Читать книгу Чтец - Трейси Чи - Страница 4

Сефия оттолкнула ближайшего к ней мужчину и протиснулась мимо него, локтями пролагая себе путь в толпе покупателей. Толпа, которая всего несколько минут назад вызывала в ней радостное возбуждение, теперь мрачно громоздилась вокруг нее. Ей нужно было пробиться к краю рынка, где она на мгновение остановилась, чтобы сбросить с себя груз этих копошащихся тел и резких голосов, а потом бросилась по краю площади к гостинице.

Добравшись до проезда, разделявшего гостиницу и таверну, Сефия без труда нашла в дорожной грязи следы Нин: обувь без каблуков, а правый башмак, с отстающей подошвой, поддевает больше грязи. Поминутно спотыкаясь, Сефия проследовала в узкое пространство между домами, прошла мимо мусорных баков и старых ящиков, зажимая нос от стоящей там вони.

Следы вели на юг, к окраине города, и Сефия торопливо отправилась туда, проходя мимо одноэтажных домишек, маленьких ухоженных садиков, по дорогам, которые, чем дальше она уходила от рынка, становились все безлюднее. Наконец она подошла к дому на самом краю города, где джунгли уже наползали на деревянные заборы, а на улицах не было видно ни души. На окнах дома были решетки, а над крыльцом развевался черный флаг королевского флота.

Это была тюрьма.

Перед домом красные мундиры бегали взад-вперед, разбирая лошадей и торопливо седлая их. Пара животных была запряжена в огромный, оббитый железом экипаж с металлическими решетками на окнах.

Из открытой двери раздался голос:

– Близко не подходить. Оружие на изготовку. Эта преступница разыскивалась по всей Келанне много лет.

Кто-то отвечал, но слишком тихо, и Сефия ничего не расслышала.

Послышалась новая команда:

– Двое с ней в экипаж! Двое на козлы. Четверо сопровождающих. Это все, что мы можем выделить.

Вновь пауза, и вновь голос командира:

– Нет, кузнеца не нужно. Веревку и узлы покрепче. Две веревки, если нужно. Четыре. Проверили, нет ли еще отмычек? Наверняка у нее еще набор.

Сзади тюрьмы была, вероятно, конюшня, потому что красные мундиры выходили из-за левой стены тюрьмы с припасами и седлами для лошадей. Золото на ножнах их сабель и на кобурах, прикрепленных к поясным ремням, сияло на солнце. Сефия учащенно дышала. Ее охотничий нож притаился в ножнах на ее поясе, а вот лук остался в лесу, хотя лук вряд ли выдержит поединок с ружьями и пистолетами.

Сефия потерла глаза и принялась раздумывать над планом.

Хотя с фасада и вдоль левой стены тюрьмы ходило взад и вперед множество людей, по правую сторону здания, затененного высокими деревьями, не было видно никого. Здесь она может подобраться поближе и посмотреть, что к чему. Затаив дыхание, Сефия ждала, когда улица опустеет, и через пару минут путь был свободен. Все красные мундиры были либо внутри здания, либо на конюшне. Девушка рванулась через открытое пространство, справедливо опасаясь, что в любой момент ее могут заметить. Она даже представила себе внезапные крики и удары пуль, взрывающие пыль вокруг ее ног, но до конца правой стены тюрьмы она добралась без помех. Несколько бочонков для воды стояли у самого здания; Сефия укрылась между ними и притаилась. Отсюда ясно и четко были слышны голоса:

– Надеюсь, вознаграждение будет хорошим. Сто лет не попадалась. Люди думают, ты над нами потешаешься.

Перед фасадом лошади переступали копытами, поскрипывая и позвякивая сбруей.

Сефии никогда не угнаться за солдатами, если они повезут Нин на лошадях. А не удастся ли украсть одного коня и ускакать до того, как за ней погонятся? Она не сидела в седле больше года, с тех самых времен, когда они были в Ликкаро, но у нее наверняка получится, если будет фора во времени. И если солдаты не заметят пропажи коня.

– Возьми бочонок для лошадей. До суда долгий путь, а в тех местах с водой напряженка.

