Читать книгу Демоны на привязи - Тигра Белая - Страница 3

Наверное, я должна смутиться, отвести глаза, покраснеть. Но я не делаю ни первого, ни второго, ни третьего, наоборот, внимательно разглядываю появившегося в центре пентаграммы. Пришелец выглядит очень молодым, даже юным. Подросток, уже почти готовый стать взрослым, но сохраняющий присущую переходному возрасту угловатость в движениях. Длинные темные волосы мокрыми спиральками спускаются до плеч, пена с них сползает к тонким ключицам, течет по худому телу. В нем нет ничего необычного, он выглядит вполне человеком, только цвет глаз – желтый, как у хищного животного. Это тот Децимус, который мне нужен?

Он так же внимательно разглядывает меня в ответ, настороженность во взгляде исчезает, сменяясь насмешкой и… вожделением? Как-то слишком жадно он на меня смотрит, того и гляди облизываться начнет! Надо, наверное, ему полотенце дать, вытереться и прикрыться. А то обвинят меня потом в растлении демонических малолетних! Раздается хлопок, и в центре нацарапанных ножом линий появляется кролик. Серенькое округлое тело, вытянутые овальные уши, черные бусины глаз. Очень похож на того зверька, что встретился мне на вулканическом плато, вот только размером с взрослую овчарку. Откормился-то как за две недели! Что-то мне страшно. Зубки у него совсем не как у травоядного. А если прыгнет?

– Ну и что тебе нужно? – недружелюбно бурчит кролик, смахивая лапами остатки пены с ушей.

– Ты мне должен. Я хочу загадать желание.

Кролик моргает, теперь его глаза отливают желтым. Он выжидающе смотрит на меня хищным взглядом и все-таки облизывается. Он что, тоже хочет меня съесть, но не может из-за пентаграммы? Почему тогда они не слопали меня после освобождения? Наверное, пока не загадаю желание, я в безопасности. Надо перечитать договор, который я написала. Особенно пункт о «непричинении вреда после исполнения обязательств». Я беру два заполненных листа со стола. Почти два часа сочиняла и выверяла формулировки! Пробегаюсь глазами. Фух, ничего не забыла!

– Децимус! Я, Арина Александровна Воробьева с одной стороны, именуемая в дальнейшем Избранная, и Децимус, известный также как Десятый или Кролик с другой стороны, именуемый в дальнейшем Демон, заключили договор о нижеследующем.

Я читаю, читаю, а глаза зверька в пентаграмме становятся все больше и больше. Перечисляю все, что смогла придумать, стараясь не оставить ни одной лазейки или неверного трактования слов. Демон должен меня защищать – добровольно и старательно – не причинять вреда своим действием или бездействием, не может говорить никому другому сведения, которые могут причинить мне вред, и так далее и тому подобное.

– Желаю! – произношу после чтения всего текста договора.

В лапах кролика появляется развернутый свиток, по которому быстро скользят золотые буквы. Они добегают до конца свитка, некоторое время мигают, а потом исчезают.

– Превышен лимит слов формулировки желания. Попробуйте загадать желание еще раз, – раздается нейтральный голос, и свиток исчезает, осыпавшись серой пылью на пол.

– Первый раз такое, – бормочет Децимус, косясь на кучку серого вещества перед своими лапами. Пыль несколько секунд мерцает, а потом тоже исчезает. Кролик валится на спину, дрыгая задними лапами и прядя ушами. Ему плохо? Ах ты ж, этот гад демонический смеется надо мной!

– Тупая ослица! Ах-ха! «С одной стороны, с другой стороны». Выкусила? – Зверек бьется в конвульсиях, молотит всеми лапами в воздухе, катается с боку на бок. Мне кажется, что в этом веселье Децимуса есть большая доля облегчения. Он боялся, что ему придется в точности исполнять мой договор! Что это вообще за демонический твиттер такой с ограничением на количество символов? Сколько можно слов сказать, формулируя желание?

Следующий час я переписываю договор, вмещая текст на одну страницу. Кролик молча сидит в центре пентаграммы, положив уши вдоль спины, прикрыв глаза, всеми силами изображая покорность судьбе и скуку. Зачитываю новый договор. Золотые буквы бегут по полотну свитка, мигают, и лист опять осыпается серой пылью. Чтоб тебя!

Надеюсь, хоть количество попыток не ограничено! От этой мысли меня бросает в жар. В сказках чаще всего все завязано на цифре три! Неужели у меня остался последний шанс?

– Децимус, – начинаю без особой надежды на сотрудничество.

