Читать книгу Культ праха - Tony Lonk - Страница 5

Их путь, как и предупреждал Гальягуд, выдался ужасно долгим. Странники не трогались с места, спокойно ожидая, пока двое из них – Вугго и Сларгарт, искали нужное направление. Отведённую им миссию хранителей и проводников, эти двое выполняли безукоризненно. Они отважно шли сквозь тьму, северные миражи и ловушки, чтобы потом не допустить ни малейшей опасности, угрожающей остальным. Практически животное чутьё позволяло им находить затерянные либо далеко сместившиеся дороги. Отыскав ориентир, они без промедлений разделяли свои дальнейшие обязанности. Сларгарт отправлялся к своим, дабы повести их за собой. Вслед за ним, странники и примкнувший к ним Руди обходили стороной тьму, северные миражи и ловушки. Вугго оставался на новом месте. Благодаря ему странников ожидал небольшой временный лагерь, где усталые после изнурительного перехода странники могли найти свой целительный покой и тепло. Для них тепло костра было одной из священных ценностей. Предвосхищая запросы прибывших, единственный охотник, Вугго добывал пропитание, и заготовленных им запасов должно было хватить до следующего привала. Несмотря на свой грозный и агрессивный нрав, именно Вугго заботился обо всех странниках, давая им защиту, кров, тепло, еду и вселяя в них надежду, что их дорога к дому с каждой новой остановкой становилась всё короче и короче.

Возвращения Сларгарта, иной раз, приходилось ждать неделями. Странники старались держаться вместе, но каждый из них был волен проводить отведённое время по-своему. Вдали от всех, неподвижно, отдаваясь сладостной власти своего напитка, лежал Мигурнок. Силгур и Муниярд делились друг с другом знаниями о событиях, происходящих за пределами Лальдируфф. Подчас из их уст раздавались страшные, несправедливые, чудовищные в своих подробностях истории, но ни Силгур, ни Муниярд не разделяли ужаса и тревоги Руди, который старался подслушать всё, что те говорили. Гальягуд и Вуррн молча наблюдали за Уллиграссором. Уллиграссор, со слезами на глазах, остервенело чесал свои руки. Рарон сидел вместе со всеми, но его присутствия никто не ощущал.

На восьмой день их ожидания Руди впал в уныние. Этого не мог не заметить Уллиграссор, который всегда находился рядом, словно тень. Перемену в настроении Руди заметили все странники, но поговорить с ним пожелал один лишь Уллиграссор.

– Почему грустишь, друг? – спросил он.

– Я не могу тебе честно ответить, ведь и сам не знаю, в чём причина, – растерянно ответил Руди.

– Тогда вспомни, что именно позволило унынию поработить тебя?

– Мне стало плохо после того, как я начал подслушивать разговоры Муниярда и Силгура. Они ни в чём не виноваты. Муниярд верно изложил суть происходящего там, где я жил. Силгур верно изложил суть того, чем я жил. Суть, которую я самонадеянно игнорировал. Тогда мне казалось, что я был прав, но сейчас ко мне пришло горькое осознание, что в том периоде зародилось моё самое большое заблуждение.

– Ты будешь прав при настоящем моменте, – успокаивал Уллиграссор, – вокруг тебя могут сменяться времена, обстоятельства, события и люди, но это будут именно те условия, которые наполнят твою правоту силой.

– Позволь узнать, дорогой Уллиграссор, – внезапно заговорил адепт вечного молчания Рарон, – сейчас ты так ловко вводишь в заблуждение этого человека, или самого себя?

Разразившись едким выпадом в их сторону, тем самым, осуждая один из любимейших принципов Уллиграссора, Рарон вновь погрузился в своё привычное состояние отрешённости. Уллиграссор не отвечал. У него были подходящие слова и убедительные доводы, объясняющие разумность избранной им позиции, но он знал, что Рарону нет никакого дела до его аргументов.

