Читать книгу Реестр Эпизодического Счастья - Тимофей Чернавин - Страница 5

Улица начала понемногу менять моё мировоззрение. Домой особо не тянуло, а в тёплых подъездах с пацанами и девчонками… туса, одним словом. Я стал каждый день ходить на разные точки. Появились новые приятели. Я где-то откопал военный ватник «по моде», солдатский ремень, в пряжку которого залил свинца («на всякий…»), и мы уже гуляли в подобном виде и «амуниции», выискивая приключений на одно место. Надо отдать нам должное – мы их периодически-таки находили: забирались на какие-то закрытые предприятия, стройки, склады… За нами гонялись разного рода сторожа, рабочие и охранники, иногда ловили и доставляли в отделения, где с нами проводили беседы уже непосредственно сотрудники. Лазали по крышам. Одним из «спортивных развлечений» было свеситься вниз, держась руками за решётку ограждения, и висеть – «кто дольше».

Тем не менее, в отсутствие отчима (его всё-таки приняли на самую маленькую ставку в Ленконцерт, и иногда он отчапывал в костюмчике с бабочкой на работу) – я обучался по тому венгерскому учебнику технике игры на ударных инструментах. Мама сшила мне несколько маленьких подушек и привязала их ленточками к стулу. Получилось что-то наподобие эмуляции ударной установки. Соседи снизу недоумевали от моих ударов носками ступней в пол: это были, типа, педали от бочки и хай-хэта.

Однажды на перемене мы с одноклассниками, гогоча, зашли в класс музыки, где я чего-то изобразил на фортепиано из популярного в то время. Учительница музыки была с чувством юмора и искренне удивилась тому, что такой оболтус умеет немного тренькать на инструменте:

– А ты приходи к нам в ансамбль в 24-ю школу. Посмотришь, как наши ребята играют.

«Ага, сейчас, чё я там забыл?!» Потом долго колебался: «идти – не идти?»

Решил всё-таки сходить. Так, по приколу.

В назначенное время я зашёл в соседнюю с нашей, только более массивную школу на углу Среднего проспекта и 4-й линии, поднялся на последний этаж и заскрипел деревянным паркетом по длинному коридору в кабинет музыки. Уже издали доносились звуки ансамбля – этот отдалённый звук, который я хорошо изучил и полюбил, заглядывая к отцу на репетиции в Орле. Я осторожно приоткрыл дверь (барабаны сразу же начали резонировать об стену коридора), зашёл в класс, снял ушанку, связанную ушами вверх, и присел за парту, прямо в своём ватнике с солдатским ремнём.

В «рояльном отделении» кабинета, куда помещалась даже ударная установка и стойка с синтезаторами, весело играли несколько моих сверстников. Половина из них – теперь успешные музыканты. Но тогда они мне показались такими же, как я, – шалопаями, которые просто технически научились тренькать (уж к тренькалову-то у меня сложилось определённое отношение), разве барабанщик с басистом достаточно ровно и профессионально работали. Я даже позавидовал их технике. На меня поглядывали с неким ироническим любопытством, а то и вовсе делали вид, что никакого «меня», собственно, в помещении-то и нет. Удивил тот факт, что ансамбль, в принципе, неплохо упакован по тем временам: фирменная ударная установка Amati, «Вермоника», «Юность-21», пульт «Электроника» и прочие инструменты и оборудование.

Учитель со своей супругой (она и была учителем музыки в нашей школе) посмотрели в мою сторону с полной серьёзностью и поздоровались. Оно и понятно: им смеяться над «такими» нельзя – профессия диктует, да и в силу опыта – внутренних опций у них по сдерживанию хохота над подобными – хоть отбавляй.

Звуки импровиза затихли. Учитель познакомился со мной и сразу же приступил к делу: «Говорят, ты на пианино умеешь? Ну вот, сейчас он нам что-нибудь на рояле и сыграет…»

«Cыграет… А что сыграть-то, собственно?!» Я снял ватник с ремнём, сел за инструмент и начал невнятно наигрывать проигрыш из «Белых роз», чем вызвал лишь всеобщие ухмылки. Оглядевшись по сторонам, понял, что, кроме смеха, моя игра более ничего у окружающих не вызывает. Даже самому стало немного смешно. Какое-никакое, но внутреннее осознание собственной ничтожности – присутствовало.