Шаги послышались совсем рядом с местом, где притаилась Сефия. Она замерла. Всего тут стояло шесть бочонков, а она свернулась калачиком под первыми двумя. С отчаянно колотившимся сердцем она выбралась из-под них и, хватаясь руками за землю, на четвереньках бросилась за последний, где села, прижав сумку к животу, а колени к подбородку. Сефия постаралась занять как можно меньше места, надеясь, что в тени ее не заметят.

Солдаты сняли крышку с первого бочонка. Сефия слышала, как в нем плещется вода, что означало, что бочонок был почти полный. С глухим стуком крышку водрузили на место, и солдаты взялись за следующий. Они были так близко! Сефия старалась сдерживать дыхание и дышала через нос, но, несмотря на это, звук собственного дыхания казался ей таким же громким, как вой ветра в кронах деревьев. Она даже чувствовала солдат носом – сухой запах крахмальных воротников и запах потных волос. Сефия закрыла глаза и представила себя невидимой, где-то далеко отсюда, в глуши джунглей.

С мягким стуком солдаты опрокинули бочку на бок и покатили ее прочь. Звук шагов стал удаляться; послышалось громкое ворчание и усталое кряканье – бочонок забросили на задок экипажа. Сефия не открывала глаз, пока все солдаты не вошли внутрь тюрьмы.

– Отлично! Все готово. Крепко держите веревки и не отводите от нее стволов. Не спать. Никакой гарантии, что веревки ее удержат. Тем более, двери экипажа. Не спускать с нее глаз!

Времени терять было нельзя. Солдаты вскоре собирались отправиться в путь и взять с собой Нин. Их нужно остановить, не то Сефия отстанет.

Без всякого предупреждения лес вокруг Сефии затих. Птицы умолкли; даже насекомые перестали жужжать. Стих даже ветер. Сефия застыла. По коже поползли мурашки.

А затем появился запах. Не отвратительный, гнилостный запах отбросов, а чистый, даже чересчур чистый и подобный запаху меди. Запах, который можно было ощутить на вкус. Запах, который покалывает у вас на кончиках пальцев.

Этот запах Сефия узнала.

Ее глаза наполнились слезами. Смахнув их, она стала всматриваться в лес. Раздался ритмичный топот: две лошади приближались со стороны конюшни. Натянув ворот рубашки на нос и рот, Сефия, вслушиваясь, свернулась за бочками. Лошади шли не вдоль левой, а вдоль правой стены тюрьмы, с ее стороны.

Ее увидят. Возможно, солдаты не очень внимательно осматривались, когда брали воду, но эти лошади сейчас пройдут мимо нее, а ей негде спрятаться.

Сефия боялась невидимых ездоков, которые приближались к ней на лошадях, больше, чем самих солдат. Боялась их запаха. Их молчания.

Вскочив, Сефия бросилась к первому бочонку. Сняла крышку и посмотрела на темную воду. Бочонок был наполовину пуст. Она, наверное, поместится. Она же совсем маленькая!

Лошади приближались, и запах усиливался. Запах трещал и вспыхивал искрами. Голова Сефии кружилась. Воздух сгустился и отяжелел.

Она влезла в бочонок и сцепила зубы, чувствуя, как вода заливает ее башмаки, проникает под одежду, холодит руки и спину. Влага и холод пронизывали Сефию, проникли в сумку, намочили драгоценную коллекцию, которую она собирала много месяцев. Она погрузилась почти полностью. Вода дошла до плеч и шеи. Если она запрокинет голову, то сможет держать лицо над поверхностью. Вода залилась Сефии в уши, все звуки умолкли, и она осталась один на один с собой в этом коконе холода. Потом она изнутри закрылась крышкой, и наступила кромешная темнота.

Снаружи приглушенно доносился стук копыт. Запах металла был так силен, что у нее заболели зубы. Все внутри у нее дрожало, будучи не в силах перенести жуткий аромат выжженной земли и меди. Сефию трясло так сильно, что она боялась, что вода начнет выплескиваться из бочки.

Только не это. Только не снова! Она пыталась отбросить глубоко в пучины памяти воспоминания об отрезанных конечностях, деформированных руках, обо всем том, что ни один ребенок не должен видеть. Никто не должен видеть. И она в том числе.

Прошла пара минут, и кто-то, находящийся внутри тюрьмы, задал вопрос. Слова не были слышны, но раздраженный властный тон вопроса вода заглушить не смогла.

