Читать книгу Братья Карилло. Обретая надежду - Тилли Коул - Страница 11

«– Ты не знаешь меня, девочка.

– Я знаю ваши работы. – В испанских глазах Элианы вспыхнула убежденность. – Они мне известны лучше, чем кому-либо другому…»

Обнаженный по пояс, вспотевший после недавней тренировки, я обошел вокруг нетронутого куска мрамора, а в голове вновь и вновь звучали слова куратора.

«Я знаю ваши работы. Они мне известны лучше, чем кому-либо другому…»

Элиана. Черт бы побрал Элиану Лусию за то, что проникла в мои гребаные мысли.

С той минуты, как две ночи назад в галерее она застала меня возле мраморного ангела, я чертовски поразительно лишился дара речи.

Я прежде не встречал похожих на нее цыпочек. И никогда ни у кого не видел таких ярких глаз, темных волос и ослепительной улыбки. В прошлом я получал женщину, стоило лишь захотеть. Вокруг трейлерного парка крутилось множество итальянских шлюх, и по-быстрому трахнуть одну из них удавалось без труда. Но подобные ей цыпочки прежде вовсе не обращали на меня внимания. Черт, да последние пять лет я почти не видел женщин, не говоря уж о том, чтобы с ними спать… Так что, она первая заметила меня и говорила со мной, запинаясь, словно бы я был величайшим человеком на Земле.

А вчера ночью Элиана ждала моего прихода. Меня. Я с трудом мог это осознать. Стоило бы держаться подальше. Чтобы ни один человек из тех, кто связан с этой чертовой выставкой, понятия не имел, как я выгляжу. Но при мысли о том, на что могла бы походить моя экспозиция, я испытывал нездоровое любопытство, которое ночь за ночью тянуло меня обратно в проклятую галерею… Мне хотелось взглянуть на скульптуры, что я создавал месяцами, ведь я их так давно не видел… Но там я наткнулся на Элиану. И при виде меня на ее потрясающем лице появилось волнение от встречи с гребаным Эльпидио.

Эльпидио – вымышленный творец. Скульптор, в которого влюбился этот чертов ханжеский мир искусства. Но никто, кроме Вина, не знал, что за именем Эльпидио на самом деле скрывался Аксель Карилло. Некий бывший заключенный из трейлерного парка. До которого никому не было дела.

Тридцатилетний Аксель Карилло, которому смягчили срок за сдачу федералам поставщика наркотиков. Тот самый, что некогда снискал себе славу, будучи помощником лидера Холмчих, самым жестоким и отвратительным членом банды, владевшей территорией трейлерного парка. И просто неудачник, разбивший сердце умирающей матери и толкающий в пропасть двух лучших братьев, о каких можно только мечтать.

Аксель Карилло, заслуживший чертовы мучения за все, что сделал.

И с ним следовало обходиться, как с подонком.

Не стоило давать ему в жизни еще один шанс.

Элиана Лусия может считать Эльпидио центром вселенной, но братья-то знали меня настоящего. И понимали, каков я на самом деле. Черт, да одно то, как Леви обращался со мной при каждой встрече, ясно говорило об этом.

Всего два часа назад он дал мне понять, как сильно меня не выносит, и при этом вовсе не сдерживался…

* * *

Сидя за завтраком, я, как и каждый день, потягивал черный кофе. Лекси готовила что-то на плите, и Остин обнимал ее за талию. Им было наплевать, что я здесь, по крайней мере, Остину точно. Так что он стоял рядом с Лекси и целовал ее в шею.

Мне совершенно не хотелось видеть, как младший брат сюсюкал со своей тощей женой, но я радовался, что он настолько счастлив.

В этот миг Лекси повернула ко мне голову и тут же покраснела. Остин проследил за ее взглядом и рассмеялся, поняв, что так смутило его маленькую женщину.

– Ты чертовски милая, эльфенок, – проговорил Остин и, поцеловав Лекси в щеку, сел напротив меня.

Лекси разложила яичницу по тарелкам и, сев рядом с мужем, медленно взяла вилку. Опустив глаза, она методично пережевывала каждый кусочек. Я заметил, что Остин время от времени поглядывал на нее, а потом опустил руку ей на ногу.

На миг внутри все сжалось, когда я подумал о маме. Ей бы хотелось увидеть свою радость и гордость таким счастливым. И она бы всей душой обожала Лекси. Словно дочь, которой у нее никогда не было.

Я тут же ощутил вставший в горле ком и закрыл глаза.

– Акс, ты в порядке? – спросил Остин.

Резко распахнув глаза, я заметил, как нахмурился наблюдавший за мной брат.

– Да, – хрипло ответил я и, откашлявшись, заерзал на стуле. Остин недоверчиво взглянул на меня, но не стал настаивать.

– Итак, – проговорил Остин и поднялся из-за стола, чтобы принести еще кофе. Он наполнил мне чашку и снова сел, а я все ждал дальнейших его слов. – Ты работаешь на этом рынке очень много часов. Кажется, практически все время.

