Читать книгу Стеклянная республика - Том Поллок - Страница 9

Часть I. Девушка, которая оглянулась
Глава 7

Оглавление

В три часа ночи на узких улочках позади Карнаби-стрит торговля на Белосветном рынке шла полным ходом. Плафоны уличных фонарей стояли темными, но кирпичи мерцали светом и тенью – стеклокожие вольфраможильные Ламповые люди менялись, семафоря, на тротуарах. Бет наугад переходила от порога к порогу, любуясь сложенными на них товарами: разделенными на кучки пультами управления, мотками медной и платиновой проволоки, крошечными стеклянными птичками, порхающими в теплостойких вольфрамовых клетках, мерцая безмолвной песней.

Вдоль одной стены, выстроившись в очередь, терпеливо стояли раненые, некоторые опирались на костыли, выломанные из фонарных столбов, их плечи, локти, кисти или колени, покрытые осыпавшимися порошком трещинами, заканчивались неровными зубцами. А в конце очереди тяжелоплечий Белосветный Уличный Хирург осторожно припаивал костяшки и ногти к замененным конечностям, раздутым от раскаленного добела стекла.

За последние несколько месяцев Бет бывала здесь десятки раз, но по-прежнему чувствовала легкую дрожь благоговения, хотя сегодня оно и было омрачено зубной болью.

«Асфальтовая кожа, должно быть, сломает иглу, а кровь затвердеет, словно цемент, – подумала она, трогая языком больной клык. – Прикольно будет объяснять это стоматологу!»

Изнемогая от жара нитей накаливания Ламповых людей, она все равно не снимала капюшона и держала руки в карманах; копье болталось на небольшом ремешке, приделанном к рюкзаку. Девушка остановилась у дверного проема, где лениво развалился молодой Белосветный. Он был поразительно красив, со своей яркой неоновой улыбкой и розовой краской-светофильтром, украшавшей щеки и грудь, подчеркивая кристально чистую кожу. Парень легко флиртовал с прохожими простой семафорной скороговоркой, одаривая одного-двух самых прелестных стеклянных джентльменов кокетливым щекотанием своего поля.

Бет достала из рюкзака фонарик и быстро промигала:

«Где Свечник?»

Раскрашенный стеклянный мальчик вздрогнул от ударившего в лицо света, словно от крика, тускло выругался и огрызнулся:

«Кто?»

«Не прикидывайся, – просигналила Бет. – Твой род занятий, может, и не совсем незаконен, но достаточно ненавистен Люсьену, чтобы ограничить число мест, где ты можешь купить грим. – Она указала на светофильтрующий состав на его стремительно темнеющих щеках. – Так что еще раз: где сегодня развал Свечника?»

Бет едва поняла направление, которое промигал мальчик-массажист, как тот уже решительно повернулся к ней спиной, вдвое усилив накал своей ослепительной улыбки.

Глаза Бет постепенно приспосабливались к темноте, когда она оставила сияние прилавков легального рынка позади. Совершив множество сложных поворотов, она перемахнула через мусорный контейнер в переулке и сбежала по металлическим ступенькам во двор подвального уровня. По углам ютились грязные спальники на кучах трухлявого картона. Сквозь стены клуба просачивались басы.

«Привет, Свечник, – мигнула Бет в сторону одного из спальников. – Выглядишь отлично. Как дела?»

«Молнию» спального мешка потянули вниз изнутри. Мерцающий изнутри голос Белосветного был достаточно тусклым, чтобы считаться шепотом, но оттенок оказался красным от злости:

«Брэдли? Во имя всего светлого, выруби эту штуковину, или нас обоих обесплафонят до следующего ливня».

Бет села, скрестив ноги, на краю картонки и заглянула в открытый зев «молнии», увидев стеклянный нос, подбородок и губы, очерченные мягким белым свечением, прикрытым спальником.

«Мы, знаешь ли, не просто так называем это место Черным рынком», – насупившись, мелькнул он.

Бет посмотрела на другие спальные мешки. Торг доносился короткими вспышкам из зазоров в ткани, сделки заключались шепотом, не ярче горящих спичек. Время от времени светящиеся стеклянные руки высовывались из мешков, чтобы обменяться небольшими ценными вещичками или скрепить сделку магнитным рукопожатием. Черный рынок – в буквальном смысле теневая экономика Белосветных.

«Извини», – Бет артикулировала преувеличенно четко, чтобы он сумел прочитать по губам.

«Будешь извиняться, когда Люсьен или какой-нибудь из твоих статуеносных корешей прознают, что ты тут со мной перемигиваешься», – сердито промигал стеклянный мужчина.

«Тротуарные Монахи? – нахмурилась Бет. Она не могла понять, с чего бы у них могли возникнуть проблемы с Аффритом Свечником – в конце концов, он стал богатейшим контрабандистом на Черном рынке благодаря дополнительным заказам каменных и бронзовых священников, предлагая услуги, которые тем больше было неоткуда получить. – Я думала, они твои крупнейшие клиенты».

