Читать книгу ВЕТЕР ЦРУ - ТОН ТРАВКИН - Страница 1

Все началось с сообщения от Майкла: «Есть для тебя история, которая заполнит весь твой рабочий календарь на годы вперед. Погугли пока Scorpions «Wind of Change»… С ТОГО САМОГО МОМЕНТА МОЯ ЖИЗНЬ ИЗМЕНИЛАСЬ, ведь сюжет истории и правда был не похож ни на что, с чем я сталкивался раньше

Весна 2019 года. Я сижу в квартире своего друга Майкла в нижнем Манхэттене. Он висит на телефоне и позволяет мне дослушать конец его разговора: – А помнишь, ты мне рассказывал ту историю лет 10 назад? Ты же знаешь, мы с Патриком были ею одержимы на протяжении всего этого времени? И мы решили все это изложить в форме текста-подкаста. Так вот, интересуюсь, может, ты мог бы дать нам интервью? С измененным голосом или, может, под вымышленным именем. Нет? Не-не, не вопрос. Все понятно. Я же не хочу, чтобы ты попал в тюрьму… Эта история началась с сообщения от Майкла: «Ужинал вчера с приятелем. Есть для тебя история, которая заполнит твой рабочий календарь на годы вперед. Погугли пока Scorpions «Wind Of Change»… С того самого момента моя жизнь изменилась, так как история, которую он мне поведал, не была похожа ни на что, с чем я сталкивался раньше. * * * Наверное, сложно найти человека на территории постсоветского пространства, который бы хоть раз не слышал Wind Of Change. Начало страницы этой песни на Википедии гласит: «Wind of Change (букв. «Ветер перемен») – рок-баллада, написанная Клаусом Майне, вокалистом группы Scorpions». «Скорпионс» до сих пор являются самым известным коллективом за всю историю Германии. Они популярны и за ее пределами – их, к примеру, обожают в Японии, боготворят в Бразилии, не говоря уже о Восточной Европе. Если подумать, это даже немного странно – немецкая группы поет на английском языке для фанатов, для которых английский не является родным. Согласно легенде песня появилась после музыкального рок-фестиваля, проведенного в СССР в конце 80-х, незадолго до падения Берлинской стены и развала Советского Союза. Она сразу стала гимном перемен того времени.  * * * Причиной, по которой Майкл отправил мне то сообщение, послужил его ужин с другом. Назовем его Оливером. Оливер – бывший агент ЦРУ. – Он мне тогда рассказал много разных баек, но история об этой песне мне запомнилась больше всего, – говорит Майкл. – Во время его службы один из коллег рассказал ему, что Wind Of Change была на самом деле написана ЦРУ и что эта песня была частью психологической операции по, скажем так, ускорению перемен в СССР. Тут надо понимать, что это не просто хит. Это один из самых великих рок-синглов в истории музыки. 13-й по продаваемости трек в додиджитализационную эру – что больше, чем, например, «Богемская рапсодия». Хотя и на «Ютубе» у нее свыше 800 млн просмотров. – Естественно, моей первой реакцией было «Ну что за бред? У вас там в управлении композиторы, особенно специализирующиеся на хеви-метал, сидят в штате?».  Но потом я подумал, что у агентства на самом деле большая история пропаганды и психологических операций, берущих свое начало еще до холодной войны, – рассуждал Майкл. И это правда. Все мы знаем историю романа «Доктор Живаго», который ЦРУ помогло опубликовать и распространить по всему миру и, само собой, в СССР. Все это привело меня к мысли, что не мешало бы для начала понять, кто такой Оливер. * * * Есть три типа агентов ЦРУ. Есть те, кто работает официально в офисе, – обычные клерки. Есть те, кто работает под официальными дипломатическими прикрытиями, такими как атташе, дипломаты, переводчики и прочее. И есть NOCs (от англ. non-offi cial cover) – агенты, не имеющие официального прикрытия. К примеру, как Том Круз в «Миссия невыполнима». У них либо свой бизнес, либо они ходят на работу в обычные корпорации, получают зарплату, а государство потом ее возмещает компании. Еще раз. Существуют компании, которые мы все знаем, у которых мы покупаем продукцию или с которыми мы ведем