Читать книгу Холсты - Тимофеева Наталья - Страница 5
Холсты
ОглавлениеСтарые часы
Не люблю четверги, как предвестники скорой разлуки,
Как оскомину дней, надоевший пустой пересчёт.
Я обычно в четверг изнываю, дурею от скуки,
Но часы, как назло, не хотят продвигаться вперёд.
А часы не спешат, мерно маятник ходит со стуком,
В этой старой коробке зубцами стальных шестерён
Перемолота жизнь моя в пыль, перемолота в муку,
Вечный азимут стрелки латунной мне в душу вострён.
Он сокрыт завитком, как безумьем сокрыто когда-то
Время юности было, не знавшее тяжести ног…
Я в четверг узнаю в ходе времени поступь Пилата,
Не сменившего так и ни разу солдатских сапог.
И, восстав из руин, из уютной пещеры кровати,
Перетекши в гостиную тенью заложницы тьмы,
На ходу надеваю любимое красное платье
И маячу до вечера флагом в окошке тюрьмы.
Понемногу вкушаю рассвета, заката и кофе,
И, дозируя силы, остаток их трачу на сон,
Дабы к пятничной выйти, исполнившись счастья, Голгофе,
С чистым сердцем часов моих слыша прощальный трезвон.
Речитатив
В моём коллаже день сменяет ночь,
И мысль одна сверлит больное темя,
Что в этом мире некому помочь
Мне стать неуязвимой перед всеми.
Я ощущаю рядом пустоту
В густой толпе и некуда деваться
Мне, стиснутой телами, лишь бреду,
Шепча речитатив аллитераций.
Скрипит под стрелкой гнутый циферблат,
И смерть заядло выбирает снасти.
Мои стигматы пламенем горят
В людской пучине низменного счастья.
Я жгу себя на медленном огне
Костра потерь, подкладывая угли,
А ночь сменяет день в моём окне,
И жизни тусклый свет идёт на убыль.
В сумерках
Цвет сумерек сгущен тенями,
Стволами расчерчен дерев,
И снега холодное пламя
Порхает меж сосен. Осев
На вязкой от грязи дороге,
Смешавшись с опавшей листвой,
Прильнувши к озёрной осоке,
Сияет своей новизной
И кружит в свободном паденье,
Как в вальсе. Белёсая мгла
Сравняла и вечер осенний
И водного призму стекла
В единое целое, влагой
Наполнив вечерний пейзаж
И сделав прозрачной бумагой
Осенний скупой антураж.
Звучание
Из гаммы мажорной минорным звучу флажолетом,
В восходе ищу знаки смысла и подлинной веры,
В закате опять нахожу приземлённость бекара
И ключ мирозданья – в сгустившейся пагубе ночи.
Наверное, что-то сломалось в часах из картона,
К которым привешены цепи и медные гири.
Пророчество птицы измерено жалобным писком,
И ждёт ненасытная бездна опять подношений.
А бабочка бьётся в стекло закупоренной страстью,
Чья целостность веку сродни из обугленных крыльев.
Не знаю, когда я вступлю в эту реку молчанья,
Где весь эпатаж осыпается кварцевой пылью…
Оркестры вздохнут в вышине синей музыкой света,
Чистейшей симфонией мира, добра и покоя.
Змеиною кожею сморщится смертное тело,
И бабочка страстной души воспарит над землёю.
Человече
Мягче мякоти киви, краснее созревших томатов
Человечье, покрытое тонкою кожей, нутро,
Что на алчность и подлость излюбленно было богато,
Райским змеем обмануто ловко, премудро, хитро.
Яда выплюнул он в эти тонкие синие вены
Слишком много, – достало для войн и бранчбы на века.
И давно кардинальные миру нужны перемены,
Но людишки с соблазном не в силах бороться пока:
Их лапошить легко за кусочки вощёной бумаги
Под наркозом любым – от глагола и до мишуры…
И во все времена единицам хватало отваги
Из сомнительных рук не принять, а отвергнуть дары.
Протоплазма Земли, удобрение бранного поля,
Ненасытная плоть, добровольный вселенский подмор,
Ты без разума нищ и, в рабах прозябая, доколе
Будешь, волю презрев, сохранять лишь накопленный сор?
Ты, по образу созданный Бога, погрязший в гордыне
Из-за призрачной власти над миром, за звон медяков
Превращающий землю из сада – в жаровню пустыни,
На смерть будешь потомками проклят во веки веков.
Не найти тебе счастья в богатстве, не будет покоя
Без тепла человеческих чувств, без духовности уз…
Наша грешная жизнь без любви и полушки не стоит,
Как без Божьего имени воздух отравленный пуст.
Застенчиво, доверчиво, печально
Застенчиво, доверчиво, печально
Ласкает клён оконный переплёт,
И жёлтый лист – стафет его прощальный
Ещё чуть-чуть и в лужу упадёт,
И письмена размокнут жильных строчек,
И побуреет золото, увы.
Висит паук намокший, как комочек,
С крестом на тельце… А из головы
Нейдёт моей, как не хочу я в город,
Как душно мне в пространстве серых стен,
Какой по воле ощущаю голод
Я там, где сердце попадает в плен
Условностей. И снова будет стужа,
И я, как муха, – пленница тенет
Московских улиц, что пространства уже,
Где мне струит небесный чистый свет
Вот эта даль, то спрятанная дымкой,
То залитая солнечным огнём,
Впаду в анабиоз. И под сурдинку
Метели городской ненастным днём
Всплакну душой по сиротине – клёну,
По дому, занесённому по грудь
Снегами, что дают земному лону
В покое зимнем тихо отдохнуть…
Тоски моей сегодняшней причины,
Наверное, в погоде не сыскать.
