивает. – И я мгновенно переключила приемник на Национальное общественное радио. Когда зазвучали низкие монотонные голоса, Бен покачал головой.
– Ты одна из этих? – спросил он с улыбкой.
– Я одна из этих, – ответила я, не смущаясь и не извиняясь.
– Мне следовало бы догадаться. У такой красивой девушки, как ты, должен был обнаружиться какой-то недостаток.
– Ты не любишь разговорное радио?
– Полагаю, я его даже люблю. То есть я люблю его той же любовью, что и визиты к врачу. Они служат определенной цели, но веселья от них маловато.
Я рассмеялась, и Бен посмотрел на меня. Он смотрел, пожалуй, слишком долго, и я занервничала.
– Эй! Смотри на дорогу, казанова! – крикнула я. Казанова? Это кто сейчас сказал? Мой папа?
Бен тут же отвернулся и сосредоточился на трафике.
– Прости. Безопасность прежде всего.
Когда мы выехали на скоростное шоссе, он выключил радио.
– Я в курсе последних сообщений о пробках, с меня хватит, – сказал он. – Мы будем развлекать друг друга старым испытанным способом.
– Старым испытанным способом?
– Беседой.
– Ах да, верно, беседой.
– Давай начнем с основного. Ты давно живешь в Лос-Анджелесе?
– Пять лет. Я приехала сюда сразу после колледжа. А ты?
– Девять. Я приехал сюда, чтобы поступить в колледж. Похоже, мы закончили учиться в один и тот же год. Ты где училась?
– О, в Итаке. Мои родители учились в Корнелле и заставили меня побывать там на дне открытых дверей. Меня это не слишком впечатлило. Итака показалась мне лучшим вариантом. Сначала я выбрала медицину, но через пару месяцев поняла, что врачом быть не хочу.
– А почему ты вообще задумалась о медицине? – Мы уже мчались по скоростному шоссе, и можно было расслабиться и не слишком следить за дорожным движением.
– Мои родители врачи. Мама менеджер по персоналу в больнице моего родного города, а папа работает нейрохирургом там же.
– Нейрохирургом? Это внушает страх, – добавил Бен.
– Мой папа внушает страх. И с мамой не так просто. Они не слишком обрадовались, когда я сменила основной предмет специализации в колледже.
– Так вот какая у тебя семья? Они на тебя давят? Успех во что бы то ни стало?
– Родители всегда нацелены на достижение максимального результата. Вот только я не такая. Я из тех, кто работает, чтобы жить, а не из тех, кто живет, чтобы работать.
– Но им это не по вкусу?
Я пожала плечами:
– Они верят, что жизнь для работы, а не для радости, не для смеха. Да, честно говоря, и не для любви, если говорить о них. Только работа. Не думаю, что моему отцу в той же степени нравится спасать жизни, в какой нравится быть лучшим в той области медицины, которая все время развивается и меняется. Для них главное – это прогресс. Библиотечное дело спокойное. И я выбрала этот путь. Они ничего не могли поделать. Родители не слишком вовлекались в мою жизнь, понимаешь? Поэтому, когда я сменила специализацию, для всех нас наступил момент… Это был разрыв. Им незачем стало притворяться, что они меня понимают. И мне незачем было делать вид, что я хочу иметь в жизни то же, что и они.
До этого я никому не говорила о своем настоящем отношении к выбору профессии. Но Бену мне хотелось говорить только правду. Когда я все выложила, повисло неловкое молчание. Я сообразила, что слишком открылась, стала уязвимой. Отвернувшись, я посмотрела в окно. Встречное движение было плотным, но мы летели через город.
– Как-то это грустно, – подал голос Бен.
– И да, и нет. Между мной и родителями нет близости. Каждый из нас счастлив по-своему. Думаю, только это и важно.
Он кивнул:
– Ты совершенно права. Ты права, и ты умна.
Я рассмеялась.
– Как насчет тебя? Кто твои родители?
Бен шумно выдохнул, но продолжал смотреть на дорогу. Его голос звучал мрачно.
– Мой отец умер три года назад.
– Боже мой. Мне жаль…
– Спасибо. – Бен коротко взглянул на меня и снова сосредоточился на дороге. – Он умер от рака, борьба была долгой, и мы все знали, что конец неминуем. Мы были к этому готовы.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо.
Бен коротко выдохнул.
– Я тоже не знаю. В любом случае мама хорошо справляется. Настолько хорошо, насколько может справляться человек, потерявший того, кого любит, понимаешь?
– Даже представить не могу.
– И я не могу. Я потерял отца и знаю, насколько это тяжело, но и вообразить не могу, каково это – потерять лучшего друга, родственную душу. Я беспокоюсь за нее, хотя она убеждает меня, что с ней все в порядке.
– Уверена, что ты ничем не можешь помочь, остается только волноваться за нее. Братья или сестры у тебя есть? – спросила я.
Бен покачал головой.
– А у тебя?
– Нет… – Я редко встречала семьи, где был только один ребенок. Приятно было услышать, что Бен был таким. Когда я говорила другим людям, что я единственный ребенок в семье, то чувствовала, что меня или жалеют, или считают весьма капризной особой, хотя я никогда такой не была.
