Читать книгу Воин пяти Поднебесных. Пророчество - Уэсли Чу - Страница 6

Неприятное ощущение посетило Цзяня, как только он открыл глаза. Водяные часы, стоявшие в маленькой нише на противоположной стене, опустели, и Король уже давно начал свое утреннее восхождение по небу. Быстро обведя глазами комнату, Цзянь понял, что тренировочного снаряжения ему никто не приготовил. И слуги не ждали пробуждения господина, чтобы его одеть. Не было хранителя свитков, чтобы пройти с ним утренние уроки.

А главное – где завтрак?

Цзянь вытянул руку и дернул за длинный зеленый шелковый шнур, свисавший сверху. Послышался негромкий гул гонга, перекатывавшийся под потолком по трубам. Цзянь ждал, пока звон не превратился в тихое гудение. Из дверцы для слуг никто не появился. Нахмурившись, Цзянь сел и дернул еще три шнура – оранжевый, желтый и красный. Три ноты слились в гармоничный аккорд, но результат оказался тем же. В детстве одним из его любимых занятий было дергать все двенадцать шнуров и слушать красивые звуки (хотя слугам это развлечение вряд ли приходилось по нраву). За считаные секунды комната наполнялась людьми, готовыми выполнить приказ героя. Цзянь отсылал их и проделывал то же самое снова.

Но сегодня на зов гонгов не явился никто. Даже когда Цзянь дернул красный шнур, который не следовало трогать, если его жизни ничего не угрожало. Тогда юноша достал нож, лежавший за потайной створкой в изголовье, и выбрался из постели. Если Рига и Хораши не пришли, значит, что-то случилось. Неужели на дворец напали? Катуанцы послали убийц, чтобы перерезать ночью всех слуг?

Он ждал и прислушивался. Вибрирующий гул гонгов затих, и в Башне неувядающего мужества настала небывалая тишина.

Пригнувшись, Цзянь шмыгнул к окну, из которого открывался вид на весь Небесный дворец. Очевидно, утром к юноше никто не приходил, иначе занавеси были бы открыты, ванна наполнена, а в комнате витал бы аромат завтрака. Цзянь распахнул занавеси и выглянул. Сердце у него заколотилось. Дворец опустел. Ни стражей, ни снующих туда-сюда слуг, ни лошадей, ни даже собак. Как будто все живое внезапно сгинуло.

Что-то определенно случилось. Цзянь, прыгая и перебегая от укрытия к укрытию, добрался до противоположной стены. Он остановился у массивного письменного стола и скользнул за тренировочное чучело. По-прежнему ничего не было слышно, кроме его собственного рваного дыхания. Цзяню стало стыдно. «Шумно дышать – значит проявлять слабость», – говаривал мастер Хили во время многочисленных тренировок.

Цзянь выбрался из-за чучела и заспешил в оружейную. Ему было всего шесть лет, когда катуанцы подослали первого убийцу. Старуха, которую наняли для уборки, намеревалась пропитать ядом его нижнее белье. С тех пор враги предпринимали множество попыток, начиная с жуткого невидимки, который сливался со стенами, и заканчивая яростными безумцами, которые врезались в ряды стражей и успевали уложить половину гарнизона. Хораши лично прикончил троих убийц. А Рига получил свою должность, потому что его предшественник грудью закрыл Цзяня от катуанской стрелы.

Ну что ж, он не станет легкой добычей для этих убийц.

Оружейная представляла собой длинную узкую комнату. Это было любимое место Цзяня. Тут хранились все мыслимые виды оружия – они висели на крюках и лежали на полках, тянувшихся от пола до потолка. Оружие для большой битвы – от двуручных мечей до широких секир, украшенных затейливой гравировкой на лезвии и рукоятке. Полные корзины стрел, шипов, метательных ножей. У стены напротив – доспехи на любой вкус, от полной дуэльной брони до деревянных поножей конника.

Если Цзяню предстояло сражение с армией катуанских убийц, нужно было выглядеть достойно. Он улыбнулся, когда в дальнем углу блеснуло нечто золотисто-зеленое.