Сефия не слышала, что ответили незнакомцы, но вдруг раздался крик. Сефия прижалась к стенке бочки, и вода залила ей нос и рот. Задыхаясь и кашляя, она, тем не менее, постаралась не выдать себя. Раздался выстрел, и Сефия почувствовала, как пуля, расщепив дерево, ударила в стену тюрьмы совсем рядом с ее головой. Запах металла усилился настолько, что это было единственное, что она могла ощущать носом, глазами или кончиками пальцев.

Криков больше не было, но через стенку бочки Сефия почувствовала, как здание стало содрогаться от падения внутри него неких тяжелых предметов. Каждый удар отдавался вибрацией внутри бочки, где она, скорчившись, плакала, и слезы падали с ее лица в черную воду.

Вскоре все стихло. Сефию бил озноб, и каждая клеточка ее тела кричала: Не двигайся! Не двигайся! Но Нин все еще была внутри тюрьмы. Осторожно – как только были способны ее трясущиеся руки, Сефия отодвинула крышку бочонка и выглянула. Запах снаружи был гораздо хуже. Он разил и ранил. Лошади солдат по-прежнему переступали копытами и фыркали перед фасадом тюрьмы, хотя внутри самой тюрьмы стояла тишина – настолько плотная и холодная, что, протянув руку, ее можно было бы потрогать, как кусок льда.

Вода с мокрыми звуками скатывалась с волос Сефии ей на плечи, и потом – в бочонок. Она не решалась вздохнуть полной грудью.

– Итак, – послышался голос Нин, тихий и сдержанный – точно такой, как тогда, когда она встречалась лицом к лицу с ягуарами с голодными золотистыми глазами.

– Итак, – проговорила Нин. – Вы наконец нашли меня.

Нин была жива!

Чтобы не закричать, Сефия зажала рот рукой. Она напряженно прислушивалась, но из тюрьмы не донеслось ни единого слова.

Вместо этого раздались приглушенные звуки: по деревянному полу тащили тело. Потом неровные шаги донеслись с крыльца.

Нин была так близко – за углом! Сефия буквально ощущала ее присутствие. Но она не могла двинуться. Просто не могла.

Щебенка захрустела под ногами людей, спустившихся с крыльца. Подпруги на лошадях скрипнули. Когда всадники сели в седла, Сефия услышала вздох Нин, после чего все галопом двинулись по дороге.

Когда звук копыт растворился вдали, исчез, как утренний туман, и запах меди. Он испарился из тела Сефии, оставив обожженными ее дыхательные пути, оставив боль в желудке и такой знакомый привкус в глубине рта!

Кашляя, Сефия выбралась из бочонка. Вся мокрая, оставляя лужи воды вдоль стены, она добралась до двери. Одного взгляда внутрь было достаточно, чтобы сказать, что выживших там не осталось. Солдаты, лежавшие в помещении, были все обезглавлены, за исключением одного, возле правой стены – тот был убит выстрелом в голову. Слишком много голов, слишком много отрезанных конечностей, разбросанных по полу. Их количество Сефия была не в состоянии сосчитать. Рот ее пересох.

Она крепко-накрепко закрыла глаза и прислонилась спиной к наружной стене, прижимая к груди сумку.

Ее отец.

Сефия судорожно дышала. Волосы прилипли к ее лицу и шее, а мокрая одежда облепила тело. Расчлененные трупы. Молчаливые убийцы. Она боролась с воспоминаниями, старалась уйти от них, делая так, как учила ее Нин: называя вещи, которые были перед нею здесь и сейчас, – крыльцо, дорога, деревья, вода, вода…

И воспоминания отступили.

Шатаясь, она отошла от стены и спустилась с лестницы, обошла лошадей, все еще запряженных в оббитый железом экипаж. У нее была слабая, едва теплящаяся надежда, что уехавшие оставили хоть какие-нибудь следы, по которым можно определить направление, в котором увезли Нин.

Ничего. Следы лошадиных копыт должны быть свежими и глубокими, но на щебенке не было видно абсолютно ничего. Сефия вернулась к тому месту, где пряталась, но следов не было и там, словно мимо нее никто и не проезжал.