бизнес, – и в них работают агенты ЦРУ. Как об этом всем узнал Майкл? Очень просто – не все агенты работают в агентстве до конца карьеры. Некоторым надоедает, и они увольняются. И тут тоже есть момент. Как ты объяснишь потенциальному будущему работодателю, чем ты занимался в течение, скажем, 5 лет после университета и до сей поры? Это называется rollback. Заявление, которое ты подаешь в управление, чтобы тебе разрешили рассказать о своем цээрушном прошлом. Но проблема в том, что, если ты работал под прикрытием, ты не можешь об этом рассказать даже после увольнения. Что делать тогда? Подделывать резюме – и дальше два варианта: либо идти в компанию, которая знает, чем ты до этого занимался, либо начать что-то новое. Например, многие бывшие агенты становятся управляющими частными активами в ведущих мировых банках, таких как Goldman Sachs, Bank of America, Credit Suisse и других, так как работать с людьми – это лучшее, что они умеют. Как раз один из таких парней и рассказал Майклу эту историю. В любой стране мира вопрос «Скажите, а правда ли, что 50 лет назад вы организовали кампанию по продвижению пропаганды в других странах, написав поппесню?» остался бы без ответа. Слишком секретно. Но в США это не так. Ну или по крайней мере в теории. В  этой стране существует закон, согласно которому любой житель может обратиться к ЦРУ или другому федеральному агентству и запросить подобного рода данные. Закон о свободе информации, появившийся после Уотергейтского скандала, обязывает службы ответить на запрос. И все, дело в шляпе. Ты заходишь на сайт, пишешь вопрос, кликаешь на кнопку «Отправить» и ждешь ответа. Легко! Или «чересчур легко», как говорят работники этого отдела. Любой прыщавый тинейджер, начитавшись теорий заговора на «Реддите», может за один присест настрочить 20, 30 или 50 запросов. И несмотря на то, что он объективно нездоров, государство обязано ответить на каждый такой запрос.

А вот тут возникает проблема, потому что количество этих запросов становится непомерным, и на то, чтобы дождаться ответа, уходят годы. Так как спешить мне было особо некуда, да и весь процесс действительно занимал несколько минут, я отправил запрос, как только услышал эту историю. В ожидании ответа я не терял времени и пытался поговорить с разными людьми, так или иначе причастными к ЦРУ. Одним из таких ребят был Бертон Гербер, бывший глава отдела, специализирующегося на Восточной Европе. Очень приятный и располагающий к себе мужчина, сидя со мной в «Старбаксе», искренне удивился и сказал, что это 100% не может быть правдой – иначе он бы знал. Но когда я после встречи набрал Майкла и поведал о моем разговоре, тот рассмеялся в трубку. «Патрик, – сказал он, – этот парень провел 40 лет своей жизни, встречаясь с людьми вроде тебя и убеждая их в том, в чем нужно». Следующая встреча была с преемником Гербера – Милтом Бирдоном, еще одним легендарным шпионом. Задав тот же самый вопрос, я получил более двусмысленный и осторожный ответ: – Эта история звучит слишком хорошо, чтобы хотя бы подумать ее проверять. * * * В итоге все, что у меня было на тот момент, – это два заверения от бывших шишек о том, что этого не могло произойти, и слово Майкла, которому кто-то когда-то рассказал сто лет назад. И тут, роясь в старых материалах о «Скорпионс», я наткнулся на одно интервью немецкому радио, в котором ведущий просит рассказать Клауса Майне, солиста группы, о том забавном случае, когда в его дверь постучала агент ЦРУ и попросила насвистеть «Ветер перемен». Клаус насвистел, стоя в дверях, она дослушала, рассмеялась и ушла. В тот самый момент мне как раз пришел ответ от ЦРУ: «Миссия агентства целиком и полностью направлена на деятельность иностранных спецслужб. Тогда как информация, запрашиваемая вами, не имеет к ним никакого отношения. Исходя из этого, мы вынуждены ответить отказом на ваш запрос». Эта неприкрытая ложь меня очень сильно взбесила. Ну как