Читать книгу Стихотворения и поэмы. Том 2. Неизданное при жизни - Тихон Чурилин - Страница 2

Тебе, молодая, младенец март

Послал посылку – любовь мою.

Венчаюсь весною и вести карт:

– Ты будешь внове – пою, пою.

И я благодарен, в жилище – жив,

Тебя целую сквозь смерть, сквозь темь.

Лучится льдистый мой прежний срыв.

И звёзды утренние – светильник – семь!..

Живая жизнь – ещё зимы снеженье

И не сошло, а кровь кипит ключом.

Младенец март, роскошное роженье, —

Уж солнце в боль, светя, сечёт мечём.

А мёртвый март! – кругом вся жизнь сверкала,

Гремела жизнь: железо, камень, звон.

И рядом рёв – река, струясь, рыкала,

Из льда летя, стремясь на воздух – вон.

Два года гонг, глухой и грознозвучный,

Я слышал въявь, лежа, упавши в дрейф.

Да, тот же я, – и вот, собственноручный,

Я правлю путь в роскошный редкий рейд.

О, милый март, – веселье жаркой жизни

И светлый смех и явь ярчайших уст!

Мерцай мне март, над жизнию повисни,

Как миртов, в мир весной взлетевший, куст.

Мой стол под зеркалом пока ещё в тени

И серебро стекла зеркального – покойно.

Кругом огонь от голубых ланит —

Младенец март миротворящий знойно.

О столик тёмный, радуйся в тени —

Ещё в пергаменте покоятся покойно

Контуры крошечных красивейших ланит —

Младенец март животворящий знойно.

И здравствуй радостно, мертвейшая маца́.

И здравствуй, книга, мёртвой поднесёна.

Лазурь ланит сверкает: – явь лица —

Младенец март, о сын какого Зоона!

Пришёл, умылся, светлый свёрток взял,

Достал кусочки, близкие ужасно.

Вложил в уста – и стал апрельски ал,

Взволнован тихо, тёплый ежечасно.

И мёртвый март, я чую, снова жив,

Но жив желанно, рост роскошный возле.

Я плачу светло – я уже не миф,

Впервые в темь огонь апрельский розлив.

В чудесный час я в чайной денной:

Сижу и подруга спит на правом плече.

Златеет у ней нежнотёмный, родной,

Волос низкий нимб – чернь на светлом мече.

О чудо чудес – я не мёртвый, мил!

Скоро стану ей жаркожданный жених.

Долго дерзкий смерть смертью тело знобил.

О младенец март, я и вправду жених.

Золоти, злати злое солнце, добрый.

Простри, протяни нежносветлый меч.

И ярчайшую масть – чёрный волос – добрей

На лиловом лице, чтобы свежесть сберечь.

Мой стол под зеркалом пока ещё в тени

И серебро стекла зеркального – покойно.

Кругом огонь от голубых ланит —

Младенец март миротворящий знойно.

О столик тёмный, радуйся в тени —

Ещё в пергаменте покоятся покойно

Контуры крошечных красивейших ланит —

Младенец март животворящий знойно.

И здравствуй радостно, мертвейшая маца́.

И здравствуй, книга, мёртвой поднесёна.

Лазурь ланит сверкает: – явь лица —

Младенец март, о сын какого Зоона!

Пришёл, умылся, светлый свёрток взял,

Достал кусочки, близкие ужасно.

Вложил в уста – и стал апрельски ал,

Взволнован тихо, тёплый ежечасно.

И мёртвый март, я чую, снова жив,

Но жив желанно, рост роскошный возле.

Я плачу светло – я уже не миф,

Впервые в темь огонь апрельский розлив.

В чудесный час я в чайной денной:

Сижу и подруга спит на правом плече.

Златеет у ней нежнотёмный, родной,

Волос низкий нимб – чернь на светлом мече.

О чудо чудес – я не мёртвый, мил!

Скоро стану ей жаркожданный жених.

