Читать книгу Солнечные пятна - Тори Ру - Страница 17

Одно из самых ужасных состояний, которые могут случиться с человеком – это праздность. Именно она тянет за собой вереницу других смертных грехов и превращает меня в злобное задерганное тощее существо. Это из-за нее меня заживо сжирает ненависть. Все беды от праздности.

Решила заняться делом и выгрузила из ящиков старого стола свои потрепанные общие тетрадки, пролистываю их: дневники, записки, рифмы, зарисовки. Старательно перепечатываю то, что особенно дорого, и сохраняю в памяти ноутбука.

К концу второго вечера я уже довольно быстро и без опечаток набираю текст, и мои черные рифмы на белом фоне теперь выглядят как строфы на страницах изданной книги. Лицо впервые за долгие недели расслабляет искренняя улыбка: я очень люблю книги, люблю листать их теплые, всегда по-разному пахнущие страницы, люблю, отключившись от реальности, улетать в волшебные миры.

Любовь к чтению еще в детстве привил мне брат, читавший вслух те самые сказки. Потом я прочитала все его книги, оставшиеся в пыльном шкафу – он любил поэтов Серебряного века, Набокова и Булгакова, и от «Мастера и Маргариты» я в тринадцать лет надолго потеряла сон. Читала с упоением и много: произведения школьной программы, книги для внеклассного изучения, произведения, которые нам вообще не задавали. Книги из местной библиотеки, книги деда из старого дома, книги Ви в тот период, когда она грезила альтернативой. Читала запоем чужие книги, но всегда мечтала подержать в руках свою, на страницах которой для кого-то оживет мечта, пойманная в эфире и загнанная в форму слов именно мной. Кто знает, возможно, сегодня я сделала навстречу этому первый маленький шаг?

В недрах стола нашлись наши с Ви записки:

Солнце – мой самый лучший друг на всей земле. Йо! – ровные буквы знакомого почерка порхают в миллиметре над строчкой.

Ви – лучше всех на свете. Е! – мои закорючки пляшут и заваливаются вниз.

Воспоминания о солнечном весеннем дне, когда мы с Ви тусовались в ее комнате, делали сигны с именами друг друга, писали шуточные признания в любви и смеялись, и никакого мальчика в нашей жизни не было и в помине, вдруг расставляют все на свои места.

Подключаюсь к беспроводной сети тети Анжелы и до вечера общаюсь с Ви. Временами мне кажется, что из открытой форточки вместо зноя веет прохладой, долетевшей из ее нового города.

Вот так: отпускаешь от себя злые мысли, расправляешь плечи, выдыхаешь – и излечиваешься.

У зеркала в прихожей отстригаю густую челку по брови – и снова себе нравлюсь. В гостиной сжимаю маму в объятиях. Рванула было в тринадцатую квартиру навестить тетю Анжелу: каждый вечер, выходя из машины, она пробегает взглядом по нашим окнам, – но вовремя спохватилась: час для нее не поздний, она, возможно, еще на работе.

Возвращаюсь в комнату, распахиваю окна, наваливаюсь на подоконник и в сумерках высматриваю на стоянке во дворе блестящую иномарку, но ее нет. А на асфальтированном пятачке у скамеек стоит парень в черной бейсболке, и меня мгновенно парализует.

Это Че. И он смотрит в мою сторону.

Мир взрывается брызгами красок из разноцветных баллончиков, сердце ухает в живот, от радости я забываю имена всех, кого знаю, даже свое. И разум побеждает: он услужливо подсказывает, что взгляд Че устремлен гораздо выше и застыл на темном окне четвертого этажа.

Этот проклятый Че возник словно черт из табакерки и, похоже, только что снова разрушил мой мир. Устало вздыхаю и тихонько прикрываю раму. В последний раз украдкой смотрю вниз – включается уличное освещение, и в свете фонаря на идеальном недосягаемом лице Че я замечаю ссадины и кровь.