Читать книгу Девушка из его прошлого - Трейси Гарвис-Грейвс - Страница 7

Чикаго

Август 2001 года

Когда я подхожу к кафе, Анника стоит на тротуаре, переминаясь с ноги на ногу. Увидев меня, она сразу же останавливается.

– Доброе утро, – говорю я.

– Доброе утро.

На ней летнее платье, но в отличие от той одежды, что она носила раньше, эта сидит по фигуре. Мой взгляд притягивают ее узкие плечи и впадины на шее и ключицах.

– Идем внутрь?

– Конечно.

Анника делает шаг к двери, но колеблется, увидев, что в маленьком кафе собралась огромная толпа. Место встречи выбрала она, но время-то выбрал я, и, возможно, Анника предпочла бы встретиться раньше или позже, чтобы избежать толкотни. Если мне не изменяет память, в этом конкретном заведении есть просторный внутренний дворик, так что, возможно, столпотворение не имеет значения. Инстинктивно я протягиваю руку к ее пояснице, чтобы направить Аннику, но в последнюю минуту отдергиваю. Я был одним из немногих людей, чьи прикосновения она готова выносить. В то время ей нравилось чувствовать на себе мои руки, мое тело становилось ее личной подушкой – или одеялом безопасности.

Но так было много лет назад.

Мы подходим к стойке и делаем заказ. В колледже Анника бы попросила сок, но сегодня мы оба заказываем кофе со льдом.

– Ты уже завтракала? – спрашиваю я, указывая на витрину с выпечкой.

– Нет. То есть я не знала, позавтракаешь ли ты, поэтому немного поела, но не столько, чтобы считать это полноценным завтраком. Сейчас я еще не голодна.

Когда слова слетают у нее с языка, она смотрит вниз на свои туфли, а затем куда-то мне за плечо, в сторону бариста. Куда угодно, только не на меня. Я не против. Особенности Анники я воспринимаю легко – это как надеть разношенные кроссовки. Мне стыдно признаться в этом даже самому себе, но благодаря ее нервозности я всегда чувствовал себя непринужденнее.

Я пытаюсь заплатить, но Анника не позволяет.

– Ничего, если мы посидим снаружи? – спрашивает она.

– Конечно.

Мы садимся за столик, затененный большим зонтом.

– Ты прекрасно выглядишь, Анника. Еще при той встрече надо было сказать.

Она слегка краснеет.

– Спасибо. И ты тоже.

Из-за зонтика сразу становится прохладнее, и румянец на щеках Анники исчезает. Когда я поднимаю свой стакан, чтобы взять в рот соломинку, она прослеживает движение моей левой руки, и мне требуется секунда, чтобы понять, что она проверяет, есть ли у меня обручальное кольцо.

– Как поживает твоя семья? – спрашиваю я.

Анника выглядит довольной, что я начал с чего-то настолько нейтрального.

– У них все хорошо. Отец ушел на пенсию, и они с мамой много путешествовали. Уилл все еще в Нью-Йорке. Я видела его несколько месяцев назад, когда летала к Дженис. Она живет в Хобокене с мужем и их шестимесячной дочерью.

– Значит, вы поддерживаете связь?

Дженис всегда была для Анники чем-то большим, чем просто соседка по комнате, так что меня не удивляет, что их дружба все еще крепка.

– Она моя самая близкая подруга, пусть даже мы не так часто видимся. – Анника делает глоток кофе. – Ты живешь где-то поблизости?

– На Уэст Рузвельт-роуд.

– А я на Саут-Уобаш.

Нас разделяет всего десять минут.

– Интересно, сколько раз мы были близки к тому, чтобы столкнуться друг с другом.

– Я тоже об этом думала, – говорит Анника.

– Мне и в голову не пришло, что ты стала бы жить в центре.

– До работы всего двадцать минут пешком, и, если погода плохая, можно взять машину в каршеринге. У меня есть водительские права, но нет машины. Она мне не слишком нужна, чтобы перемещаться по городу.

– Тебе нравится работать в библиотеке?

– Нравится. Я мечтала об этом. – Анника делает паузу, а потом говорит: – Тебе, наверное, тоже нравится твоя работа. Десять лет прошло, а ты все еще там работаешь.

– Это солидная компания, и они выполнили все свои обещания.

В карьерном плане я продвинулся даже чуть дальше, чем мне наметили во время собеседования, и в большинстве случаев мне нравится моя работа. Иногда я ненавижу ее, но потом напоминаю себе, что, как и сказала Анника, это то, о чем я всегда мечтал.

– Ты все еще плаваешь?

– Каждое утро в спортцентре. Что насчет тебя? Чем ты занимаешься в свободное время?

– Я работаю волонтером в приюте для животных, когда могу, и работаю неполный рабочий день в Чикагском детском театре. Помогаю преподавать актерское мастерство по утрам в субботу. Я написала пьесу.

– Ты написала пьесу? Это потрясающе.