Как всегда, когда Остин заговорил о моем прикрытии, сердце заколотилось в груди. Я чертовски ненавидел всем им лгать, но я просто не мог рассказать, зачем на самом деле приехал в Сиэтл.

– Беру еще смены. Работаю, сколько могу, – уклончиво пробормотал я.

– По ночам? – продолжал вопросы Остин.

– Парень, с которым я работаю, живет неподалеку. Иногда я ночую у него. Но ночные смены у меня тоже бывают.

– Парень, с которым ты работаешь? – переспросил брат, и Лекси подняла на него полный беспокойства взгляд. Остин заерзал на стуле. – Бывший заключенный?

Сузив глаза, я взглянул на младшего брата.

– А если и так, то что? – поинтересовался я. – Я ведь в таком же положении, Ост.

Остин уже собирался ответить, но тут раздался другой голос:

– Все так и есть, Ост. Акс общается лишь с чертовыми неудачниками. Помнишь Джио? Он был кукловодом Акса в Алабаме.

Я на миг закрыл глаза и попытался дышать спокойно, несмотря на предстоящие разглагольствования Лева. Он заводил их каждый день, пытаясь выбить меня из колеи.

– Скорее всего, они не работают допоздна. Наверняка он вновь начал продавать дурь. Только в этом он и преуспел. Единственное, в чем он был хорош.

При упоминании о торговле наркотиками внутри все заледенело. Я повернулся и взглянул на Леви. Он, склонившись над гранитной столешницей, делал протеиновый коктейль. Младший брат пронзал меня взглядом, словно кинжалом.

С тех пор, как я приехал, всегда одно и то же. В основном, он просто игнорировал меня, в остальное же время пытался задеть, чтобы заставить почувствовать себя гребаным неудачником. Хотя здесь все обо мне так думали.

Первые несколько дней я терпел его колкости, пытался не обращать внимания на волну ярости. Но в последнее время все чаще проводил время в студии. Даже попросил Вина устроить мне там постель. Не хотелось находиться здесь, где меня не желали видеть. Не стоило еще больше портить Леву жизнь.

– Леви, хватит! – устало проговорила Лекси, но я поднял руку, чтобы ее остановить.

Я встретился взглядом с младшим братишкой.

– Ты можешь мне не верить, малыш, но я больше не занимаюсь этим дерьмом.

На губах Леви мелькнула понимающая ухмылка.

– Правда, Акс? Теперь ты исправился?

– Si[13], Лев. И просто пытаюсь наладить свою жизнь.

Леви сжал шейкер в руке и шагнул вперед, лицо его побагровело.

– Знаешь, раньше я верил, что Господь заботится о хороших людях. Но, когда я смотрю, как ты сидишь здесь, в этом доме, после всего, что сделал со мной, Остом и Лекс, то начинаю в этом сомневаться. – Лев наклонился вперед, и на миг мне показалось, что малыш попытается меня ударить, но он вдруг отстранился. – Ты убивал людей, Акс, лишь ради какого-то клочка земли. И заставил нас с Остином стрелять в ребят из банды Королей. Но сильнее всего меня бесит то, что мама умерла. Лучшая из всех существовавших женщин скончалась, а ты, черт возьми, остался жив. Именно ты!

В груди все сжалось, когда я заметил в глазах Лева слезы. Больше всего на свете мне хотелось встать, прижать его к груди и сказать, что я сожалею. Но он бы ни за что мне этого не позволил.

– Лев, тебе бы лучше сбавить обороты, – предупредил Остин.

Лев метнул взгляд на Остина, затем снова сосредоточился на мне.

– Все в порядке, Ост. Пусть говорит что хочет. Ему явно нужно выплеснуть это наружу, – спокойно проговорил я, но мои слова лишь еще сильнее разозлили Лева.

– Аксель, ни с кем нельзя так разговаривать, – тихо сказала Лекси, и я заметил, как впервые за все выступление Лев растерял свои замашки члена банды.

Не отрывая взгляда от Леви, я лишь покачал головой.

– Пусть говорит, что хочет, Лекси. С тех пор прошло уже много времени.

В серых глазах Леви вспыхнуло пламя, и я не сомневался, что, если бы он раздобыл пистолет, то всадил бы мне пулю в голову. Он вновь склонился надо мной.

– Работай на чертовом рыбном рынке, Акс. Но, что бы ты ни сделал, я никогда тебя не прощу. Ты всего лишь мусор.

Леви вышел из дома, а я сел за стол, все еще сжимая кружку с кофе, которая почти треснула от моей крепкой хватки.

– Акс, черт возьми, ему не стоило говорить все это о маме… – начал Остин, но я, прерывая его, встал, вымыл чашку в раковине и поставил ее на сушилку.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнул, пытаясь побороть нахлынувшее опустошение, и проговорил:

– Он прав, Ост. Он все сказал верно.

Я поднял глаза и заметил, что Остин и Лекси смотрели на меня с сочувствием.

А мне не хотелось гребаной жалости. Она лишь еще больше меня злила. Мне не нужна чертова милостыня.

