Читать книгу Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа) - Тихон Чурилин - Страница 7

О человечьем пути писал я в сей предыдущей главе, головном пути важном прежде, прежде всех и вся, и о главных узловых станциях пути жизни: Рождение – Смерть.

Да, прежде, человек – человек, личтность, ибо ты был венцом создания своей личтности, утверждённой пред несуществующим ныне началом начал и ныне – где ты царь, живи один?¹ – поелику ж, едино-личтность осуждена веком и колхоз-хозяин, есть, и будет основой всему се начало начал!

И, раз, сие, всё совместное со всеми, всё деющее, сменяющее жизнь на машину, а ей чужачке допрежь, прежде, говорившее: ты механизм – и грубый, поелику не можешь и не возможешь заменить души, душащее жизни свободу, существо! – само то, прежнее, сменило в пути-путине своей жизни станцию Тракт² на станцию Чугунка³, лошадь – на машину, и машина та была соблазном, каким был в седое допреж соблазн Петра, аонтихристом нарекомого своим веком. И разве не аонтихристом названо бысть се, сегодняшнее, начало начал? Вот доукумент того века, паки и паки повторшего в веках все с’изнова такожде бысть, такожде будет.

Вот речеслов, записанный мной в летописе, вот и перечень дея той словопашной, той рукопашной войны: коя бысть средь седого народа, мужика и дворового, и мещан и старинных купцов.

Из трахтиров:

– Ну, кум, как дела? – Што, кум, одноя дала, друга недодала, третья посулила, ххы, хи!! – А што, Вотя, милок, как окоянной чугунки-т, анчутки-т, диавола, не отмянили, слышь? – И-и-и, брат, чево мы знам? Ничаво не знам токо серем! Токо-токо серем, серые мы, кумок милай мой, серем, д’ подчищам!! – Ет, брат, всё вправду.

– Ванзахрыч дай, браток – пол, да горчички.. да огурчако́в: пстой певца ишшо… карнеевскаво.. – дожно сделають, дьяволы, мать их в бо, ничаво и царь ни сделаить, а то, бають, он сам и заправила, не Волександр баславенной-свободитель⁴, ет пьяница-чорт, Шашка-т, господам придалси! Шашка-т’ купец-чорт. – Тсс, ты кум, а то под хвост вожжу-т вставють, таак вставють! – Попов-т ничаво⁵, а подъегерь то вво, Егупка-т⁶, – етот дасть!

– Ну, Шаша, Вотя, давайтя хряпнем – слышь, Вань, чугунка-т… а Василиск ванчу! хозяину! пст..пссстой! подь, подь!! как нашшот главнго-т? а? сядь, купец, тты-ы наш… простой… ттты! – сядь; выпь чику-т, ну как? ась? ничаво не слышно? а? постой – нак, самсадцу-т, курни… а-ааа!! вишь, забирая! то-т, сам садил! ну как? ась? будить? Ну, ладн, хазаин, нишкнём! молчок! мы их побладарим. Мммы их!! Малахвым-т – гроп!! Хрянки-т? Гавенкины-т? а вот… псст… вон и Малахыч са сваими…ей, Степаныч! ей.. псст… в комнату пашли. Счас!..

В комнате:

Будь здрав! и ты… и тибе! добрчас! авввр…пффф…ну как? Агмм .. агммммы .. аа-аа!! едри, их! што? чпалы ставить! Ничаво..аггмм ммы.. косы – исть, ломы ммы – нивжисть!! в бббр… благодарим… агмм мы слободой, Стрильцами, д’ Подманыстыри с нами, д’ Кузняцы! д’…

В оградах:

Здоров, сват!.. Ваниватчу! Здорово, Мишш’, а-а-а-а!! ваши стипенств! честь! ну, как? Агмм, обизатяльна! расчешем антихристову племю! Сделаим! добрвеч… Идь сюды! ты вотшт… ты вали в Пушкари… да ну ладн! … идди… ну-да к Бездонычу… дд… иди! кос, пусть прихватя ышшо с сотню! д’ дробью крупной – на зверь – пусть запихнё побольш’! Ну да! Чиво? всеми слободами. Ну, да! кланяйси куме! убатваряишь ей? хы, хы, хы, сколькя? снасть т’ у тибе!!! кланяись… нну-нн ну прощевайтя! аах, ааах, ааах, а-а-а-аа! мать, мать, мать!! вкрошь да в грошь Сероп!!! ничаво…

И се:

Совершенно секретно.

