Читать книгу Русские секты и их толки - Т.И. Буткевич, Тимофей Буткевич - Страница 8

К какому бы гражданскому обществу хлысты ни принадлежали – к крестьянскому, мещанскому или купеческому, – к его интересам они относятся холодно и равнодушно. На сельских и волостных сходах, на мещанских и купеческих собраниях они почти никогда не бывают и непосредственного участия в общественном управлении не принимают, хотя от несения обязанностей должностных лиц, по выбору общества, не отказываются, особенно если при этом они надеются воспользоваться своим общественным положением, чтобы принести пользу секте и единоверцам. Но, холодно относясь к общественной жизни внешним образом, они умеют, при помощи интриг и подкупов, так поставить дело, что жизнь общества, к которому они принадлежат, находится в их руках и принимает во всех отношениях желательное им направление. Распоряжения начальства они выполняют старательно; подати платят всегда исправно; недоимок за ними никогда не бывает; в глазах властей они считаются самыми надежными и аккуратными людьми. Но такое поведение хлыстов объясняется не искренностью и сознанием долга, а интересами их секты. Гражданское общество и его жизнь для хлыстов не цель, а средство. Хлысты живут исключительно жизнью своего «корабля», жизнью своей сектантской общины, – и нет такой жертвы, которой бы они не принесли интересам «корабля».

«Кораблем» хлысты называют свою сектантскую общину. В каждом корабле есть своего рода иерархия: христы, богородицы, пророки и пророчицы; в больших кораблях к ним присоединяются еще евангелисты, апостолы, ангелы, архангелы, мироносицы, мудрые девы и т. д. Евангелистами называются хлыстовские «писатели», составляющие окружные послания, тенденциозные повести и т. п.; апостолы – это хлыстовские миссионеры, диспутанты на собеседованиях; архангелы – сторожа, охраняющие радельные собрания и исполняющие другие полицейские обязанности, ангелы – молодые, красивые девицы, составляющие свиту «саваофа», его прислужницы в доме и т. д. Но во главе хлыстовской иерархии и всего корабля стоит кормчий или кормщик. Он носит достоинство «саваофа» или «христа». Должность эта выборная; иногда выбор кормщика производится по указанию духа, возвещенному пророком во время радений. Во всяком случае, выбор должен быть единогласным. Но, раз выбранный, кормщик уже сохраняет свою должность до самой своей кончины и получает власть над всем кораблем неограниченную и бесконтрольную; за свои действия он отдает отчет только одному батюшке – Саваофу. Другие иерархические лица (пророки, пророчицы и т. п.) составляют его совет; но решающего голоса не имеют и подчиняются кормщику, наравне с другими, безусловно. Воля кормщика священна для всех членов общины, каких бы она средств и жертв ни требовала. Кормщик волен не только над имуществом, но и над жизнью «корабельщиков» (то есть членов хлыстовской общины); но и ни один корабельщик не задумается броситься и в огонь и в воду, если того потребует кормщик. Вот факт из недавнего времени (1898). Лжехристос Лардухин издал циркулярное приказание убить хлыста Щетинина, который не был изменником секте, а только показался лжехристу лицом подозрительным, так как на одном собрании сделал против хлыстовского лжеучения невинное возражение. И что же? На другой день хлыст-фанатик, пророк корабля, сделал покушение на его жизнь: пустил в него две пули[38]. Кормщик есть главный блюститель веры и нравственности в хлыстовской общине, распорядитель на радениях, а иногда и совершитель хлыстовских «богослужений». Он заведует общественными капиталами «корабля» и производит безаппелляционный суд над корабельщиками. Материальное положение его прекрасно обеспечивается общиною. Ближайшею помощницею кормщика является кормщица, или «богородица». Должность кормщицы также выборная и несменяемая. В кормщицы избирают всегда девушку молодую, красивую, отличающуюся умом и сметливостью. К сожалению, выбор кормщицы утверждается кормщиком гнуснейшим образом и соединяется с потерею невинности. Избрав кормщицу, хлысты оставляют ее на ночь с кормщиком, а утром выводят ее в общую комнату в белом одеянии, где встречает ее целое общество хлыстов, поют ей песни и уже приветствуют ее, как настоящую богородицу, целуют ей руки, лицо и даже ноги[39]. Богородица часто заменяет кормщика по управлению делами корабля, но имеет особенно важное значение после его смерти; она же оказывает сильное влияние на выбор кормщика.