– Ради забавы. Дети проделали с ней огромную работу. Я сейчас работаю над еще одной, чтобы они поставили ее на Рождество.

– Сколько им лет?

– Я работаю с разными возрастными группами. Младшим четыре и пять, а старшим – от девяти до одиннадцати. Они отличные ребята.

– А свои у тебя есть?

Ее глаза расширяются.

– У меня? Нет.

– Ты замужем? В отношениях?

Анника отрицательно качает головой.

– Я никогда не была замужем. Я кое с кем встречалась, но мы расстались. А ты женат?

– Был. Мы развелись около полутора лет назад.

– Ты женился на той девушке? Про которую было то сообщение на автоответчике?

Значит, думаю я, она все-таки его прослушала.

– Да.

– У тебя есть дети? – Она выглядит встревоженной, ожидая моего ответа.

– Нет.

У Лиз были очень четкие цели, когда речь заходила о ее работе, и она не собиралась прекращать восхождение по карьерной лестнице, пока не пробьется на самый верх. Когда я только-только приехал в Нью-Йорк, ее целеустремленность была как маяк, именно это и притянуло меня к ней. Я был полностью за то, чтобы Лиз взбиралась по карьерной лестнице, но каждая ступенька означала определенный промежуток времени, и когда она сообщила мне, что готова будет завести детей не раньше, чем когда ей исполнится сорок один год, да еще спросила, как я отношусь к замораживанию яйцеклеток, я решил, что она шутит.

Но она не шутила.

Забавно, что та самая черта, которую ты полюбил в ком-то, становится невыносимой, когда пытаешься с этим человеком расстаться. И забавно тут не в смысле – смешно до колик. А в смысле – как, скажите на милость, ты с самого начала этого не замечал?

Я согласился встретиться с Анникой сегодня, потому что надеялся получить ответы на некоторые вопросы, но к тому времени, когда мы допивали кофе, наш разговор не продвинулся дальше светской болтовни. Она явно не готова вернуться к тому, что произошло между нами, по крайней мере пока, и было бы излишне грубо давить на нее.

– Готова? – спрашиваю я, когда в наших бокалах не остается ничего, кроме тающего льда.

Вместо ответа Анника молча встает и, пока мы идем, упоминает, как ей нравится близость ее квартиры к парку и музеям, и перечисляет любимые места, где берет еду навынос или куда ходит за покупками. По соседству с квартирой у нее есть все необходимое, и что Анника живет в центре, кажется теперь вполне логичным. Она живет в мирке, где ничто не выводит ее из зоны комфорта и все находится в пределах досягаемости.

Мне сразу следовало понять: у Анники все в порядке. Здесь некого спасать.

Когда мы подходим к ее многоквартирному дому, подпрыгивающая походка и нервная болтовня Анники усиливаются, поскольку ее беспокойство достигает лихорадочных высот. Неужели она ждала, что я что-то скажу, и теперь, когда мы почти пришли, она боится, что конфронтация неизбежна?

Я хватаю ее за руку, потому что не знаю, как еще ее успокоить, и от внезапного воспоминания застываю как вкопанный. Мы уже не на Саут-Уобаш, а перед дверью ее общежития. Ее ладонь в моей – маленькая и мягкая, и на ощупь – точно такая же, как тогда, когда я держал ее в первый раз.

– Нам не обязательно об этом говорить.

Анника перестает нервно подергиваться, и по выражению явного облегчения на ее лице я понимаю, что был прав. Сегодня не будет никаких объяснений, но я не уверен, что у меня хватит мужества получить их.

– Я просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке.

Она делает глубокий вдох.

– У меня все в порядке.

– Хорошо. – Я бросаю взгляд на дверь ее дома. – Ну мне пора идти. Было здорово тебя повидать. Спасибо за кофе. Береги себя, Анника.

Хотя она с трудом расшифровывает выражения лиц других людей, ее лицо – открытая книга, и никому не составит труда понять ее. Мне всегда было интересно, не преувеличивает ли она, чтобы помочь людям понять, о чем она думает. Я нахожу это милым.

Когда Анника понимает, что одно свидание за кофе – это предел нашего воссоединения, вид у нее становится подавленный. Хотя это не намеренно и, конечно же, не возмездие, у меня мелькает мысль, что это первый раз, когда я сделал что-то, причиняющее ей боль.

И это ужасно.

Но, может быть, после окончания моего неудачного брака прошло еще слишком мало времени. Вот чего никто не расскажет вам о разводе. Сколько бы вы с супругом или супругой ни говорили, что вашим отношениям конец, это чертовски больно, когда вы идете разными путями, а боль следует за вами до тех пор, пока однажды не исчезнет. Я только недавно заметил ее отсутствие, и у меня нет желания рисковать, заменяя ее на новую.

Я не хочу уходить.

Мне хочется прижать Аннику к себе, зарыться пальцами в ее волосы и поцеловать, как раньше.

Вместо этого я ухожу прочь, чувствуя себя безумно одиноким и очень, очень усталым.