Долго дерзкий смерть смертью тело знобил.

О младенец март, я и вправду жених.

Золоти, злати злое солнце, добрый.

Простри, протяни нежносветлый меч.

И ярчайшую масть – чёрный волос – добрей

На лиловом лице, чтобы свежесть сберечь.

Братец благой – и ты оживи:

Радостно резко ожгёшься о солнце,

Бросишь ты думать что кроешь в крови,

Тронную твердь ты увидишь в оконце.

Светлый стакан будет полон в руке,

Жизнь жаркоогненно вдруг ты поглотишь.

В лёгком лазурном пальто, налегке,

Страхи в ларец ледяной заколотишь.

Сестра, сестра! – сверкай, святыня,

И оживай и будь блага.

Пришла, прешла: глядишь – пустыня,

Где в светлом солнце сны – стога,

Стога цветов полузабытых,

О, древних детских, голубых,

Алейшей альфой утр умытых,

И на которых солнце – пых!

Портрет прекрасный, сон старинный, —

Червлю чудесные черты,

Стелю цветы – тебе перины,

Чтоб сладко спать могла и ты.

Насвистываю светлый вальс

Веселоогненновесенне.

Легко последний льдистый смальц

Течёт по камням. Воскресенье!

И верб весёлый вешний лёт

Неторопливым мановеньем,

И яркоцветный спешный слёт

Игрушек-игор – откровеньем

Открытым всем – и старикам

И юношам, детям, и девам.

И сам я, как висант, векам

Лью ало кровь своим напевом.

               Обои чертога

Как зелень июньского сада.

И тень порога

Вся в солнце – веселья засада.

               Веселья пчельник

               Жужжит, золотой.

Весь белый сочельник,

Февраль, в тени святой.

А небо, а небо – отрада:

Как голубь мир голубой!

Лазурный лёд старинных сенец

И тьма в углах кустами роз.

Алеет: – солнце! – март младенец,

Который здесь роскошно рос.

О, красный дом, ты перестроен,

Окрашен ало в роз цвета.

И скрип железа звучен, строен,

И фуга флюгера – не та.

И арфа ало стала, мило,

Лететь легко: – аооо…эооо!

В саду зовут лёгкой: Людмила…

И шорох – шёпот – зов: Леон.

Пора, пора, – с утра младенец

Пылает, пышет, въявь цветёт.

И месяц, алый заусенец,

В ночи небесный красит грот.

Тело, тело, – ты мумия

Грозная – гром в тебе.

Краска гробов – мумия —

Плащ престрашный тебе.

Дух дорогой – ты голубь,

Мир весь весной – ты.

Алая тёплая прорубь

Здесь – погружайся ты.

Ложь! – легковейная башня!

Мумия – тело моё.

– Нет, – пресветлая пашня!..

Голубь, гуртуя, поёт.

Тело, тело, – ты тёплое!

Март младенец и я.

Ноги – вы новые тополи,

Сердце сверкать, лия

Кровь новую, вечную,

Плащ тлеет, тот.

Жизнь, о март, человечную

Вижу, как новый живот.

Первый грех против марта – мертвею.

О, маца́ мертвородная, страшно…

Светлый свет позабывчиво вею

Снова, снова, – на новые брашна.

Миртом март, помертвев, покрываю.

Милый мирт мой – ты лавр жестколистый.

Знает сердце: (скрывает) – срываю

Я последний аканф нелучистый.

Печаль, печаль, – что лёд лазурный?

Что флюгер, – фуга – весь финал?

Что скрип заржавленный ажурный

И черночермный мой аннал? —

Нет, алость ты, – ведь кровь струится

Из сердца светло и темно,

Где рой пурпуровый роится,

Где я берёг своё вино.

Ты – март, ты радостью была бы,

От солнца свой начавши путь.

Из каменного сердца бабы

Тебя я вынул – миг сверкнуть.

Великий вечер

Стемнела твердь – и нет трамваев.