– Замечательно! Два единственных ребенка! Я знал, что ты мне понравишься. – Он неловко шлепнул своей пятерней по моей руке, держа руль другой рукой.
– Не пора ли хотя бы намекнуть, куда мы направляемся? – спросила я, когда Бен свернул с одного скоростного шоссе на другое.
– Кухня там мексиканская. – И это было все, что мне удалось от него добиться.
Сыграв два раза в «Двадцать вопросов» и один раз в «Я шпион», мы наконец добрались до места. Перед нами стояла лачуга. В прямом смысле этого слова. Она называлась «Кактус-тако». Я восторга не испытала, а Бен прямо-таки просиял.
– Доехали! – сообщил он, отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу. Я собрала свои вещи. Бен обошел машину и открыл мне дверь.
– Что ж, спасибо! – поблагодарила я, перекрывая сигнал его машины, напоминавший, что дверцу надо закрыть.
– Пожалуйста.
Я выбралась из машины и встала рядом с ним.
– Это и есть твое замечательное место, да? – уточнила я. Бен закрыл дверцу, и сигнал стих.
– Я знаю, что выглядит оно не очень. Но ты сказала, что готова к приключениям, а здесь подают лучшие тако, которые мне когда-либо доводилось пробовать. Тебе нравится орчата?
– Что такое орчата?
– Рисовое молоко с корицей. Просто доверься мне. Ты должна это попробовать.
Пока мы шли к стойке с тако, Бен положил руку мне на поясницу, мягко направляя меня. От этого неожиданно успокаивающего и такого естественного жеста мне захотелось повернуться к нему лицом. Захотелось прикоснуться к нему всем телом. Вместо этого я остановилась и уставилась в меню.
– Если ты не против, я сделаю заказ для тебя. – Рука Бена переместилась с поясницы на мое плечо. – Я уважаю твое право сделать заказ самостоятельно, просто я бывал здесь множество раз и пробовал все, что есть в меню.
– Хорошо, – согласилась я.
– Что ты предпочитаешь – курицу, стейк или свинину?
– Никакой свинины.
– Никакой свинины? – недоверчиво переспросил Бен. – Шучу. Я тоже не люблю свинину. Итак! – Он потер руки.
– Perdón? – обратился он через окошко к мужчине за стойкой. – Queria cuatro tacos tinga de pollo y cuatro tacos carne asada, por favor? Queso extra en todos. Ah, y dos horchatas, por favor[3].
Мужчина показал ему размер орчаты с таким видом, как будто спрашивал: «Вы уверены, что хотите две порции?» Бен кивнул.
Не знаю, что именно делало Бена таким неотразимым в ту минуту. Не знаю, было ли это из-за того, что он казался таким знающим в том, что мне было неведомо (испанский), или из-за того, что мужчина, говоривший на иностранном языке, был изначально привлекательным для меня (потому что и это было правдой). Не знаю. Знаю только, что я стояла там, не понимая, что говорят вокруг меня, и думала, что Бен Росс – самый сексуальный мужчина из тех, кого мне доводилось встречать. Он был настолько уверен в себе, уверен в том, что все сложится хорошо. Вот что это было. Это была уверенность. Он обращался по-испански к мужчине за стойкой с тако, и ему не приходило в голову, что он может выглядеть полным идиотом. Именно поэтому он и не выглядел полным идиотом.
– Вау, – оценила я, когда он протянул мне орчату. – Впечатляет.
– Клянусь, я знаю, что тебе посоветовать, – произнес Бен, разворачивая соломинку и опуская ее в мой напиток. – Но я бы солгал, если бы сказал, что не надеялся произвести на тебя впечатление.
– Что ж, пока все хорошо. – Я отпила глоток. Напиток был сладким, холодным, сливочным, но при этом его легко было пить большими глотками. – Вау, это просто замечательно.
Бен улыбнулся и отпил из своего стакана.
– Я справляюсь? – спросил он.
– Ты отлично справляешься, – ответила я. Честно говоря, я была под впечатлением. Я уже давно ни в кого не влюблялась, поэтому уже забыла, насколько возбуждает это чувство и окрашивает в радужные тона все вокруг.
Когда наши тако были готовы, Бен забрал их из окошка упакованными в картон в красно-белую клетку. Он сумел унести их все, удерживая в руках.
В «Кактус-тако» было негде сесть, поэтому Бен предложил посидеть на капоте его машины.
– Этими тако я перепачкаю тебе всю машину и обязательно пролью pico de gallo[4].
– Этой «Хонде» десять лет. Ничего с ней не случится.
– Отлично. Но я же должна была тебя предупредить о том, что я могу быть неаккуратной.
– И ты часто забываешь ключи.
– Ну, я вообще часто все забываю.
– Пока меня все устраивает.
