Читать книгу Джастисмен - То Сону - Страница 6

Третьим убили журналиста рубрики «Жизнь общества» одного известного электронного СМИ: его статья про Опарыша когда-то прогремела на всю Корею.

Броский заголовок «ШОК! Город утопает в нечистотах!» мгновенно привлек внимание читателей, и историю, которая до того бродила по форумам и личным страничкам, стали обсуждать повсеместно.

Даже те, кто саму статью не читали, что-то про нее да слышали. «Не из-за таких ли «опарышей» вечно запакощены наши улицы?» – с горечью вопрошал журналист. Не жалея красок, он расписывал, как безответственные пьянчуги вроде этого при попустительстве равнодушного общества уродуют город. «Может ли полиция бороться с такой напастью, если преступники отделываются символическим наказанием и несут одну лишь административную ответственность? А если посмотреть на дело непредвзято, то ведь тут уголовно наказуемое хулиганство!» – заключал автор статьи.

На фотографии, сопровождающей статью, был Опарыш, развалившийся посреди нечистот. Раньше официальные СМИ этой фотографии не публиковали. Под ней, правда, было написано, что она в чистом виде иллюстративная и к описываемому происшествию не имеет никакого отношения, но легко было догадаться, что на ней запечатлен именно герой статьи. После этого сделавшийся притчей во языцех Опарыш и получил от брата жесткий совет поскорее убраться в деревню.

Если честно, журналиста Опарыш не интересовал совершенно; на успех статьи он не рассчитывал, а потому внезапная удача и возможность получить премию от редакции его очень порадовали. Оглядываясь назад, он вполне мог сказать, что в тот день вытащил счастливый билет, о котором не смел даже мечтать.

Самые тяжелые для журналиста дни – это когда в обществе тишь да гладь. Редактор ждет острых тем и новостей, да и самому журналисту не терпится увидеть свои статьи в топе новостной ленты, но Интернет переполнен примитивными постами обычных людей. Посты эти ни о чем, но их больше, чем бомб, сброшенных на Дрезден, и профессиональные материалы оказываются погребенными под этой мусорной лавиной. В общем, нашумевшую статью про Опарыша журналист писал отнюдь не из чувства гражданского долга: просто его достали бесконечные попреки и нотации редактора.

Долг журналиста – нести людям правду, но кому она интересна, эта правда? Чтобы добиться популярности, ему приходится потчевать читателя байками, которым так же далеко до правды, как древней легенде о лунных зайцах до научно доказанной истины. Журналистика свелась к работе рекламщика, который старается придумать как можно более яркое объявление. Редактор требовал, чтобы заголовки обещали сенсацию, бросались в глаза и возбуждали эмоции. Тема и качество были на десятом месте и никого не волновали. Главное – это клики пользователей: заголовок должен быть таким, чтобы всякий захотел кликнуть по нему и открыть твою статью.

Когда-то журналист мечтал работать в лучших корейских СМИ и свято верил, что журналистика призвана спасти мир. Но время шло, постепенно он осознал, что в джунглях современного общества благородством и честностью признания не добьешься, и мало-помалу приспособился. Другого выхода у него не было.

Что остается от твоих убеждений, когда ты понимаешь, что тебе нечего есть? И он работал, чтобы жить, чтобы заработать себе на плошку риса. В обед покупал на улице дешевые пирожки в форме карпов, ел их на ходу и думал: «Зачем надрываться, если ты не владелец популярной газеты?» За статейки ему платили сущие гроши, и, в конце концов, он стал подрабатывать в своей же редакции накруткой кликов.

Прошло несколько лет. Он сидел однажды вечером в одиночестве в какой-то забегаловке на рынке Кванчжан, жевал фасолевые лепешки, запивал их рисовой брагой и равнодушно глядел на аппетитные блюда, освещенные тусклыми лампами, а то разглядывал прохожих, которые невольно оборачивались на соблазнительный запах и, просветлев лицом, шли дальше.