Вашему высокоблагородию доношу: октября… дня в 4 часа утра на всём протяжении нанесенной нами насыпи и проложенных шпал усмотрены сплошные повреждения, положившие серьозные препятствия, работы приостановлены, посланы депеши в Санкт-Петербург и Москву; ждём распоряжений.

Начальник пути, Старший Инженер Городдаев

Верно – Делопроизводитель Фекалов

Се:

Перед полнощью, под дождём, по грязи́, в теми́ ишли, ишли, ишли толпы молча, ворами, татями какб, а вернее – пугатчёвским войском. Наверху – косы, внизу – кирки, ломы, тяпки, лопаты. Сей народ тучею надвинулся на линию работ продолжения Чугункинских путей. И бысть скрежт лопат, кирк, ломов и всхлип мокрой земли да шлёп по кней, да дымы от самосаду вверху, да шопот грозный, что гром, что буран, что вьюга́, всё што гнев народный большой.

Сеё:

Наутро баталион шацково резервного 38 полка, со сводной ротой уездной пешей и конной полицей, оцепил линию пути, прошёл, оставив сторожевые охранения и пошёл в боевом порядке чрез Задон⁷ на слободы. Через некоторое время, вернулись две роты из всего отряда с полуротой полицеи и пошли на пригородные слободы. На выгоне и ярморошной площаде́, оцепив её сотскими, десятскими и стражниками, согнанными со всей округи, росставили скамейки и козлы и начали еккзекутцию публично на весь Тяпкатань, при огромном стечении глазеющих и любопытствующих грождан. В Стрельцах и Пушкарях произошли стычки и столкновения обоих сторон, были выстрелы, залпы и пальба.

Донесение:

совершенно…

Его превосходительству, господину…

Честь имею донести, что посланный особым распоряжением вверенный мне батальон исполнил предписание: мятеж прекращён, спокойствие восстановлено. Ввиду оказанного бунтовщиками сопротивления батальон принуждён был открыть огонь. Раненых нашей стороны – два. Убитых – нет. Ушибленных тяжело 47. Обожжено 30. Со стороны бунтовщиков раненых 102: убитых – 80 чел.

Командир батальона

Подполковник Устрялов

Адъютант Вэрнэ́

И вот, в городской больничке:

Ах, ти-ти-ти, осподи-сусь! скушь яичкяв т’! скушь, скушь! Молочкя испей! яблочькя… от, змей т’, залезный тибе, батюська, ой, маминькя, головк’ т’, головк’, ручки т’, ручк’!!

А и ручки и ножки изрядно были перебиты прикладами и нагаешным способом. А вот рядом кормят и поят ещё одного – без движения. А сей в лубках, в глине. А там, а вот, вот, вот ещё зашибленные, недостреленные, бородаты, бриты, молодые, пожилые, старшонькие. И – седьмь девок и баб-женчин, узнали, что такое царская д’ богацкая власть – и сссыты.

И опять в трактире:

В «берёзовой» отдельной горнице, где действует Ванса́харч, старший оффициант, инако судили за расстегаями и поросятиной под хреном препорция 40 к. серебром и за воткой Смирнова № 20, белоголовкой, за длинным столом под красной, подпарчу, скатертью, с пути инженера́ и подрядчики и протчие «двадцатники» (так Вансахарч изволил презрительно определить чинуш, ровно 20-го тогда имевших пенанзы) шёл иного дела разговорчик:

– Ддда, (пуф, пуф, пуф, асмоловским⁸ высшим, дым) ддадд! ббатеньки, задали вам тяпкотаньские пугачёвцы по двадцатое число! – насыпь-то ау? а? хха, хха, – Насыпь ау? Нукштошь! Ешшо насыпим – а им всыпали насыпь! Видали выгон? – Выгоном невыгодно хвастать, Селифан Георгич, некультурно-с! не забывайте, что на нас Европа смотрит! драть нельзя-с! – Ну, вотки ещщо, да дайте Поповки – И вашей и Смирновки⁹, того, псст…оффц…

– Ничиго подобноссс… Сейминут… Дддаю!

