Читать книгу Найти Гуру - Тори Райз - Страница 3

Июль, 2006. Нью-Йорк

Майкл сидел в кабинете Ирэны Давидовской и рассказывал о своём недавнем разговоре с детективом. Она внимательно его слушала, изредка кивая головой. Во время разговора она делала какие-то пометки в своём блокноте. Сегодня Майкл попросил её выстроить логическую картинку всех событий на основании его догадок. Это не была её задача, как психоаналитика, это была задача для ума.

После того, как её пациент закончил рассказ, она начала говорить:

– На мой взгляд, картина такая: двадцать три года назад твоя мать Лора Морсон умирает от передозировки, в этот же год происходит два убийства с обезглавливанием, пусканием крови и отрезанием кистей рук. И жертвы этих убийств похожи на Лору. Затем спустя восемь лет убивают Кейтлин. Еще через пять лет погибает твой дед. И, наконец, спустя пятнадцать лет таким же способом, что и Кейтлин, была убита Меделин Хьюз, а Билл Хьюз застрелен.

Если предположить, что за всем этим стоит один и тот же человек, то ему должно быть около пятидесяти лет. Исходя из деталей всех этих убийств, можно сделать вывод, что он не всегда был исполнителем или не был им вовсе. Тем не менее, то, как висит тело и как расположены голова и кисти рук у зеркала, для него очень важно. Это его почерк и послание. На мой взгляд, абсолютно ясно, что послание адресовано именно тебе. И только ты можете знать истинный смысл того, что убийца пытается сказать.

– Я думал об этом, пытался разгадать все эти знаки, рисовал в своем воображении разные картины, но так и не смог понять, что это за послание. Для меня лично логики в этом нет, это скорее могло иметь значение для моего деда. Убивать девушек, похожих на мою мать имело бы значение только в том случае, если бы она была важна для Фрэнка. Но все знали, что она наркоманка и он не проявлял к ней особой любви. Хотя…, – Майкл прервался, и выражение его лица изменилось. Казалось, его осенила какая-то идея, и он продолжил – после смерти Лоры он не захотел брать опекунство надо мной и как потом объяснил, сделал это, чтобы обезопасить меня.

Ирэна тоже задумалась на минуту и подтвердила догадку Майкла:

– Если рассматривать это как признак того, что он знал об этих убийствах и опасался за твою жизнь, то не исключено, что Лора тоже должна была стать жертвой, но убийца просто не успел.

Майкл оживился еще больше:

– Адвокат моего деда – Кевин Харт в одном из наших разговоров сказал, что Фрэнк не исключал возможности насильственной смерти моей матери и заказал частное расследование, но никто не знает его результатов. Что если он все-таки знал об этих девушках? К тому же он провел свою юность в Мексике, а полиция связывает и подвешивание за ноги, и раскладывание частей тела перед зеркалом с одним из направлений мексиканского культа смерти. И сейчас это наводит меня на мысль о том, что послание первоначально было адресовано моему деду.

– В этом становится еще больше смысла, если связать эти смерти со смертью Кейтлин. И основная цель этого неизвестного никому убийцы – убрать всех женщин из жизни Фрэнка Морсона. Если бы не сила, которая нужна для таких действий, как подвешивание тела за ноги и отделение частей тела, я бы сказала, что всё указывает на женщину. Однако же убийц может быть и несколько. И эти кисти рук и голова не дают мне покоя. Это больше чем просто знак. Это должно быть что-то, что связывает убийцу или убийц с твоим дедом.

Мысли Майкла словно прорвало, и в его сознании стала вырисовываться картина того, что возможно было долгое время скрыто от его понимания, но ему нужно было найти ответы на еще очень большое количество вопросов. Но как можно было искать ответы на вопросы, основанные на догадках. Сейчас всё строилось на предположении, что Морсон-старший действительно знал больше, чем могло показаться на первый взгляд. Только вот подтверждений этому уже не получить. И если вся эта сеть плелась вокруг его погибшего родственника еще более двадцати лет назад, то значит ли это, что смерть его деда была не случайной? И значит ли это, что ему тоже предстоит умереть? Он продолжил делиться своими мыслями с Ирэной:

– У меня складывается ощущение, что кто-то очень терпеливый ведет одному ему известную игру вокруг нашей семьи. И этот кто-то знает о нас то, чего не знает никто. Никто не мог знать того, как умерла Кейтлин, кроме ее убийцы. А вот узнать о том, что я старательно стремлюсь вспомнить день ее смерти, можно было от любого из моих психоаналитиков. Если конечно допустить, что профессиональная этика для них всего лишь пара ничего не значащих слов.

