Читать книгу Массмедиа с древнейших времен и до наших дней - Уильям Бернстайн - Страница 4

Греческий историк Геродот в своей знаменитой книге рассказывает, что Оройт, персидский сатрап, наместник города Сарды (ныне Измир в Западной Турции) справлялся (правда, по-своему) с государственными делами, а вот читать и писать не умел. Назначенный на пост около 530 года до нашей эры Киром Великим, основателем персидского царства, Оройт правил сатрапией не только во времена Кира Великого, но и при последующих персидских правителях – Камбисе II и Дарии I. Переход власти к Дарию I сопровождался волнениями, воспользовавшись которыми Оройт обрел немалую автономность от Суз, столицы персидского государства, находившейся на юге нынешнего Ирана, на большом расстоянии от Сард.

Почувствовав сладость почти безграничной власти, Оройт распоясался. Когда Митробат, наместник соседней провинции, посоветовал ему в колких тонах не задевать Поликрата, тирана Самоса, Оройт сначала убил Поликрата, затем обидевшего его Митробата и наконец его сына. Позже Оройт придерживался нейтралитета во время восстания греческих ионян против персидского царства, чем привел Дария, и до того не расположенного к Оройту, в крайнее недовольство. Предел терпения Дария наступил после того, как Оройт принялся убивать столичных курьеров, привозивших ему раздраженные послания царя. В конце концов, по словам Геродота, Дарий, обратившись к своим придворным, воскликнул: «Кто возьмется избавить меня от докучливого жреца? Он погубил Митробата с сыном, а затем и моих посланцев, которым я повелел призвать Оройта ко мне. Мы должны обуздать его, покарав смертью, пока он не натворил еще больших зол».

Расправиться с Оройтом было, однако, не так-то просто. Борьба с восставшими против персидского царства греками истощила армию Дария, а у Оройта имелось войско в тысячу человек. Кроме того, Сарды находились в 1500 милях от Суз – на расстоянии, существенном и для нашего времени, – и даже дороги, проложенные Дарием, ненамного упрощали задачу. Несмотря на все трудности, на призыв Дария откликнулось большое число придворных, и каждый горел желанием выполнить царское поручение. Тогда Дарий повелел кинуть жребий, который выпал Багаю. Тот решил, что действовать лучше хитростью, а не силой, и попросил писцов Дария приготовить несколько папирусных свитков с различным содержанием. Получив эти свитки и скрепив их царской печатью, Багай отправился в Сарды.

Приехав в Сарды, Багай в присутствии стражи Оройта начал передавать привезенные свитки писцу сатрапа в определенном порядке. Содержание первых нескольких свитков носило безобидный характер. Заметив, что стражники почтительно выслушивают содержание свитков, Багай собрал все свое мужество и передал писцу свиток, в котором говорилось о том, что Оройт лишается власти. Услышав это повеление Дария, стражники сложили копья к ногам Багая. Наконец дошла очередь до последнего свитка, который гласил: «Царь Дарий повелевает находящимся в Сардах персам убить Оройта». Повеление Дария было выполнено.

Будь Оройт грамотным, он мог бы сам прочитать свитки, интерпретировать их в свою пользу и остаться в живых. Единственными грамотными свидетелями этой истории, похоже, были только писцы по обоим концам полуторатысячемильной информационной дороги. Но такова была магия и всесильность письма, что Геродот, со скептицизмом относившийся ко многим из тех преданий, которые он, услышав, переносил в свои сочинения, историю, рассказывающую, как Багай выполнил повеление Дария, принял за правду.

Археологи и палеографы полагают, что очаг «магии и всесильности» зародился на юге Месопотамии около пяти тысяч лет назад. С большой долей вероятности установлено, что первое письмо появилось не из желания записать какую-либо историю, а для бытовых нужд. Так что породила письмо не художественная, а житейская проза.