– А расстегаи-то у них пречудесные… ммм… ппфф, пжалста, берите вот с везигой¹⁰… или с рысом… сейчас, п’сжлуйть! дддайть ешщё по три на всех… разных! ггорячих!

И ляжинера́м – особб… ннну, жживв!!! – Господа! давай… ик… геа-а-ик, гавдеамус?¹¹ И ешшо… вот…ки… ик, ик!

– Гаав…гав…ддэаааа…мусигитуууррр!!! Ювенэсссдумсуммууусс!!

И на кухне у Степанча:

– Степпанч! ешще двадцчетырь разных! с везигой просють! с пылу!

– С пылу! Матьваш, ироды, гости-и, черрти, чоррт васс обдери. Эка по́р, не продыхнуть!

– Ладно, ладно, старчорт, жарь, не волынь!

– Жжарь! Изуродали народ т’, теперь – жарь! Я им вот Ральфку зажарю да Васькю! вот те в фарш, исть господь! – жри! Жа-а-арь!

И на кухне в додоме:

Опять пьянствують, няньк, а няньк! слушь, слушь, слушь! на нимецком поють: раз-ди-вайтесь, говарит, досумы! Я ихнь лопот знаю. Июноши, говорит, до сумы раздевайтесь! Раз-ди-вай-итись, грть, Господи сусь, а? – Ттты, Надежь, бараниньк’ т’ подкин в шти – а им, барам, завсера́вно! тттт, Надеша, бараниньк т’ в шти, а я те – чайкём, а?

– Игде баранинк, т? У нашево ирода на окне-е-е! Ну д’ ладн, ишшо для трактирских есть, им Степаныч накройть, а ты трескай поскорей, ннна!

Надешь, а Надь? Гаврилу т’ убубенили, а Акулькю т’, говря, в Старом отпевають, в закрытом! Надешь, паадём а? – Куды, нянька, он те пайдёт, Ирот! Лопай ишшо, а чайкю дддай, нну. – Спаси те, бадародица, исть та сладко ишшо. Пойдём счас ко мне, Тимячкя т’ спить, а мы чайкю заварим и постнова сахарцу дам!

Ну, блдррю! ик, ик, ик, ппп… ыы!

Та́ко лоскутное одеяло одело город, одеяло из всяких слов, слухов, разговорчиков, пиянств и смертей со калечеством, спааси осподи, люди твоя, и благослови достояние твоё: поообеды блааверному осударю нашему, Алексаааннлексанндрычу на супротивные даруяй и твое-ё, сохраняйя крестом твоё жительствооо! Аминь, с победой вас, православные кристияне, слабожане и граждане! С победой тя, Тяпкатань! А сея победа – вышла по бе́ды. Пошла вразлез ссыпка у Стюржиных, Чудилиных, – Пал-Василиск-Ивансильевича – и у мелких там, всяческих. И Пудельвранов с’ущербило и Ефимлазрыча Мороза и Эхгумновых захватило тож, и Анделовых – всих и вся.

И, вновь, у Махоры и Секольтеи на кухне:

Митя Арахле́в, прикащик Эншаковых братьев, сам-брат Кузи Арахле́ва, клерка нотариуса Благоволенского Фёдрфёдрча, за втрилистика: – Иээххх, Митряй, чегунка т’ ааоо-ээ, чорта-антехрист-аньчутк – будить? бу-у-уди-и-ить, а-а-а-ах, бу-у-аааа-да-а-а-а-ть! падхватить вас, чиртей, д’ прям – в ат!!

– Шлёп, шлёп, шлёп – по носу! – И вот как д’ бизразлична нам эт, д’ непужливы мы! – шлёп, шлёп – и – шлёп! и – шлёп, шлёп – и – шлёп вам!! пжа-пжа!! шлёпп!!!

– А хытошь к нам будить гулять, д’ ночьки каратать, друх? Ситнай?! Милай?! шлёп, шлёп. Д’ шлёп-шлёп, —И мы-шь! всё тижь! шлёп. – Да ещщо в Илец пакотим! шлёп, шлёп, – к Деевым за перошками, д’ перожными!!

