Читать книгу Письмо молодому себе. Как не упустить самое важное. 70 инсайтов от людей, вошедших в историю - The Big Issue - Страница 8

Британский публицист и режиссер

6 июня 2011

В шестнадцать лет я был абсолютно несчастен. Мы жили в предместьях Кардиффа. У меня был тяжелый период – наверное, самый трудный за всю жизнь. Я считал себя слишком ординарным, никому не интересным, к тому же быстро толстел. Было бы здорово сейчас вернуться в то время и сказать юному себе, что такое бывает. Что чувствовать себя неприкаянным и непопулярным не так плохо, что все это к лучшему…

Школа мне в целом не нравилась. Я учился неплохо, но выдающихся успехов не демонстрировал. Целыми днями шатался по улицам столицы Уэльса. Тогда же у меня появился странноватый старший приятель. Я его знал и раньше, когда он еще учился в школе. Жизнь у этого молодого человека не ладилась. Он считал, что все это потому, что в старших классах он был всеобщим любимчиком, фактически «королем» среди подростков. Много лет у него ушло на то, чтобы преодолеть последствия привычки к «королевскому статусу».

В Кардиффе был кинотеатр под названием Chapter, в котором показывали альтернативное кино. Там иногда продавались двойные билеты: помню, по такому случаю я одним махом посмотрел «Зелиг» Вуди Аллена и «Короля комедии» Мартина Скорсезе. Недавно я познакомился с Дебби Харри и Крисом Стейном из группы Blondie и признался им, что они и им подобные подарили мне в подростковом возрасте надежду. Моими кумирами почему-то становились именно ньюйоркцы – Blondie, Лу Рид, Вуди Аллен, Скорсезе. Примерно в то же время я открыл для себя Курта Воннегута[18], а также такие издания, как Private Eye, Time Out and The Guardian.

Мама заставила меня пойти волонтером на местную радиостанцию. Поначалу мне там было скучно – надо было решать всякие общественные вопросы, помогать людям в решении различных социальных проблем. Но я познакомился с несколькими диджеями-неформалами, которые, вероятно, увидели во мне журналистскую искру и стали ненадолго пускать меня в свои эфиры – давали мне слово то там, то тут.

Тогда же, в шестнадцать, я впервые отправился в одиночку на фестиваль в Эдинбурге. Я ошивался вокруг комиков, таких как Марк Томас и Джо Брэнд, как верный фанат с грустными глазами. Помню, Марк как-то резко выговорил мне: «Что же ты все время сидишь и смотришь? Пора уже что-то делать самому!» Тогда его слова показались мне оскорбительными. Но на самом деле он дал мне очень хорошее напутствие, хотя я воспользовался его советом только лет через пять. Так или иначе, тот стартовый опыт неприкаянности в Кардиффе и общей неустроенности оказался очень значимым для меня.

Моя подростковая неуклюжесть и постоянное пребывание на обочине жизни пошли мне на пользу. Я научился смотреть на мир не так, как все, и впоследствии это помогло в карьере.

Если бы я сейчас встретился с Джоном-подростком, он бы мне, наверное, не понравился. Несимпатичный, нескладный и неуклюжий парень. Недавно мы пересеклись с Тимом Бутом из группы James (мы с ним были знакомы еще в юности), и он вспомнил: «Тебе было некомфортно в своей шкуре в те годы». Если кто и знался со мной и опекал меня тогда, то разве что из жалости, а не потому, что я мог кого-то очаровать.

Шестнадцатилетний Джон Ронсон не избрал бы писательскую карьеру. Он бы подумал, что это слишком одинокое и скучное поприще. Тогда, вплоть до двадцати одного года, я ничего не хотел, учился и работал вполсилы. В восемнадцать я уехал в Лондон и скитался там по заброшенным домам. При этом старался вести гедонистический образ жизни и забыть о тоскливом Кардиффе. Мое самоощущение переменилось сразу, как я вышел из-под материнской опеки: я похудел, стал встречаться с девушками, приобрел уверенность в себе. Наконец-то мной стали интересоваться – мечта сбылась!

Юный Джон поразился бы всему тому, чего впоследствии достиг. Тот парень был простачком, почти идиотом, и не поверил бы, что в будущем станет автором книги, по которой Джордж Клуни снимет фильм. А если бы он узнал, что годы спустя лично познакомится с Дебби Харри[19], то сошел бы с ума от восторга. А еще в шестнадцать я больше всего на свете обожал актрису Клер Гроган. Как хорошо было бы сказать юному Джону, что в будущем он с ней встретится и она даже чмокнет его в щеку и мило улыбнется, когда он признается ей, что первые двадцать лет своей жизни любил ее, как никого другого.

На прошлой неделе я был гостем программы The Daily Show и подумал тогда: «О, если бы я в шестнадцать лет мог увидеть себя таким, как сейчас…» Было бы здорово отмотать время назад и сказать себе молодому, что моя тогдашняя нескладность, всеобщее презрение и насмешки, вечное пребывание на обочине в качестве пассивного наблюдателя помогут впоследствии сделать карьеру. Потому что все это позволило мне научиться смотреть на мир немного иначе, не так, как все.

Когда у меня родился первый ребенок, я взял его на руки и задался вопросом: «Что же мне с ним делать?» По мере того как сын подрастал (к трем-четырем его годам), я научился более или менее справляться со своей ролью. Хотя жесткой в воспитательных моментах приходится скорее быть моей жене – я не умею быть авторитарным отцом. Мой сын – замечательный, необычный ребенок. Помню, я кому-то с гордостью говорил, что он с очень раннего возраста отлично умел выражать сарказм. А мне на это ответили: «Разве это такое уж достоинство?»