Оттолкнувшись от столешницы, я прошел мимо брата с женой и проговорил:

– Если бы я мог поменяться местами с мамой, я бы сделал это, не задумываясь. Я заслужил смерть. Ведь за всю свою жизнь не сделал ничего хорошего. Лев прав. Я просто мусор.

* * *

Ощутив в руках холодный металл молотка, я обрушился на большую глыбу мрамора с серыми прожилками, откалывая куски, что не понадобятся мне для этой скульптуры. С каждым ударом я чувствовал, как слова Леви одно за другим били меня в грудь, словно пытаясь разорвать на части.

«Что, черт возьми, я сделал с этим малышом?»

Да просто уничтожил ко всем чертям, вот и все. Мне ведь полагалось защищать брата, а я его погубил.

Мраморная пыль облаком повисла в комнате. Я смотрел на глиняный слепок, созданный в качестве образца для настоящей скульптуры, а потом взял молоток и ударил прямо по нему. Два куска глины упали на пол.

Я задыхался от напряжения, от тяжести инструмента дрожали мышцы на руках.

Какое-то время я стоял неподвижно, глядя на мрамор. А потом вдруг подхватил заостренное долото и начал придавать камню новую форму. В мыслях возник определенный образ, и я пытался его оживить.

Я работал словно безумный. Проходили часы, а я все долбил мрамор, но, в конце концов, творение обрело форму.

Я трудился так долго, что серость неба сменилась чернотой ночи, сильный ветер бился в высокие окна студии, из которых открывался вид на залив. Мышцы болели, я чувствовал себя измотанным.

Отступив назад, я попытался оценить скульптуру. Но тут же отвернулся. Я просто не мог на нее смотреть.

Когда я вновь взглянул на нее, в глазах стояли слезы. Мной овладел обычный неконтролируемый гнев, порожденный непомерной ненавистью к самому себе.

А потом я заметил стоявшего в дверях Вина. Он смотрел с каменным выражением на старческом лице на неоконченную скульптуру.

– И давно ты здесь? – спросил я, стиснув зубы, и направился за полотенцем, лежавшим рядом с инструментами.

Я вытер лицо.

– Некоторое время, – проговорил Вин и прошаркал в комнату, опираясь на деревянную трость.

Я напрягся, когда он подошел ближе. Мне вообще не нравилось, когда кто-то рассматривал мои творения, и особенно в процессе работы. Я не выносил чужих суждений.

Нахмурившись, Вин приблизился к скульптуре и медленно обошел вокруг нее. Не обращая на него внимания, я направился за пачкой сигарет и, достав одну, зажег и сделал длинную затяжку.

Вин подошел ко мне. Я заметил, как он осматривал полупустую студию. Взгляд его зацепился за большую двуспальную кровать в дальнем углу.

– Ты часто здесь остаешься? – спросил он.

– Я работаю допоздна.

Вин кивнул, но в глазах его мелькнуло беспокойство. Я выпустил длинное облако дыма.

Я не понимал, почему это вообще кого-то волнует.

– Я знаю, что ты работаешь допоздна, Эльпи. Уже почти час ночи.

Я провел рукой по лицу. Черт, я проторчал здесь целый день.

Я медленно перевел взгляд на Вина.

– Почти час ночи?

– Да, без пятнадцати минут, – растерянно ответил он. – Я ужинал с друзьями и решил заглянуть. Просто знал, что ты не спишь. Утром мне нужно возвращаться в Нью-Йорк, и я хотел попрощаться. Там сейчас довольно много работы, так что я приеду лишь к открытию твоей выставки.

Я затушил окурок и натянул черную футболку, покрытую мраморной пылью и глиной, нацепил черные ботинки.

– Ладно. До встречи.

– Куда ты так торопишься? – спросил Вин, когда я потянулся за бумажником и ключами от «Эль Камино».

– В галерею.

– А-а. По-прежнему ходишь туда каждую ночь, – задумчиво произнес Вин, и я замер.

– Ты знал, что так и будет?

Он кивнул.

– Я разрешил тебе ночные посещения еще до того, как ты приехал. Я понимал, что ты не сможешь сдержаться. И это хорошо. Значит, тебе не так уж безразлична эта выставка, как ты пытаешься показать.

Я молчал, ощущая себя гребаным придурком. Да, она меня волновала.

– И ты хочешь проверить, как идут дела?

Я пристально взглянул на Вина. Я знал, что старый ублюдок не уймется, пока я не заговорю.

– Я собираюсь дать скульптурам названия.

Губы Вина растянулись в самой широкой улыбке на свете.

– Эльпи! Я так рад. Названия придадут им жизни! – Он нахмурился. – Но почему сейчас? Ты же так долго отказывался.

Перед мысленным взором возникло лицо Элианы, и внутри все перевернулось. Опустив глаза, я поскреб бороду.

– Прошлой ночью я столкнулся там с куратором. Она попросила меня их назвать. Я согласился. Она оказалась… настойчивой, – я замолчал, и, когда представил ее горящее от нетерпения лицо, мне почему-то стало легче.