По внешнему своему быту хлысты резко отличаются от православного населения своим видимым довольством и материальным благостоянием. Их дома и усадьбы – лучшие во всей деревне. Но и на них сказывается сектантский отпечаток. Усадьбы их всегда бывают обнесены высоким плетнем или забором; ворота – глухие; калитки едва заметные. Дома свои хлысты строят подальше от улицы, в глубине двора; обсаживают их деревьями и кустарниками в виде садов или полисадников; любят держать злых собак. В доме хлыста всегда можно найти несколько комнат; они содержатся чисто и опрятно. В чистой комнате в переднем углу много икон, мало чем отличающихся от церковного письма; но все-таки сектантский отпечаток заметен и на них. Хлысты любят иметь у себя изображение Христа у Каиафы в белой одежде, Спасителя и Богоматери, стоящих в кругу ангелов в таких же одеждах, архистратига Михаила на белом коне, Богородицы с открытой грудью, держащей на обеих руках обнаженного младенца Христа, иконы трех девственников – Гурия, Самона, Авивы, а также Косьмы и Дамиана[40].

Хлысты одеваются чисто, опрятно, иногда даже щеголяют своими нарядами. Одежду носят довольно однообразного покроя ради распознавания своих единоверцев. Материи белого цвета предпочитают другим. Хлыстовки, как женщины, так и девушки, настолько заботятся о своей красоте, что не стесняются румяниться и белиться: дорогое мыло, помада, сильно пахнущие духи у них в большом употреблении. Но зато внутренняя и, в особенности, нравственная жизнь хлыстов весьма непривлекательна.

Семья хлыста представляет собою явление непривлекательное и возмутительное. Связь между супругами поддерживается только внешним образом, да и не везде и не всегда. Положение женщины у хлыстов весьма униженное, рабское. Вышеупомянутый лжехристос сказал правду, утверждая, что половым распутством своим хлысты «покорили женщин под свою пяту». Женщина, не согласившаяся бросить своих детей и своего супруга, чтобы в качестве «духовницы» вступить в незаконное сожительство с другим хлыстом, обращается в простую прислугу, в безответную рабу и безусловно подчиняется грубому деспотизму и прихотливым капризам своего мужа. Почетное положение занимают в доме его «духовницы». Христианская семья превращена в мусульманский гарем. Дети от законной жены называются не иначе как «щенками» (у малороссов – «цуцынятами»). Отец питает к ним отвращение, видя в них свои «грешки». Но зато и дети, даже взрослые, ставшие хлыстами, умеют отплачивать своим отцам, оправдывая свое поведение теми же хлыстовскими «религиозными» мотивами. Непочтительность детей к родителям у хлыстов возмутительна. Мы уже знаем, как одна дочь представляла свою мать под образом гадкой, безобразной и смердящей свиньи. Но вот как рассуждают и хлыстовские сыновья: «Не тот отец, кто родил, а кто к делу пристроил или кто имение нажил. А это – что за отец? Он вовсе не имел в виду лично меня, когда зачинал: он творил грех, наслаждался собственным удовольствием. За что же почитать его?»[41] Сам основатель хлыстовства проповедовал недоверие к родителям.

Говоря вообще, нужно сказать, что хлысты отличаются чрезмерною гордостью, высокомерием и тщеславием по отношению к иноверцам и в особенности к православному населению. Они гордятся не только своим богатством, трезвостью и трудолюбием, но и своим мнимым превосходством религиозным. Как пользующиеся непосредственными откровениями своих лжепророков, они будто бы выше стоят буквы Писания и православных обрядов и потому называют себя не иначе как «духовными христианами». «Вы поклоняетесь мертвым, бездушным, деревянным богам, – говорят они православным, – а мы поклоняемся живым богам»…