Сефия задыхалась. Рыдания неожиданно подступили к горлу, сотрясая все тело.

Это произошло – так же, как и тогда.

Нужно было уходить. Сефия повернулась и стала яростно пробираться по джунглям. Она бежала так быстро, как только могла, ломая ветки, зацепляясь за деревья; бежала стремительно – насколько позволяли ей ее дрожащие ноги и душившие слезы.

Через час Сефия вернулась к дереву, под корнями которого они с Нин спрятали свои пожитки. Вся в земле, задыхаясь, она принялась копать и, уже на последнем издыхании, с трудом вытащила мешки наружу. Перебросив за спину мокрую сумку, она схватила мешок Нин, обняла его и прижалась лицом. Отца и мать она потеряла. Теперь же лишилась и Нин.

Пальцами она ощупывала застежки и клапаны карманов, стежки на залатанных местах. Через ткань можно было ощутить запасную одежду и твердые края инструментов. Вещи Нин. Теперь – ее вещи.

Она распустила конский хвост, в который были собраны ее мокрые спутавшиеся волосы, и отбросила их назад.

Вновь намокшая, ткань на шее и худеньких плечах прилипла к коже. Но ей было все равно. Нин больше не было. Секунду назад была, а теперь – исчезла.

Краем глаза она заметила какое-то движение – словно Нин поднимает ее упавшую сумку. Нет, это Нин сидит, скрестив ноги и прислонившись к стволу дерева. Но это оказался всего лишь листик, упавший с дерева, да легкое дуновение ветерка над лесной подстилкой. Нин ушла. Ее вырезали из мира как бумажную куклу, хотя Сефия внутренним взором по-прежнему видела ее: вот ее силуэт проявился на фоне деревьев, а вот эхом пронеслись слова, которые та могла произнести.

Караваны муравьев возобновили свое движение через джунгли, насекомые принялись жужжать во влажном воздухе. Когда Сефия поднялась на ноги, ее одежда и волосы почти просохли. Сквозь покров листьев сверху изливался зеленоватый свет, а веселое пение птиц еще больше убеждало Сефию в том, что она одинока. Завязав волосы красным шарфом, Сефия принялась раскладывать на земле вещи, принадлежавшие когда-то Нин. Она отложила в сторону запасную одежду, посуду, запасные ножи и ложки, но оставила кусок холстины, под которой они укрывались в ненастную погоду, топорик и латунную складную трубу.

Затем аккуратными стопками она принялась раскладывать собственные вещи, пока ее пальцы не наткнулись на нечто плоское и твердое.

Вот оно!

Эта вещь была у Сефии уже пять лет, и, хотя она никогда не забывала о ее существовании, доставала ее из мешка только однажды.

Тогда ей было всего девять лет, и они с Нин только начали жить вместе. Нин была на охоте, а любопытная Сефия вытащила эту вещь из ее мешка. Тяжелая, похожая на ящик, с темными пятнами повреждений по краям – там должна была быть филигрань или украшенный драгоценными камнями орнамент, хотя кто-то давно выдрал большинство из них.

Единственное золото осталось на застежках, которые сбоку скрепляли это подобие ящика. Сефия попыталась расстегнуть их, с силой действуя пальцами и всей рукой, но в тот момент, когда она размышляла, как бы ей подступиться к застежкам, вернулась Нин.

– Что ты делаешь? – спросила она. В руках она держала тушку мертвой лисицы.

Сефия замерла и виновато посмотрела на Нин.

– А что это? – спросила она.

Нин взглянула на то, что Сефия держала в руках, как на медвежий капкан или острые металлические зубы.

– Я не знаю, и мне наплевать, – проговорила она. – Положи ее на место. Я не хочу с ней иметь никакого дела.

– Но, тетя Нин, она принадлежала…

– Я тебе не мать и не отец.

Она повернулась спиной и привязала лисицу к дереву, чтобы снять с нее шкуру. Потом бросила через плечо, холодно и резко:

– Если я снова увижу ее, брошу в огонь вместе с дровами.

С тех пор Сефия ни разу не рассматривала эту вещь, но часто, когда чистила мешок, ее пальцы ощупывали твердую поверхность. Она так привыкла к этим ощущениям, что могла бы распознать ее даже в полной темноте.

Когда-то она принадлежала ее родителям.