Около ста тысяч лет назад, вероятно, на северо-востоке Африканского континента, люди сформировали комплекс поведения, характеризующий человеческий род. Этот комплекс включал сотрудничество, способность понимать абстракции, отражающие факты объективного мира, и, наконец, первую главную коммуникационную технологию – речь. Вторая главная коммуникационная технология – письменность – представляет собой фиксацию абстракций.

Письменная абстрактная информация достигает сознания человека пятью средствами: письмом, математической нотацией, рисунками (фотографиями), видеографией, географическими картами и часами. С помощью этих средств человек может мысленно получать и усваивать звуковую, нумерологическую и визуальную информацию, сведения о пространстве и данные текущего времени. (Некоторые исследователи считают, что упомянутые средства можно расширить, например, нотной записью.) Чтобы мысленно принимать и усваивать информацию, предоставляемую рисунками, географическими картами и часами, требуется лишь непродолжительный навык, и я в своей книге расскажу, главным образом, о развитии письменности, а также уделю некоторое внимание числам и счету.

Как показывает типовое тестирование с помощью тестов IQ, интеллект человека быстро растет, увеличиваясь каждые десять лет на несколько баллов. Этот феномен, известный как «эффект Флинна», на самом деле не соответствует истинному положению дел, ибо в противном случае, если использовать эту градацию определения умственного развития человека для прошлых времен, при Ньютоне средний IQ человека равнялся нулю, а во времена Аристотеля – минус тысяче баллов.

Чтобы разобраться в этой проблеме, обратимся к типовому вопросу тестов IQ. Звучит он примерно так: какое слово лишнее в приведенном ряду – «ружье, стрела, долото, олень»? Большинство современных людей ответит, что лишнее слово в приведенном ряду – «олень», поскольку остальные слова относятся к неодушевленным предметам. А вот необразованные люди прошлого времени дали бы, вероятно, другой ответ – «долото». Почему? Да потому, что с помощью стрелы или выстрела из ружья можно убить оленя, а долото для этого не годится. Чтобы обособить обладающего жизнью оленя от трех неодушевленных предметов, требуется абстракция. В течение нескольких последних столетий интеллект человека развивался не слишком быстро (если вообще развивался), но уровень абстрактного мышления, несомненно, повысился, что необходимо для современной цивилизации.

Среди множества абстрактных понятий, освоенных человеком, вероятно, первым и наиболее важным является счет. Но даже в настоящее время не все народности пользуются этим абстрактным понятием. Некоторые туземцы и ныне используют для счета лишь два числа: «один», «два» и понятие «много». Конечно, всякий в состоянии отличить пять от шести предметов, но не во всех языках есть слова для идентификации чисел. Письмо по своей природе суть нотация абстрактных понятий, но все же первым и наиболее легким мерилом развития абстрактного мышления человека является счет.

Первые признаки счета археологи обнаружили на костях с системой насечек. Эти артефакты были найдены в Южной Франции на месте стоянки неандертальцев. Находки датируются примерно стотысячным годом до нашей эры. Образцы с более сложной системой насечек были обнаружены археологами в Израиле. Этим артефактам около 30 000 лет. Со временем система насечек на костях еще более усложнилась. В ущелье Кзар Акил в Ливане нашли кости с насечками, имеющими V- и X-образную форму. Этим находкам от 14 до 17 000 лет.

Исследователи выдвигали предположения, для чего предназначались кости с насечками. Некоторые пришли к заключению, что насечки фиксировали видимые фазы Луны, но это крайне сомнительно. Большинство ученых сошлись на том, что насечки использовались для счета, и если это предположение верно, то найденные кости с насечками – наиболее ранние из найденных образцов записи абстрактных понятий для последующего использования. Археологи и палеографы полагают, что еще при палеолите люди применяли для хозяйственных нужд счетные приспособления в виде узлов, завязанных на веревке, пучков прутьев, зарубок на дереве, но до нашего времени сохранились лишь кости, да еще камни с насечками. Археологические находки главным образом обнаруживаются в местностях с сухим климатом – там, где сырость не оказывает на окружающую среду разрушительного воздействия. Поэтому легче обнаружить интересные артефакты любого типа и любой эры на Среднем Востоке, чем в Англии или в Камбодже.