Дук! дук, дук, бам, бамм бббддд!!! Ах, Мить… биж… к нам эт! Чириз ворот’, ну, ходь скорей кишмиш ка нам исть, хи, хи, хи, чмок, чмок, чмок, ммм…ахххх-ннну!

– Прощивайти!! а Кузь, браток, чириз грязь… д’ в Москву ихал сам-сам – и нич… топ, топ, топ… ничавооо… топ, топ, ббрррбам. —

В соборе, в Казазанском старом, в праздник; после ранней:

– Ам-минь! Смиром изыде-е! – – – Православныи – християне! Дорогие чада наша! Аще кто да не послушает гласа божия, гласа господа нашего Исуса Христа, лишится блаженства небесного и презрен будет на земле!! Некии темныи люди в последние дни роспускают слухи, что железная дорога, сиречь рекомая – чугунка, – есть исчадие адово, и есть на пагубу нам, на разорение и на смерть! Сии лиходеи от темности не знают, что творят. Правительство наше под твёрдой десницей августейшего кормчего нашего, блааверного государя императора Александр’ Александровича всея России, в неусыпных и ежеденных заботах о народе своём, именно в целях лутчего для всех, и приобщения нас всех благ земных, здесь на земле, именно и привело к нам эту линию железных дорог – и связало – нас с центром, со столицами С. Петербургом и Москвой… – не шмыгайте, пожалста там по полу, уимитесь! вы мешаете!… Ибо ныне более обогатитеся и деньгами, так как, гм, гм… так как торговля хкгоа! гмхх… хлебом будет не по тракту, а прямо по чугунке перевозить вотправку его и станет обильно богаче и правильней! Осени себя крестным знамением, православный народ, прими дар сей и не мутись духом, не слушайся смутьянов ваших, и паче всего студентов, которые возмущают верное государю и царю земному сердце ваше! А вы, православные христианки, кои преполняют храм сей ныне, передайте мужьям и родичам вашим сие и скажите, что ежели мужчины не будут ходить в храм – лишу всех благодати и не дам причастия, паки отпущения грехов!

Ам-минь! Петрвасилич, помоги разоблачиться. И скажи, пусть отзвонят побогаче отпуск.

Добридень! добрутро! с праздником и васс и васс! кхга-а! кха, кха, кха…

Дальдамбом, даль, даль, даль, динь, динь – ббом, бооомм! ммм… Диль…

И в садах, седых и земьчужных от цвету яблоневого, ви́шневого, сливного, черемушного, и пахучих, како рай божий, сице¹² рай земной, за костром, нощию, за кулешом из младой баранинки, с кашей крутой с яицем:

– Нук, штошь, Иянвасильч¹³, таперь, нам, пложим, крышка! чав, чав, чвак, ик! Ну, пложим, задвишка тожо, иу! ну, а царю с осподами варянами-ворягами лутчи? Нн-нет, тт! скажи мне, тты книги чтёшь – и газетт!! чавчавчав, ик!

– Ты, Мишь, подбрось валежнику т’. Чайкю хорошо счас… дунь! дай ка чаиницу! вон…

– Ннет, Иянвасилич, тты вола ни крути! Тты мне… стой… стой даксь! – бббах, ббба-а-аххх, бббббах, бббах!!!

– Мишь, Мишь… пст…пстой! Да в ково т’ это? а, чудной! ннну, чай опракинул! весь! Ми-и-ишшь! …чааа-а-аасс… идд-у-у-у! ааа! уух! отзвирел я!: два аркада¹⁴! тристи наччли!! ууу! нну! я имм!!!

– Мишь, сять, раздуй ишшо! да завари заварк.. опракин’лл, ччорт, д’ на рамцу, бултыхнь сибе, нна – папироск!.. И ты ни ирепеньс, по чугунке и я и Вась ездили не один случа́й в Москву, худа не была… нну Малаховым будя, пфф… пфф-у-у! ффф… похужее вправду, – а у нас илеватор, дорога резанская, инженера́ строють, будить хлеп в’ одни руки, кампания – и меньш’ ужулять будуть! а ты … пфф… пффф… нибразованность ваша, пффф… пфффф-ху! пффф… нибразованность! ннет, тт’ скажи – без порток всех пустють! Скажим, я, Хламыч опять Ангиловы, чиво исть станем? а? А жидам илеватор т’ ето? Тьфу! Мавшовичам-жидам, Хуллирмановым?! Матть… – Нну-у-ааа ни сдохните! пфф… разгорелс? нну, Мишь я почитаю тибе? а ты послушь… слушь!