– Чего тебе, тупая ослица? – Демон явно не горит желанием мне помогать.

– Мое имя Арина.

Кролик не отвечает, только приподнимает одно ухо и выжидающе смотрит на меня. Похоже, ему не нравится сидеть в центре пентаграммы и ждать, пока я тут желание формулирую. Попробую его задобрить.

– Хочешь, я тебе морковку принесу?

– Мяса лучше принеси! Свежего, с кровью.

Так я и думала! Он плотоядный. Но у меня нет никакого мяса. Его негде хранить, так что я вынуждена блюсти пост до похода в магазин.

– Если поможешь, я тебя покормлю, – обещаю, не уточняя детали. Не все же демонам хитрить!

– Я не знаю допустимые размеры и емкость свитка, – отвечает Децимус на незаданный вопрос. А он умный! А я, похоже, не очень, потому что не знаю, как еще переформулировать мое пожелание.

– Арина, ты еще долго думать будешь? Вызови меня, когда будет что пожелать. – Кролик потягивается, разминая лапы, демонстрируя, как ему надоело сидеть в центре пентаграммы. Даже тупой ослицей больше меня не называет. Подозрительно. Отпущу его, а он найдет способ защититься от моего призыва. Нет уж, пусть сидит.

Иду на кухню, нахожу единственное яблоко и ставлю его в микроволновку с ложкой меда в вычищенной сердцевине. После завершающего писка прибора чур появляется из-за печки, даже звать не пришлось. Домовой раздувает ноздри, вдыхая сладкий аромат печеного фрукта.

– Угощайтесь, дедушка. – Я протягиваю человечку исходящее горячим паром яблоко. В этот раз он не прячется обратно за печь, чтобы съесть подношение, а одним неуловимо быстрым движением отправляет плод целиком в рот. Жует с чрезвычайно довольным видом, раздувая щеки. Облизывается, смотрит по сторонам. Похоже, одного яблока ему мало. А у меня больше не осталось, я только завтра собиралась сходить в магазин и прикупить продуктов. Кто же знал, что появится прожорливый домовой и демон, требующий мяса!

– Излагай, потомок, – усмехается чур, видя мою растерянность. Я рассказываю ему об осыпающихся в пепел свитках, показываю свой договор. Домовой ухватывает листы маленькими волосатыми лапками, пробегается глазами по тексту. Надо же, он читать умеет!

– Я еще и вышивать могу, и детей укачивать. – Домовой опять усмехается в бороду, как будто угадав мои мысли, и протягивает договор обратно.

– Дедушка чур, помоги кратко сформулировать желание!

– Яблок не хватит, жертва мне нужна. – Домовой широко улыбается, демонстрируя острые зубы. Опять вижу в его глазах жадный блеск. Кажется, он крови моей хочет! Ой, мамочки!

– Чур! Дедушка чур! Чур меня! – На мгновение мне мерещится, что старичок горбится и превращается в лохматого зверька, который вылизывал половицы кухни.

– Шумная какая! Сказал же – не съем. Потомок ты мой, к сожалению. – Домовой поправляет красный пояс и объясняет: – Отдашь то, что тебе дорого, получишь то, что тебе нужно. Понятно иль не зря Десятый тебя тупой ослицей кличет?

Не очень понятно, если честно, но я не решаюсь расспрашивать дальше. Киваю, прохожу в спальню мимо пентаграммы. Кролик изображает, что спит, но я спиной чувствую его взгляд. Перебираю свои вещи. Что мне из этого дорого? Что я могу отдать за совет чура? Одежда, немного косметики и украшений, ноутбук, книги, мои заметки. Открываю блокнот. Ительменская сказка, которую я записала, но не успела показать научному руководителю. Это мой самый главный аргумент в предстоящем споре за проект, если я решусь конфликтовать с Эдуардом Михайловичем, отстаивая свои интересы.

«Это я-то болтаю?! – встрепенулась сорока. – Неправда! Это всё куропаткины сплетни! Уж я-то её знаю! Сама видела: ночью куропатка из гнезда в тундру летала. Где это видано, чтобы порядочная птица…»

Помимо воли улыбаюсь, читая сказку «Почему у сороки длинный хвост», а потом вздыхаю и решительно направляюсь на кухню с блокнотом в руке.

– Вот, дедушка чур, это мне дорого, – протягиваю записи, но домовой не берет.