Найденные образцы фиксации абстрактных понятий позволяют лучше понять мир древних людей и его поступательное развитие. Можно предположить, что культуры, понимавшие необходимость фиксировать нужную информацию, эволюционировали поступательно, а те, кто этого не осознавал, останавливались в развитии, и их в конце концов вытесняли абстрактно мыслившие противники.

После десятитысячного года до нашей эры на территории «Благодатного полумесяца» появилась новая технология счета с использованием мелких предметов (в наше время получивших название «фишек»). Долгое время предметы такого рода, обнаруженные в ходе раскопок, не интересовали ни палеографов, ни антропологов, ни археологов.

Положение изменилось в 1968 году, когда Дениз Шмандт-Бессера, незадолго до этого окончившая Французский университет истории искусств, отправилась на Средний Восток изучать экспонаты местных музеев. Среди экспонатов она обнаружила небольшие глиняные изделия в виде дисков, цилиндров, конусов и другие – более сложной конфигурации. Один из археологов о подобных предметах пишет: «В слоях 11 и 12 [производимых раскопок] обнаружены пять неясного назначения конических предметов из глины. Пожалуй, ближе всего они походят на медицинские свечи. Для чего эти предметы служили на самом деле, остается только гадать».

В последующие годы Шмандт-Бессера разрешила эту загадку. Она установила, что самые древние из заинтересовавших ее изделий (размером в 1–2 см и имеющих форму сфер, цилиндров, конусов, тетраэдров и дисков) относятся примерно к 7500 году до нашей эры и что они, главным образом, найдены археологами на местах древних зернохранилищ в районах оседлого земледелия. В более ранних слоях, относящихся к тому времени, когда люди занимались охотой и собирательством, подобные предметы ни разу не находили.

После 7500 года до нашей эры с развитием земледелия география распространения подобных изделий (фишек) расширилась, и к началу шестого тысячелетия они стали использоваться во многих районах «Благодатного полумесяца». Со временем конфигурация фишек стала более сложной, и на них стали наноситься насечки (метки). Развитие земледелия и последовавшее за этим появление городов привели к разделению труда среди населения. Большинство людей того времени занималось сельским хозяйством, но особая группа – рабы, ремесленники, солдаты, священнослужители и чиновники – часть произведенной продукции потребляла. Для снабжения населения городов продовольствием появилась необходимость в системе мер и весов. Шмандт-Бессера пришла к заключению, что заинтересовавшие ее фишки как раз и являлись составляющими этой системы мер.

Она посчитала, что наиболее распространенная фишка, имеющая конусообразную форму, могла использоваться как мера, соответствующая литру зерна, сфера маленького размера – как мера, соответствующая бушелю, а большая сфера – как мера значительного количества того же зерна. Маленькие и большие фишки в виде яиц с насечками могли использоваться для счета кувшинов с маслом (маленьких и больших). Таким образом, определенное количество поставляемого зерна могло определяться, к примеру, пятью небольшими сферами, а определенное количество масла – пятью небольшими фишками яйцеобразной формы.

Отметим, что на этой стадии развития общества людям еще предстояло освоить абстрактные представления и понятия, в данном случае – числа. В использовавшейся системе мер и весов не присутствовали предметы (фишки), символизирующие абстрактные числа, которые фиксировали количество чего бы то ни было. Существовавшие фишки обозначали лишь заданное количество, к примеру, масла или зерна. Абстрактное число «пять», которое может сочетаться с любым предметом, появится только в будущем.

Около 3300 года до нашей эры, с появлением административно-муниципальных образований, шумеры начали закладывать фишки в небольшие сферические глиняные контейнеры (в наше время названные «конвертами»), на которые предварительно наносились оттиски содержимого. В одном из таких конвертов археологи обнаружили три конуса и три сферы, то есть, по суждению Шмандт-Бессеры, три маленькие и три большие меры зерна.