Из старой книги, закапанной свечами:

– И-и-и-и-гемон приказа – привести святтую Велико-му-ченицу на мучения и тиранство велии. И вста – святая де-во, и бысть привяза-на к ко-ле-су и враща колесо – и бысть хруст – костей-й, слава великомученице-дево-Иисус’ – сладчайшево – а – и благословаша госпо-а-да сия, – госпо-оди всея вселенной… – Ахххр…ахррр…хррх…фссси-ий… Эк…свинья и свинья! Мишь… нннну! чччорт не наш! идди дежурить, а-а-аа! а я в шелаш! аа-ах заснул, ччорт п’т святое писание т’, охх, животн… – иди, иди, идь сибе, дрых, я вот сверну… с богом! пффф…

И, се, бысть елеватор¹⁵ у вокзала и зажёгся тамо свет дивный горящий само, денно-нощно и бысть железная чегунка¹⁶; машина, и привыкли православные и нету ничево в нашем болоте – только свету больше, да иудеи богаче, да наши храпцы пробогатели.

Тако ста станции Чугунка – Елеватор на линии нашей, узле, Жизнь – Смерть.

И вот, с Тракту на Чугунку, линию-шпалы, с тройки на Паровоз, с амбаров на Елеватор!

Бывало: Малахов подаст, Анделов довезёт, а Гаврило-Рыло доставит на Грязи¹⁷, на Узлавую¹⁸, все с буденцами и колокольцами и колоколами, лихия кони, весёлыи голоса, удалые ямщички! А бывало и замёрзнут в пургу заколдова́нную – ямчик на облучке, седок – в сундучке, а кони на чисто в поле, алилуийаа!!

Бывало, дремлется под песню, чудни́лось и явни́лось у станции на перекладную жжиевайа!!

Песня:

Бывало-бывало – а потом и взорвало – кончился трахт вот: станция, линия, шпалы…

И пошли Чугунки чернеть, искреть, оря, крича, как домовые по ночам в стойлах.

Поехало. И ссыпка – ссыпалась: пропал Хламычь, монах-растрыга, маслак-елдак, пьяница, раб Стуржиных, зазывала-спускала для их, четверыих.

Исчез и Мишь, красноносый акало¹⁹, сын поручика, матершшинник-ругатель, пианица тожь, раб Чудилиных, троих всех – Василисков, Павла и Иянвасильча.

Пропал Петь для Ефимлазрча. Сдунуло и Геть-Метя для Пудельврановых.

Настали Мохвшовичи – и Хуллерврановы.

И встал у Станции на часы – Елеватор в деннощных самосветных огнях. Вавилонстея башня²⁰.

Начало: на одной стороне глянцевово, типографеи Попова²¹, билетца: – Иеремия Авраамович и Берта Львовна Мохвшовичи в день бракосочетания дочери своей, Розы Иеремиевны, с Иосифом Романовичем Хуллерманом, просят Вас на обряд брака, в молитвенный дом на Базарной улице, а затем в Собственный дом на Задней улице²², № 27, в 8 ч. на чай, бал и вечерний стол.

На обратной:

Их Высокоблагородиям, Господам Чудилиным Василиску Иоановичу, Волександре Васильевне и Тимону Василисковичу, Дворянская ул. собствен. дом № 13/1 марта 27 дня г. Тяпкотянь.

И теперь, се, в шесть часов вечера здание молитвенного дома на Базарной, двор, а там уж болдахин в цветах и зелени и веньчает казённый раввин города Танбова, господин Бланкман, Симеон Августович, пел хор певчих, под управлением господина Копштейна, с участием кантора г. Мессем-Зироты.

На балу играл бальный струнный оркестр из Ельца под управлением г-на Дири-Жора Безбородконзона Ильи Львовича. Танцы всю ночь до утра, до восхода.