Взглянув на незаконченную скульптуру, установленную на гипсовом постаменте посреди студии, я вдруг понял, как назову ее…

– Ты встречался с Элианой? – Вопрос Вина вернул меня обратно в настоящее.

– Прошлой ночью.

В глазах Вина мелькнули веселые искорки, и он с трудом сдержал улыбку. Его понимающий взгляд просто вывел меня из себя.

– Что? – резко спросил я.

Вин поднял руки.

– Ничего.

Я взглянул на него, затем взял еще одну сигарету и, сунув ее в рот, протиснулся мимо Вина.

– Я пошел.

Выходя из студии, я мог бы поклясться, что услышал смех Вина.

Распахнув дверь в темную, влажную ночь, я пригнул голову, выскочил под дождь и запрыгнул в черный «Эль Камино» 1969 года выпуска. И глубоко вздохнул, когда по крыше машины забарабанил дождь. Дым от сигареты заполнил недавно обитый салон.

Взглянув в зеркало заднего вида, я вытащил ленту, которой связывал сзади длинные волосы, и распустил влажные пряди. С головы до ног меня покрывала мраморная пыль. Я покачал головой, спрашивая себя, почему вообще волнуюсь о том, как выгляжу.

Конечно же, я знал причину. Ростом примерно пять футов шесть дюймов, с чертовски привлекательным телом, длинными темно-каштановыми волосами, спадавшими до середины спины, и самыми огромными испанскими глазами, что я когда-либо видел. Да, именно из-за нее я волновался о своей внешности. Из-за горячей женщины, имевшей дело с моими скульптурами.

Зажав сигарету во рту, я уставился на свое отражение.

«Иди и сделай это, Акс. И оставь цыпочку в покое. Назови скульптуры. Немного расскажи о каждой, чтобы хватило для информационных табличек. А потом уходи и не возвращайся».

* * *

Войдя через служебный вход, я кивнул ночному охраннику, как всегда сидевшему за стойкой. Парень склонил голову, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Он меня жутко боялся. Не удивительно; большинство людей реагировали так же. Да почти все, кроме Вина и, возможно, Элианы. Вин и сам был немного не в своем уме. А Элиана? Да черт ее знает.

Я заметил, что черные шторы задернуты, а потом услышал доносившуюся изнутри какую-то испанскую поп-музыку.

Я сделал глубокий вдох, молясь, чтобы в пачке осталась еще хоть одна сигарета, которая позволила бы успокоиться, отдернул шторы и шагнул в галерею. С прошлой ночи она сильно изменилась. Исчезли все деревянные ящики и упаковки от скульптур. Остались лишь сами творения и приспособления для их установки. Вокруг каждой работы на полу были разбросаны рукописные заметки.

Услышав фальшивое пение из глубины комнаты, я направился на зверский звук. И, завернув за угол, заметил Элиану Лусию в свободной белой рубашке, обтягивающих черных леггинсах и розовых ботинках «Док Мартенс»; темные волосы она завязала в беспорядочный узел на макушке.

Я глаз не мог от нее отвести.

Но меня очаровал не ее наряд, и даже не внешность. Держа кисть в руке, она рисовала белой краской на задней стене нечто, по форме напоминавшее горшки и, покачивая бедрами, фальшиво напевала на безупречном испанском:

– Amor Prohibido murmuran por las calles. Porque somos de distintas sociedades…[14]

Она расслабилась и просто получала удовольствие.

Я нахмурился. Не думаю, что когда-либо в жизни находился рядом с тем, кто так беззаботно веселился. Мне самому никогда не приходилось дурачиться подобным образом…

Пока я наблюдал за Элианой, в груди разлилось незнакомое тепло. Она громко пела и водила кистью по стене в такт музыкальному ритму.

Впервые в жизни мне захотелось почувствовать себя таким же счастливым, пусть даже на миг, ощутить, что значит стать настолько свободным. Это выглядело… мило. Элиана двигала бедрами, ни капли не волнуясь об окружавшем ее мире, и походила на луч света, сиявший на лице человека, всю жизнь проведшего в темной яме.

Какое-то время я просто завороженно наблюдал за ней, а потом выпрямился и, скрыв ухмылку, откашлялся и скрестил руки на груди.

Элиана замерла посреди мазка и медленно повернула голову. На прекрасном лице ее виднелись брызги белой краски, а устремленные на меня карие глаза казались почти такими же огромными, как в мультфильмах Диснея. На оливковых щеках Элианы вспыхнул ярко-красный румянец. Она осторожно опустила кисть в поддон, стоявший рядом с ней на тележке, и что-то прошептала себе под нос.

Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Ее реакция при виде меня оказалась весьма забавной.

Черт. Она выглядела почти обиженной.

– Эльпидио, не думала, что вы придете, – проговорила она, взволнованно прижимая руку к груди.

Черт возьми, она была великолепна. Вчера меня тоже посещали подобные мысли, но теперь, в таком виде…

Я выдержал пристальный взгляд Элианы, и, чем дольше мы смотрели друг на друга, тем быстрее поднималась и опадала ее грудь. Длинные темные ресницы нервно затрепетали, и я непроизвольно сжал кулаки.