Из угла он вышел похожим на сверкающую штурмовую башню. Прежде чем покинуть оружейную, Цзянь полюбовался на себя в зеркало. Легендарный герой выглядел замечательно. На зеленом нагруднике красовалось изображение свирепого существа, напоминающего льва с длинными острыми клыками и радужными крыльями. Перчатки и поножи имели вид мохнатых лап, и Цзяню они очень нравились.

К себе он пристегнул целую груду драгоценного оружия и походил теперь на блестящего дикобраза. На левом бедре висели золотой меч и два сияющих кинжала, на спине, в легкой перевязи – вырезанный из кости боевой посох, украшенное бриллиантами копье и лук, инкрустированный пластинками оникса, вместе с таким же колчаном. С правого бедра свисал цепной хлыст с отделанной стеклом рукояткой. Цзянь хотел взять с собой и большой двуручный меч, но эта штуковина оказалась такой тяжелой, что он чуть не упал, попытавшись снять ее со стены. Цзянь решил не увлекаться и оставил меч валяться на полу. Его нынешнего вооружения было вполне достаточно, чтобы справиться с врагом.

Цзянь вышел из оружейной, чувствуя себя неуязвимым и готовым к бою, вот только шлем давил на уши, и под его тяжестью запрокидывалась голова. Украшенный ониксом лук было не очень удобно держать, а у золотого меча лезвие заметно перевешивало рукоять. Но юноша был уверен, что его боевые умения, которые он так долго оттачивал на тренировочной площадке, несомненно, превзойдут все недостатки снаряжения.

Он обладал всем необходимым, чтобы справиться с целой ордой дикарей-убийц, в то же время доведя до их сведения, что перед ними – воин пяти Поднебесных. Синсин гордился бы им. «Достойный вид так же важен, как и поступки», – твердил наставник.

Цзянь, готовый свернуть горы, одной рукой взял саблю, в другой стиснул кинжал и двинулся к двери, стараясь не громыхать на каждом шаге. Он остановился на пороге и приоткрыл дверь. Коридор был пуст. Как ни странно, на полу не валялись тела стражей. Ни крови, ни сломанной мебели. Никаких признаков борьбы.

Цзянь ухватил нож поудобнее и, прижимаясь к стене, направился вниз по винтовой лестнице. В прихожей тоже было безлюдно, но он уже даже не удивился. Не желая без нужды рисковать, юноша перекатился под креслом и нырнул за стол. Меч и висящий на спине лук запутались, колчан то и дело переворачивался вверх дном, оставляя на полу дорожку из стрел.

Цзяню понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до выхода из башни. Едва шагнув во двор, он перепрыгнул через перила и спрятался в маленькой нише, где находилась дверца для слуг. Там юноша огляделся, а потом отправился дальше, перебегая из тени в тень.

Даже несмотря на лязг доспехов, во дворце было слишком тихо. Только оставшись без свиты, Цзянь понял, насколько привык к постоянному шуму, который та производила. Теперь он оказался один, совсем один, и тишина казалась непривычной и зловещей. По телу поползли мурашки. Юноша ощутил удушливый ужас.

Как бы поступили его наставники?

В голове у него прозвучали слова мастера Бай: «Если на героя нападают, его задача – найти и уничтожить врага».

Тогда Цзянь решил, что это отличный совет.

Стиснув зубы и собравшись с духом, он медленно достиг края Небесного двора. Сердце престола Тяньди было символом пророчества. Там находился древний трон бывшей империи Чжун. Если во дворец явился враг, несомненно, он направился именно туда.

Цзянь оглядел обширную площадь Небесного двора. По-прежнему вокруг ничего не шевелилось, не считая танцующих на ветру листьев. Цзяню предстояло пересечь двор и подняться на Тысячу ступеней, чтобы добраться до тронного зала, – без всякого прикрытия. Сделав глубокий вдох, Цзянь выскочил из тени здания на открытое пространство и пустился бежать со всех ног. Отчасти он ожидал, что вокруг засвищут стрелы. Катуанцы – если дворец действительно захватили они – были прекрасными лучниками и наверняка выставили дозор. К счастью, наставники всегда хвалили его за быстроту.