так? За всю историю ЦРУ не гнушалась сотрудничать со всеми. К примеру, помните картину «Операция «Арго» с Беном Аффлеком, который сравнительно недавно получил «Оскара» за лучший фильм? Она же была основана на реальных событиях, разворачивавшихся в Иране в 1980 году. США успешно освободили заложников, замаскировавшись под группу киношников. И успех этой операции во многом зависел от того, что в ней принимало участие множество реальных людей, работавших в Голливуде. И это в очередной раз подтверждает тот факт, что история сотрудничества агентства и шоубизнеса очень долгая. Я написал ответный запрос в ЦРУ, ссылаясь на этот случай (который, кстати говоря, представлен у них же на сайте в разделе «Успешные операции»). В 1969 году советская атомная подлодка К-129 патрулировала территорию в Тихом океане и в какой-то момент пропала с радаров. СССР инициировал обширную поисковую операцию, не принесшую по итогу никаких результатов. Штаты умудрились найти лодку на глубине трех километров и озадачились ее подъемом. Проблема была не только технического характера – надо было достать лодку таким образом, чтобы об этом не догадались в СССР.  Операция «Арго» состоялась во многом благодаря тому, что она была прямой противоложностью «секретной». Кто бы поверил в то, что за многочисленными пресс-конференциями и рекламными кампаниями на самом деле стояла секретная служба? Чтобы достать К-129, ЦРУ прибегло к тому же приему – к операции был привлечен эксцентричный американский предприниматель, инженер, продюсер, меценат и «на дуде игрец» Говард Хьюз. Была запущена легенда о том, что он строит огромный корабль «Хьюз Гломар Эксплорер», чтобы добывать редкие минералы с морского дна. За более чем 300 миллионов долларов было построено судно, способное спрятать в себе подлодку для поднятия советской К-129. В СССР прекрасно знали, что корабль вертится в районе затопления, но не придали этому значения – очередная сумасшедшая идея сумасшедшего миллиардера. ЦРУ тогда удалось поднять нос советской подлодки. Вскоре об этом прознала американская общественность и засыпала ЦРУ вопросами, ссылаясь на тот самый закон о свободе информации, поставив агентство в неудобное положение. Так как это происходило сразу после Вотергейта, врать особо не хотелось, но и говорить правду тоже было никак нельзя. Поэтому ЦРУ на эти вопросы всегда отвечало одной фразой, получившей впоследствии собственное название «ответ Гломара»: We can neither confi rm nor deny that our agency has any records matching your request. («Управление не может ни подтвердить, ни опровергнуть существование запрошенных документов»). Спустя какое-то время я получил ответ от агентства на свою аппеляцию: «Факт о существовании или несуществовании запрашиваемых документов в настоящее время засекречен. Это финальный ответ на ваш запрос. Управление не может ни подтвердить, ни опровергнуть». Я получил ответ Гломара. Ответы агентства на мои запросы подразумевали, что они никогда не прибегали к помощи музыкантов для достижения своих целей, но это было абсолютной ложью – прибегали еще и как. В 1950-х годах Луи Армстронг был самым популярным музыкантом на планете. Его обожали как в Америке, так и далеко за ее пределами. Его голос был узнаваем с первых секунд, и он принес миллионам людей что-то совершенно новое в музыке. Он принес джаз. В 1955-м «Нью-Йорк Таймс» выпустили статью, где говорилось, что Армстронг был настолько популярен в мире, что даже помогает США в борьбе с СССР. «У Америки было секретное оружие, – писали «Таймс». – Не космические спутники или ядерные бомбы, а главная нота в музыкальном ключе Армстронга». После ряда подобных статей правительство Эйзенхауэра всерьез задумалось над этим и начало посылать американских джазмузыкантов по всему миру с концертами доброй воли. Преследовались две цели: во-первых, разрушить мировой стереотип о том, что Америка – страна гамбургеров, а не культуры. А