– Растопи печку и в огонь кинь, приговаривая, что подношение для пращура Тихона Пановича, – задает мне почти невыполнимую задачу чур. Эту печку еще топить можно? Я микроволновкой и плитой обходилась до настоящего момента. Но делать нечего. Поленницу я нахожу в сарае, долго мучаюсь, раскалывая несколько чурбаков на дрова. На руках тут же появляются мозоли. Складываю дрова в жерло печи, подсовываю под них листы неудавшегося варианта договора. Пламя занимается на удивление быстро, дерево начинает потрескивать.

– Заслонку вон ту открой, последыш, а то на тебе род и прервется, – высовывается чур из-за печки, довольно жмурясь и ласково трогая теплеющую кладку. Я отодвигаю заслонку, и огонь начинает пылать еще ярче, охватывая все полешки. Топчусь рядом с пламенем и побелевшими от напряжения пальцами сжимаю блокнот, не решаясь кинуть записи в печь. Откуда-то поднимается уверенность, что после того, как бумага сгорит, я и слова не смогу вспомнить из этой сказки. И даже если бы я предварительно скопировала запись в другой блокнот или на ноутбук, это бы не помогло. Я просто знаю. Это у меня так дар Избранной проявляется или просто крыша едет от всех этих страшных сказок?

– Для пращура моего Тихона Пановича подношение. Да пребудет с тобой сила! Чур меня! – Импровизирую, так как точных инструкций, что говорить, не было. Кидаю блокнот в огонь резким движением, не давая себе времени передумать. Страницы записной книжки раскрываются, пламя несколько секунд пляшет на них, а потом гаснет, оставляя после себя черные скукоженные листы. Вздыхаю. Прощай, кандидатская по ительменским преданиям!

Когда все дрова прогорают, превратившись в угли, чур показывается из-за печки. Я отшатываюсь от неожиданности. Накатывает волна страха. Домовой вырос! Глаза горят ярко-зеленым огнем, густые черные волосы топорщатся во все стороны. Борода потемнела, струится шелковой волной до пояса. Когти на руках отливают сталью, рот растянут в лягушачьей улыбке с частоколом острейших зубов. Он неумолимо приближается.

– Чур меня! Чур!

– Что же ты так орешь? Пугливая какая! – ворчит домовой. Он по-кошачьи втягивает когти, моргает. Голодный блеск в глазах пропадает. Чур поправляет подол рубахи, который сейчас ему еле до колен доходит, и интересуется: —Я подрос чуть-чуть. Теперь срамота получается, а не одежа.

Чуть-чуть! Это называется чуть-чуть! Он же мне теперь до пояса достает, а был по колено.

Пращур вещает, прохаживаясь туда-сюда мимо печки и поправляя подол, который так и норовит задраться, показав волосатый зад. Хвост. У него есть хвост даже в «человеческом» обличье. Чему я так удивляюсь?

– Десятый тебе не защитник, молодой еще. Он, конечно, может отбиться от слабой нечисти. Но за тобой скоро кто посильнее охоту начнет. Новости расходятся быстро. Поищут тебя на месте бывшего узилища демонов, не найдут. В округе поищут, а потом смекалистые все поймут. Найдут и съедят. Ох, последыш, оглянуться не успеешь, как схарчат! Может, мне разрешишь, а? С разрешением и я смогу! Ну что тебе, жалко? Уж лучше так, по-родственному. Что ж добру зазря пропадать!

Домовой выжидательно на меня смотрит и облизывается. Тоже мне «дедушка»! Чтоб тебе мои косточки поперек горла встали!

– Чур, подавай то, что мне нужно! – говорю излишне резко. Ну не нравятся мне разговоры о поедании меня! К моему удивлению, домовой не обижается, а даже одобрительно кивает и усмехается в бороду.

– Сделай Кролика своим даймонием⁴. Это как советник, но который не может дурного присоветовать. Это слово не извратить, не перетолковать. Только обязательно срок определи, чтобы лазейки не оставить.

– Будь моим даймонием, пока я Избранная? Подойдет?

– Иди, желай быстрее, а то твой уже почти из пентаграммы убег, потом звать замучаешься.

Бегу со всех ног в гостиную. Доски, на которых начерчена звезда, выглядят так, будто их бешеный жучок-короед погрыз – того и гляди в труху осыпятся.

– Децимус, будь моим даймонием, пока я Избранной являюсь. Желаю!

Золотые буквы бегут по свитку. Фух, не рассыпался! Бумага сворачивается в трубочку, на ней появляется красная печать. Звук далекого гонга. Свиток растворяется в воздухе.

– Что это так звякнуло?