Достигнув подножия лестницы, Цзянь ощутил тяжесть своего облачения. Хоть раньше он и сражался в полном доспехе, но никогда в нем не бегал. Да и увесистое оружие только мешало. Он начал постепенно избавляться от лишнего груза. Проделав четверть пути, Цзянь скинул посох, затем копье. Примерно на шестисотой ступеньке снял шлем, потом бросил цепной хлыст. Добравшись до верха, он так измучился, что рухнул на пол и перекатился на спину, широко раскинув руки и ноги. Если катуанцы намеревались его застрелить – что ж, пожалуйста.

Немного придя в себя, Цзянь сел и снял лук с плеча. Колчан снова перевернулся, и все стрелы высыпались. Тяжело дыша, юноша протянул руку.

– Пить.

И тут он все вспомнил.

Цзянь поднялся и обвел дворец взглядом. К этому времени он уже должен был увидеть хоть кого-то – но не видел ни лучников, ни притаившихся в тени убийц. Возможно, дворец действительно обезлюдел. Вместо того чтобы пройти дверью для слуг, как он изначально собирался, Цзянь вошел через парадную дверь. Он слишком устал прятаться. Он распахнул створки, сделал два шага – и наконец увидел живого человека.

Он предпочел бы встретить убийцу.

Тайши, эта отвратительная старуха, сидела на троне, небрежно опираясь на руку и попивая чай. Цзянь схватился за саблю и подошел к ней.

– Садиться на трон – тяжкое преступление. Даже мне этого не разрешают. Пустой трон – символ того, что у государств нет единого императора. Тебя повесят за такую наглость.

Тайши с презрением взглянула на него.

– Ты слишком долго сюда добирался, – произнесла она. – Мне сообщили, что ты поднимаешься с восходом Короля.

– Слуги меня не разбудили. Они все куда-то делись, – пожаловался Цзянь. – Что ты здесь делаешь? Я же велел тебе убираться из дворца.

– Пью чай и жду тебя. – Тайши неторопливо отхлебнула из чашки. – Я распустила твоих слуг. Точнее сказать, я воспретила кому-либо входить во дворец вплоть до дальнейших распоряжений.

Цзянь побледнел.

– А мои наставники? Сегодня утром очередь мастера Вана…

– Особенно этим никчемным глупцам, – перебила старуха с улыбкой.

Она явно наслаждалась происходящим.

– Ван и остальные – те, кто еще не утратил уважения к себе, – покинули город нынче утром.

– Верни мастера Вана! Он мне нужен. Мне нужны все мои наставники!

– Ошибаешься. Глупцы могут учить только глупостям, – произнесла Тайши и снова отхлебнула чаю. – Им было велено вырастить предводителя армии Чжун. А они воспитали цирковую обезьяну.

Эти слова были сродни пощечине. Но раз она пыталась поднять его наставников на смех, Цзянь желал оставить последнее слово за собой.

– Ты не имеешь права так говорить со мной! – закричал он. – Я Предреченный герой…

– Забудь об этом, – перебила Тайши, загибая палец. – Никто больше не будет называть тебя героем и спасителем. Просвещенные государства вырастили избалованного неженку. Ты никто, пока чего-то не достигнешь. До тех пор ты лишь испорченный мальчишка, играющий в героя и подражающий недостойным глупцам.

– Верни немедленно моих слуг и учителей! – завопил Цзянь. – Я приказываю!

Тайши загнула еще один палец.

– Ты еще не заслужил права приказывать. Власть не получают просто так. Сильный вождь выковывается, а не рождается. Больше никаких кланяющихся слуг и пресмыкающихся подхалимов. Довольно развращенных наставников и придворных, заискивающих перед тобой ради политических выгод. Ты воин и ученик. С этой минуты ты мой ученик. Я займусь твоим воспитанием. Теперь ты под моей опекой и ответственностью. Тебе давно уже пора ступить на путь истинного военного искусства и раскрыть свои способности. Подойди ближе.