– Давай не будем исключать и такую возможность. Но ты никогда не был так близок к прорыву, как с Биллом Хьюзом. И, если честно Майкл, тот факт, что мы не знаем кто такой Билл Хьюз на самом деле и почему он так похож на твоего деда, а его жена – на Кейтлин, наводит меня на мысль о том, что ты слишком долго игнорировал знаки, которые явно тебе оставлялись.

– Но я никак не могу понять, что это могли быть за знаки и чего может хотеть этот таинственный убийца.

– В большинстве случаев такие убийцы хотят обратить на себя внимание. И если они не получают его, то могут дать больше подсказок или же разозлиться на того, кого они выбрали в качестве объекта.

– Если расценивать смерть Меделин как попытку напомнить мне о смерти Кейтлин, то какой тут может быть мотив. Кто может стоять за всем этим?

– Майкл, а ты уверен, что в твоей жизни периодически не возникал кто-то, кто может иметь непосредственное отношение к тебе, но ты об этом не знаешь? Может какие-то повторяющиеся события или детали?

Майкл Морсон задумался:

– Сейчас я уже ни в чём не уверен, но мне сложно вспомнить что-то необычное. Мне кажется, я слишком сильно был поглощен своими переживаниями всё это время. И я не представляю, как теперь вернуться к тем событиям, что происходили вокруг меня изо дня в день.

– День за днём ты, конечно, не сможешь пролистать свои воспоминания, но можно попробовать вытащить из памяти определенные дни. И когда к событиям начнут дорисовываться детали, вполне вероятно, что-то начнет повторяться из раза в раз.

– Да, но вы сами говорили, что моя память группирует сходные моменты и не придает им значения.

– Майкл, давайте пойдем другой дорогой. Можно попробовать арт-терапию. Ты начнешь рисовать картины того, что волнует или, что тоже важно, успокаивает тебя в твоем прошлом.

– И как это может помочь?

– Если связь между твоим настоящим и прошлым существует, рано или поздно ты её обнаружишь в тех картинах, которые не только воссоздашь, но и запечатлеешь на бумаге.

– Но я не умею рисовать.

– Ну, это не так и сложно. Возьмёшь пару уроков, поймёшь основы, и этого вполне хватит. Для наших целей подойдут и карандашные эскизы. Но кроме этого, я бы хотела дать тебе совет. Удели больше внимания своей безопасности. Тот, кто стоит за всем этим, явно очень терпелив и имеет отношение к твоей семье уже давно.

Майкл хоть и прислушивался к мнению своего очередного психоаналитика, но всё же считал, что ему не стоит опасаться того, что могло ждать его впереди. И у него были свои основания так полагать. А для того, чтобы найти подтверждение этому, нужно полностью погрузиться в анализ своего прошлого.

***

С этого дня Майкл Морсон начал рисовать своё прошлое. Оказалось, что когда он вспоминал что-то из детства и юности, это действительно было похоже на вспышку, но он фиксировал только людей. После того, как он неумело зарисовывал фигуры, стало понятно, что на бумагу просится мебель, предметы интерьера, иногда не в силах изобразить свои чувства, он просто дописывал что-то в углу листа. Его рисунки были плоскими и чаще напоминали схему, кто и где стоял или сидел. Иногда он просто рисовал стол, а потом словами дописывал, что на нём стояло или лежало.

Одна из его приятельниц, владела коллекцией живописи, и он попросил найти ему учителя, среди знакомых художников. Однако, узнав, что его цель – основы рисунка, она посоветовала поискать себе учителя среди уличных художников или брать уроки в общественном центре. Майкл согласился с тем, что если учиться у серьезного художника, то постигать науку живописи нужно методично и целенаправленно, а он совсем не стремился к этому.