Его руки зачесались ещё сильнее. Уллиграссор вновь заплакал, но не из-за боли или пережитой обиды. Руди удивлённо наблюдал за тем, как слезинки капали на руки Уллиграссора и смешивались с кровью, которая сочилась из свежих разодранных участков его многострадальной кожи. Уллиграссор был абсолютно уверен, что так его раны заживали гораздо быстрее.

– Что с тобой? – спросил Руди.

– Моё вечное страдание, – ответил Уллиграссор.

– У других тоже так?

– Нет, у них всё хорошо.

– Тогда почему тебе так плохо?

– Мне не так уж и плохо, – возразил Уллиграссор, – и если для тебя всё то, что я переношу, кажется несносной мукой – это только лишь твоя беда.

– Но ты же сам сказал мне, что это – твоё вечное страдание!

– Я ошибся. Правда, иногда мне действительно бывает тяжело. Руки начинают невыносимо чесаться, если я ем недостаточно строганины. Вот сейчас мне явно недостаёт того, что имеется в моём скромном распоряжении. Вугго знает об этом и всё равно не заготавливает больше оленины и рыбы, чем обычно.

– Да, Вугго очень злой, – констатировал Руди, – но я помогу тебе. Бери четверть из моей доли.

– Ты уверен, что готов со мной поделиться? – оживлённо спросил Уллиграссор.

– Абсолютно. Не сомневаюсь, что смогу продержаться и без четверти этого, скажем так, неаппетитного куска. Я не привык к такой еде. Иногда мне проще голодать, чем есть. Не пропадать же добру.

Он отрезал чуть больше четверти предназначенной для его нужд оленины и положил жирный кусок в заранее протянутую Уллиграссором руку. Благодарность Уллиграссора возродила в Руди такую необходимую для него веру в то, что он не плохой человек. На время, уныние покинуло его. Оказалось, можно обрести радость, даруя её другому. Остальные странники не разделяли их приподнятого настроения, глядя на всё происходящее со спокойствием, и как показалось Руди, с огромным разочарованием. Но не только это его смущало.

Изо дня в день их оседлого ожидания нового пути, Руди недоумевал, глядя, как урна с прахом Авроры, лежала в стороне, за грудой камней. В местах, откуда он был родом, так обращались с отбросами. Пока каждый из них находил убежище внутри собственного купола, урна находилась под открытым небом. После череды «шалости ветряных духов», общепризнанная ценность была почти утеряна, погребённая под толщей белесой пыли.

Будучи абсолютно убеждённым, что урна странникам больше не нужна, Руди поспешил вернуть себе то, что изначально принадлежало только ему. Когда урна оказалась в его руках, он расплакался, как когда-то плакал маленький, обиженный на весь мир, милый мальчишка Рудольф-младший.

Его душила горькая обида. Урна, в которой покоился прах его любимой, с тех пор, как он перестал за ней следить, утратила прекрасный вид и лишилась уникального декора, за который было уплачено двойную цену. Эксклюзивное изделие выглядело ничуть не краше ржавой консервной банки. Вопреки клятвам, данным друг другу и Альель, странники не дорожили тем, что так грубо отняли у Руди.

Он ошибся. Как только урна оказалась в его руках, Гальягуд гневно приказал оставить её там, где она была ими оставлена.

– Почему?! – недоумевал Руди.

– Это забота Уллиграссора. Он нашёл урну и ему положено быть её хранителем, – ответил Муниярд.

– Если это так, то он пренебрегает своим долгом! – кричал Руди.

– Поговори с ним, – сказал Силгур, – он называет себя твоим другом, а это значит, что к твоим словам он должен относиться серьёзно. Как друг, вразуми его.

– Но я могу взять на себя его ответственность! Под моим присмотром урна сохранится в целостности. Только я готов беречь её! Только для меня она важна!

– Ты можешь брать на себя чужую ответственность в другом месте, но только не здесь, – возражал Гальягуд, – ответственность Уллиграссора лежит на его совести, а тебе я советую бережнее относиться к своей совести и не растрачивать её, прикрывая чужие долги.