Сефия стряхнула слезы с глаз. Ей так давно хотелось подержать эту вещь в руках, открыть и посмотреть, что внутри, понять, почему эту вещь от нее скрывали и что с ней можно делать! Но Сефия не могла себя заставить сделать это. Если она достанет ее, возьмет в руки, да и просто посмотрит, это будет означать, что Нин действительно исчезла из ее жизни, а она, Сефия, теперь совсем одинока.

Сефия покачала головой, отказываясь верить этому. Может быть, Нин сбежала. Может быть, у нее остались ее отмычки. Может быть, она уже возвращается. Они с Нин всегда договаривались об условленном месте встречи в лесу. Отсюда она легко туда доберется.

Неожиданно треск сучьев разорвал тишину леса. Сефия выпрямилась, прислушиваясь. Птицы умолкли. Вновь раздался хруст веток в чаще.

Шаги. Сефия распознала эту медленную поступь, эти долгие промежутки молчания. Кто-то охотился.

Она собрала свои вещи и сунула в мешок. Остатки того, что принадлежало Нин, отправила в углубление между корней, прикрыв все ветками.

Послышались негромкие прерывистые голоса:

– Ты уверен, что следы ведут сюда?

Шорох листьев и хруст сучков под ногами приближался.

– Конечно. Трудно упустить человека, так поспешно убегающего в лес.

– Должно быть, он сошел с ума.

Пауза, а затем шепот:

– Тихо!

Мгновение, и Сефия уже застегивает мешок и набрасывает его на плечи.

– Здесь! – раздается крик слева.

И сзади:

– Я его вижу!

Громкий треск сучьев – охотники выбежали из-под прикрытия. Раздался скрип кожи и топот ног.

С мешком за плечами Сефия бросилась в чащу. Звук погони громом отдавался в ее голове. Краем глаза она заметила красный цвет одежды преследователей.

Это солдаты королевской морской пехоты! Они, должно быть, выследили ее. Глупо было убегать так, как это сделала она.

Сефия бежала, чувствуя спиной причинявший ей боль твердый прямоугольный предмет.

Лес вокруг стал жарким и влажным, замедляя ее бег. Но она увереннее чувствовала себя в лесу, чем любой моряк. Она перепрыгивала через поваленные деревья и, выбежав к ручью, бежала вверх по течению. Ближе к вечеру Сефия далеко позади оставила крики преследователей и треск сучьев. Она была одна в джунглях.

Над головой собрались темные тучи, изливая на лес потоки воды. Дождь проникал сквозь кроны деревьев. Все вокруг стало мокрым. Дрожа, Сефия достала свой водонепроницаемый плащ и вновь забросила за спину мешок, морщась от боли, которую причинял ей твердый предмет за плечами.

Пробираясь по мокрому лесу и стараясь не оставлять следов, Сефия представила: как хорошо было бы, если бы тетя Нин ждала ее сейчас в условленном месте у потрескивающего огня. Она сидела бы на бревнышке у костра, а рядом, на камне, стоял бы горшочек тушеного мяса. А когда Сефия вышла бы из чащи, то спросила бы ее:

– Где ты была так долго?

И бросилась бы к Нин, и приникла бы головой к ее груди, почувствовала бы терпкий запах ее медвежьей шкуры, а тетушка похлопывала бы ее по спине своей чудесной рукой и говорила бы:

– Почему долго? Всего один день.

А Сефия отвечала бы:

– Это был слишком долгий день.

Дождь прекратился, но Сефия продолжала путь.

Она так страстно желала увидеть Нин, что когда добралась до их условленного места и увидела его темным, пустым и холодным, то не поверила своим глазам. Пять минут она обыскивала окрестности, заглядывая за стволы деревьев и в тени под ними, и наконец поняла: Нин здесь нет.

Усталая и вся перепачканная в земле, Сефия установила их с Нин двухместную палатку и забралась внутрь. Затащила свой мешок и положила на место, где обычно лежала Нин, хотя и трудно было представить на месте тети этот мокрый холодный мешок. По палатке били дождевые капли. Сефия стянула с себя одежду, забралась под одеяло, свернувшись калачиком и обхватив руками колени, и, сотрясаясь от холода, уставилась в темноту.

Нин не вернулась.