Мы уселись на капот его машины и говорили о нашей работе, о том, как нам нравится жить в Лос-Анджелесе. И, разумеется, я закапала жиром бампер «Хонды». Но Бен только улыбнулся. Ана позвонила, когда я предпринимала слабые попытки отчистить пятно с машины, и я перевела ее на голосовую почту. Когда мы доели тако, мы еще долго болтали с Беном.
Наконец он спросил меня, хочу ли я десерт.
– Ты еще что-то задумал? – поинтересовалась я.
– Нет, теперь выбирай сама.
– О! – Я была в замешательстве. – А ты готов еще к одному приключению?
– Абсолютно! – ответил Бен, спрыгивая с капота и протягивая мне руку. – Куда едем?
– Восточный Лос-Анджелес? – предложила я. Хотя я не знала, где мы находились, но предполагала, что мы примерно в часе езды от моего дома, а Восточный Лос-Анджелес был в тридцати минутах езды от моего дома.
– Пусть будет Восточный Лос-Анджелес, моя прекрасная леди.
Бен помог мне слезть с машины и открыл дверцу.
– Какой джентльмен, – оценила я, усаживаясь на сиденье.
– Подожди, – попросил он, обхватил меня за талию и привлек к себе. – Это нормально?
Мое лицо оказалось рядом с его лицом. Я чувствовала его дыхание. От Бена пахло кинзой и репчатым луком. И еще сладостью. Мое сердце забилось быстрее.
– Да, – ответила я, – это нормально.
– Я хочу поцеловать тебя, – сказал он. – Но хочу убедиться, что ты не испытаешь неловкости перед продавцом тако.
Я улыбнулась Бену и посмотрела через его плечо. Мужчина за стойкой глазел на нас. Мне и в самом деле было немного неловко. Но это делало ситуацию возбуждающей, а не разрушало ее.
– Целуй, – велела я.
Когда он целовал меня, прижимая к автомобилю, мое тело подалось ему навстречу. Руки нашли удобное место в ямках ключиц, а пальцы скользили по коротким волосам на затылке. Его волосы были мягкими и шелковистыми. Я почувствовала, как его грудь и торс сильнее прижимают меня к машине.
Бен оторвался от меня, и я робко посмотрела на продавца тако. Он по-прежнему смотрел на нас. Бен перехватил мой взгляд и тоже повернулся. Мужчина за стойкой отвернулся, и Бен заговорщически рассмеялся.
– Нам следовало бы убраться отсюда, – сказала я.
– Я же говорил, что тебе будет неловко. – Он подбежал к водительской дверце.
Как только мы выехали обратно на автостраду, я написала сообщение Ане, предупреждая, что позвоню ей на следующий день. В ответном сообщении она поинтересовалась, чем это я таким занята, что не могу с ней поговорить. Я ответила ей правду:
«Я целый день на свидании. Все идет замечательно, поэтому я позвоню тебе завтра».
После этого Ана попыталась позвонить мне, но я снова перевела звонок на голосовую почту. Я поняла, что факт моего свидания на целый день кажется ей немного странным. Мы виделись с ней накануне утром за завтраком, и я ни с кем не собиралась встречаться, не говоря уже о том, чтобы отправиться на свидание на целый день.
Автомобиль Бена влился в поток машин. Они то ехали, то останавливались, и раздражение усиливалось запахом пота и чувством досады, исходившими от других водителей. Мы застряли на одном отрезке на двадцать минут, и тут Бен задал вопрос, которого я избегала.
– Когда закрывается это твое загадочное место? – спросил он.
– Э… – Мне было неудобно сказать ему, что скорее всего мы туда уже не успеем.
– Скоро, да? – уточнил Бен.
– Скоро. Заведение закрывается в шесть часов. У нас осталось около получаса. Нам незачем туда ехать. Я могу отвести тебя туда как-нибудь в другой раз.
У меня просто сорвалось с языка это «как-нибудь в другой раз». Я не собиралась давать ему понять, что хотела бы увидеться с ним снова. То есть я думала о том, что мы увидимся снова, но мне хотелось сохранить некую завесу тайны. Я не хотела открывать карты слишком быстро. Я слегка покраснела.
Бен улыбнулся. Он понял, что я проговорилась, и решил не давить на меня. Он принял комплимент.
– И все-таки, – продолжил он, – я бы хотел, чтобы ты получила то, что тебе хочется.
– Мороженое, – объявила я.
– Мороженое? – несколько недоверчиво переспросил Бен. – Мы мчимся через весь город ради мороженого?
Я ударила его в грудь рукой.
– Эй! Это хорошее мороженое!
– Я просто тебя дразню. Я люблю мороженое. Хоть ураган, хоть потоп, но я достану тебе это проклятое мороженое.
Когда поток машин медленно пополз вперед, Бен свернул на обочину, промчался мимо остальных машин и встал в очередь, чтобы съехать с автострады.
– Вау, – оценила я его маневр. – Вот это способ вернуть контроль.
– Идиотский поступок, – ответил он, – но ситуация ужасная.
Мы помчались по объездным дорогам, опасно проскакивая на желтый свет. Бен несколько раз подрезал других водителей и, проезжая мимо, сигналил в знак извинения. Я направляла его под незнакомые переходы, находила неслыханные проезды и повороты. Когда мы наконец припарковались возле кафе-мороженого «Скупс», на часах было одна минута седьмого. Бен подбежал к двери в ту секунду, когда ее уже запирали.