Она вытянула руку вверх ладонью, на которой покоилась полупустая чашка.

– Твой первый урок – смирение. Налей мне еще чаю, мальчик. Добавь немножко меда.

Цзянь сверлил Тайши убийственным взглядом.

– Сама наливай, мерзкая однорукая карга.

Он попытался сбросить фарфоровую чашку на пол.

Тайши слегка шевельнула ладонью, и чашка, пропуская руку Цзяня, взлетела в воздух. Взмыв на уровень глаз, она вернулась на место, и ровнехонько в нее влетела струйка чая. Не пролилось ни капли. Цзянь предпринял еще одну попытку, но ему удалось лишь схватить Тайши за рукав. Он дернул изо всех сил, и чашка соскочила с ладони. Но Тайши поймала ее на лету мыском ноги и вновь вернула на ладонь, не пролив ни капли.

Она протянула чашку Цзяню.

– Принеси. Мне. Чаю.

Цзянь повернулся спиной.

– Я не стану это терпеть.

Он знал, что такое борьба за власть. Его наставники постоянно соперничали друг с другом. Поскольку Цзянь был самой важной персоной в землях Чжун, его не касалась эта грызня. Просвещенные государства больше нуждались в нем, чем он в них. Цзянь зашагал прочь, громко стуча тяжелыми сапогами.

– Я прикажу управителю Фаару пристрелить тебя в следующий раз, когда ты явишься в Небесный дворец.

Он успел сделать пять шагов, а потом его слегка хлопнули по макушке, и Тайши приземлилась прямо перед ним – по-прежнему с чашкой в руке.

– Ворота заперты, а через стену ты не перелезешь, она слишком высока. Впрочем, я даю тебе шанс избавиться от меня. Если сумеешь разбить эту чашку, я велю отпереть ворота, и мы расстанемся навсегда. Если нет – подай мне чаю, и начнем занятия.

– Я тебя ненавижу!

Тайши пожала плечами.

На сей раз Цзянь не сдержался и с удвоенной яростью набросился на нее. Его каблук разминулся с носом Тайши на пядь. Затем последовал знаменитый удар ногой в стиле Нинчжу. Двойной прямой в стиле Сун. Могучий выпад в стиле Чан. Тайши нарочито зевнула, уклоняясь от ударов; двигалась она легко, как перышко, несомое ветром. Цзянь с тем же успехом мог колотить по воздуху. Он быстро устал – удары, не достигающие цели, оказались утомительными. И тут, к неимоверному потрясению юноши, Тайши дала ему пощечину. Опять. На сей раз по-настоящему.

Ее раскрытая ладонь хлестнула его по левой щеке, и у Цзяня в голове как будто загудел огромный колокол. Колени у него подогнулись, и он, повернувшись вокруг собственной оси, рухнул на пол.

– Перестань меня колотить!

В обычное время ему пришлось бы сперва отдышаться, но ярость заставила Цзяня вскочить немедленно. Ладонь Тайши, появившись словно из ниоткуда, ударила его по правой щеке. Цзянь споткнулся и получил оплеуху, от которой потерял равновесие; тут же Тайши врезала ему в солнечное сплетение, вышибив весь воздух из легких. Он снова оказался на полу, на сей раз ничком.

Поднялся Цзянь уже не так быстро. У него вырвался жалобный всхлип. Голова гудела, и мир вокруг качался, когда он кое-как встал на четвереньки. Он снова набросился на Тайши: возвратный удар в стиле Синсин, опоясывающий удар в стиле Ван, а потом… нет, он передумал и применил кулак-молот в стиле Хили. Тоже впустую.

– Когда тебе не позволяют действовать по заданному плану, ты движешься с изяществом двухголового осла, – заметила Тайши, спокойно уходя от атаки.

Каждый раз он промахивался на волосок. Цзянь подался туловищем вперед, надеясь, что следующий удар непременно попадет куда нужно. Он тянулся и тянулся, пока не обнаружил, что вот-вот потеряет равновесие.

