Читать книгу Мастер рун - Тимофей Валерьевич Васильев - Страница 2
Глава 1
ОглавлениеВ далёкой пустоши, что простирается от одного континента до другого, находилось поселение людей, одно из немногих, что ещё полностью не было оккупировано внеземными вторженцами. И хоть торговля рунами была запрещена Советом Солнечной Системы, люди до сих пор создавали, добывали и продавали их на чёрном рынке. А те селения что ещё не были захвачены или просто не интересовали Солнечный Совет, хоть и не напрямую, но имели свои точки сбыта и торговли рунами. Так и начинается история одного бедного торговца рун, которому только предстоит встать на путь мастера, заставив окинуть на себя взор всей солнечной системы.
В жаркий день посреди мёртвых и высохшей земли, отдавали бликами солнца металлические крыши на далёкие расстояния, маня к себе всё больше путников. И хоть дома селения были несколько выше обычных, оно всё же считалось малонаселённым, а законы были более жестокие, нежели в других городах, дабы не направить взор ССС на свою голову. Путники здесь надолго не задерживались, ибо закон был суров к непрощенным гостям и по истечению срока, их выгоняли. Жёны были некрасивы, а дети выглядели исхудавшими, благодаря старым и незыблемым законам, что выходили под руководством местного самоуправления. Город, если его можно так назвать благодаря давно забытым домам и разрушенным постройкам, делился на несколько секторов. Большая часть города находилась вне закона, так-как остальные сектора были забиты жилыми домами и торговыми точками, то брошенный сектор стал давно под запретом местным органом управления, давно прозвавшим себя Советом.
Как раз этот брошенный сектор являлся главной проблемой для местного органа власти, ибо заселить его становилось задачей невыполнимой как по законам, так и ограниченной планки населения, так и из-за большего числа преступных элементов, что занимались торговлей запрещённых предметов для распространения и создания, таких как рун, так и простого бандитизма, что как кажется, навсегда останется в умах человечества независимо от его возраста. Именно поэтому были возведены ограждения из мусора и проволоки, чтобы ограничить разгул бандитизма до жилого и торгового сектора, так и воспрепятствовать свободному перемещению людей. Те же путники, что желали попасть в город, должны были пройти по мёртвым улочкам некогда раньше развивающегося и красивого города, по разбитым тротуарам средь проевших коррозией машин, кидая свой взгляд из-за плеча, нервно проверяя оружие в кобуре. Если же путешественнику так и не удалось за годы своего скитания разжиться огнестрельным оружием, то всё на что он мог рассчитывать, так на кривую дорогу без лишних тупиков и открытых улиц. Но должен возразить. Даже на тяжелобронированным конвоям, хоть и редко, но совершаются набеги местных банд. И неизвестно откуда они берут новых членов банд, но факт остаётся фактом, что молодые девушки и парни, могут пропадать из жилых секторов. Поэтому, если путник идёт откуда-то с юга, то волей-неволей, но если жизнь дорога, то он подальше будет находиться от этого проклятого сектора, прибавляя ещё один день в копилку бесчисленных скитаний, но обойдёт за десятки километров. Понимая, что лучше устать и опоздать навстречу, чем прийти с голыми штанами, если вообще получится дойти…
В одном из брошенных домов, брошенной части города, что бросили на произвол судьбы некогда жившие люди, а ныне, являющиеся лишь тенью той прошлой цивилизации, о которой могут помнить лишь старики почившие давно этот бренный мир, и поселился ничем непримечательный рунщик со своей спутницей…
На втором этаже канувшего в лету жилого дома загорелся свет. Он был виден сквозь разбитые окна и щели блоков, из которых и был он построен. Дом, что свидетельствовал о том как жили люди прошлого, продвигался хоть и долго, но верно стремился стать частью обломков старой эры, во имя новой. Заскрипели доски, раздался зевок в позднею ночь. Это означало, что торговец принялся за работу, пока его телохранитель спал в соседней квартире. Даже по истечению десяти минут, его руки так и не взяли инструменты, а устройство собственной сборки так и не было окроплено. Владимир, так звали владельца этой руны, как и других, что он собирал и продавал сколько себя помнит, с неохотой смотрел на свою новую поделку. Чувствовал он неудовлетворение от своей работы и жизни, или же чувствовал отвращение к новому порядку, он так и не знал, но понимал, что сколько бы он не тянул время, но работу нужно выполнять. Ленивым не дают ни гроша, а трудящимся… Впрочем, Владимир и не хотел признавать честный труд, ибо когда-то накопленное непосильным трудом, можно и потерять при первом же налёте. Наверное это и сказывалось на его относительно бедную, но транжиреную жизнь, а что взять с того, кто не имеет ничего за душой, а только части рун, которому не каждому под силу их окропить, и придать им тот вид и свойства, которые хотел бы их хозяин.