Понимая, что его голос не имел никакой силы среди странников, Руди решил поговорить с Уллиграссором, дабы убедить того передать ему свою заботу хранить урну. Уллиграссора нигде не было. Он обладал завидным умением исчезать. Чтобы отыскать такого ловкача, требовалось посвятить время на упорные поиски, соглашаясь на игру хитреца. Руди всё еще оставался слаб. Усталость оказалась сильнее цели. И именно в тот момент, когда Руди смирился и принял данность без борьбы, весёлый Уллиграссор моментально объявился.

Тем временем, Вугго подошел к мирно лежащему Мигурноку, и принялся сильно пинать брата, дабы вернуть хитреца из мира неописуемо прекрасных грёз к реальности.

– Оставь его, – вновь оживился Рарон, – он ничего тебе не сделал.

– В том-то всё и дело, – сквозь зубы процедил Вугго.

– В чём? – спросил Рарон.

– Он ничего не делает! Лежит, словно туша тюленя!

– А что он должен делать?

– Хоть что-нибудь! – рассвирепел Вугго.

– Так или иначе, хоть что-нибудь он делает. Не гневайся на него за то, что он отыскал путь к блаженству, и не боится наслаждаться, в отличие от нас.

– Это иллюзия!

– Никому из нас это не мешает. Оставь его.

Вугго уступил Рарону, но не отказался от противостояния с Мигурноком. Довольствуясь малым, он желал, чтобы суд времени установил, кто же из них прав, и был готов ждать справедливого решения, даже если на это уйдут годы.

Мигурнок, причудливый образ которого вызывал у Руди много вопросов, оставался в покое и в счастливом неведении о том, что ради него впервые вступили в спор его братья. Не вернулся к реальности он и в момент появления Сларгарта, чего не случалось раньше. Понимая это, Рарон сам подошёл к Мигурноку, достал все его снадобья и с разочарованием обнаружил, что необходимого в эту минуту питья осталось в количестве нескольких капель.

* * *

Самым ненавистным отрезком пути для Сларгарта была Белая пустошь. Десятки раз она появлялась ниоткуда в тех направлениях, где раньше её никогда не было, и подбрасывала страннику тяжёлые испытания. Небольшая и открытая, словно призрак, Белая пустошь мгновенно возникала на новом месте и так же мгновенно оттуда исчезала. Даже сын Великого Духа мог найти свою смерть под её холодным покровом, ибо Белая пустошь была первым творением Альель.

Ступив на ослепительно белую землю, из которой, при любом шорохе поднимались облака густой пыли, Сларгарт помнил о необходимых девяти тысячах шагов, пройдя которые он окажется в безопасности, у Мглистых холмов, недалеко от места Альель. Напряжение от воспоминаний того, чем мучила его в прошлый раз роковая Белая пустошь, вызывало в нём желание что есть сил бежать в сторону Мглистых холмов, но он помнил одно из условий перемещения по Белой пустоши: чем стремительнее будет его ход – тем быстрее начнёт действовать новая опасность. Однажды, он совершил ошибку и поддался природному желанию. Тогда угрозу для него представлял он сам. В свирепом противнике он увидел все свои качества. Подвергаясь жестокому нападению, Сларгарт пытался взять контроль над тем, кто представлял его сущность, но противник не поддавался. И только вспомнив о своём уязвимом месте, которое он всячески отрицал до этого момента, после признания единственной собственной слабости, ему удалось вырваться из поединка, сумев выбежать за пределы Белой пустоши. С тех пор Сларгарт не забывал о своей уязвимости, но держал это в тайне от тех, кто на него полагался.