во-вторых, противостоять советской пропаганде об отношении Штатов к своим темнокожим гражданам. В 1960 году Америка отправила Армстронга в тур по Африке, в которой был разгар деколонизации, для того чтобы убедиться, что свежепоявившиеся государства не станут на путь коммунизма. В том же году Луи прибыл в Конго в разгар гражданской войны между приверженцами Патриса Лумумбы, поддерживаемого Советским Союзом и прозападным лидером Моизом Чомбе. Он смог остановить войну на время своего концерта. Армстронг очень любил свою страну, но прекрасно осознавал, что она может быть и ужасной. «Конечно, нет ничего такого в отправлении артистов с концертами в другие страны, – думал он, – но, если государство пред принимает такие усилия, чтобы доставить музыкантов в Конго, они могут быть не единственным его оружием». Он даже не представлял, насколько был близок к правде. Меньше чем через четыре месяца после концерта премьер-министр Лумумба был отстранен от власти и убит Отрядом смерти. Он был застрелен, четвертован, а его останки растворены в кислоте вследствие переворота, организованного Управлением. «Скорпионс» родом из Ганновера – города, который и по сей день считается самым скучным городом в Германии. Путь к восхождению у группы состоялся не в родной стране: дома их изначально не поняли, и, только когда их слава докатилась даже до Японии, немцы, почесав затылки, решили дать им второй шанс. Так как все это происходило во времена Берлинской стены, принимали их, естественно, только в западной части города – в советской его части они, как и все западное тогда, были под запретом, потому их альбомы переписывались и распространялись из-под полы. Точно так же это происходило с их музыкой и в СССР. – Как вы думаете, был ли в песнях «Скорпионс» политический подтекст? – спросил я у Маркуса Кафки, немецкого музыкального журналиста, снявшего в свое время о них фильм. – Нет, конечно. У «Скорпионс» что вид, что музыка, что тексты были самым настоящим рокерским клише. Вы слышали, например, их песню Hurricane? The bitch is hungry, she needs to tell So give her inches and feed her well… Это было их типичной лирикой в 80-х. Но песня Wind of Change была сюрпризом в плане лирики. Никто не ожидал от них такого. И она стала в каком-то смысле гимном объединения Восточной и Западной Германии. Еще одной странной деталью было то, что Клаус Майне обычно не писал песен. Практически все песни были написаны гитаристом группы Рудольфом Шенкером. А в этом случае Клаус написал и текст, и музыку. Даже насвистывание в начале песни было его рук дело. То есть еще раз. В важный для страны и мира момент Клаус Майне, который обычно не писал песни, пишет ту, которая по тексту отличается от всех песен, написанных «Скорпионс» до того, и совершенно случайно предшествует падению Берлинской стены и распаду Советского Союза. * * * В 1989 году в Москве прошел первый международный музыкальный рок-фестиваль The Moscow Music Peace Festival. Для многих советских людей это был не просто музыкальный фестиваль – это было событие всей жизни, означавшее, что мир уже не будет другим. Что чтото наконец-то меняется. Среди хедлайнеров были такие звезды, как Оззи Осборн, «Мотли Крю» и Бон Джови. Со стороны СССР организатором был Стас Намин, а со стороны Америки – Док Макги. – Когда я впервые услышала о фестивале и прочитала пресс-релиз, я вообще ничего не поняла. Конец холодной войны, мы впервые за всю историю едем в СССР с великой целью примирения двух наций. И мы везем эти группы? – рассказывала мне Деб Вилкер, в то время музыкальная журналистка «Саф Флорида Сен Сентинел». – Ну то есть когда страна выставляет спортсменов на Олимпиаду, она обычно отбирает лучших. У нас на то время были Уитни Хьюстон, Принц, Мадоннна, Джордж Майкл. Да даже Стинг, хоть я его терпеть не могу. Но эти? Это был полный бред. А когда я начала смотреть на лайн ап более пристально, то мне не составило большого труда