Археологи, к своему удивлению, обнаружили при раскопках большое количество невскрытых «конвертов» и предположили, что эти «конверты» – своего рода официальные документы, которые следовало вскрывать в случае спора[9]. По другому, более приемлемому суждению, содержимое «конвертов» говорило о долговых обязательствах.

Около 3250 года до нашей эры на смену «конвертам» пришли плоские глиняные таблички с оттисками, но по оттискам на тонкой плоской поверхности крайне трудно определить их истинное значение. Диск можно принять за сферу, а треугольник – за тетраэдр. Несомненно, возникла необходимость в более определенной и ясной системе нотации. Шмандт-Бессера пришла к заключению, что первой системе нотации – шумерской письменности – положили начало фишки.

Но каким образом шумеры внедрили свою систему счисления в письмо, мы вряд ли узнаем. Работа Шмандт-Бессеры привлекла внимание, главным образом, потому, что она, казалось, подрывает «пиктографическую гипотезу», согласно которой пиктография есть письмо, передающее сообщения посредством рисунков. «Фишечная гипотеза» Шмандт-Бессеры была такой неожиданной и настолько отличалась от пиктографической, что она вызвала нешуточную дискуссию. Однако в действительности между упомянутыми гипотезами нет реального расхождения – в конце концов, фишки Шмандт-Бессеры сродни трехмерным пиктограммам.

Чтобы понять значение клинописи, появившейся около 3150 года до нашей эры, не обязательно быть знакомым с «фишечной гипотезой» Шмандт-Бессеры. Однако стоит отметить, что и фишки, и первое появившееся письмо привели к одинаковым результатам. Обе системы изложения материала освобождали память людей от непременного запоминания фактов и давали несомненное преимущество тем, кто владел редким знанием, перед теми, кто этим знанием не обладал. Нетрудно себе представить, что люди, применявшие со знанием дела фишки в шумерском дописьменном обществе, являлись административной элитой, распределявшей продовольственные запасы. Также вполне возможно, что фишки сыграли определенную роль в образовании первых городов-государств, что произошло около 3300 года до нашей эры. Основу шумерской экономики составляло храмовое хозяйство, и осуществлявшие власть жрецы собирали и подсчитывали «дары божествам», в частности, на ежемесячных празднествах.

Старая пиктографическая гипотеза имеет несомненные достоинства. Ее автор – Уильям Уорбертон, епископ Глостерский, в тридцатых годах восемнадцатого столетия активно занимался литературным трудом. Его гипотеза возникновения письменности, в ряду прочих, вероятно, наиболее признана ученым сообществом. Уорбертон, который, похоже, ни разу не выезжал за пределы Европы, изложил свою гипотезу в «Божественной миссии Моисея».

Согласно гипотезе Уорбертона, письмо прошло три фазы развития. Первая – «мексиканское» рисуночное письмо, сведения о котором базируются на привезенных испанцами в Европу рукописях ацтеков, выполненных на ткани. На второй – «иероглифической» стадии – рисунки постепенно принимали абстрактный характер и упрощались. Наконец на третьей – «китайской стадии» – рисунки приняли еще более абстрактный характер и, по существу, стали символами, число которых постоянно возрастало и достигло десятков тысяч. Впрочем, богослов Уорбертон не забывал о своих воззрениях. Так, по его суждению, рисунок глаза обозначал Божье всеведение, а змей в круге – Вселенную. Современные ученые, как и Уорбертон, полагают, что иероглифы напоминают пиктограммы. Уорбертон, правда, не понял, что «око Бога» и «змей» имели более банальное и вместе с тем более существенное значение, чем абстрактный и мистический смысл, которыми он их наделил.

Началу расшифровки иероглифического письма послужило вторжение Наполеона в Египет в 1798 году. В Розетте, городе в дельте Нила, французским инженерам попался на глаза камень с тремя различными по стилю письма, но – как выяснилось позже – с идентичными по содержанию надписями. Одна была исполнена на греческом языке, вторая – с помощью иероглифов, а для третьей было использовано демотическое письмо (курсивный вид иероглифов).