«Звук гонга означает заключение сделки». Ой, это, кажется, не моя мысль! «Ага, это я на твой вопрос ответил». Кролик внимательно смотрит мне в глаза, а потом подточенные доски не выдерживают, и он летит в подвал.

Я забираюсь в подпол из кухни, нахожу демонического зверя под обломками досок. Децимус ругается, пытаясь выбраться из-под завала.

– Я лапу сломал! Из-за тебя, тупая ослица, я теперь хромым буду! – причитает он, пока я пытаюсь его вытащить.

– Ты идти можешь?

– Я ничего не могу! Я охромел и стал даймонием смертной! За что мне это все?!

Пытаюсь приподнять кролика. Тяжелый, зараза! Как бы его поудобнее ухватить?

– Ухи не трожь! – верещит Децимус, видя, что я примериваюсь к этим таким удобным «ручкам». После двухминутной возни подхватываю зверя под брюшко и тащу наверх. Спотыкаюсь на лестнице, почти роняю свою ношу. Зверь в моих руках начинает съеживаться, становясь нормального кроличьего размера, а не монстром-переростком.

– Раньше так не мог? – возмущаюсь я, легко выбираясь из подвала.

– Не люблю быть маленьким, – бурчит звереныш, зажмуриваясь. Он такой умилительный сейчас, что я, не задумываясь, провожу рукой по его голове и ушам. Мягкий какой!

– Какая лапка болит? – спрашиваю, укладывая кролика на кровать, опять непроизвольно погладив по спинке. Какой же он приятный! Ох, Арина, ты, кажется, забыла, что он один из двенадцати каких-то страшных демонов. Чур хоть и сказал, что Децимус молодой и слабый, но все равно он демон и был наказан за какое-то ужасное преступление! В общем, прекращай его гладить! «Продолжай, продолжай, а теперь вот тут еще. Да не здесь, тупая ослица!» – появляется в моей голове возмущенная мысль. Ох ты ж! Он что, теперь мои мысли читать может? Зря я настолько домовому доверилась. Надо было больше узнать об этих даймониях. Как-то подозрительно звучит!

– Вот эта болит. Из-за тебя сломал! – Кролик перекатывается на спину и тянет вверх одну из задних конечностей. Я аккуратно прощупываю лапу.

– Да тут максимум растяжение!

– Много ты знаешь о демонической физиологии!

– Децимус, я во всю эту историю из-за тебя попала. И у нас теперь договор. Можем мы обойтись без ругани? И скажи, ты мои мысли читаешь?

– Нет, только свои передаю. Я ж теперь даймоний. – Последнее слово кролик словно выплевывает, а потом добавляет: – Но ты можешь целенаправленно подумать, и я услышу вопрос и отвечу. Я ж теперь даймоний!

– О, у меня теперь собственный демонический гугл, что ли? Удобно!

– О чем ты говоришь?

– Ты еще не познакомился с достижением технического прогресса?

– Не успел, другие дела были. Хотя горячая вода по трубам и маленькая комнатка с унитазом – очень комфортно.

– Демоны какают? – брякаю, не подумав. Как-то я представляла их этакими эфемерными созданиями, почти духами. Кролик косит на меня недобрым взглядом. «И едят, и трахаются. Хочешь проверить?» – вклинивается в мое сознание Децимус.

– Тьфу на тебя! Мал еще! И прекрати так делать, пока не возникнет необходимости.

«Как – так?» – раздается в моей голове. Он, похоже, не собирается затыкаться.

– Я тебе сейчас еще одну лапу сломаю!

– Слышал, тебе защитник нужен, – переводит тему кролик, но говорит теперь вслух: – Ты ж у нас сейчас самая вкусная булочка! Так бы и понадкусывал.

– Ты ж теперь даймоний, тебе нельзя, – повторяю я его же слова, надеясь, что ему действительно теперь не по статусу мною закусывать.

– Давай уже Двенадцатого вызывать, защитника тебе делать будем. Не одному же мне с тобой мучаться!

Осторожно пробираюсь за ножом, который оставила в гостиной. Надо будет что-то с этой дырой придумать, а то мама меня убьет раньше всей нечисти! Пентаграмму я черчу на полу в спальне. Читаю стишок, вопросительно смотрю на кролика.

– Позови его по имени. Дуодецимус или Ангус⁵, – подсказывает новоиспеченный советчик.

– Явись ко мне, Ангус!

В центре пентаграммы появляется обнаженный мужчина с клочьями пены в мокрых волосах. Они что, сговорились?!