Он вежливо постучал.
– Прошу вас, не могли бы вы… открыть дверь?
Молодая кореянка подошла к двери, указала на табличку с надписью «Закрыто» и покачала головой.
Бен молитвенно сложил ладони перед грудью, но она только пожала плечами.
– Элси, не могла бы ты сделать мне одолжение?
– Гмм? – Я стояла чуть поодаль на тротуаре.
– Отвернись, пожалуйста.
– Мне отвернуться?
– Я буду умолять ее, стоя на коленях, и не хочу, чтобы ты это видела. Я хочу, чтобы ты считала меня сильным, мужественным и уверенным в себе.
Я рассмеялась, но Бен продолжал смотреть на меня.
– Боже мой, ты не шутишь, – сказала я, рассмеялась и отвернулась.
Я смотрела на главную улицу. Я видела, как останавливаются автомобили на красный сигнал светофора, и мимо них проезжают велосипедисты. Я заметила пару, шедшую по улице с маленьким ребенком. Вскоре я услышала звон колокольчика и звук открывающейся двери, поэтому повернулась.
– Подожди! – услышала я голос Бена. – Пока не двигайся! – Я снова отвернулась.
Две минуты спустя снова звякнул колокольчик, и Бен обошел меня и встал ко мне лицом. В руках он держал два светло-коричневых стакана с мороженым, в которое были воткнуты яркие ложки.
– Как тебе это удалось? – спросила я, забирая у него один стакан.
Бен улыбнулся.
– У меня свои подходы.
– Я серьезно.
– Серьезно? Я ее подкупил.
– Ты подкупил ее? – переспросила я. Я была шокирована. Я ни разу не встречала человека, который подкупал бы кого-то.
– Ну, я сказал, что если она даст мне два стакана любого оставшегося мороженого, то я дам ей двадцать баксов сверху. Поэтому если это подкуп, то – да, я ее подкупил.
– Ага, я бы действительно сказала, что это подкуп.
– Коррупция, что тут скажешь. Надеюсь, ты сможешь меня простить.
Я уставилась на него.
– Простить тебя? Ты шутишь? Никто никогда никого не подкупал ради меня! – сказала я.
Бен рассмеялся.
– А теперь ты просто надо мной издеваешься.
– Нет, я говорю совершенно серьезно, – возразила я. – Мне это льстит.
– О, – с улыбкой ответил Бен и снова рассмеялся. – Замечательно. – Потом он откусил кусочек от своего мороженого и сморщился. – Кофейное, – констатировал он, подбежал к ближайшей урне и выплюнул.
– Ты не любишь кофе?
– Для меня кофе – это как походы к врачу и Национальное общественное радио.
Я взяла у него из руки стакан с мороженым и держала в руке, пока ела мороженое из второго стакана.
– Что ж, значит, мне больше достанется, – сказала я.
Мы вернулись в его машину, и никто из нас толком не знал, что делать дальше.
– Этот день не должен заканчиваться, – произнесла я. – Ведь так?
– Я рад, что ты это сказала, – ответил Бен. – Куда теперь?
– Ну я даже не знаю… Проголодаться я не успела…
– Может быть, вернемся в твою квартиру? – предложил он. – Обещаю не распускать руки.
Я минуту помолчала.
– А что плохого в распускании рук? – поддразнила я его. Он не ответил, включил заднюю передачу, а затем автомобиль помчался по улице.
Когда мы добрались до моей квартиры, Бен вытащил ключи из своего кармана. Мы поднялись по лестнице к моей двери, но на полдороге Бен вспомнил, что кое-что забыл. Добежав до машины, он опустил монеты в паркомат. Потом молнией вернулся ко мне и открыл дверь квартиры. Оказавшись внутри, Бен осторожно положил ключи на столик возле двери.
– Пусть тут полежат, на виду, – сказал он. – Тут ты о них не забудешь.
– Отлично. Хочешь что-нибудь выпить?
– Конечно. А что у тебя есть?
– Вода. Мне следовало бы спросить, не хочешь ли ты воды.
Бен рассмеялся и сел на диван. Я взяла два стакана, подошла к холодильнику, чтобы их наполнить, и тут увидела бутылку ледяного шампанского, оставшуюся после Нового года.
– У меня есть шампанское! – объявила я и вытащила бутылку из холодильника. Вернувшись в гостиную, я продемонстрировала ее Бену: – Шипучки?
Он засмеялся:
– Ага, давай выпьем шипучки.
Мы сбегали на кухню и взяли бокалы. Я попыталась открыть бутылку, но у меня ничего не получилось, поэтому в дело вмешался Бен, и пробка тут же вылетела из горлышка. Струя шампанского обдала наши лица, но нам было все равно. Бен налил шампанское в бокалы, и мы уселись на диван.
