Читать книгу Из «Антологии антологий. Поэты Великобритании» - Томас Грей - Страница 2

Принято считать, что расцвет английской (американской) так называемой интеллектуальной поэзии пришелся на первую четверть-середину прошлого века, когда «высоколобые» Эзра Паунд и Т. С. Элиот довели этот тип поэзии, насыщенный разного рода аллюзиями и реминисценциями, до своих сверхсовершенных форм. Однако есть в английской поэзии не менее интеллектуальный поэт, получивший блестящее классическое образование в Итонском колледже и Кембриджском университете еще в восемнадцатом веке, из-под пера которого вышло не так много поэтических произведений, до сих пор высоко ценимых истинными любителями интеллектуальной (и не только) поэзии. Речь идет о Томасе Грее (26.12.1716 – 30.07.1771), и его знаменитой (как это ни парадоксально – сентиментальной) «Элегии, написанной на сельском кладбище», хотя сам поэт своими лучшими произведениями считал две пиндарические оды – «Шествие Поэзии» и «Бард».

Еще во время учебы в Итоне проявился интерес Томаса к древним литературам. В Кембридже он, помимо, если можно так сказать, планового изучения латыни, увлекся Вергилием и начал писать латинские стихи. Во время учебы в университете Грей погрузился в греческий, латынь, французский и итальянский языки, изучал средневековую историю, архитектуру, естественную историю и интересовался такими предметами, как энтомология и ботаника. Углублению его познаний в литературе и языках способствовало и длительное, более двух лет, путешествие по Франции и Италии вместе со своим другом по Итону и Кембриджу – Хорасом Уолполом (1717 – 1797). Во Франции Грей увлекся пьесами французских классических драматургов, особенно Расина, пытаясь подражать им; в Италии занялся переводами из Данте и Тассо. Последующие четыре или пять лет Грей посвятил чтению, особый интерес у него вызывали литература и история Древней Греции. Именно поэтому почти вся его поэзия полна реминисценций из других языков и литератур, живых и мертвых. О глубокой и разнообразной учености свидетельствует и огромное количество примечаний Грея к собственным произведениям, особенно пиндарическим одам. Так, в оде «Шествие Поэзии», исследующей пути продвижения поэтической гармонии из Греции через Рим в Англию, он вознамерился прославить высокое призвание поэта всеми средствами риторики и красноречия. В оде «Бард» был выбран жанр исторической поэмы, чтобы воспроизвести легендарный эпизод во время окончательного завоевания Уэльса Англией1. Оды полны метафор, риторики и завуалированных аллюзий. Сам Томас Грей надеялся, что именно они, а не знаменитая «Элегия», станут его главным достижением; тем не менее, хотя оды не достигли популярности «Элегии», они стали важным вкладом в историю английской поэзии. Что касается «Элегии», она, по меткому выражению Альфреда Теннисона, резюмировавшего ее всеобщую притягательность, полна «божественных трюизмов, заставляющих нас плакать», и явилась предтечей романтических тенденций в поэзии.

Необычна история создания «Элегии», растянувшаяся во времени почти на десятилетие. Томас Грей начал работу над ней, по мнению некоторых исследователей его творчества, осенью 1742 года – вероятно, под впечатлением от череды смертей своих ближайших родственников, в том числе отца, а также лучшего друга Ричарда Уэста (1716 – 1742), уходу которого из жизни поэт посвятил свой самый знаменитый сонет. Продолжил работу над «Элегией» Томас Грей примерно осенью 1746 года, но всерьез вернулся к ней лишь в конце осени 1749 года, потрясенный смертью своей тети; закончил же стихотворение 12 июня 1750 года. «Элегия», после написания ходившая в списках среди лондонской просвещенной элиты, была впервые опубликована 15 февраля 1751 года в виде брошюры, позднее многократно переиздавалась и принесла Томасу Грею немеркнущую и по сей день славу. В процессе работы над «Элегией» Греем были отвергнуты шесть строф – они были найдены впоследствии в его черновиках; одну строфу, в первоначальном варианте «Элегии» стоявшую перед эпитафией, поэт снял сам в издании 1753 года, и с тех пор она нигде не печаталась.

Смею утверждать, что «Элегия, написанная на сельском кладбище» – не просто знаменитое, как обычно о ней пишут, но самое знаменитое поэтическое произведение на английском языке. Эта уверенность подкреплена текущим рейтинг-листом английской поэзии, составленным автором этих строк на основе математической обработки одной тысячи шестисот восьмидесяти четырех оригинальных (подготовленных носителями языка и напечатанных в англоязычных странах) различного рода антологий английской2 поэзии, отражающих консолидированное мнение одной тысячи двухсот девяносто трех антологистов – как правило, профессионалов в области поэзии – о любом сколько-нибудь заметном англоязычном стихотворном произведении, созданном за более чем восемь с половиной веков и увидевшем свет в формате книги, начиная с первой печатной антологии английской поэзии – Тоттеловской3.

Идея создания такого рейтинг-листа возникла более четверти века назад, когда в предисловии В. Дымшица к двуязычному изданию «Редьярд Киплинг. Стихи / Rudyard Kipling. Poems» издательства «Северо-Запад» (СПб., 1994) была упомянута антология Оскара Уильямса «Бессмертные стихи английского языка» и сделана попытка анализа значимости поэтов, исходя из количества страниц, отведенных каждому из них в этой антологии. Будучи неплохо знаком, как мне тогда казалось, с англо-американской поэзией по уже многочисленным к тому времени отечественным сборникам, я был озадачен несколькими фразами в предисловии В. Дымшица: «Киплинг представлен в ней (в антологии Уильямса – С. Ф.) одним стихотворением, занимающим одну страничку, а его современник, почти не известный русскому читателю Джерард Менли Хопкинс, привольно расположился на шестнадцати страницах. Кстати, говоря о русско-английской литературной иерархии, отметим, что в той же антологии Байрон представлен на трех страницах (Байрон – учитель Пушкина!), Китс же – на двадцати двух, а Шелли – аж на двадцати семи, больше получил только Шекспир. Шелли и Китс – великие поэты, но все же их место на российском Парнасе куда скромнее того, которое занял Байрон». Оказывается, «поверить алгеброй гармонию» возможно! Однако, такой подход к оценке значимости поэтов показался мне все же некорректным – более логично было бы создать базу данных не поэтов, а отдельных стихотворений, опубликованных во множестве антологий, в частности английской или американской поэзии, то есть составить как бы свою антологию антологий, вобравшую в себя исключительно шедевры.