Найти среди уличных художников учителя не составило труда. Им стал художник-портретист Саймон, с которым он познакомился в Центральном парке. Ему было чуть больше сорока. Он был из той породы людей, которые довольствуются тем, что имеют и не стремятся бежать в одну сторону со всеми, только потому, что там, куда все бегут, живётся лучше. Саймон перебивался случайными заработками, писал портреты на улице, и предложение Майкла было как нельзя кстати. Он не загружал его теорией, а просто показывал на примере, как ложится тень, куда подает свет и как предать объем фигурам и предметам. Когда Майкл освоил технику пейзажа, его учитель показал, как рисовать лица. Майклу понравилось брать уроки рисования и уже через пару недель его рисунки приобрели совсем другую фактуру. Он научился прорисовывать лица и фигуры, а предметы стали выглядеть объемнее.

Очень часто он рисовал сидя в парке. Несмотря на многолюдность, Центральный парк на Манхеттене привлекал Майкла еще с тех времен, когда он поступил в Калифорнийский Университет, и одновременно учился управлять компанией. Парк стал для него местом, куда можно придти, чтобы почувствовать себя жителем гудящего мегаполиса, у которого выдались полчаса на отдых.

После солнечной Калифорнии, где его жизнь была весьма размеренной, темп жизни в Нью-Йорке его одинаково восхищал и пугал. Движение в этом городе не останавливалось ни на секунду. Кто шел, кто-то ехал на роликах, кто-то говорил по телефону и жестикулировал руками, кто-то ел, кто-то бежал с только что выхваченной сумочкой. Люди стояли в многочасовых пробках, но при этом всё равно двигались: вытягивали шею, чтобы посмотреть, что там впереди, крутили головой по сторонам, что-то искали в карманах, ругались с теми, кто сидел в соседних машинах, в бессилии откидывались на сиденье или выскакивали из такси и неслись к ближайшей станции подземки. Все и всё было в движении.

Так было и в его жизни с Лорой. В их доме всегда что-то происходило. Одни люди сменялись другими. Кто-то танцевал, кто-то пил, кто-то нюхал кокаин, кто-то спал, развалившись прямо посреди гостиной или под лестницей. Тогда Майкл нашел для себя место на чердаке. Туда никто не поднимался, и он мог посидеть там и поиграть. Об этом укромном месте знала только Кейтлин, и если он засыпал там, поднималась к нёму, относила его в постель, укрывала одеялом, гладила по голове и тихонько выходила из комнаты. В Нью-Йорке таким чердаком для него стал Центральный парк.

Окружающие звуки и люди в движении позволяли ему настроиться на воспоминания двадцатитрехлетней давности. Иногда ему казалось, что он снова пятилетним мальчиком просыпается от того, что дом полон разговоров, смеха, звуков шагов и шума, вечно работающего на первом этаже телевизора или громкой музыки. Начав рисовать, Майкл и не подозревал, сколько он на самом деле помнит о прошлом.

Это настолько захватило его, что он перестал замечать время и людей вокруг. Дни, проводимые в парке, летели незаметно, и в один из таких дней парке он поймал на себе заинтересованный взгляд девушки, сидящей на соседней скамейке. Майкл, привык к вниманию женщин, воспринимая любые знаки внимания с их стороны спокойно, а чаще весьма прохладно. Он был богат, занимал высокое положение, в нем чувствовалась уверенность в себе и, к тому же, он вполне мог поразить разносторонностью своих интересов, так что не удивительно, что женщины стремились чаще попадать в его поле зрения. Впрочем, с таким состоянием, он мог быть даже вполне заурядным, и это бы никак не остановило большинство из них.

Девушка, рассматривающая его, сильно отличалась от представительниц слабого пола, которых он видел вокруг себя. Она не выглядела холеной, вряд ли она регулярно посещала салоны красоты и спа-центры. В её внешности было всё просто и естественно. Одета она была в черные узкие брюки, мокасины и свободную майку, спущенную на одно плечо. Как любой обитатель Манхеттена, Майкл умел оценивать людей по внешности и одежде, и, исходя из стоимости и того, и другого, можно было сделать вывод о социальном положении человека. Даже бегуны в парке выглядели в соответствии со своим статусом в обществе. А эта девушка явно не была светской львицей и охотницей за богатеями с Пятой авеню или Уолл-стрит. Ничто не выдавало в её облике деловой женщины. Но также она не выглядела и как студентка или сотрудница многочисленных офисов Манхеттена. Она была будто бы вне всего этого.

Майкл поймал её взгляд, улыбнулся и произнес стандартное:

– Привет! Вы в порядке?