Задумавшись об утренней встречи, Владимир достал из под стола огромную бутыль наполненной водой, на дне которой плавала грязь. Наполнил кружку жидкостью, и подошёл к подоконнику своей комнаты, на которой располагалась газовая горелка. Он не боялся, что свет привлечёт нежеланные глаза, ибо брать с него нечего, где он на данный момент преступникам известно, а значит, ему нечего бояться. Отпив немного воды из кружки и поставив её на горелку, он принялся наблюдать за двором улицы.
– Тихо, впрочем, как всегда. – проговорил Владимир с усталым лицом.
Каждый раз ночью, он стоял у подоконника, ставил кружку на газовую горелку и размышлял о чём угодно, разглядывая пейзаж за окном. Но как бы не были его мысли высоки, всегда итог был один: ненависть к новому миру, новому порядку и к людям, что его окружают. Так и сейчас. Пока Владимир находился в размышлениях, остатки воды в кружке потихоньку превращались в испарения, наполняя комнату лёгким паром.
– Люди никогда не меняются, меняются лишь их условия существования. – Проговорил он, будучи погружённым в мысли.
– Снова разговариваешь сам с собой? – раздался женский голос в другом конце комнаты.
Владимир, не отводя глаз от мёртвых пейзажей города за окном ответил:
– Что-то рано ты проснулась.
– Что-то поздно ты принялся за работу…
Он не знал как ответить ей, ибо понимал, что от этого заказа зависит их дальнейшее существование в городе, в среде криминала и разбоя. Добровольно спонсируя рейдеров и грабителей, он перечеркнул для себя жизнь среди простых выживших, но и не жалел об этом.
– Я ещё не начинал работу. Не могу больше себя уродовать и оставлять шрамы на ещё не заживших прошлых ран.
– А я? – грустно произнесла она.
Владимир обернулся в сторону черноволосый и произнёс, будто пытаясь оправдаться перед ней.
– Не переживай. Как бы не было мне тяжело, но я не брошу тебя. Просто количество заказов увеличелось… Не могу им отказывать, но и времени на отдых остаётся всё меньше и меньше. Думаю, что нужно собрать хотя бы немного денег и двигаться уже куда-то дальше. Боюсь, что я могу не пережить.
– В смысле?
– Давай поговорим об этом потом, хорошо? Мне сейчас нужно немного отдохнуть, и я примусь за работу.
– Хорошо. – Ответила она и ушла с грустным лицом обратно.
После короткого разговора, вода в кружке вскипела. Израненными руками, Владимир потянулся к коробочке с чаем. Зачерпнув грязными пальцами, он закинул траву в кружку и вернулся за свой рабочий стол. Перед ним лежала непростая задача: нужно закончить работу к утру, но с каждым днём его мастерство как рунщика не росло, а только стагнировало. С каждым новым заказом росла потребность во сне и покое, а новое им созданное оружие он не мог признать своим. Перед рунщиком весела непростая задача с которой ему необходимо справиться.
Подвинув руну к себе, он потянулся за кинжалом, и закрыв глаза: сделал надрез на своей ладони, сжав кулак порезанной руки из неё потекла густая, непрозрачная кровь наполняя механизм обогащённым топливом. Стизнув зубы он чувствовал что его сила передаётся в новое устройство для ведения войны между людьми, но и этого было недостаточно для него. Если он создаёт то что должно убивать, то это может позволить только он. Только его изделие должно убивать, но если оно не будет этого делать, то какой от него может толк? Зачем существовать тому человеку, что неспособен даже сделать что-то, что может убить его сородичей? Будет ли в нём необходимость в глазах других? Все эти мысли переполняли его голову и не выдерживая их напора Владимир снова взялся за кинжал и сделал глубокий надрез по ещё не зажившей ране. Кровь текла ручьём, заливая не только устройство, но и рабочие пространство.