На обратном пути к братьям, Сларгарт потерял бдительность. Белая пустошь встретила его обезоруживающей пустотой. На Сларгарта не набрасывались чудовища, опасные хищники, свирепые враги и даже он сам. Перед ним простиралось пространство тишины, спокойствия и мягкого сияния. Сларгарт не воспринимал всё то, что предстало его взору, как мир и добро. Самая большая опасность скрывается в безоговорочно хороших условиях. Тихо проходя шаг за шагом, Сларгарт озирался по сторонам, будучи в полной готовности жёстко отразить внезапное нападение, но вокруг него ничего не происходило.

Преодолев половину пути, Сларгарт остановился. Сзади доносился скрипучий звук чьих-то неуверенных шагов. Обернувшись, Сларгарт застыл на месте. Впервые за всё время, в Белой пустоши он повстречал женщину. Красивая, с правильными чертами лица и выразительными синими, подобно Гальгийскому айсбергу, глазами, она смотрела на него по-доброму, и, казалось, что в искренности её добродушия не могло быть никаких сомнений. Хрупкая и безоружная, она не могла представлять опасности для одного из сильнейших странников, но Сларгарт решил не поддаваться первому впечатлению, которое всё же его сильно потрясло. Он продолжил путь, сопротивляясь желанию ускориться.

Спустя считанные мгновения они сравнялись. Красивая женщина шла рядом по правую сторону, ничего не говоря. Накопленное напряжение усложняло движения Сларгарта. Сковывающий холод напоминал ему о его беспомощности. За бесконечно белой землей не было видно заветных Мглистых холмов. А рядом тихо шла она, и он не понимал, что ей было нужно. Её близость вызывала в нём острое возбуждение разума и неизвестное ему чувство ноющей боли в центре груди.

Сларгарту хотелось смотреть на неё – она ему сразу понравилась и с первого взгляда задела в нём переживания, которые не были в почете среди странников. Ему хотелось обратиться к ней, предлагая свою защиту, и точно так же ему хотелось обратиться к ней, прося её защиты. Противоречивые мысли, словно копья, пронзали его разум и мука, уготованная для него Белой пустошью, обрела свою подлинную силу. Но сын Великого Духа Альель не мог поддаться обворожительной уловке. Не предавая свою цель в угоду собственному желанию, он шёл уверенно и не смотрел в сторону красивой женщины.

Расстояние казалось бесконечным, чего нельзя было сказать о силах Сларгарта. Сын Альель, которого Отец создал великим следопытом и самым выносливым из странников, в пределах Белой пустоши был вынужден справляться и с собственной слабостью. Ему стало больно дышать, больно смотреть, но даже это не могло сравниться с болью, которую вызывал каждый пройденный им шаг. Белая пустошь была безжалостна с теми, кто в ней оказывался, особенно – если это любимые дети Альель.

Красивой женщине было так же тяжело, но она безмолвно продолжала следовать рядом с ним. Её молчание нагнетало в сознании Сларгарта самые разные, чаще всего ужасные мысли. Она ему нравилась, как никто из всех, кого он знал. В нём проснулось особенное отношение к женщине, настолько поразившей его некогда невозмутимый дух. С ужасом, Сларгарт осознал, что в глубине своей души он мечтал выйти из Белой пустоши вместе с ней, чтобы в пределах Лальдируфф, где его сила и возможности были безграничными, он взял её под свою опеку и разделил с ней свой путь домой. Казалось, что перед ним возникла мечта, о которой он когда-то забыл.

Какими бы светлыми и благородными не были его помыслы, он отчётливо понимал, что в данный момент им овладевают коварные иллюзии. Он пытался обмануть себя в том, что желает избавиться от её присутствия. Мысленно проговаривая: «Исчезни!» бесчисленное количество раз, Сларгарт желал, чтобы она осталась.