После того как англичане выбили из Египта французов, Розеттский камень доставили в Лондон, где текст, высеченный на камне, принялись изучать английские и французские ученые. Дешифровать текст удалось французскому египтологу Жану Франсуа Шампольону. Ученому помогло знание коптского языка (египетского языка на его последнем этапе развития). С его помощью Шампольон одолел демотический текст на камне, а поскольку демотическое письмо представляет собой курсивную разновидность иероглифики, ученый расшифровал и иероглифический текст.

В те времена, когда Уорбертон писал «Божественную миссию Моисея», европейцы уже имели довольно ясное представление о Египте, зато почти не имели сведений о месопотамской цивилизации. Правда, в греческих и библейских источниках имелись упоминания об ассирийцах и вавилонянах. Еще в двенадцатом веке европейские путешественники приезжали из далекого Междуречья и рассказывали о древних городах, погребенных под образовавшимися холмами. Но ни греки, ни римляне, ни средневековые европейцы не имели понятия о ранней шумерской цивилизации. Поздние месопотамцы и египтяне возводили свои города из камня, а вот ранние месопотамские храмы и города возводились на землях аллювиальной формации (отложенных текучими водами) из сырцового кирпича. В 1849 году английский археолог Остен Генри Лэйярд писал, что со стен иракского города Тель-Афар «во все стороны открывается вид на руины древних поселений и городов. Когда солнце стало клониться к закату, я насчитал около сотни холмов, бросающих длинные тени на прилегающую равнину». Это были остатки ассирийской цивилизации.

В девятнадцатом веке английские, французские, немецкие и американские искатели приключений стали раскапывать приглянувшиеся холмы, надеясь найти сокровища. Только в двадцатых годах следующего столетия начались официальные систематические раскопки. Английский археолог Леонард Вулли нашел вблизи Ура (города на юге нынешнего Ирана) несколько богатых царских гробниц, относящихся приблизительно к 250 году до нашей эры. В самой богатой из них оказались груды золота, серебра и ляпис-лазури, а также более семидесяти, в основном женских, скелетов – останков людей, принесенных в жертву своему повелителю и похороненных вместе с ним[10].

Но более всего привели в изумление археологов найденные в Месопотамии при раскопке холмов глиняные таблички с текстом, исполненным странным наклонным шрифтом (сейчас известным как клинопись). Наиболее значительный образец этого таинственного письма ученые обнаружили на скале, возвышавшейся на две тысячи футов над городком Бехистун (на северо-западе нынешнего Ирана). Между 520 и 518 годом до нашей эры персидский царь Дарий I превратил эту скалу в монумент, представлявший собой высеченный в скале барельеф с изображением вооруженного луком воина, возвышающегося над врагами, на шею одного из которых он наступил ногой. Монумент был оформлен панелями, выбитыми в скале, с трехъязычными надписями, и каждая исполнена шрифтом, похожим на клинопись. В дальнейшем Дарий, чтобы предотвратить вандализм, повелел уничтожить все подходы к возведенному монументу, включая ступеньки, поднимавшиеся к скале.

Эта инициатива Дария I отодвинула на две тысячи лет разрушение монумента, но в то же время не давала возможности путешественникам, передвигавшимся по проложенной через горы Загрос дороге и направлявшимся в Вавилон или в другую сторону – в персидские Эктабаны, приблизиться к монументу и ознакомиться с текстом.

В двадцатых годах девятнадцатого столетия англичанин Роберт Керр Портер сделал несколько набросков скалы и окружающего рельефа. Портер интуитивно почувствовал значимость надписей на скале. Он отметил: «Если когда-либо эти надписи расшифруют, то науке откроется кладезь знаний». Сам Портер, как и другие путешественники, посещавшие Бехистун, подобраться близко к скале не мог – для этого следовало иметь альпинистское снаряжение.