С закрытыми глазами он чувствовал как по его руке стекает жидкость, напоминая скорее кисель, чем что-то жидкое. Пальцы уже не могли сжиматься, а это означает, что пора это прекращать. Перевезав свою рану испорченными бинтами, что видели ещё те времена, когда парочка бродяг заселяло это здание, и пользовались огромным спросом и по сей день без единой чистки всё также верно и жадно служили своему хозяину, не могли расстаться и до сегодняшнего дня. Трясущейся рукой Владимир стал активировать руну, через недолгое время оно загудело подавая признаки жизни, но что-то пошло на этот раз не так. Вместо того, чтобы начать испарять жидкость внутри и приводить в движение катушки, оно начала разбрызгивать кровь, буд-то закашливаясь. Катушки начали раскручиваться, а по трубкам стала расплёскиваться густая жижа. Со стороны это напоминало карусель, разбрызгивая кровь по всему помещению. Потолок, стены и рубашка Владимира оказались под огнём буйной машины, которая неумолкая издавала громкие шумы и расстреливала всё что могло её попасться под прицел. Вскоре, из неё пошёл вонючий дым и случился хлопок.
Настала гробовая тишина в комнате. По ладони стекала кровь закатываясь за рукава и капли падали с руки на пол, по щекам протекали слёзы, а уста безмолвно двигались, прошёптывая монолог с самим собой:– За что? -всхлипывая прошептал плачущий мужчина.-Будто бы ты не знаешь почему так с тобой обходится этот мир. Сын рабов, рождённый в лагере и по сей день живущий рабским укладом. Неужели ты считаешь, что если решил так дальше жить, то у тебя всё получится? Почему ты не пошёл работать среди остальных? Пахал бы себе, да коров доил. Мог бы быть мясником, может, у такого урода как ты была бы семья. А стал бы ты тем уродом, если бы решил бы жить по человечье? Но нет, мы же гордые, если твои родители стали насильно жить в лагерях, то ты конечно же имеешь право быть свободным человеком который хоть сколько-то понимает в жизни… Урод, который портит свою жизнь! – в комнате раздался крик и звук падающий мебели, последовал треск ломающегося стула об стену и вопли по всему дому.
Пробудилась девушка, что и так несладко спит в последние время. В глазах пробежал страх сменившийся на отчаяние, а в мыслях проскальзывали неприятные образы и слова. Заложницей ситуации, так она себя охарактеризовывала последние годы проведённые с человеком, что когда-то дал ей кров, еду и подарил ей стремление к жизни. Пообещав отблагодарить своего спасителя, стала прилагать все силы для защиты от внешних врагов, но она бессильна против внутренних демонов, и всё что она может сделать, так это тихо сидеть на разорванном диване где большую часть времени она проводит, и слышать через ободранные стены крики и истязанее чужой для неё души, которую она не может понять. Всё что она может, так это запереться в собственной голове прижавшись лицом к коленям и молить, чтобы и на этот раз обошлось. Ведя тем самым паразитический образ жизни от которого она всем сердцем пытается отречься.