Минута прошла в неловком молчании. Мы увязли в тишине. Я отпивала из бокала чуть дольше, чем следовало, глядя на золотистые пузырьки. Откуда взялась эта неловкость? Я этого не знала. Я встала и почувствовала, как алкоголь ударил в голову.
– Я сейчас вернусь, – сказала я. – Мне просто нужно… – Что? Что я собиралась сделать?
Бен схватил меня за руку и посмотрел на меня, заглянул в глаза. Мне показалось, что его глаза умоляют меня. И я бросилась к нему, оседлала его колени и поцеловала. Мои руки заскользили по его плечам. Его пальцы сжали мои бедра, и я чувствовала их прикосновение сквозь ткань джинсов. Целуя меня, Бен ближе притянул меня к себе. Его руки поднялись по моей спине и зарылись в мои волосы. Я чувствовала, как отчаянно ему хочется целовать меня. Наши головы и руки двигались синхронно, и мое тело вдруг начало болеть там, где Бен к нему не прикасался.
– Ты мне нравишься, – заявил он, задыхаясь.
– Я это вижу, – со смехом ответила я.
– Нет. – Он на мгновение оторвал свое лицо от моего и посмотрел на меня так, словно это было важно. – Ты мне нравишься.
Парни и раньше говорили мне, что я им нравлюсь. Они говорили это в восьмом классе и в старшей школе. Они говорили это, напившись на вечеринке. Один сказал мне об этом в кафетерии колледжа. Некоторые из них не поднимали глаз от земли, когда бормотали эти слова. Некоторые из них заикались. Каждый раз я отвечала, что они мне тоже нравятся. И только с Беном я поняла, что тогда я лгала.
До него ни один мужчина не позволял мне почувствовать, что он мной восхищается, и я никогда никем так не восхищалась. Что такого сделал Бен за последние несколько часов, чтобы мне стало все небезразлично? Не знаю. Я знала только одно: когда он сказал мне об этом, я поняла, что действительно ему нравлюсь. И когда я услышала эти слова от него, у меня появилось ощущение, будто я ждала их всю жизнь.
– Ты мне тоже нравишься, – сказала я и снова поцеловала его. Руки Бена легли на мою талию и притянули к себе, уничтожая тот крошечный промежуток, который еще оставался между нами. Он целовал мои уши и нижнюю челюсть, отчего у меня по шее побежали мурашки, и казалось, это длилось несколько часов.
Когда я посмотрела на часы, было уже больше восьми часов вечера.
– Вау, это был… это было… долго.
– Ты проголодалась? – спросил Бен.
– Ага. – Я кивнула, понимая, что на самом деле голодна. – А ты голоден?
– Да. Что будем делать? Выйдем? Приготовим что-то сами? Закажем еду на дом?
– Ну, пицца закончилась. Ее мы съели вчера. – Мы ели ее не вместе, но то, как я это сказала, подразумевало, что мы будто бы делали это вместе. Мне самой понравилось, как это прозвучало. Мне понравилось, что я говорила, как его подружка, и от этого я почувствовала себя немного сумасшедшей. Я была готова заказывать для нас полотенца с монограммой, хотя едва его знала.
– Правильно. Поэтому я за то, чтобы заказать китайскую еду или приготовить здесь в зависимости от того, что у тебя есть. – Он махнул рукой в сторону кухни. – Можно мне посмотреть?
Я встала и повела его в кухню.
– Чувствуй себя как дома!
Мы вошли в кухню и встали перед холодильником. Бен стоял сзади, обхватив меня руками за талию и уткнувшись лицом мне в шею. Я показала ему продукты. Запасы оказались скудными, хотя если бы кто-то из нас умел готовить, мы наверняка что-то придумали бы, я в этом уверена.
– Что ж, все ясно, – констатировал Бен. – Где у тебя меню китайской еды?
Я засмеялась и выудила его из ящика. Бен смотрел в меню всего лишь минуту.
– Как насчет того, чтобы мы с тобой разделили курицу гунбао, миску супа вонтон, чоу-мейн из говядины и белый рис?
– Рис коричневый, и я согласна, – ответила я.
– Так как это первое свидание, я соглашусь. Но что касается следующих свиданий, то я говорю коричневому рису твердое «нет». На вкус он напоминает картон, и я просто не смогу пойти тебе навстречу в этом вопросе в будущем.
Я кивнула:
– Понятно. Мы могли бы заказать два разных риса.
– Возможно, когда романтика останется в прошлом, мы сможем это сделать, но не сегодня. – Бен взял телефон. – Да, здравствуйте. Я бы хотел заказать порцию курицы гунбао, порцию чоу-мейн из говядины и порцию супа вонтон. – Он помолчал немного. – Нет, мы бы хотели коричневый рис, пожалуйста. – Бен показал мне язык, потом продиктовал мой адрес, свой номер телефона и закончил разговор.
Когда принесли еду, мы тут же ее съели. Еще несколько раз звонила Ана, пытавшаяся разыскать меня. Бен заставлял меня смеяться снова и снова, он заставлял меня фыркать и присвистывать. От смеха у меня разболелся живот. Мы целовались и поддразнивали друг друга, дрались за пульт от телевизора. Когда стало достаточно поздно и надо было принимать решение, я избавила нас обоих от неловкости и недопонимания и сказала:
– Я хочу, чтобы ты остался на ночь, но я не собираюсь заниматься с тобой сексом.