«Некоторые, – кисло сверкнул Свечник. Он поерзал в своем спальнике, и Бет увидела глаз, полыхающий, словно маленький белый уголек. – Но ведь вряд ли все напялившие гранитные шмотки думают одинаково? Мои клиенты – либералы; более упертая компания полагает, что я мухлюю с божественным наказанием».

Не будучи уверенной, что правильно поняла, Бет помигала, чтобы он объяснил.

«Когда Тротуарный Монах умирает и вновь рождается в статуе, это – воля Матери Улиц, – объяснил Свечник. – А если он при этом теряет половину воспоминаний, что ж, это, должно быть, тоже воля Матери Улиц и часть наказания. Их послушать, так мое небольшое вмешательство – святотатство. Заметь, – задумчиво продолжил он, – если они считают, будто мелкий мошенник вроде меня способен сделать нечто, чтобы стереть церковношпильную улыбку с лица их Богини, значит, возможно, их вера в нее уже не та, что прежде».

Бет сидела неподвижно, когда последние искорки его слов потухли. Наконец, она произнесла:

«О какой вере может идти речь? Богиня мертва».

Мать Лондонских улиц покончила с собой еще до рождения Бет, с помощью украденных и дистиллированных смертей своего духовенства, оставив им в качестве «расплаты за грехи» бесконечную череду возрождений в камне. Даже сейчас, спустя несколько месяцев после раскрытия тайны, Бет чувствовала обжигающий гнев в животе.

«Она мертва. И я им это доказала».

«Ах, ты “доказала”? Правда? Ну, тогда ладно… – сарказм Свечника светился невозмутимо белым. – В голове не укладывается, как это они предпочли веру в Богиню, которой поклонялись десятки жизней, словам семнадцатилетней девчонки. – Он взглянул на закопченный шрам на ее запястье: корону из многоэтажек. – К тому же девчонки, до сих пор носящей знак той самой Богини. – Аффрит покачал стеклянной головой, и по асфальту запрыгали тени. – Пуристы группировки Гравия-и-Грома? При малейшей возможности они перетолкут меня обратно в песок, но одним только Газовым лампам известно, что они сделают с тобой. Вероотступница – самое вежливое слово, которым тебя величают. Особенно тот ангелокожий… Иезекииль, кажется? Он…» – Свечник потускнел, нащупывая нужное слово. Бет зашевелила губами, подсказывая:

«Долбоящер?»

«Я не знаком с этим термином, но если он значит что-то вроде “испытал бы огромное наслаждение, по одному вытягивая внутренние органы у тебя из горла и раздавливая их в мясной джем голыми руками”, то “тепло”».

Бет уставилась на него. Ее пробила дрожь, когда она вспомнила, как, сражаясь с нею бок о бок на Челсийском мосту, Иезекииль каменными рукавицами рвал Трубчатых волков в лоскуты.

«“Тепло”, – пробормотала она. – Испытал на собственной шкуре?»

Высунувшись из мешка, стеклянная рука выбрала из кучи разбухший оранжевый пластиковый пакет и передала девушке. Бет заглянула внутрь. Он оказался полон разных лампочек: елочных, цокольных, энергосберегающих. Девушка приподняла пакет, и он звякнул.

«Вот, что я вынес из твоих рассказов, – мигнул Свечник. – Нелегко, я тебе скажу. Большинство моих клиентов желают вспомнить человека, которого знали несколько жизней, а не просто пару недель. Тот парень, должно быть, производил впечатление».

Бет представила «того парня»: асфальтокожий, как и она, тощий, хоть ребра считай. Улыбающиеся серые глаза под припорошенной сажей и кирпичной пылью челкой.

«Производил», – пробормотала она.

«Запомни, – слова Свечника потемнели до более серьезного оттенка, – я ничего не обещаю. На самом деле эти огоньки – не его разум, как листание справочника – это не способ выучиться водить автобус. Они – карта, модель, не более. Но, как и все образы, содержат в себе суть. Если он будет расти с этой картой, годами глядя на нее каждую ночь, это должно помочь ему вспомнить, кем он был.

Бет поджала губы. Как же хрупки надежды.

«Я поняла».

«Есть чем заплатить?» – от возбуждения голос Свечника сделался ярче.

Бет кивнула.

«Что-то не вижу».

«Я тоже не вижу твоей задницы, но верю, что она есть, без доказательств, – проартикулировала Бет, стягивая капюшон. Крошечные коготки канализящера, пробегающего по ее шее, покалывали кожу. Взобравшись девушке на плечо, он прищурился на Свечника черными влажными глазками.

Испуганно вспыхнув, Белосветный отпрянул назад, громко стукнувшись стеклянным телом о водосточную трубу, и скользнул вниз, обнажая вьющиеся оптоволоконные волосы и не ведающее стыда лицо, ярко горящее отчаянной паникой.

«Что?» – всполошилась Бет.

«Он не в клетке! – отчаянно промигал Свечник. – Где банка, что я тебе дал?»