Если достижения разума быстро, особенно в наше время, становятся достоянием всего человечества, то достижения духа порой годы, десятилетия и даже столетия пробиваются к иноязычным читателям. Обусловлено это несколькими причинами: отсутствием конгениальных оригиналу переводов, отсутствием критериев оценки самих оригинальных произведений, а также, как ни прискорбно, идеологией (что в полной мере прочувствовали на себе советские читатели, обделенные в свое время знакомством со многими замечательными произведениями иностранных, и не только, авторов).

Первая причина сугубо субъективна: не всем шедеврам посчастливилось найти своего переводчика, причем, такая незавидная участь не только у произведений, принадлежащих перу прославленных исключительно на своей родине авторов – как правило, поэтов «одного стихотворения». К числу неведомых в других странах относятся и отдельные (к счастью, с каждым годом все менее многочисленные) творения признанных гениев. Именно по этой причине ни один составитель антологий зарубежной поэзии порой не в состоянии на должном уровне представить отечественной публике известнейшее на родине оригинала творение. Более того, считалось и считается, что любая антология, в особенности поэтическая, субъективна, несмотря на то, что каждый составитель старается обосновать, почему отобранные им произведения наиболее значимы, характерны, популярны и т. д. Расхожее модное суждение знатоков двух-трех иностранных языков о том, что великие творения надо читать в подлиннике, не выдерживает элементарной критики: ни один человек, каким бы полиглотом и книголюбом он ни был, не в состоянии прочитать Горация и Гомера, Руставели и Хайяма, Ли Бо и Басё, Ронсара и Камоэнса, Данте и Шекспира, Гёте и Пушкина, Мицкевича и Петёфи – перечень имен можно продолжать и продолжать – в оригинале. «Никто не обнимет необъятного», как говорил незабвенный Козьма Прутков. Тем не менее, не вызывает сомнений, что вершинные достижения художественной литературы любой из зарубежных стран все-таки должны быть – при всех возникающих при этом трудностях – представлены максимально полно и, самое главное, адекватно.

Может показаться, что и вторая причина (отсутствие критериев оценки) относится к субъективной категории – любое произведение оценивается человеком. Тем не менее, во множестве субъективных антологий имеется значительная часть произведений, выбранных неоднократно различными составителями4. Необходимо лишь скоррелировать субъективные мнения множества антологистов касательно отдельно взятого произведения для получения объективной картины, создаваемой из множества наиболее часто совпадающих мнений.

В итоге для каждого произведения как английской, так и американской поэзии автором были получены рейтинги5, совокупность которых составила текущие6 сводные рейтинг-листы произведений английской и американской поэзии. Приведем здесь топ-лист английской поэзии, содержащий произведения, выбранные более чем двумястами антологистами (цифра в скобках – рейтинг стихотворения, далее название и в скобках – автор):

Текущий рейтинг-лист произведений английской поэзии

1 (238) Elegy Written in a Country Churchyard (Thomas Gray)

2 (227) Sonnet [On His Blindness] (John Milton)

3 (221) The Passionate Shepherd to His Love (Chr. Marlowe)

4 (211) The Tyger (William Blake)

5 (211) Song. To Celia (Ben [jamin] Jonson)

6 (209) Ode to a Nightingale (John Keats)

7 (205) Composed upon Westminster Bridge (W. Wordsworth)

8 (203) Kubla Khan (Samuel T. Coleridge)

9 (203) Ode: Intimations of Immortality (William Wordsworth)

10 (202) To Autumn (John Keats)

Возвращаясь к основной теме статьи, закономерно в таком случае задаться вопросом: почему «Элегию» – самое знаменитое стихотворение во всей многовековой английской поэзии – приходится порой называть неведомым в России шедевром, несмотря на ее не менее знаменитый и ставший с момента появления классикой перевод Василия Андреевича Жуковского? Потому что шедевром – в современном понимании слова – нельзя назвать ни первый, ни второй переводы «Элегии» (разумеется, мы не учитываем здесь, можно сказать, еще ученический перевод Жуковского, отвергнутый Н. М. Карамзиным). Первый перевод7, выполненный В. Жуковским и принесший 19-летнему поэту мгновенную славу, был, по словам В. С. Соловьева, «началом истинно-человечной поэзии в России»8, лишь закладывающим романтические традиции, и, в силу этого, – слишком вольным, что блестяще доказал В. Н. Топоров в своей статье «„Сельское кладбище“ Жуковского: К истокам русской поэзии»9; второй же10, сделанный поэтом в зрелые лета, по его словам «как можно ближе к подлиннику»11, но без строфического членения и без рифм, был призван передать главным образом мысль «Элегии», чему способствовала и форма, выбранная для этого переводчиком: перевод – наверняка под влиянием уже переведенных Жуковским нескольких отрывков из «Илиады» Гомера и уже обдумываемого перевода «Одиссеи» (считавшегося самим Василием Андреевичем одним из важнейших дел всей жизни) – был выполнен гекзаметром