определить, что у всех этих групп общего: продюсер и организатор фестиваля. Док Макги. Я не знаю, чем еще можно объяснить все эти странные совпадения кроме как тем, что кто-то заключил сделку. – Не нужно было быть гением, – продолжала она, – чтобы сложить два плюс два. У этого парня темное криминальное прошлое. Дак Макги не раз был арестован за хранение и транспортировку наркотиков. Зачем просто бросать человека за решетку, если его связи и влияние можно использовать. Мы в Южной Каролине, на классическом для этого штата ранчо у Говарда Джонсона. Говард, или, как его называют друзья, «Ходжо», в 80-е был членом относительно популярного в то время R'n'B-бенда «Найт Флайт». Бенда, с которого началась продюсерская карьера Дака Макги. – Дак ни в чем нам не отказывал, – рассказывает Холджо. – Лучшие рестораны, лучшие машины, лучшие девушки. Это были времена, когда при входе в клуб он  сразу заказывал сто бутылок «Кристалла», a в отелях бронировались пять люксов на вечер для всех членов группы. Kак-то он просто подошел ко мне, всучил котлету баксов и сказал пойти купить себе БМВ. Я был в раю. Для Ходжо происхождение денег на это все было загадкой. Это же был «Найт Флайт», а не «Флитвуд Мак» – они даже никогда не поднимались выше 30-го места в чартах. – Я никогда не знал и не спрашивал, откуда все эти деньги. Как-то раз ко мне подошел знакомый латинос, всучил сумку и попросил передать ее Даку. Я бросил ее в офисе и забыл о его просьбе. Месяцем позже, когда Дак был в офисе, я случайно о ней вспомнил и и бросил ему: «Эй, там тебе какой-то чувак передал сумку, вон она валяется за диваном». Дак достал ее, поставил на стол и открыл – сумка под завязку была упакована чистейшим перуанским снежком. Дак Макги сколотил свое состояние на перевозке наркотиков в 70-х. К началу 80-х он решил заняться шоу-бизнесом. Сначала небольшие «Найт Флайт», потом «Мотли Крю» и остальные звезды. К середине 80-х он уже был успешным продюсером. И можно было бы подумать, что темное прошлое позади – ну зачем морочиться с наркотой, если у тебя и так все хорошо? Но это работало чуточку по-другому.  * * * На телефоне у меня Стивен Кейлиш, профессиональный перевозчик наркотиков, специализировавшийся на особо крупных партиях. Суперприятный парень, оттрубивший два срока за «дурь» в федеральной тюрьме, он давно отошел от дел и теперь живет на Гавайях. – Мы познакомились с Даком на одной из вечеринок и классно висели вместе еще несколько дней после этого. A по итогу договорились вместе поработать. Я тогда перевозил кораблями марихуану в Южную Каролину, и Дак захотел не только вписаться в транспортировку, но и инвестировать сто тысяч долларов в саму партию. Нам не повезло – партию накрыла полиция. Наши колумбийские партнеры отнеслись с пониманием и предложили удвоить партию, чтобы покрыть предыдущие расходы – 25 тонн травы. На этот раз все получилось. Ставки росли, и объемы возросли до пятисот тонн за раз – на тот момент самой большой поставки в истории США. Но Кейлиша случайно арестовали и через него начали подбираться ко всей организации. В какой-то момент все ключевые фигуры, включая Макги, находились под наблюдением федералов. ФБР прижало одного из  участников, и тот стал давать показания, а позже к нему присоединился и Кейлиш. Это было начало конца. Сроки получили все. Абсолютно все. Даже охранник, открывавший ворота порта для грузовиков со стафом, огреб 3 года колонии. Все, кроме Дака Макги. Дак, один из главных организаторов, отделался испытательным сроком. С ним было заключено соглашение: в обмен на условный срок он должен был учредить благотворительную организацию Make a difference и провести рокфестиваль в Москве. Как еще человек, которому светило 150 лет тюрьмы, мог отделаться условным сроком, если не вмешательство ЦРУ? Зачем еще агентству нужно было прикрытие благотворительной организации, если не для своих целей, как и в случае с Луи Армстронгом? Почему еще на этом концерте выступали «Скорпионс» со своей новой, особенной песней Wind of change, если не для способствования развалу СССР? Что вскоре и произошло. Кто еще мог дать ответы на все эти вопросы, если не сам виновник? Пришло время навестить Дака Макги.  * * * Солнечная Флорида. Коттеджный городок, состоящий из одинаковых домиков. Машина останавливается возле одного из них. Гараж открыт, и в нем можно увидеть несколько «Феррари». Здесь живет ныне продюсер группы Kiss Дак Макги со своей женой Венди. Сколько ему лет, на вид определить невозможно. Дак сверкает белоснежными зубами, наливает себе холодный чай и начинает предаваться воспоминаниям: – Это было как полет на Луну. Москва была очень суровой. Мы там не могли ничего достать – даже лед для коктейлей заказывался из Швеции. Мне пришлось летать туда каждые две недели на протяжении года, чтобы получить все разрешения. Я терпеливо выжидаю окончания его ностальгических пассажей и, набравшись смелости, выпаливаю: – То есть Make a difference было частью вашей сделки с правительством. И фестиваль тоже? – Благотворительность – да. А фестиваль был гораздо позже. – Получается, никакого отношения к фестивалю американские власти не имеют? Просто, согласитесь, выглядит немного странно, что, когда все это произошло и все угодили за решетку, вы отделались условкой. А потом еще и поехали в Россию, что было как бы вполне в интересах США. – Смотрите, теорий заговора в мире как грязи, и вы сейчас создаете одну из них. Но факт в том, что обвинения мне были предъявлены в 1980 году. То есть за 9 лет до фестиваля. Это было абсолютной ложью, потому что обвинен Макги был только в 1987 году. Семью годами до этого он даже еще не совершил преступление. – Но сделка о признании вины была заключена в 1988? – Да, все верно. То есть сделка была заключена за год до фестиваля. По словам Макги, он свел нужных людей с нужными людьми. А дальше все делали Кейлиш и компания, которые его и подставили, потому что nobody likes the fucking King, кем он считал себя в то время. – То есть ЦРУ не имело никакого отношения к фестивалю? – Нет! Абсолютно. Все об этом говорят, но это чистейший бред. После моего разговора с Даком часть меня даже готова была поверить в то, что это все совпадение. Но с другой стороны, одним из главных навыков агентов ЦРУ как раз является умение убеждать. В какой-то момент мне в голову начали закрадываться сомнения – что, если ЦРУ не принимало вообще никакого участия в создании песни? Что, если песня действительно вышла сама собой и, услышав ее, ЦРУ решило помочь распространить ее копии на территории Восточной Европы? Что, если, увидев, что все получилось и огромная страна развалилась, ЦРУ начало присваивать себе заслуги не только в ее распространении, но и в замысле целиком? Что, если своим расследованием я не устанавливаю истину, а наоборот – промотирую ЦРУ? Ведь замысел действительно великий и при любых раскладах ЦРУ честь и хвала. У меня оставался всего один человек, которого я еще не опросил, – Клаус Майне, фронтмен группы «Скорпионс».  * * * Пятница. Первая половина дня. Середина января 2020 года. Мы сидим в конференц-комнате уютного отеля «Хокенхоф», который находится на выселках Ганновера. Того самого «самого скучного города Германии». Мы буквально вчера приземлились в Берлине и до сих пор еще не можем отойти от джетлага. А также взвинчены до предела от количества выпитого кофе и от ожидания встречи. Я ждал ее целых 10 лет. Окна отеля выходят во дво. Шелестит гравий, и ко входу неспешно подъезжает серебристый мерседес. Из машины выходит мужчина в джинсах, косухе, длинном шарфе и кепке. После обмена любезностями Майне удивляется, что мы проделали этот путь из Нью-Йорка ради интервью. Я рассказываю Клаусу обо всех наших путешествиях, предшествовавших этой встрече, о журналистах, о фестивале, о Макги, и задаю первый вопрос: – Каково это было для вас – расти в разделенной стране?