– Откуда ты знаешь, что я хочу заняться с тобой сексом? Может быть, я хочу только дружить с тобой, – парировал Бен. – Это тебе в голову не приходило? – Мне не нужно было отвечать. – Отлично. Да, я хочу заняться с тобой сексом, но я буду держать себя в руках.
Прежде чем встретиться с ним в спальне, я тщательно обдумала, что надеть в постель. Мы не собирались заниматься сексом, поэтому кружевное белье или отсутствие вообще какой бы то ни было одежды определенно исключались. Но совместный сон не был и полностью асексуальным делом. Мне хотелось быть сексуальной. Я выбрала коротенькие трусики-боксеры и топ на тонких бретельках. Я посмотрелась в зеркало перед тем, как выйти из ванной, и мне пришлось признать, что я выглядела непреднамеренно сексуальной, хотя в этом не было ничего непреднамеренного.
Я вошла в спальню и обнаружила, что Бен уже укрылся одеялом. Рубашку он снял, но одеяло скрывало его. Я устроилась рядышком и положила голову ему на грудь. Он нагнул голову, чтобы поцеловать меня, и повернулся посмотреть, где выключается свет.
– Смотри. – Я дважды громко хлопнула в ладоши. Свет погас. – Много лет назад я выпросила систему освещения в подарок на вечеринку.
Я больше никогда ее не использовала и, честно сказать, забыла о ее существовании. Бен был потрясен.
– Ты самая классная девчонка в мире. Просто нет слов. Самая классная, – сказал он.
Наши глаза медленно привыкали к кромешной тьме, затем раздалось жужжание, и появился слабый свет. Это был мой телефон.
Пришло сообщение от Аны. «Он ВСЕ ЕЩЕ У ТЕБЯ?»
Я выключила телефон.
– Ана, надо полагать, – заметил Бен, и я подтвердила. – Она, должно быть, ломает голову над тем, кто я, черт подери, такой.
– Она скоро обо всем узнает, – пообещала я. Бен пальцем приподнял мой подбородок, приближая мое лицо к своему. Я поцеловала его. А потом я снова поцеловала его. Я поцеловала его сильнее. В считаные секунды наши руки и пальцы пришли в движение, одежда полетела в стороны. Кожа у Бена была теплой и мягкой, а тело сильным.
– Ох! – воскликнула я. – А как же паркомат? Ты опустил в него достаточно денег? Что, если тебе выпишут штраф?
Бен привлек меня к себе.
– Пусть будет штраф, я хочу касаться тебя, не прерываясь и не отвлекаясь.
Хотя мы ласкали друг друга, я каким-то образом сдержала данное слово. В ту ночь я с ним не переспала. А я хотела этого. И было трудно не переспать с ним. Оба наших тела умоляли меня передумать, но я не передумала. Не знаю точно, как мне это удалось. Но мне удалось.
Не помню, когда я заснула, но я помню, как Бен прошептал:
– Не уверен, что ты уже не заснула, но… Спасибо тебе, Элси. Я не мог заснуть от возбуждения только в детстве.
Я попыталась лежать с закрытыми глазами, но все-таки не удержалась от улыбки, когда я услышал его слова.
– Я вижу, как ты улыбаешься, – прошептал Бен со смехом. Но я не открыла глаза, дразня его.
– Ну хорошо, – сказал он, притягивая меня ближе к себе. – В эту игру могут играть двое.
Когда на следующее утро он отправился на работу, я увидела, как он снимает с ветрового стекла квитанцию штрафа, и рассмеялась.
ИЮНЬ
В здании оказалось холодно. Воздух был свежим и почти морозным. Я задумалась, не поддерживают ли они такую низкую температуру только потому, что тут находятся мертвые тела. Потом я вспомнила, что тело Бена тоже находилось в этом здании. Мой муж стал мертвым телом. Раньше я находила мертвые вещи отвратительными, и вот мой муж тоже стал мертвой вещью.
Мы с Аной позвонили в офис мистера Ричарда Павлика, высокого, худого мужчины с лицом, которое было бы банальным, если бы не гигантские усы. На вид ему было около шестидесяти.
В офисе мистера Павлика было душно. Люди бывают тут в худшие моменты их жизни, так почему же мистер Павлик не попытался сделать помещение комфортным? Но это мне никогда не узнать. Даже кресла были ужасными, слишком низкими и странно продавленными. Мой центр тяжести оказался в коленях.
Я попыталась сесть прямо и слушать, как он снова и снова монотонно говорил о каких-то пустяках, связанных со смертью моего мужа. Но у меня заболела спина, поэтому мне пришлось опять откинуться в кресле. Делая это, я забеспокоилась о том, насколько это прилично для леди. Поза выглядела беззаботной и комфортной, а я беззаботной не была, да и комфортно мне не было. Ни того, ни другого я не чувствовала. Я снова села прямо, положила руки на колени, натянуто улыбнулась и продолжала терпеть. Таким был мой план на всю оставшуюся жизнь.