Сложившись эмбрионом на диване и направив взгляд в сторону выбитого окна, в голове её проскальзывали мимолётные воспоминания о той жизни, с которой она когда-то смирилась как и другие. Принявшая свою судьбу будучи маленькой девочкой, она без колебаний отдавала свою душу и тело порочным душегубам. В те годы, яркие детские глаза сменились на пустые и безжизненные глубины страха и отчаяния. Стремление к свободе утухала и оставалась лишь жажда выжить. Выжить перед любыми невзгодами её тяжёлой судьбы писанная человеческими пороками. Глаза залились слезами, а в животе стала чувствоваться боль и пустота переходящая к потребности к еде. Подожди, дурочка, ещё не время, подумала она. Хоть и у неё были не только потребности привычные к обычным людям, но тот голод что она начала вновь испытывать в этот день не был сравним с простым недоеданием. Организм требовал подпитки и пытал её слабым духом и недомоганием, но она пыталась отречься от этого забивая свою голову грустными воспоминаниями пытаясь закалить дух перед самой собой. Только через тяжёлую закалку я могу называть себя свободной, думала она и намеренно испытывала голод чувствуя некое разочарование перед её спутником, что никак не интересовался её состоянием и не пытался как-то помочь. В голове её зародилась нить сомнения…
За окном всё также было темно, сосед переставал буйствовать, а в комнате были слышны скрипы мебели об деревянные полы. Прежняя обстановка возвращалась в норму как ей и положено быть и комната где был беспорядок возвращалась в прежние состояние. Всё те же потёртые временем стены, шкафы что заняли большую часть стены, койка находившаяся в самой дальней части комнаты и облепленные кровью стены что могли рассказать о тяжелой судьбе человека. Немного погодя и спокоившись, Владимир принялся вновь за работу. Собрал все детали которые мог соскрести, разобрал поломанную им же руну и спрятал куда-то на шкаф. Работы стало много- подумал он и принялся навёрстывать упущенное. Так и продолжалось до самого утра, пока девушка не решилась вернуться обратно.
Заглянув за порог, она обнаружела готовый пистолет похожий на револьер по габаритым говорящий, что человеку будет с ним тяжело совладать. Немного осмотревшись из далека, она осмотрела комнату и обнаружила тяжело дышащего Владимира лежавшего на кровати. Любопытство ей овладевало и в первую очередь она подошла к этому пистолету и взяла его в руки. Тяжёлый – подметила она для себя, – с этим я точно не предпочла бы ходить. Покрутив данную поделку в руке она всё не унималась и будто ищейка разбрасывала своей взгляд на необычную конструкцию револьера. Больше всего её интересовала рукоятка револьера, из которой торчали маленькие, но острые шипы. Убедившись что барабан пустой, она нажала на спуской крючок который шёл туго. Выше рукояти скрывалась маленькая и непримечательная кнопка. Расположив оружие на ладонь левой руки, она потянулась пальцем к этой кнопке, нервно посмотрев, девушка решилась нажать на неё. Плавным движением руки она нажала указательным пальцем, но ничего не произошло, но девушка понимала что не всё так просто и не решалась оставить эту затею в стороне. Через несколько секунд из рукояти раздался механический звук и прошла маленькая вибрация, после чего со страшной силой вырвались шипы. Такой механизм точно способен пробить человеческую плоть и вонзиться в ладонь, не насквозь конечно, но больно точно будет. Вот до чего мы докатились, – подумала девушка и положила устройство на место. Шипы вошли обратно, а чувство обречённости за мир никуда не пропали.
Она не могла поверить, что эта работа была выполнена всего лишь за одну ночь стараниями одного человека. В этом человеке заложен огромный потенциал, но жажда нормальной жизни и беды которые их постигли обоих, не дают раскрыться ему как мастер своего ремесла.
– Обычно, – раздался голос из-за спины – руну делают несколько дней, а пистолет сам за пару дней, но времени было мало. Повезло ещё, что у меня завалялся последний корпус.
Она обернулась назад и увидела сидящего Владимира на кровати. Его руки были перебентованы и местами виднелась на бинтах ещё свежая кровь. Кожа была бледная, а дыхание было учащенноё, глаза смотрели на неё неестественно голубым цветом. Силы были на исходе и они оба это понимали. Их общение друг с другом было тусклым и непримечательным и Владимир решил об этом напомнить:
– Даш, – обратился он к ней – в полдень заказчик должен прийти. Ты не могла бы меня разбудить к тому моменту, но только не при нём, хорошо?
– Без проблем. – сухо прозвучал ответ.
– Вот и ладушки. Ты наверное голодна. У нас ещё много сухпайков, но ты же понимаешь о чём я?
– Ты не в том состоянии, чтобы ещё проявлять заботу ко мне.
– Мы оба не в том состоянии, но должны делать то что должны. Я прилягу. Извини, но тебе придётся делать это самой. У меня тут на правой руке всё ещё кровь не остановилась, мог бы подать и левую, но извини, когда рубил, то не задумывался что будет дальше – будто с маленьким пренебрежением произнёс в слух.