Чтобы подняться по отвесной скале и хотя бы переписать, казалось, непостижимые записи, требовался особенный человек: физически развитый, умный и имеющий склонность к лингвистическим знаниям. И такой человек нашелся. Им стал английский офицер Генри Роулинсон, посланный на Восток в качестве военного советника Ост-Индской компании при одном из местных правителей. Роулинсон уехал из Англии в 1827 году. Тогда ему было всего семнадцать лет, и он ничего не знал о древних языках далекой Месопотамии, разве что слышал, что путешественники время от времени видели в тех краях непонятные клинообразные надписи. Служа в Ост-Индской компании, Роулинсон заинтересовался восточными языками и в конце концов овладел персидским, санскритом, арабским и древнееврейским.

Когда Роулинсон впервые приехал в Бехистун, он не знал, что в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого столетия два немца – исследователь Карстен Нибур и знаток классических языков Георг Фридрих Гротефенд – уже попытались расшифровать несколько обнаруженных в Персеполе коротких записей, сделанных с помощью клинописи, но сильно не преуспели – для расшифровки необходим достаточно длинный текст.

А вот Роулинсону поистине повезло. Каждая из панелей древнего монумента содержала более тысячи строк, причем это были версии одного и того же текста – на аккадском, эламском и древнеперсидском языках. В тридцатых годах девятнадцатого столетия Роулинсон приступил к штурму скалы, причем на первых порах обходился без страховки и ассистента. По словам его брата Джорджа, «Генри постоянно рисковал жизнью; к счастью, он был опытным альпинистом». В связи с тем, что панели с надписями были отделены друг от друга приличным расстоянием, Роулинсону приходилось подниматься к каждой из них – разумеется, по нескольку раз.

Как ныне известно, письмо может быть изложено буквами, слогами или словами, а также их комбинацией. Изучая древнееврейский текст, Роулинсон проницательно уловил, что в нем всего тридцать шесть разных символов, и на этом основании пришел к выводу, что это – не логографическое и не слоговое письмо, а алфавитное. Далее он заметил, что три группы символов часто повторяются в тексте, и справедливо решил, что это – имена трех персидских царей: Гистаспа, Ксеркса и Дария. Фонетическое звучание данных имен Роулинсону было известно из трудов Геродота, и, руководствуясь этим, Роулинсон определил звучание двенадцати символов, а позже добился сходного успеха еще с шестью символами.

Проделанная Роулинсоном работа продемонстрировала, что интеллектуальным открытиям нередко способствуют своеобразные качества и возможности человека. Сомнительно, чтобы кто-либо без альпинистского опыта смог бы решить задачу, с которой справился Роулинсон, ведь тому пришлось много раз совершить восхождение на скалу.

В 1838 году Роулинсон послал отчет о проделанной работе в находившуюся в Лондоне штаб-квартиру Королевского азиатского общества Великобритании и Ирландии. Отчет произвел сенсацию, и никому не известный ученый, не имевший наград и званий, стал действительным членом этого общества. Вскоре к Роулинсону присоединились европейские ассирологи, и с их помощью он закончил расшифровку древнеперсидского письма.

Палеография в круг интересов Ост-Индской компании не входила, и Роулинсону пришлось побывать во многих районах Азии, но, когда предоставлялась возможность, он возвращался в Месопотамию для продолжения поисков древних записей, а однажды даже принял участие в раскопках Ниневии, столицы Ассирии. Роулинсон интуитивно сознавал, что переписанные им древние записи на скале являются «месопотамским Розеттским камнем», и, придавая своей работе такую значимость, в дальнейшем расшифровал двести сорок шесть клинописных символов аккадского языка и заложил тем самым основу для плодотворной работы своих преемников-ассирологов.

Работы Роулинсона частично подтвердили пиктографическую гипотезу Уорбертона: самое раннее месопотамское и египетское письмо содержали множество пиктограмм (картинок, имеющих смысловое значение) и не менее большое количество логограмм (картинок с более абстрактным значением), которые, вероятно, явились следствием упрощения пиктограмм. Однако гораздо важнее, что Шампольон и Роулинсон установили: основа обеих систем письма является в значительной степени силлабической, с использованием большого числа одинаковых символов (даже если они выглядят как пиктограммы), каждый из которых обозначает свой слог для составления слов.