– Эльпи, – ледяным тоном напомнил я ей.

В глазах Элианы мелькнуло смущение, а лицо вспыхнуло еще сильнее, чем прежде. Она принялась теребить прядь волос. От резкого движения ее не до конца застегнутая рубашка разошлась на шее, в вырезе мелькнула загорелая кожа и верхняя часть упругой груди, скрытой под белым кружевным бюстгальтером. При виде нее я чуть не застонал и словно прирос к месту; эта цыпочка просто лишала меня дара речи.

– Простите, Эльпи, – быстро проговорила она. – Вы ведь уже поправляли меня вчера ночью. Я просто не подумала.

Я услышал, что в мягком голосе ее прозвучало извинение, и тут же ощутил себя придурком, но промолчал. Элиана поспешила выключить музыку.

Я не двинулся с места. Стоя ко мне спиной, Элиана глубоко вздохнула, и я заметил, как напряглись ее плечи. На какое-то время вокруг нас повисла оглушительная тишина. Но потом она взяла себя в руки и повернулась ко мне, на прекрасном лице сияла улыбка.

– Я так рада, что вы пришли, – произнесла она, подходя ко мне.

Элиана окинула меня взглядом темных глаз, от растрепанных длинных волос до испачканной глиной черной футболки и черных рваных джинсов. Она изогнула полные розовые губы, и на щеках появились глубоко посаженные ямочки. А потом нерешительно протянула руку и коснулась кончиков моих волос. Дыхание перехватило, я застыл, не в силах пошевелиться, и заметил, как она нервно сглотнула.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как меня касалась женщина. Но, конечно, прежде я не имел дела с подобными ей.

Когда тонкий палец Элианы оказался возле моей щеки, я уловил ее аромат… Жасмин. Мама обычно жгла в трейлере жасминовые благовония. Возможно, именно поэтому я впервые за долгое время почувствовал, что могу расслабиться рядом с другим человеком. Как ни странно, я ощущал себя словно дома.

Элиана зажала в пальцах прядь моих волос. Она чуть приоткрыла розовые губы, и лица коснулось ее теплое дыхание.

Мне… нравилось, что она так близко… и прикасалась ко мне.

Миг спустя Элиана поднесла зажатую в руке прядь к моим глазам.

– Мрамор, – прошептала она, и ямочки на щеках стали глубже; девушка чуть надула губы и подозрительно прищурилась. – Должно быть, вы сегодня были очень заняты. Вы весь в мраморной пыли.

Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что она отдернула руку от волос и резко отступила назад.

Я стиснул зубы. Я понятия не имел, что со всем этим делать. Женщины, эта выставка… Я не умел вести себя нормально.

– Значит, это правда?

– Что?

– Вы весь день работали.

В ее глазах читалось волнение. Я кивнул, а потом сунул руки в карманы и отвернулся.

Я направился к статуе с кинжалами, которую мы обсуждали прошлой ночью. Теперь она стояла в предложенном мной углу, на высоком постаменте. На нее падал свет огромного прожектора. Я нахмурился.

– Если вы не хотите ее приподнимать, мы можем это исправить, – внезапно проговорила рядом со мной Элиана. Мимо меня вновь проплыл аромат жасмина. Ощутив ее так близко, я просто поджал губы.

Девушка провела рукой по белому постаменту, внимательно изучая скульптуру.

– Я попросила, чтобы ее подняли повыше. Так эффект ручейков раскроется максимально. Сегодня я поставила здесь прожектор, чтобы показать вам, как работа будет смотреться при дневном свете. Видите?

Я наклонился и тут же понял ее правоту. А когда вновь выпрямился, то заметил, что Элиана закусила зубами палец.

– Ну? – спросила она.

– Это прекрасно, – хрипло произнес я.

И я говорил искренне. В ярком свете прожектора ручейки от мраморного человека стекали по постаменту и расползались по полу еще на пару футов. Я чувствовал, что Элиана наблюдала за мной, от ее взгляда кожу на спине слегка покалывало.

– Значит, вы одобряете?

– Черт… да… это… – Я замолчал, не зная, как выразить свои чувства. Я никогда не умел обращаться со словами. Разве что, требуя расплатиться за дурь, угрожал в противном случае переломать должнику ноги.

Элиана сцепила руки, и на лице ее отразилась гордость. Это зрелище заставило меня немного отступить. Отойти на некоторое расстояние.

Я сделал ее счастливой. И не знал, как с этим справиться. Мы со счастьем как-то не уживались вместе.

– Итак… – проговорила Элиана и, обойдя кругом, указала на статую. – Вы думали насчет названия?

Когда я смотрел на мраморного человека, на ручейки, покрывавшие почти все его тело, на тени, напоминавшие потоки льющейся крови, на ум приходило только одно название.

– Обескровливание, – прошептал я, не успев даже толком подумать.

Элиана напряглась. Черт. Наверное, дурацкое название. Я ни хрена не смыслил во всем этом искусстве.