Сразу же его голова поникла вниз, а глаза были закрыты. Он понимал, что сказал неприятные слова и чувствовал за них горечь, но далее не хотел продолжать диалог, ибо его усталость была выше желания поговорить, а голова не могла ясно думать. Расположив своё тело на кровати и накинув одеяло, он положил свою правую руку на живот обнажив рану перед ней. Глаза закатывались от усталости и его разум пал в бессознательное состояние.
Дарья могла только стоять и наблюдать находясь в тяжких раздумьях. С одной стороны для неё жизненно важно принять от него руку помощи, но с другой стороны она только ему и себе докажет, что ведёт паразитический образ жизни и подобный мысленных ход для неё является только отвращением. Всё о чём она думала и стремилась прогибалось перед её нынешним состоянием…
Робкими движениями ног она направлялась к его постеле. Взгляд был направлен исключительно на глубокий надрез на его руке с которой медленно стекала кровь. Наклонившись перед ним, она взяла его руку и стала рассматривать место разреза. Глубокое и неровное, если не остановить кровь и не зашить ему руку, то боюсь даже думать что будет после – терзают её голову переживания за него. И правда, если ему в скором времени не оказать медицинскую помощь, то он может умереть и его жизнь в её руках. Она может оставить его таким получив всё что хотела. Продать все накопленные ими вещи на чёрном рынке и первое время жить не зная бед, а дальше научиться вертеться в этом мире, но она была не такая. Не могла она бросить этого человека, хоть и хотела отучиться делать то что ей не хочется. В любом случае, она спасёт её жизнь, но что ей сейчас делать? Исполнить его волю и подчиниться своим потребностям, или стать выше этого и страдать от своего выбора?
Приятный запах, думал он. Его разум прыгал из стороны в сторону, но он сопротивлялся этому, ибо просто хотел знать что с ней всё будет хорошо. Что она сделает всё так, как он хочет. Не понимая что он делает, он ухватился левой рукой за талию отвернувшийся девушки и притянул её к себе. Обхватив ладонью её затылок, силой направил её лицо к ране. Глаза девушки наполнились скорбью и ненавистью к самой себе. Да, она не способна и не имеет право делать выбор перед такими вещами. Её светлые губы прижались к его руке, а на лице Владимира проступила улыбка. Он не знал, делает ли он правильно, насильно принуждая её к этому, но понимал, что так нужно. Губы Дарьи окрасились в алый цвет, а кровь из руки стала сильнее течь.
Через недолгое время в её руках уже виднелся швейный набор из нескольких мотков плотных ниток и иголок. Продев нить через игольное ушко и перевязав её с другой стороны, она принялась зашивать рану. На месте кровоточащего разреза руки виднелись следы от впивающихся зубов в рану.
– Прости. – тихо прошептав девушка принялась за работу.
Во время всего процесса Владимир не открывал глаза, а на его лице иногда виделись признаки боли, но здесь ничего нельзя было сделать. Окончив работу и вновь перебинтовав руку, Дарья чувстовала перед ним возрастающий долг за всё, что он сделал для неё и чувствовала, что за её душой это будет ещё не конец.
За окном полным ходом сияло солнце, а на механических часах что лежали на столе уже шло время к обеду, но покупателя так и не было, и неизвестно что могло было пойти не так. В голове у неё возникало множество теорий относительно этого, и все ввели к тому, что это будет не только хуже для покупателя что не получит свой товар, но и для них, ибо их материальное положение оставляет желать лучшего. Дело шло к вечеру, а тень отбрасываемая стройной фигурой девушки окутывало непросыпающегося Владимира. Похоже, что сегодня никто не станет их навещать и это даже к лучшему. Сможет ли встать он и ясно мыслить оставалось под вопросом. Воспользовавшись положением Владмира, она направилась к его постели. Окинув взглядом постель и его, медленными движениями она перебралась к нему и расположилась между стенкой и его вновь перебинтованной руки. Она хотела спать и понимала, что сегодняшняя ночь будет более холодной чем обычно.