Притихла тишь: с земли зовут.

И караваны караваев

Пасхальных, светлых, вдоль плывут.

Вода во льдах лелееносна.

Темнеет, тихая, – жива.

Вот скоро, громко, живоносно

Вселенная взгремит: нова!

В монастыре встречаем ночь

Пасхальную. Темнеют толпы;

Чернеют стены; вскачь и вскочь

Резвятся дети – будят ночь.

Вверху, как огненные колбы,

Иллюминованные стены

Церковных башен светят в ночь.

А мы, как изгнанные дети,

Ютимся в мраке. Вот, воочь

И вслух, о, радость перемены.

Не смерть, а жизнь воскликнул хор!

И шёпот жаркий двинул толпы.

И алый, благостный, кагор

Лиёт напев. Прекрасно колбы

Струят свой свет – и разговор

Вселенский, звучный, слышат стены

Под перезвонов хмельный хор.

Открытое окно – весной.

(Не то зимой, не то весной)

И ладан будто бы росной:

Дымят деревья новый зной

Невидный, нежный, – пред весной

Предвестье – благость – Бог со мной.

Свеча – пурпуровой красой

Окрашена – передо мной.

И холод, в форточку, лесной,

И, всё-таки, тот, вешний, зной

Невидный, нежный, – пред весной

Благовещанье – Бог со мной.

Благовещанье, Пасха, март,

И книга та же: blanc-noire.

Снимаю шляпу – капают впервые

Дождинки дробные, хваля и веселя

Весну весёлую – и голубую выйю

Поднял весь мир, светя, сеня, тепля.

Летят, как голуби, внизу велосипеды…

И голубеет свет сверкающих колёс.

Победы новые, весенние победы,

Несу, как розовый роскошный редкий гросс!

Лазурной льдиною стеснённый

(Плыла, плыла – и приплыла)

Иду открытый, полусонный,

Не вижу: ночь уже бела.

И, вдруг, державною рукою

Колоколов в ночи разлив!!..

Конец тиши, конец покою,

Виденью алому олив.

Не утреня и не вечерня,

И не обедня благовесть.

Вон камни, брошенные зернью.

Вот кончилась мужская месть.

И, се, предутренней порою

Въезжает в град митрополит

Навстречу радостному рою,

Который звоном веселит.

Ты фа́рфор – сакс теплонежнейший.

Ты в голубом как голубь алый.

И мать твоя – в одежде гейши.

А ты младенец, агнец малый.

И март младенец – братец родный

Тебе, о Нина – им святится.

Звенишь ты золотом природным

Моим приходам: – Тися, Тися…

Просила куклу ты – другое

Даю тебе в подарок звучный.

Вот песнопенье дорогое

Всё в буквах чёрных – список скучный.

Но я клянусь – у колыбели

Его, младенца марта, – ярко

Горю, пою: – о лель мой, лели!..

Пою всей жизнью светложаркой.

Цепочку ценнозолотую

Я дал, отдал – и ты взяла,

Реликвию мою святую.

Единственной она была.

И возвратила. Здравствуй, альфа,

Прощай, омега, – ты была,

Единственная моя арфа

Запела в марте – и прошла.

Но ты жива. Жива со мною,

Поёшь везде: в ветрах, в цветах.

Ожив, умру, опять весною,

С твоею песней на устах.

Младенец март возрос – ручей ломает лёд,

Апрельски алый день темнеет нежно в небе.

Благослови, Господь, венец весны – Твой год

Идёт и наступил, конец моей амебе.

И вот мечта моя: красивый яркий Крым,

Лазурное пальто, веселье, смех, и девы.

Младенец март возрос – иду, любуюсь им,

Забыл на миг свой гроб, безумие, издевы.

И только ты не там. Мой мирт, мой март, взлетел,

Взлетел весною ввысь – и облачко на небе.

Благослови, Господь, веселье юных тел,

И жизнь и март и мысль о золотистом хлебе.