– Вытекание крови? – задумчиво проговорила Элиана. Я бросил взгляд на девушку, но она с сочувствием на лице рассматривала скульптуру. – Обескровливание… – пробормотала она себе под нос. А потом повернулась ко мне. Глаза ее сияли.

– Чувством вины, – пояснил я срывающимся голосом. – Каждым совершенным им грехом… поступком, причинившим людям боль… который он уже не сможет взять назад. Эти кинжалы засели в нем на всю жизнь.

Элиана втянула воздух, и я опустил голову, чувствуя, как только что произнесенные правдивые слова вонзаются в мое черное сердце.

– И что же послужило источником вдохновения? – осторожно спросила она.

Я вздохнул и откинул волосы с лица. Я взглянул на Элиану, но не смог вынести скорби, отразившейся на ее прекрасном лице.

– Черт, девочка, – вдруг резко бросил я. На миг закрыв глаза, я попытался подавить эмоции, удушающие гребаные чувства, что прежде не осмеливался выпускать на свободу. – Ты правда желаешь знать, как я придумал эту долбаную скульптуру? Во всех грязных подробностях? – Слова прозвучали жестче, чем я хотел, но мне неловко было обсуждать с кем-либо подобные темы.

– Просто расскажите хоть что-нибудь. – Элиана нервно подвинулась ближе ко мне, голос ее звучал не громче шепота. – Например, как вам пришла в голову подобная мысль? Этого хватит для информационных табличек.

Медленно втянув воздух через нос, я опустил голову, так что волосы закрыли лицо.

– Этот парень – грешник. Он много чего натворил, а когда понял, сколько боли причинил другим, было уже слишком поздно. Он уже сотворил самое худшее. Погубил людей… разрушил жизни… уничтожил людскую невинность, навсегда изменил человеческие души и их самих…

В своем воображении я видел Леви, четырнадцатилетнего парнишку. Я сам стоял позади него и указывал на члена соперничающей банды, Королей. Леви сжимал в руках «беретту». Его маленькие пальчики дрожали, лицо побелело от страха; он до смерти испугался, но я не обращал на это внимания. Джио кивнул, приказывая моему младшему брату заслужить стидду Холмчих, татуировку в форме звезды на левую щеку, символ пройденной инициации… Всего-то и надо было выстрелить в Короля.

Я видел двадцатипятилетнего себя; словно проклятый демон, маяча за спиной Леви, я шептал ему на ухо, призывая поторопиться. Я поднял его тонкую ручку, нацелил пистолет на нашего соперника и велел: «Сейчас!», и Леви послушно выпустил пулю прямо в ублюдка.

А потом он повернулся и взглянул на меня. Я все еще чувствовал, как тогда чертовски им гордился, ведь Леви показал себя перед «братьями», бандой, что начиная с двенадцати лет всегда была для меня всем. Но я заметил, как изменилось лицо Леви. Его жертва лежала на земле, истекая кровью, и малыш, которого лелеяли Остин с мамой, навсегда стал другим.

– Эльпи? – прервав молчание, позвала Элиана.

Я ощутил, как по щеке покатилась слеза, прямо по татуировке с распятием, что теперь скрывала стидду, и добавил:

– Каждый кинжал – это совершенное им преступление, и все вокруг пропитано чувством вины. Мучительным и бесконечным. – Когда я взглянул на скульптуру, то ощутил нечто сродни благоговению. – Но кинжалы никуда не денутся. И вина по-прежнему будет сочиться наружу. Раны не заживут… Трещины и разломы на его теле никогда не срастутся.

Внезапно в огромной галерее повисла тишина. Я ощутил, будто мне не хватало воздуха. Хотелось лишь удрать и оставить эту гребаную выставку и свою боль кому-то другому. Но я услышал рядом тихое дыхание Элианы и просто не смог пошевелиться.

Впервые в жизни кто-то разделил со мной эту боль. В сущности, просто незнакомка. Но мне это чертовски понравилось. Вот только я понятия не имел, как вести себя дальше. Я поклялся, что никогда никого к себе не подпущу. И не понимал, почему сейчас нарушил эту клятву.

Я не смог сдержать слез, и ощутил, как несколько капель скатились по щекам. Я незаметно вытер их перепачканными руками. А потом повернулся спиной к скульптуре, которая олицетворяла меня самого. Запрокинув голову, сквозь потолочный свод я уставился на миллионы звезд. И внезапно ощутил, как терзания притупились. Я представил нас с Остином детьми, на руках у меня спал Леви, практически еще младенец. Мы были просто юными братьями, лучшими друзьями, и, сидя на крыше трейлера, наблюдали за звездами…

* * *

Маленькой ручкой Остин указал на темное небо.

– Вон те три – это Пояс Ориона. Видишь, Акс? Три звезды подряд? А там – Плеяды, или Семь Сестер. Но чтобы увидеть все семь звезд сразу, нужно закрыть глаза, а затем очень быстро открыть. Ведь некоторые из них мгновенно исчезают, – рассказывал он мне.