А думал он о том, какой легкой оказалась метаморфоза. До определенного момента он полагал, что просто подчиняется силе обстоятельств. Но потом понял, что дело не только и не столько в обстоятельствах.

Он получал гроши, но даже ради такого заработка ему действительно пришлось измениться. Точнее даже так: пришлось сбросить маску благородства и стать самим собой. Пока он получал образование, ему внушили, что такое «хорошо» и что – «плохо», и какое-то время он искренне считал себя человеком, который живет «правильно». Но это была всего лишь маска, иллюзия.

Он выбрал профессию журналиста, желая быть на правильной стороне. Тогда он думал, что опасной болезнью поражено общество, а теперь осознал, что болен он сам. В него словно ударила молния, и ему стало ясно, что мир не принуждал его принять эту никчемную суетливую жизнь, нет, он просто-напросто сорвал с него маску.

Он не изменился, нет, он просто вернулся из прекрасного далека в свое природное состояние, лишенное благородства и красоты. Сколько понадобилось времени, чтобы это признать? «Моя жизнь ничем не пригляднее пола в этой заплеванной харчевне», – усмехнулся он, допивая бражку. Он встряхнул бутыль, убедился, что бражка – всё, закончилась, и, тяжело, с присвистом вздохнув, поднялся с места.

Когда-то он мечтал уподобиться парящему в синеве орлу. А сам уже много лет шнырял, точно крыса, по замызганному полу и рылся в гнилых отбросах. Но, наконец, он ощутил, что ему под силу сражаться с хищниками, он даже может спасти кого-то, вырвав жертву из их когтей.

Когда-то, много лет тому назад, Опарыш стал его счастливой звездой. Сперва ему было противно браться за такую тему – словно в выгребную яму лезть. Но вскоре предметом досады и раздражения стали сама история и ее герой, так что в конечном итоге получился обвинительный памфлет, своего рода объявление войны заполонившей город мерзости. Та страстная статья произвела настоящий фурор.

Дело не ограничилось хорошей премией от редакции. Изменилась вся его жизнь: его позвали работать в другое издание – хоть и не очень большое, но пользующееся успехом у читателей.

Журналист, который до сих пор жил в бедности, которому приходилось приспосабливаться и ловчить, чтобы не умереть с голоду, решил, что теперь, добившись успеха, он заживет припеваючи, счастливо и благополучно.

Но вышло иначе. Выбравшись из жестокой нужды, он вначале ощутил блаженство, словно человек, который продрог и, придя домой, наконец укутался в теплое одеяло. Очень скоро ему стало казаться, будто он вырядился в чужую одежду, неудобную, сковывающую движения.

Раньше любые неудобства и беды представлялись ему лишь препятствиями на пути, а теперь возникло такое чувство, словно он оказался на чужом, неверном пути. Ему стало неуютно и беспокойно.

Он был убежден, что несчастья обрушиваются на человека извне, и потому даже не задумывался о бедах, которые приходят изнутри. Он полагал, что лишь тот может справиться с горькой долей, кто изначально родился, как говорят, с золотой ложкой во рту, у остальных такого везения нет, а родиться в семье бедняков – это вообще клеймо на всю жизнь.

И вот, внезапно получив, благодаря Опарышу, все, о чем он так мечтал, журналист вдруг осознал, что он вовсе не так счастлив, как может показаться. Это не было капризом человека сытого, который наелся всего и теперь с жиру бесится. Наверное, правильнее было бы назвать это болезнью роста: так бывает, когда душа взрослеет и крепнет.

Статья об Опарыше изменила все. Журналист, наконец, ухватился за возможность познать себя, заглянуть в самые глубины своей души, которые не хотел замечать в те дни, когда ему казалось, будто миром правят только власть и деньги.