На дворе молитвенного дома:

Усто…ст…навливають!! Посмотр… посмотрить: нивест! нивест!!! – Он ничиво, жиних, с бородкой. – Д’ ни с бородкой – с усами! с бородкой – шафир, женин брат! – Вона! Ет’ мы не знаем! мы всеех знаем! Шафир-то с усами, а жаних – с бородой! – Можа – ещщо в юбки, жених? Хы! – См-а… пошли! Пошллл… си.. смотрите!

А шёл особ-парад, древнего вида шевствие, двихался болдахин, подо коим цвела щастием и младостию венчальная пара; их окружала тесная чреда родни и друзей, шевствуя, как б плясали в медленном плыве и вечере, под звонн, певы и ливень младых голосков хора и мочного гласа канторе взивавшего его ввысь вниз – в бок – прям!

– Глянь, жеды т’ жеды, а как б и не жиды! прям! антирес какой! – Антире́еес, ет’ верно! Хуть б и нам. Свадьба богааатая, со всеми причиндалами! – Ну к подвиньсь! уютничек. – Вы ни безобразьте! малмест вам! Ну-ну, можь хошь со мной также? под оболдухин, хи, хо, го, го! – Физомондей не вышьли? вот! Кака там физгамония? Физгамония у меня чесь-чесь и всё остальное в порядке! Жалаете – удоставерим! хо-хо-хо!

Но шевствие ушло в дом и свадьба .. имела окончание – пошли и поехали к невесте на бал и вечерней стол гости званые и мы праздноглазейки!

Под окнами дома Мохвшовичей, на Задней улице, № 27, с аттическим украшениями и стрельщатостию²³ окон:

– Д! Не толкайтесь! будьте благоприличны!! Вы не на бойне! Пусти-и-ити! – Д’ не видно, чорт!! Д’ не видн-ж! – Ах, ах, ах, какая Розочка антиресная… Прям!.. красавица! – Д’, дда! и плеч и хрудь и талья и такдалия!!! – И чтооо? И чегооо? – И чтооо вам от мене нааадо? Мишигерес! Гой и гой остался! Пфа!! – Ахх, не щипайтесь – в’ не в стрельцах!! Тут – ку-ль-туууррра!! А тибе место здесь, Швёвский? Ты хто – емназист? А то я – Зюзлесскому завтра!! – Вот – начали!! Ага! Ага! Ах, как антиресьн’ – ихний маюфес²⁴ идёт! – И ничего подобного – ет палатнес! – Какой па-лат-нес! Ффу, это просто – вальс в два па! – Ах, с кем ск… да не плюитесь на сиртук, он дороже вас с потрохам – из крепу! – Где будушник!²⁵ Где… – Караул-л-л!

Гевааалт²⁶! Мать… мть… – Ах, што это будет! Как изья’чьноо! Ах, жаних .. какой ду-шон-чик!

– Пиют, пиют… шенпаньское! – Нет – пасаковку!

– Пью-са-ков-ку, дурак, идьот!! – И не пьюссыговку, а – пейсаховку, виноградннные выжимки-ст! идиёт вы! – Ну ддда! А Тимк’ т’ Чудилин, выблядк! с кем пляшеть! – Д’ с Анюткой Ефим’-лазрчв-й! какж! Вмисте за ширмой у Зинпалин Довгаль²⁷ мочились: она – сидя, а ён – стоймя, хххха… – Брррысь, т! Чу! птел, ччорт каринфской!

– Д’ет исправников – суньбернай! – Какой губерняй – ет Вздох, помочников! – Какой чорт Вздоо-о-х! Не будьдохл, а и всево – Каток, – Юбернай Чудилинский!

– Сэньйя! проводите до дому? – С’ увеликим вдовольвствием, пжа! калачик-ручькю вашш!

Сма! ребь, Гольев, с Пудельврановым Ванькяй приехали, урра, урра! и уррра! вас!!!!

И всею ночь толпились, смотрели, шептались, кричали, волновались, глазки, глазейки. И всюю ночь топали, плесали, кадрилили, краковяками, мазурили – и елли, ппили, и пели до утра-а-а-а!

А утром открылся второй елеватор – у ярморочной площади.