У хлыстов обыкновенно восхваляют их трезвость и трудолюбие, благодаря чему они и пользуются сравнительно материальным благосостоянием. Что хлысты ведут трезвую и трудолюбивую жизнь, это, как мы видели, отчасти верно. Но материальное благосостояние их нельзя объяснить только трезвостию и трудолюбием их. Хлысты представляют твердо сплоченную общину и материально поддерживают друг друга всеми дозволенными и недозволенными средствами, часто – во вред всему населению. Кроме того, они чрезвычайно скупы, жадны к наживе, корыстолюбивы и бессердечны, что совершенно понятно в людях, презирающих семейную жизнь и не имеющих детей, то есть опоры в старости. Они не знают или – точнее – не хотят знать заповеди Христа о любви к ближним; для них «братьями» являются только их единоверцы, но они разрывают всякую связь даже со своими православными родственниками – отцом, матерью, братьями и сестрами. Особенно развито среди хлыстов ростовщичество, кулачество и мироедство. Они дают взаймы деньги только под верное обеспечение и за чрезвычайно большие проценты, закабаляя иногда целое население деревни. Их любимое занятие – торговля в селениях и деревнях, подряды и маклерство. Это – деревенские конкуренты пронырливых евреев. В имениях помещиков и купцов они обыкновенно арендуют самые доходные статьи: сады, мельницы, огороды, заводы, постоялые дворы. Что касается хлыстов, занимающихся хлебопашеством, то не нужно забывать, что их дети, прижитые в законном браке, приняв, по принуждению отцов, хлыстовство, уже не женятся и не выходят замуж, а навсегда остаются работниками и работницами отца. Любовь хлыстов к сутяжничеству общеизвестна; а их злоба вошла даже в пословицу: «Православные злы до кабака, а хлысты по самый гроб, на вечные века».

В отношении к Православной церкви хлысты отличаются крайнею враждебностью. В своих песнях и псалмах они называют православных не иначе, как «злым миром», «неверным народом», «свиным стадом», «татями», «злыми людьми», «злым князем мира», «царством тьмы», а православное духовенство – «черными вранами», «зверями кровожадными», «волками злыми», «безбожными иудеями», «злыми фарисеями» и т. п. Они кощунственно издеваются не только над обрядами, но и над таинствами Православной церкви. В одном своем «божьем слове» они поют на своих радениях вот что:

Даже в своем «слове божьем», которым хлысты обыкновенно начинают свои радения, они не забывают проявить свою враждебность к Православной церкви и ее чадам, называя их «свининским стадом», «черною грязью» и «темным лесом»:

До сих пор, сохраняя, по чисто практическим побуждениям, наружное общение с Православной церковью, хлысты отличались неимоверною скрытностью, лукавством, хитростью и крайним лицемерием. По своему внешнему поведению они могут быть названы самими благочестивыми православными христианами и самыми верными чадами Православной церкви. Хлысты, особенно не опознанные и не обнаруженные судебным следствием, почти всегда первыми являются в храм Божий на церковные богослужения и вечерние собеседования. Когда в проповеди или на собеседовании приходский священник заводит речь о мерзостях хлыстовства, то хлысты первые начинают вздыхать и возмущаться этими мерзостями. В обществе хлысты в особенности любят осуждать половой разврат и распутство. Будучи по внешности благочестивыми, хлысты чаще других становятся друзьями дома своих приходских священников, – и последние нередко только на судебном следствии узнают, кто были их друзья, кого они уважали за благочестие и считали лучшими христианами в приходе. Богатые хлысты часто бывают щедрыми благотворителями храмов Божиих. Иногда они занимают должности церковных попечителей, строителей, старост, – и священники восхваляют их усердие и заботливость. Одна из пропагандисток хлыстовства в Орловской губернии, обладавшая довольно значительными средствами, для большего успеха пропаганды прибегла даже к следующему средству. На своем участке земли, находящемся в четырех верстах от приходского храма, она построила на свои средства церковь; прикрываясь благочестивым намерением открыть при ней монашескую общину, она набрала к себе детей и девушек-сирот и деятельно повела пропаганду хлыстовства[42]. Хлысты интересуются званием сотрудников Православного миссионерского общества; но бывали случаи, когда они принимали на себя обязанности и православных противоштундовых миссионеров; так, например, в Оренбургской епархии противоштундовым миссионером был известный хлыстовский лжепророк Осип Дурманов, сосланный потом на поселение. Только судебное следствие, производившееся над ним в 1892 году, обнаружило этот прискорбный факт[43].