За горизонтом показались мглистые горы. Увидев их, Сларгарт ощутил заслуженное облегчение. Но как только до выхода из Белой пустоши осталось семнадцать шагов, он потерял самообладание. Ему казалось, что именно на последнем отрезке пути та, которая смогла очаровать его своей прелестью тогда, сейчас его безжалостно погубит. В порыве гнева и отчаяния, он бросился на красивую женщину, намереваясь её задушить. Она не сопротивлялась. Вокруг всё так же не было никакой опасности. Красивая женщина быстро потеряла силы, которых ей и так недоставало. Страх, растерянность и стыд за свой поступок заставили Сларгарта бежать. Бросив её, он преодолел оставшиеся шаги быстрее ветра. Перед тем, как сделать последний шаг, Сларгарт не выдержал и обернулся. Красивая женщина лежала, похожая на раненого оленёнка, и было неясно – жива она или мертва.

* * *

В трёх милях от нового временного пристанища странников располагалось малочисленное селение Гунгов. Подсматривая за ними, чтобы отметить какие-либо перемены, Вугго наблюдал неизменную картину их существования. Подобно паразитам, Гунги разбились на сотни маленьких групп, заселивших всё побережье Лальдируфф. Шустрые, небольшие, но хорошо развитые человечки были признаны великими добытчиками щедрых даров Большой воды, однако их промысел нёс сомнительную пользу. Те самые дары, которыми Большая вода делилась со всем миром, Гунги отдавали за особую, часто непомерную плату. Со временем стало понятно, что никто из народов и племён Лальдируфф не мог позволить себе взаимодействие с Гунгами. Требования Гунгов основывались не на потребности или выгоде – они опирались на больную блажь, размаху которой не было предела.

У странников не было другого выхода – их путь пролегал через прибрежное поселение. Взаимодействие великой цели и мелочной блажи представлялось неизбежным. Прежде странники уже встречались с Гунгами, но даже мудрецы Силгур и Муниярд не смогли договориться с безумцами. Позднее выяснилось, что с ними нужно было договариваться любой ценой. Для следующих общин, встреча с которыми являлась неотъемлемой частью пути странников, были жизненно важны ресурсы, которые водились только у великих добытчиков даров Большой воды. Сохраняя безопасную дистанцию, Вугго следил за Гунгами, дабы разузнать, какими способами или уловками можно воздействовать на тех, кто абсолютно ничего не ценят.

Великие добытчики давно позабыли о своём промысле. В стороне от их селения лежали скелеты и гниющие останки больших и маленьких китов. Как истинный охотник, Вугго заметил, что этот убой был бессмысленным. Убитые дети Большой воды просто сгнивали, не принеся нуждающемуся человеку хотя бы какой-нибудь пользы.

Гунги постоянно задирали друг друга. Каждый истерично требовал к себе внимания. За всё время, пока Вугго наблюдал за ними, почти каждый из них плакал или бился в страшном припадке. Молодые и старые, сильные и слабые, главные и ничтожные – все одинаково мучились и одинаково мучили друг друга. Вугго больше не мог на это смотреть.

Три мили обратной дороги требовали от него моральных усилий. Вугго был опустошён и готов остановиться, желая упасть навзничь и заплакать, проиграв свой главный бой с отчаянием. Самого грозного и сильного сына Альель окончательно обессилило истощение его подлинного духа.

Пока в остальном мире взращивались и погибали сотни поколений, странники шли и искали своё место. С самого начала их существования, они понимали, что у них есть дом, но они в нём ни разу не были. Бесконечные поиски для Вугго начали терять свой сакральный смысл. Каждые встреченные племена вызывали в нём чувство ненависти к ним, к Великому Духу и к самому себе. Даже безумные Гунги нашли своё место. Самые ужасные народы имели пристанище. Воодушевляющая вера Вугго в то, что однажды их путь счастливо завершится, была им проклята.

Приближаясь к временному пристанищу, он увидел первую за десятки лет реальную угрозу. Вокруг свежих оленьих туш ходил невиданный ранее зверь. Огромный и лохматый волк тащил самую большую тушу. Вугго полагал, что ему было известно обо всех живых существах, населяющих Лальдируфф, но такое страшилище он никогда не видел и ничего не знал ни об этом волке, ни о его силе.