Держа на руках Леви, я взглянул на восьмилетнего брата. Долговязый, нескладный Остин с большими карими глазами походил на меня, и я рассмеялся.

– Откуда ты все это знаешь, Ост?

Он пожал плечами и покраснел.

– Прочитал в школьной книге. Я вообще много читаю.

– Тебе нравятся звезды? – спросил я.

Он покраснел еще сильнее.

– Да. Они делают меня счастливым.

Он замолчал. Я знал, что ему неловко говорить мне об этом. Остин был мыслителем, и очень умным.

Снова посмотрев на небо, я указал на звезду.

– А это что, малыш?

Остин придвинулся ближе и проследил взглядом за моим пальцем.

– Это Сириус, – взволнованно проговорил он. А потом взглянул на меня. – А тебе нравятся звезды, Акс?

– Мне нравится, малыш, как ты о них рассказываешь, – с улыбкой ответил я.

Остин устроился поудобней, и мы почти тут же услышали, как пришел домой из местного бара пьяный отец и принялся кричать на маму. Она тут же заплакала, умоляя его не причинять ей вреда. Я ощутил, как, судорожно вздохнув, замер рядом со мной Остин. Он был в ужасе. Он всегда боялся отца, когда тот приходил домой пьяным. Поэтому я и привел его сюда, чтобы отвлечь.

Наклонившись, я обнял брата за плечи и притянул к себе. Я чертовски ненавидел отца-неудачника. Он стремился лишь причинить нам боль. Поэтому я пообещал себе всегда защищать своих братьев.

– Давай, малыш. Расскажи еще, – подтолкнул я его, почувствовав, как Остин изо всех сил вцепился мне в рубашку. В трейлере что-то разбилось, и мама закричала от боли.

Остин указал на яркую звезду и проговорил дрожащим голосом:

– Эт… это… М-Марс…

– Что, правда? – спросил я. – И он тоже сделан из шоколада?

Я ощутил, как сидевший рядом Остин усмехнулся.

– Нет, Акс, но он большой и красный, и кто-то думает, что на нем живут инопланетяне…

– В самом деле? Инопланетяне? – взволнованно спросил я, крепче прижимая к себе Остина и Леви.

Остин отпустил мою рубашку. Я понял, что ему удалось отвлечься от происходящей внутри ссоры, и вздохнул с облегчением.

– Вообще-то, Марс сделан из красного камня, Акс…

* * *

Именно так мы пережили плохие времена. Мы втроем затерялись в звездах, уносясь в ночное небо прочь от дерьмового трейлера, что называли домом.

По вечерам мы наблюдали за небом, пока я не связался с бандой, и тогда моей жизнью завладели братья-Холмчие… И я потащил за собой маленького невинного Остина. Он доверял мне, и в двенадцать лет уже начал торговать дурью… Как и я сам.

Мы с Остином и Леви больше никогда не смотрели на звезды.

И мне этого не хватало.

Я чертовски скучал по Остину и нашим прежним отношениям… С Леви, даже когда он достаточно повзрослел, таких никогда не было.

Глядя на небо сквозь стеклянный купол, я зацепился взглядом за Пояс Ориона. Не стоило сейчас об этом думать. И размышлять о том, какими были наши жизни прежде, пока все не пошло наперекосяк.

Я ощутил, как по спине мягко скользнула чья-то рука, и резко обернулся. Элиана обеспокоенно смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Она так и не убрала ладонь, и в месте прикосновения я ощущал сильный жар, словно бы к плоти приложили раскаленное клеймо.

– Вы… – Она принялась поглаживать мою мускулистую спину, и я почувствовал, что кожа будто пылала. – Ты в порядке?

Мне инстинктивно захотелось отстраниться и послать ее к черту, оттолкнуть от себя. Обычно я так и поступал. Но сейчас просто стоял и смотрел ей в глаза. И, черт возьми, не мог даже пошевелиться… Я желал, чтобы эти ладони опустились ниже и коснулись каждого дюйма моей кожи.

Элиана подняла руку и провела по моим волосам, а потом скользнула указательным пальцем по короткой бороде.

– Эльпи?

Я схватил ладонь Элианы, намереваясь отвести ее от своего лица.

Но когда наши руки соприкоснулись, у девушки перехватило дыхание. И я сдержался… Черт знает почему, я прижал ее ладонь к своей щеке. Сердце бешено колотилось в груди.

По груди Элианы разлился румянец, а потом поднялся к шее и щекам. Она облизнула полные розовые губы, и, не сводя с меня взгляда, чуть прикрыла веки, просто дыша… Черт возьми, мы оба пытались выровнять дыхание.

– Эльпи… – Элиана замолчала и подвинулась ближе. Я смотрел на пухлые губы и хотел лишь ее поцеловать, а потом прижать к стене и трахать до тех пор, пока ни один из нас не сможет стоять.

Но не стоило… Нам обоим не следовало так поступать.

Крепче сжав руку Элианы, я отвел ее от своего лица и мягко отпустил. На лице девушки отразилось разочарование, и я неохотно направился в центр галереи, создавая между нами хоть какое-то расстояние.