Она продолжила смотреть на него, хотя Майкл заметил, что вероятнее всего её интересует его альбом, в котором он рисовал. Улыбнувшись, она спросила:

– Вы рисуете комиксы?

Майкл не ожидал такого вопроса.

– Почему вы так решили?

– Я видела вас здесь уже несколько раз и подумала, что вы удираете из офиса, чтобы заниматься чем-то более интересным. Вы так увлеченно рисуете, вот я и подумала, что это комиксы. Ведь на обычного художника вы не похожи.

– Почему не похож?

Она рассмеялась:

– Вы в костюме и у вас нет мольберта и красок. А еще вам непременно подошел бы шарф.

Майкл улыбнулся и произнес:

– Я не ношу шарфы. У меня нет ни одного.

– Вот поэтому вы и не художник!

Прежде чем он успел ей ответить, она встала со своей скамейки, помахала ему рукой и быстрым шагом направилась в направлении пересечения Террас Драйв и Пятой Авеню. А он так и остался сидеть. Впервые в его жизни девушка не стала дожидаться продолжения знакомства и не показалась ему заинтересовавшейся им настолько, чтобы он успел её пригласить, выпить хотя бы кофе. Это слегка задело его самолюбие, но уже к вечеру он забыл об этой встрече.

Спустя неделю Майкл снова почувствовал на себе взгляд незнакомки из парка. Она разговаривал с какой-то семейной парой. Поймав его взгляд, она улыбнулась и кивнула ему в знак приветствия. В этот раз она выглядела совершенно не узнаваемо. На ней был темно-синий костюм для езды на мотоцикле, в руках она держала шлем. После того, как её разговор закончился, она снова покинула парк, просто помахав ему на прощанье.

Когда Майкл увидел её в третий раз, это было недалеко от пересечения Ист Драйв и Ист Восемьдесят Четвертой и Восемьдесят Пятой Стрит. Она стояла в тени деревьев возле мольберта и задумчиво смотрела в сторону Метрополитен-музея. Мимолетно взглянув на него, когда он приближался, она продолжала стоять, отрешенно рассматривая фасад Американского крыла. Майкл отметил, что ей удалось найти относительно тихое место в районе музея, где было не так много людей, как в районе входа. Ежедневно в этом районе скапливается огромное количество туристов и местных жителей, желающих не только посетить сам музей, но и просто погулять вокруг. Но незнакомка, казалось, полностью отключилась ото всех внешних звуков и была погружена в свои мысли.

Теперь он понимал, что её заинтересованность заключалась в его рисунках, а вовсе не в нём самом. Эта мысль даже обрадовала его. Возможно, впервые за последние годы ему стало по-настоящему интересно познакомиться с девушкой, которая или не собиралась, или не спешила начать на него охоту. Он подошел поближе и поздоровался, а затем спросил:

– А у вас есть шарф?

Она улыбнулась, затем наклонилась к своей сумке, что-то поискала и извлекла на свет два льняных шарфа. Один оливкового, другой темно-синего цвета. Выбрав для себя оливковый, она надела шарф на шею, а другой протянула Майклу со словами:

– Да, я же настоящий художник. А теперь и вы тоже.

Майкл взял шарф, который она протянула ему. Девушка слегка наклонила голову и, улыбаясь, предложила:

– Одевайте. Я выбирала под ваш офисный костюм. Но имейте в виду, когда наступит осень, вам придется носить вязаный шарф и возможно даже берет – и снова рассмеялась.

Это был редкий случай, когда во время знакомства с девушкой, Майкл был очарован и заинтересован настолько, что ему хотелось просто стоять и разговаривать. Обычно, в его стандартный набор входило минимум разговоров, ресторан, секс и возможно последующие встречи, но не чаще двух-трех раз в неделю и не дольше трех месяцев.

Девушку звали Керия. Она оказалась художницей. Несколько месяцев назад она вернулась из Куала-Лумпура и сейчас готовилась к своей выставке. Её семье принадлежали несколько галерей искусств в Азии и пара финансовых компаний. Сама она мало интересовалась семейным бизнесом, связанным с финансами, предпочитая последнему искусство. Не смотря на то, что ее семья жила в Гонконге и свои многочисленные выставки в Сингапуре и Малайзии, она старалась как можно больше времени проводить в Нью-Йорке, где предпочитала писать свои работы. К тому же скоро ей предстояло защищать докторскую степень в области искусства.