«Разбилась, – Бет с недоумением пожала плечами. – Да она мне, в итоге, и не понадобилась. Когда я прикасаюсь к нему, он просто делает, что я хочу».

«Просто это… – стеклянная челюсть Свечника отвисла. – Собиратель газового света… пресмыкающийся вестник наших предков… это твоя ставка?»

Бет снова пожала плечами.

Глаза Свечника увеличились:

«Это не…»

– Вон там!

Бет задрала голову. Голос, нарушивший тишину, казался знакомым, за ним последовали и другие звуки: шаги, скрежет камня о камень, свист тяжелых крыльев, месивших воздух.

Белосветный в недоумении вглядывался в ее лицо:

«Что это?»

Едва Бет открыла рот ответить, как воздух размылся, и двор внезапно наполнился статуями; их каменные тела пригнулись для боя, на лицах застыла ярость.

Девушка медленно встала, снимая с плеча копье.

У нее не было голоса, так что она позволила взгляду говорить за себя, медленно окидывая им Тротуарных Монахов, словно сердце и не думало заходиться бешеной дробью. Она приготовилась к рывку. Звук бьющихся крыльев становился все громче, и высеченный из гранита полноразмерный ангел неторопливо опустился во двор.

Едва увидев ее, Иезекииль покачал головой. Бет посмотрела сквозь проковырянные в поющей осанну маске отверстия и представила зрачки, сужающиеся от ненависти.

– Вероотступница и барыга, – голос Иезекииля был сух, словно пыль. – Оба сразу. Это… почти разочаровывает. Взять их.

Статуи пришли в движение невероятно быстро. Бет почувствовала, как каменные пальцы сомкнулись у нее на руке. Вывернувшись из захвата, она ударила копьем. Камень треснул, и пыльный голос застонал. Девушка развернулась и чиркнула по ногам другого Монаха. Они оказались слишком быстры для ее глаз, но Бет чувствовала их через улицу и двигалась, не задумываясь, что делает. Ее босые ноги высасывали буйную энергию города, и она подстроилась под их скорость, скользя меж невидимых рук, словно сам воздух был смазан маслом. Бет била по коленям и локтям, используя только рукоятку копья, но била яростно. Статуи падали вокруг со звуком рушащихся зданий, и на долю секунды она вернулась на Поля Сноса, под мрачные тени кранов Выси.

Мелькнуло каменное крыло, врезаясь ей в челюсть. Голова откинулась назад, что-то острое пронзило язык. Кровь наполнила рот вкусом горячего асфальта.

Бет споткнулась и упала назад. Статуи окружили ее, почти заслонив сияние испуганного Свечника, потевшего от натуги горошинками чистого света, отталкивая смыкающихся Тротуарных Монахов своими полями. Камнекожие расступились, и над нею вознесся Иезекииль с крыльями, вытянутыми в тонкий силуэт: Иезекииль-фанатик, Иезекииль, последовавший за нею, советовавший и утешавший. Иезекииль, чью веру она разрушила, объявив его Богиню мертвой.

Бет сплюнула кровь и оскалилась в безмолвном стоне, приготовившись к обрушивающейся на грудь ноге.

Но ничего не случилось.

Тротуарные Монахи стояли, словно стали обычными статуями: словно между их животами и спинами не было ничего, кроме твердого камня.

Секунды текли одна за другой.

Бет неуверенно поднялась на ноги. Теперь лица статуй казались пустыми, но девушка чувствовала исходящее от них удивление.

«Что? – спросила она. – Что такое?»

Девушка поморщилась, почувствовав резкую зубную боль, инстинктивно коснувшись нежного места проколотым языком. И запнулась. Зуб казался чуждым во рту: слишком тонкий, словно игла, острее клыков.

– Виэ… – шепнул Тротуарный Монах с усами викторианского джентльмена. Монах постучал по камню на запястье, и тот рассыпался, словно мел. На бледной коже красовалась серо-стальная Небоскребная Корона. Рука метнулась ко рту, и он пылко поцеловал татуировку.

Бет шагнула вперед, и священники расступились перед нею. Было что-то ужасное в фигуре Иезекииля, когда он уступил ей дорогу.

Подсвеченное Свечником окно туалета со встроенным вентилятором превратилось в тусклое зеркало. Поковыряв пальцами нижнюю губу, девушка нашла место, где болело. И уставилась в изумлении.

Примерно на треть длины челюсти десна высохла, став грубой, расколовшейся и растрескавшейся, но трещины были геометрически правильными, подчеркивая острые прямые углы, выделяя крошечные четырехугольники из шероховатой плоти.

«Нет, не плоти, – с содроганием поняла она. – Кладки».

На месте клыка крошечные кирпичики собирались в узкий конус церковного шпиля. Венчающий его острый железный крест блестел от ее крови.

В сознании девушки мелькнули слова Свечника: «стереть церковношпильную улыбку с ее лица…»

– Мать Улиц, – снова выдохнул Тротуарный Монах.

Из глубины капюшона странно покорный канализящер глядел на нее черными влажными глазками.

Стеклянная республика

Подняться наверх