Читать книгу Шарм - Трейси Вулф - Страница 27

– Грейс –

Похоже, Сартр знал, о чем говорит, когда писал «Нет выхода». Мы заперты здесь уже восемь недель – самых долгих, самых нескончаемых недель в моей жизни, и всякий раз, когда мне начинает казаться, что хуже быть не может, я читаю очередную запись в дневнике Хадсона и выясняю, что очень даже может.

Каждая из этих записей напоминает мне, что родители Джексона и Хадсона – это худшие люди на планете. Это заставляет меня думать об обоих братьях.

А это еще та жесть – в основном потому, что я изо всех сил стараюсь не думать ни об одном из братьев Вега. О старшем – потому что я заперта вместе с ним и он бесит меня. А о младшем – потому что я понемногу осознаю, что, возможно, никогда не увижу его снова.

В самом начале нашего заточения я то и дело просматривала фотки Джексона на моем телефоне, плакала каждый вечер перед сном, жаждала увидеть его хотя бы еще разок, сказать ему в последний раз, как сильно я его люблю. Но когда дни начали складываться в недели, а недели в месяцы, я заставила себя перестать.

Перестать смотреть на его фотографии, чтобы напоминать себе, какая у него улыбка.

Перестать улыбаться при воспоминании о глупых шутках, которыми мы обменивались.

Перестать представлять себе, что он обнимает меня, когда я засыпаю.

Потому что я знаю – если я не отпущу его, мое подсознание сможет выкинуть что-нибудь, чтобы я могла увидеть его снова, в том числе выпустить Хадсона из этой тюрьмы. И если после этого Хадсон убьет Джексона, я никогда себе этого не прощу.

Я готова отказаться от Джексона, если тем самым спасу ему жизнь.

И, как бы Хадсон ни уверял меня, что все иначе, я по-прежнему убеждена, что именно поэтому заперла нас в этой тюрьме, разделенной клейкой лентой на две половинки. И я по-прежнему считаю, что могла бы вызволить нас отсюда, если бы он уступил и хотя бы попытался исправиться.

Потому что чем больше я читаю дневники Хадсона, тем более убеждаюсь, что, хотя родители братьев Вега вели себя отвратительно по отношению к ним обоим, Хадсону в детстве пришлось особенно тяжело. Я ловлю себя на сочувствии к нему. Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу такое.

Но трудно не представлять себе, как маленький мальчик с порезанным пальцем спешит закончить вырезать лошадку из дерева в тот единственный день месяца, который проводит не под землей, чтобы его младший брат не чувствовал себя таким же одиноким, как он сам. И еще труднее не сострадать ему.

Трудно не гадать, когда он отказался от этих попыток и превратился из милого мальчика, полного решимости оберегать своего брата, в социопата, который пытался убить его.

Я знаю, что за последние сто пятьдесят лет с ним случилось многое, и у меня есть несколько десятков томов с его дневниками, чтобы узнать, что именно, но мне все так же хочется понять, как это произошло. Понять, случилось ли это в один момент, определивший все, или же это была серия мелких событий.

Хотя это не имеет значения – результат один. Вот только, сидя здесь и читая его детские дневники, я вдруг начинаю чувствовать, что это имеет значение, что это чертовски важно.

Я упираюсь взглядом в последнюю дневниковую запись, до которой дошла. Я немало прочитала о его предподростковых годах, которые сам он охарактеризовал как «эмо», и теперь мне понятно, почему он посоветовал пропустить их. Хотя причина оказалась не та, на которую он намекал. В этих томах были самые душераздирающие истории, которые мне когда-либо доводилось читать. И даже забавные заголовки, которыми он снабжал эти записи, не смогли вызвать у меня улыбки.

Сегодня я видел самое удивительное изобретение, какое только можно себе представить. Это что-то невероятное.

Оно называется телефон.

Это устройство, состоящее из круглой штуки, чтобы слушать, и другой штуки, которую ты держишь в руке и в которую говоришь. Это устройство присоединено кабелем к стене, и Ричард говорит, что такие кабели протянуты по всему городу и подсоединены к другим домам.

Я спросил его, что люди делают с телефонами, и он ответил, что с их помощью можно поговорить с кем угодно, где бы человек ни находился, если такие устройства есть у вас обоих. Подумать только!

Я попросил его позволить мне испробовать эту штуку, но тут вошел отец и потребовал, чтобы я объяснил ему, почему я еще не на плацу. И я впервые подумал о том, не дать ли ему то, чего он хочет. Не продемонстрировать ли ему мои способности. Может, тогда он перестал бы принуждать меня к Сошествию.

Может, тогда я смог бы проводить над землей больше одного дня в месяц, чтобы видеть, как меняется мир, пока я остаюсь запертым в этой темной гробнице.

Но прежде чем спуститься на плац, я еще раз посмотрел на телефон и понял, что оно того не стоит. Один раз я показал отцу, что я могу. Тогда он отнял у меня Джексона, и с тех пор только и делает, что придумывает новые мучения, чтобы заставить меня использовать мой дар.

Если он прознает про второй мой дар… то никогда не выпустит меня на свободу. Никогда.

К тому же кому мне телефонировать?