– Мистер Павлик, при всем должном уважении, – прервала я его, – Бен не хотел, чтобы его кремировали. Он хотел быть похороненным.
– О, – отозвался он, глядя в лежащие перед ними листы. – Миссис Росс указала кремацию.
– Я миссис Росс, – поправила его я.
– Прошу прощения, я имел в виду старшую миссис Росс. – Его лицо чуть сморщилось. – В любом случае, Элси, – продолжал он так, что я не смогла не почувствовать себя отвергнутой. Я не была для него миссис Росс, а моей девичьей фамилии он не знал, поэтому сразу перешел на обращение по имени. – В данном случае миссис Росс – ближайшая родственница.
– Нет, Ричард, – сурово возразила я. Если он не хочет называть меня по фамилии, то и я не буду обращаться к нему по фамилии. – Я ближайшая родственница. Я жена Бена.
– Я не собирался это оспаривать, Элси. Просто у меня нет никаких документов, подтверждающих этот факт.
– То есть вы пытаетесь мне сказать, что из-за отсутствия свидетельства о браке я не являюсь ближайшей родственницей?
Ричард Павлик покачал головой.
– В ситуациях, подобных этой, когда возникает вопрос о том, кто является ближайшим родственником, я должен опираться на официальные документы. Я не нашел никого, близкого Бену, кто может подтвердить, что вы с ним женаты. А когда я заглянул в акты гражданского состояния, там тоже не обнаружилось никаких доказательств вашего брака. Я надеюсь, вы понимаете, что я оказался в трудном положении.
Ана выпрямилась в своем кресле, и ее рука, лежавшая на столе Ричарда, сжалась в кулак.
– Я надеюсь, вы понимаете, что Элси вышла замуж и потеряла мужа через десять дней. И вместо того чтобы наслаждаться медовым месяцем на каком-нибудь далеком частном пляже, она сидит здесь и слушает, как вы в лицо говорите ей, охваченной горем, что она вообще не замужем.
– Прошу прощения, мисс… – Ричард не запомнил фамилию Аны, и от этого ему было неловко.
– Романо, – сердито подсказала она.
– Мисс Романо, я ни в коем случае не хотел, чтобы этот разговор был некомфортным или неприятным для кого бы то ни было. Я очень сожалею о вашей утрате. Я прошу только об одном: поговорите об этом с миссис Росс, потому что по закону я должен получать указания от нее. Повторю еще раз, что я очень сожалею о вашей утрате.
– Давайте двигаться дальше, – не выдержала я. – Я поговорю со Сьюзен о кремации позже. Что еще я должна сегодня сделать?
– Видите ли, Элси, все крутится вокруг того, что делать с телом.
Не называй Бена телом, придурок. Он мой муж. Это тело обнимало меня, когда я плакала, это тело держало мою левую руку, когда оно везло нас в кино. Это тело заставляло меня почувствовать себя живой, сводило меня с ума, заставляло меня плакать и дрожать от радости. Теперь из него ушла жизнь, но это не значит, что я от него отказалась.
– Ладно, Ричард. Я поговорю со Сьюзен и позвоню вам во второй половине дня.
Ричард собрал бумаги на своем столе и встал, чтобы проводить нас к выходу. Он взял свою визитную карточку и протянул ее мне. Когда я отказалась ее брать, он предложил ее Ане, и она взяла ее и грациозным жестом убрала в задний карман.
– Благодарю вас за то, что уделили мне время, – сказал Ричард, открывая перед нами дверь.
– Да пошел… – начала я, выходя из двери и собираясь с грохотом захлопнуть ее. Но Ана прервала меня, мягко сжала мою руку, намекая, что мне надо сбавить обороты, и закончила за меня:
– Спасибо, Ричард. Мы скоро свяжемся с вами. А пока, будьте добры, свяжитесь по телефону с людьми из отдела актов гражданского состояния и проясните ситуацию.
Она закрыла за собой дверь и улыбнулась мне. В моих обстоятельствах не было ничего веселого, но все-таки это было забавно, что я едва не послала Ричарда куда подальше. На мгновение мне показалось, что мы обе рассмеемся. А я не смеялась уже несколько дней. Но мгновение прошло и не осталось во мне, чтобы вытолкнуть воздух наружу и заставить улыбнуться.
– Мы будем звонить Сьюзен? – поинтересовалась Ана, когда мы шли к машине.
– Да, – ответила я, – думаю, позвоним. – Во всяком случае, у меня появилась цель, пусть и крошечная. Я должна была исполнить желание Бена. Я должна была защитить тело, которое столько сделало, чтобы защитить меня.
ЯНВАРЬ
На другой день в библиотеке мои мысли метались между делами, которыми следовало заняться, и мечтами. Мне пришлось пообещать Ане, что после работы я заеду к ней и объясню свое отсутствие. И я все время проигрывала в голове, как я буду описывать Бена. Это она всегда говорила мне о мужчинах, а я слушала. В этот раз, и я это знала, говорить буду я, а она будет слушать. У меня было такое ощущение, что мне следует попрактиковаться.