Лицемерно относятся хлысты также к богослужению, таинствам и обрядам Православной церкви. Они чаще православных посещают богослужения; но в душе относятся к нему с презрением и кощунственно. Когда заблаговестят в церковные колокола, хлысты с насмешкою говорят, что медь не знает, за что ее бьют. В храме, во время богослужения, говорят хлысты, делают то же, что и в театре: туда ходят только на свидание или мотают головой. Хлысты, по-видимому, почитают св. иконы, имеют их в своих домах и даже во время своих радений возжигают перед ними свечи и лампадки. Но не нужно забывать, что хлысты почитают иконы по-своему и держат в своих домах лишь те иконы, почитание которых они умеют примирить с своими верованиями; так, например, под изображениями Божией Матери они разумеют не Пресвятую Деву Марию, а своих лжебогородиц: Казанскую икону Божией Матери они считают за изображение своей Аграфены Китаевны; смоленскую зовут Дарьей Ефремовной, Тихвинскую – Устиньюшкой, Грузинскую – Евфросинией Степановной. В таком же смысле почитают они иконы Божией Матери – Владимирскую, «Троеручицу» и «Взыскание погибших». Нерукотворный образ Спасителя, находящийся в военной часовне у ворот Казанского кремля, они считают за своего лжехриста Китая Лукьяновича. О других хлыстовских иконах нами было сказано раньше.

Хлысты принимают таинство крещения Православной церкви, но – только ради метрической записи родившихся детей; на самом же деле они признают лишь свое «крещение Духом Святым». «Миропомазание и елеосвящение они называют «печатью антихриста»: иногда они причащаются в церкви, но, вый дя из церкви, выплевывают Св. Дары на землю и топчут их ногами, брак и священство отрицают совершенно; исповедуются у священника, говоря только одно: «Грешен, батюшка»[44]; лжепророки, впрочем, позволили им и нагло лгать на исповеди, ссылаясь на слова Христа: «Лжуще Мене ради»[45].

Интересен отзыв немецкого протестантского ученого, профессора Геринга о русских хлыстах. «Хлысты, – говорит он[46], – ничуть не представляют собою той безвредной секты, какою иногда ее признавали; напротив, это – самый гибельный Яд, который вконец разрушает жизнь и силы народа. Но как ловко они умеют скрывать свои мерзости, доказывает следственная комиссия, назначенная Александром I в 1818 году, которая засвидетельствовала, что «Православная церковь должна признать хлыстов своими вернейшими и благочестивейшими чадами, в веровании которых нет ничего заслуживающего порицания». Иначе – замечает немецкий ученый – и быть не могло. Ведь к этой секте принадлежали и бывший с 1808 года обер-прокурором Святейшего синода Алексей Голицын, и министр внутренних дел граф Кочубей».

В заключение сказанного мы кратко укажем здесь те внешние признаки, по которым можно опознавать хлыстов и которые были установлены на Третьем Всероссийском миссионерском съезде. Вот эти признаки: 1) народная молва, обстоятельно проверенная; 2) самочинные собрания по ночам; 3) легкость половых отношений, сопровождающаяся нередко разрушением семейных уз и нескрываемыми прелюбодейными связями; 4) воздержание от мясной пищи, и особенно свинины; 5) неупотребление спиртных напитков; 6) внешний облик хлыста – истомленное, изжелта-бледное лицо, с тусклым, почти неподвижным взглядом, гладко причесанная и обильно умащенная маслом голова у мужчин, белый платок на голове – у женщин; вкрадчивая, проникнутая притворным смирением речь, постоянные вздохи, порывистые движения, нервные подергивания тела, своеобразная, как у солдат, походка; 7) присутствие в домах хлыстов картин мистического содержания (например, «Укрощение бури на озере Иисусом Христом», картина Страшного суда, рая с птицами и т. п.); 8) отсутствие на крестинах и на свадьбах, брезгливое чувство к акту рождения детей и к самим новорожденным; 9) хлысты почти повсеместно называют друг друга уменьшительными именами; 10) особенная любовь к сластям[47].