Горят в окне разлапые рябины,
И мелкий дождик припустил опять.
Солнце ходит по малому кругу
Солнце ходит по малому кругу,
На закате ложится в туман.
Листопад накрывает округу,
Запах осени терпок и прян.
Сок из яблока сладостью брызжет,
Хрустко кожица рвётся во рту.
Горизонт растворяется рыжий
В вихре света. Стою на мосту,
Ветру щёки и лоб подставляя,
Под ногами – хрустальная гладь…
Я по книге великой читаю,
Что дано мне, песчинке, познать
В этом мире и хрупком и нежном:
Он без разума горек и пуст,
И в конце прозвучит неизбежном
Словно яблока спелого хруст.
Докучливо, рассеянно, тревожно
Докучливо, рассеянно, тревожно
Судачит ветер, рвёт снаружи дверь,
Цепь на колодце звякает острожно
Знаменьем ожидаемых потерь.
Ещё костром пылают георгины,
И буйствуют соцветья хризантем,
Но золотые вспыхнули седины
В зелёных кронах. Лес умолк совсем,
Лишь изредка раздастся крик унылый,
И ворон чёрной тенью взмоет вверх…
Река ручьём бежит в потоке ила,
И моха высох тонкий белый мех.
Нет ни грибов, ни клюквы, – влаги мало,
Сухая осень нынче не щедра.
А, может быть, земля родить устала,
Сочувствия не зная и добра.
На сердце грусть, а под ногами хрустом
Звучит упавших сучьев россыпь. Мне
Так холодно, невыразимо пусто,
Как будто я приблизилась к зиме.
И так опять не хочется в морозы,
Таская садаль шубы на плечах…
Ну, а пока из зарослей рогоза
Раздался чёрных крыльев шумный мах,
И пух поплыл. Я выбралась из плена
Тоскливых дум и ветреного дня…
И завершилась дома мизансцена
У русской печки под напев огня.
Сила слова
Крылышки твои из пастилы,
Розовая девочка-разлука.
Перемелют молоха валы
Всё твоё. Великой силой звука
Движется вселенная назад,
К Хаосу, как божеству, взывая,
И людишки звёздами горят —
В тысячах парсеков мрут от рая…
Голос твой из хрипа жильных струн,
Мальчик голубиного полёта.
Вскоре перегаснут сотни лун,
Солнц остынут злые огнемёты,
Потечёт меж пальцев пустота
У Творца, что был Отцом живого…
Мир возобновит не красота,
А из уст Его живое Слово!
Её величество ночь
Глядит луна украдкою во двор,
Где ртуть росы тревожно серебрится.
Мне звёзд далёких слышен разговор
И вскрик негромкий заполошной птицы.
Осенней лунной ночью воздух чист,
И влажной гроздью льнёт к щеке рябина…
Вот где-то вдалеке раздался свист,
Вот шелестит осина за овином…
А запах прели льётся, как вино,
Настоянное на волшебных травах,
И тонкий луч сияющий в окно
Вперяет свет. И медленной отравой,
Сомнамбула, я вновь напоена,
Стою свечой и догораю… зябко…
А в небе только странная луна,
Да звёзд вокруг рассыпана охапка.
Мыслью светлой, но печальной
Мыслью светлой, но печальной
Я с утра удручена, —
Птичьей песнею прощальной
Осень за окном слышна.
Снова с шелестом скрипучим
Ветер трогает листву,
И бегут куда-то тучи.
На холодную траву
Дичка-яблоня роняет
Сиротливые плоды,
И сухой листок качает
Бочка, полная воды.
Белорыбица
Утонула луна в облаках белорыбицей,
Плещет ветер, играет, как волнами, бликами.
Органза поднебесная – занавесь тонкая,
Растворяет туман очертания зыбкие.
По-над лугом струится дыхание сиверка,
И студёными росами травушка клонится…
Только звуки, как эхо, в ночи повторяются,
Только сердце тревожится, нежности полное…
Вот ещё одна осень подкралась несмелая,
Тонкой кисточкой робко листы переметила,
И хрустальными водами в мирном сиянии
Белорыбицу ленную тихо баюкает…
Сентябрь
Пегие поляны обдувает ветер,
Золотые пряди путает берёз,
И река сияет синей гладью петель,
Облака качая. Время белых рос
Наступило, птицы тренируют крылья
Перед дальней далью ветреных дорог.
Сад мой весь усыпан серебристой пылью —
Искристою влагой, и родной порог
Холоден поутру, лёд его ступеней
Обжигает ноги. Виноград багрян.
В палисаде липа кроны ржавой пеной
Шелестит сварливо. Клёна тонкий стан
Обрамлён кострищем алости листвяной,
Красная рябина – в гроздьях напоказ…
И сентябрьской прелью пахнет нежно, пряно,
И сетей паучьих рвётся тонкий газ.
Цикл «Наедине»
1
Вглядитесь в лица тех, кто имет силу,
Как их глаза мертвы и холодны.
Кто роет человечеству могилу,
Тех речи искушённые складны.
Они кромсают плоть живой планеты,
Но говорят, что в мир несут добро,
Им все четыре части платят света