Физически я пребывала на рабочем месте, но мысленно отсутствовала, когда меня окликнул мистер Каллахан.
– Элси? – обратился он ко мне, подходя к стойке.
Ему было почти девяносто. Каждый день он надевал брюки из полиэстера, серые или цвета хаки, рубашку на пуговицах, сверху донизу с узором, напоминающим плед, и кремовый клубный пиджак.
Мистер Каллахан носил бумажные носовые платки в карманах брюк. В кармане куртки у него лежал бальзам для губ, и он всегда желал «будьте здоровы» любому, кто чихнул в радиусе пятидесяти футов[5]. Он приходил в библиотеку почти каждый день, приходил и уходил, иногда по несколько раз с утра до вечера. Порой он до ленча читал глянцевые журналы и газеты в задней комнате, затем выбирал книгу, чтобы отнести ее домой жене. В другие дни он навещал нас ближе к вечеру, чтобы вернуть книгу и взять черно-белый фильм на VHS или CD-диск с оперой, которую я никогда не слышала.
Он был культурным человеком, человеком необыкновенной доброты и поразительной личностью. Он был мужчиной, преданным своей жене, той самой жене, которую мы в библиотеке ни разу не видели, но о которой слышали многое. Мистер Каллахан был очень стар, и я порой боялась, что вижу его в последний раз.
– Да, мистер Каллахан? – Я повернулась к нему и положила локти на холодную стойку.
– Что это такое? – Мистер Каллахан положил передо мной закладку. Это была одна из закладок с информацией о нашей электронной библиотеке. Неделю назад мы разложили их по всему помещению, чтобы привлечь внимание к тем электронным материалам, которыми располагали наши фонды. Из-за этой инициативы разгорелось целое сражение. Честно говоря, нам нечего было особо обсуждать, так как нами руководила система публичных библиотек Лос-Анджелеса. И все же некоторые считали, что нам следует сделать больше, измениться, учитывая веяния времени, другие же полагали, что нам следует сохранить традиции прошлого. Должна сказать, что я склонялась к тому, чтобы сохранять прошлое. Мне нравилось держать книги в руках, я любила вдыхать запах их страниц.
– Это закладка с информацией о нашей цифровой библиотеке.
– О чем? – переспросил он вежливо, но озадаченно.
– У нас есть веб-сайт, на который вы можете зайти и загрузить материалы, вместо того чтобы идти за ними в библиотеку.
Мистер Каллахан кивнул, поняв, о чем я говорю.
– О, это все равно, как если бы мне была нужна ибукс.
– Айбукс, верно. – Я не собиралась его поправлять.
– Подождите, это ай или и?
– Ай.
– Ну надо же! А я все время думал, почему моя внучка Люсия говорит айпад.
– Она правильно говорила, – объяснила я. – Вы читаете на айпаде.
Мистер Каллахан засмеялся.
– Вы только послушайте себя, – с улыбкой сказал он. – Звучит несколько странно.
Я рассмеялась вместе с ним.
– Тем не менее это именно так и называется.
– Ладно, значит, если я куплю айпад, то смогу читать на нем книгу, которую загружу из библиотеки, – он с нажимом произносил слова айпад и загружу, как будто это были составные слова, а я – маленьким ребенком.
– Правильно. Впечатляет, как быстро вы все поняли.
– О, ну что вы. Я завтра же все забуду. – Он коснулся моей руки и похлопал по ней, как будто прощаясь. – В любом случае я не хочу иметь со всем этим ничего общего. Слишком сложно для меня. Я предпочитаю реальные вещи.
– Я тоже, – призналась я. – Но я не знаю, как долго реальные вещи будут вокруг нас.
– Достаточно долго для меня, – ответил мистер Каллахан, и мне вдруг стало грустно от осознания собственной смертности. Он не выглядел печальным, но я печалилась вместо него.
Подошел Лайл, мой босс, и сказал мистеру Каллахану, что мы закрываемся.
– Хорошо, хорошо! Я ухожу. – Старик шутливо поднял руки, как будто сдаваясь. Я смотрела ему вслед, пока он шел к двери, потом навела порядок на рабочем месте и поспешила к Ане домой.
– Что, черт подери, случилось? Начинай с самого начала. Кто такой этот парень? – Ана забросала меня вопросами. Я лежала на ее диване.
– Ана, я даже не знаю, как это объяснить.
Подруга уселась рядом со мной.
– Попытайся.
– В субботу вечером я заказала пиццу…
– О боже! Он развозит пиццу?
1
1,93 м. (Здесь и далее примечания переводчика.)
2
Здесь игра слов. Спортзал по-английски – gym, произносится как джим.
3
Прошу прощения. Мне, пожалуйста, четыре тако с курицей и четыре тако с жареным мясом. Дополнительный сыр во всех. Ах да, и две орчаты, пожалуйста (исп.).
4
Пико де гальо – свежий соус мексиканской кухни из размельченных помидоров, белого лука и острого перца чили.
5
15 м.