Он встретил людей из высшего общества и, заглянув в их низкие души, вдруг осознал, что вовсе не хочет с ними сближаться. Да, раньше ему вечно приходилось скулить: мол, мне очень жаль, но у меня не было другого выхода. И все же в глубине души он не был испорченным человеком. Да, он всегда был недоволен своей жизнью, но, если разобраться, и недоволен-то был потому, что душа его истомилась по чистоте.

Почти все люди, живущие в том мире, куда он страстно мечтал попасть, показались ему больными. Их мысли представились непостижимыми для его разума, как мысли летучих мышей или змей. Казалось, у них только людская оболочка, а речь и поступки, словно у жутких инопланетных тварей. Он не понимал их, и общение с ними сделалось невыносимым.

Оглядываясь назад, журналист видел, насколько глупо было искать одобрения окружающих, как бессмысленно было поддаваться чувству неполноценности, если получить это одобрение не удавалось. Гораздо важнее оказалось то, как ты оцениваешь себя сам. Если ты не веришь в себя и себя не любишь, то, даже если ты окажешься в самом что ни на есть расчудесном месте, ты все равно не сможешь быть счастливым.

Нынешние его переживания ничем не напоминали тогдашние муки больного самолюбия, страдающего от отсутствия признания. Он больше не пытался надеть маску в надежде, что люди его заметят и оценят; не страдал от того, что живет черт-те как в мире, где ему ничего не принадлежит. Теперь у него был свой внутренний мир, и он почувствовал, что его душа все-таки не чета заплеванному полу в забегаловке на рынке Кванчжан.

И по мере того, как созревал его внутренний мир, до него стало доходить, что именно он может сделать для этой вселенной, гармония которой нарушена тысячи лет назад.

Постепенно свет, озаривший глубины его души, стал проникать в его жизнь, словно свет солнца, которое растапливает снег и пробуждает цветы. «Я же журналист. Надо хоть раз в жизни написать по-настоящему хорошую статью, попытаться хоть что-то сделать, чтобы восстановить гармонию». За прошедшие несколько лет эта мысль окрепла и созрела, и, наконец, в надежде исполнить задуманное, он поехал собирать материалы в городок, расположенный в устье реки Сомчжин, но по дороге, во время остановки в Чхонане, был убит в туалете с крошевом знаменитого чхонанского печенья во рту.

Он отправился туда расследовать смерть старшеклассницы. Официальное следствие закончилось, полиция пришла к выводу, что девочка покончила с собой из-за депрессии. Но журналист больше не мог безучастно наблюдать за маленькими трагедиями, о которых общество так легко забывает и к которым относится как к делам самым что ни на есть заурядным: вот, кто-то позавтракал, кто-то почистил зубы, а ученица какой-то провинциальной школы покончила с собой. Но журналист не доехал.

А на лбу у него появились две аккуратные дырочки.

Свидетелей не было. Звуки выстрелов заглушил грохот самосвалов на дороге.

Как всегда, к посту с этой историей Джастисмен приложил материалы, подтверждающие его слова. И многие форумчане принялись строить гипотезы, гадать, кто же убийца. Большинство пришли к выводу, что это Опарыш.

Куда делся Опарыш, никто не знал, все трое убитых были с ним связаны, все были его врагами – уж, конечно, он и есть главный подозреваемый, кто же еще? Но другие возражали: псу понятно, что Джастисмен еще не закончил, рано класть ложку, нужно дослушать до конца!

На форуме случился настоящий холивар, оппоненты даже предлагали развиртуализироваться и разобраться вживую. Встретились ли они в реальности и дошло ли дело до драки, об этом история умалчивает.

Тем не менее, в ту пору Джастисмена знали только пользователи Интернета, которые посылали друг дружке ссылки на его форум, обсуждали его посты и горячо спорили. Когда же Джастисмен рассказал о четвертом убитом, пошли другие разговоры: мол, есть преступники, которых меч правосудия настичь не может, и вот место бессильного закона пришел занять Мститель, готовый найти и покарать виновных…