– Эльпи? – позвала меня сзади Элиана. Когда я обернулся, она теребила выбившуюся из-под ленты прядь волос. Девушка смотрела на меня необычными огромными глазами в обрамлении длинных, трепещущих ресниц, и казалась чертовски милой и невинной. – Может, поговорим об остальных скульптурах? – робко спросила она.

«Нет, – хотелось сказать мне. – Хватит с меня этой выставки. Она цепляет воспоминания из прошлого, с которыми я больше не хочу сталкиваться».

Вместо этого я глубоко вздохнул и кивнул.

Элиана облегченно улыбнулась и подошла ко мне ближе. Я тут же почувствовал исходившее от нее тепло. Казалось, воздух вокруг нас сгустился. Девушка опустила голову и покраснела. Я знал, что она тоже ощутила возникшее между нами странное притяжение.

Почему все в моей жизни должно быть так чертовски сложно?

– Итак, какая у нас следующая? – спросила Элиана.

– Мне все равно, – проговорил я. И, сунув руки в карманы, нащупал пачку сигарет. Мне чертовски хотелось курить.

Элиана направилась прямиком к самой большой скульптуре, а я замер как вкопанный. Через миг девушка осознала, что я не пошел за ней. Я даже отвернулся, ощутив, как в груди расползалась чертова трещина.

Сейчас я не готов был столкнуться с тем, что олицетворяла для меня эта скульптура.

– Эльпи, что…

– Я туда не пойду, – отрезал я.

– Хорошо, – осторожно проговорила Элиана. – Хочешь выбрать другую?

Я закрыл глаза и почувствовал, что расслабляюсь. А потом заставил себя осмотреться. Многие работы разрывали мне сердце. Все они имели для меня смысл… олицетворяли то, с чем едва ли хотелось иметь сейчас дело.

Но кое-что я выдержать смогу.

Подойдя к скульптуре поменьше, к песочным часам, в которых сквозь песок тянулась рука, я качнул головой, подзывая Элиану подойти ближе.

– С этой нет проблем? – спросила она. Я лишь кивнул. – У нас есть название?

Глядя на руку тонущего в песке человека, я ощутил удушье. Он оказался в безвыходной ситуации… Тяжелый песок тянул его все глубже…

– Падение, – выпалил я.

Как и прежде, я ощутил на себе внимательный взгляд Элианы. Вероятно, она пыталась что-то прочесть на моем лице, но на этот раз я не дрогнул.

– Падение, – повторила она, что-то нацарапав в блокноте. – И стимул?

* * *

После шестой скульптуры я почувствовал себя выжатым, эмоционально и физически.

– Хочешь на сегодня закончить? – спросила Элиана и зевнула.

Облегченно вздохнув, я устало провел руками по лицу.

– Да, – ответил я. Казалось, впервые с тех пор, как я вошел в галерею, мышцы расслабились… а потом начали чертовски болеть.

Когда я размял шею, то услышал, как ко мне подошла Элиана. Я взглянул на нее сверху вниз. Она покраснела.

Я ее волновал… И мне это нравилось больше, чем следовало бы.

– Итак… – тихо проговорила она, придвигаясь еще ближе. Я ощутил, как вспотели ладони. Сердце бешено колотилось в груди. – Спасибо за сегодняшний вечер. Даже не верится. Твои скульптуры и так захватывают дух. Но и слова обладают не меньшей силой.

Я подавил ухмылку. Если бы речь шла о другом кураторе, вероятно, подобные похвалы являлись бы способом подмазаться к скульптору. Но с ней все было иначе. Я по глазам видел, что ей нравится вся эта хрень. Более того, она любила мои работы… извращенные, испорченные скульптуры, порожденные моим разумом.

Я понятия не имел, как такое возможно. Вероятно, если бы она знала, кто я такой на самом деле и что натворил, то бы увидела эти работы в совершенно другом свете. Они олицетворяли отвращение и чертовски неудачную попытку получить прощение.

– Уже поздно. Или рано. Зависит от того, как на это посмотреть, – усмехнулась она, застенчиво глядя в пол.

Я нахмурился, удивляясь, к чему все эти слова. Когда она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц, при виде освещенного лунным светом лица у меня перехватило дыхание. Если бы я был художником, то, запечатлев в памяти лишь этот ошеломляющий миг, создал бы потрясающий шедевр.

– Ты голоден? – Я нахмурился еще сильнее и заметил, как она сглотнула. И принялась накручивать на палец ту самую, выбившуюся прядь волос. – Я… Не хочешь со мной позавтракать? Ну, если проголодался, – нервно произнесла она.

Я уже открыл рот, чтобы отказаться, но тут у меня заурчал желудок. По правде говоря, я просто умирал с голоду.

Элиана, услышав характерные звуки, помедлила, а потом ослепительно улыбнулась, показав ямочки на щеках. От подобной красоты я едва устоял на ногах. И уже не ухмылялся. Сейчас на моих губах расплылась невольная улыбка.