– Если тебя поддразнить, ты начинаешь ошибаться.

Тайши подставила ногу и как будто вышибла из-под противника пол. Мир перевернулся вверх тормашками. Цзянь стукнулся головой о золотисто-фиолетовые плитки – раз, другой, третий. У него вырвался пронзительный вскрик.

Он стиснул зубы и снова поднялся. Шагнул вперед и получил удар в нос. Потом два быстрых удара в лоб и в шею. Наконец ему удалось приблизиться к этой обманчиво хрупкой женщине. Он сам не знал, как Тайши это проделала, но она шевельнула худыми бедрами, и он отлетел. Никто из наставников раньше не бил его с такой силой. Цзянь растянулся на мраморном полу. И заставил себя подняться на колени.

– Хороший воин знает, когда нужно сдаться, – нараспев проговорила Тайши.

– Хороший воин знает, когда нужно держать язык за зубами!

Цзянь схватил полупустой чайник, стоявший на полу, и плеснул в нее содержимым.

– Хоть в чем-то мы согласны, – заметила она, взмахом руки рассекая жидкость.

Следующая схватка прошла так же, как предыдущая. Тем не менее Цзянь упорствовал. Пять раз он поднимался с пола и бросался на Тайши. Пять раз она швыряла его наземь. И все труднее было подняться.

После шести бесплодных попыток Цзянь валялся на полу, чувствуя боль и онемение во всем теле. Но в первую очередь пострадало его самолюбие. Вчерашний проигрыш мог быть чистой случайностью. Однако два поражения подряд сломили Цзяня. Он был непобедимым воином, спасителем Чжун, величайшим героем за все время существования Просвещенных государств. И вот его с легкостью одолела и осыпала оскорблениями какая-то жалкая старуха, которая сказала ему, что он сплошное разочарование, да к тому же еще и самозванец.

Самообладание наконец покинуло Цзяня. Он заплакал, сотрясаясь всем телом от рыданий. Юноше казалось, что жизнь утратила смысл. Мысль о том, что он потерпел поражение, не давала ему покоя. Он не оправдал надежд.

Цзянь свернулся клубочком, старательно не глядя на Тайши. Его лицо горело от стыда. «Герои не выказывают своих чувств», – твердил ему в детстве Ван. «У настоящего воина стальная выдержка», – добавлял Нинчжу. «Герои не плачут. Плачут только маленькие дети. Ты герой или плакса?» – орал ему в лицо Синсин. Остальные наставники молча смотрели на него с досадой и презрением каждый раз, когда он давал волю чувствам. Цзянь научился быстро справляться со слезами. Но теперь их накопилось столько, что сдержаться было нельзя. Он не знал, сколько времени пролежал на полу, рыдая как дитя.

Чья-то рука коснулась его плеча.

– Ты хорошо дрался, мальчик. Лучше, чем я думала.

Тайши опустилась на колени рядом с ним. Цзянь попытался ее оттолкнуть и прикрыть лицо. Она мягко удержала его.

– Нет позора ни в слезах, ни в поражении. То и другое может быть источником силы.

Он шмыгнул носом, сел и взглянул на Тайши.

– Разве это не значит, что я слаб?

Она впервые улыбнулась.

– Сознавать и выражать свои чувства – не слабость, а великая сила, если научиться ей владеть. Я хочу, чтобы тебе было не все равно. Порой даже обидно до слез.

Цзянь сел и вытер с лица слезы и сопли. Тело у него все еще ныло, но он знал, что это скоро пройдет. Мягкость Тайши его удивила. Возможно, Цзяню просто померещилось, но эта старуха вдруг показалась ему не такой уж мерзкой. В ней чувствовалось материнское тепло, которого он раньше не замечал.

Цзянь шмыгнул носом.

– А ты вернешь мне слуг?

Тайши издала нечто среднее между смешком и фырканьем и встала.

– Не говори глупостей. Вставай. Умойся и позаботься о завтраке.

– Но я не умею готовить.

– Значит, будешь голодать.