Шампольон и Роулинсон оставили прекрасное лингвистическое наследие продолжателям своего дела, в том числе археологам, изучающим оригиналы письма Южной Месопотамии и Египта. При раскопках Урука, центра шумерской цивилизации, археологи обнаружили останки древнего города, о чем свидетельствовали фрагменты строений и найденные посуда и утварь. Археологи датировали эти находки примерно 3500 годом до нашей эры. Но самые примечательные находки (с палеографической точки зрения) были обнаружены в слое, который археологи отнесли примерно к 3100 году до нашей эры. В этом слое нашли около пяти тысяч глиняных табличек с символами, возможно, первыми образцами письма.

Письмо действительно могло зародиться в Уруке. По свидетельству археологов, это был большой город. Его крепостные стены обрамляли территорию более чем в две квадратные мили, а большая часть населения проживала за пределами этих стен. Пожалуй, Урук был самым большим городом в мире в течение трех тысяч лет. Афины при жизни Перикла занимали площадь в одну квадратную милю, а Иерусалим при Ироде I – меньше половины квадратной мили. И только Рим в первом столетии, когда город стал столицей огромной империи, обнимал пять квадратных миль.

В Месопотамии найдено большое количество артефактов Древнего мира, что достаточно необычно. Но это явление объяснимо: сохранению артефактов способствовало благоприятное сочетание состава тамошней почвы и климата. Пожалуй, можно добавить, что ученым также сопутствовала удача. В других частях мира разрушительное действие времени не пощадило записей, выполненных на дереве, ткани, папирусе и пергаменте. Даже в Египте, с его сухим и жарким климатом, сохранилось незначительное количество письменных артефактов. (Одна из старейших записей на папирусе – известная как папирус Присса – относится к двенадцатой династии Среднего царства, примерно к 2000 году до нашей эры. Папирус – материал для письма – изготавливался из склеенных полосок, вырезанных из листов папируса, водного растения, произрастающего в болотистой местности, в частности, в дельте Нила. Пергамент, вошедший в употребление во втором веке до нашей эры, – особым образом обработанная кожа овец и коз. Тонкий пергамент изготавливался из кожи молодых или мертворожденных животных).

В Междуречье залежи мягкой глины стали подходящей средой для появления и сохранности письменных артефактов. Глина твердеет со временем, а с помощью обжига становится более прочной, и этому ее свойству содействует даже такое удручающее явление, как пожары, естественные или вызванные действиями людей. Залежи глины встречаются практически повсеместно, отсюда логичный вопрос: почему же только в Месопотамии она стала письменным материалом? Возможно, по той причине, что из глины мастерили сферические «конверты», и эта практика перешла постепенно на глиняные таблички.

Огонь и даже пожары – друзья археологов. Эти явления не только сохраняют глиняные таблички, но и превращают дерево в уголь, который мало страдает от разрушительного воздействия времени. Из-за недолговечности папируса, пергамента и бумаги безвозвратно утрачены многие сведения по истории человечества. Нам неизвестно, кому обязан своим происхождением Ветхий Завет, мы не имеем сведений о Древнем царстве Египта (за исключением запечатленных на камне) и даже недостаточно знаем о последних веках месопотамской цивилизации, когда на смену папирусу, а позднее пергаменту, пришли глиняные таблички. Однако и в наше время нельзя считать долговечными сведения, записанные на бумаге или на оптических и магнитных носителях.

Среди историков, изучающих Древний мир, ассирологи наиболее обеспечены материалом для изучения и анализа. За последние полтора века в результате раскопок в Шумере, Аккаде, Вавилонии и Ассирии найдены сотни тысяч табличек. Только при раскопках королевского дворца на холме Телль-Мардик (в нынешней Сирии) найдено около семнадцати тысяч артефактов. Несомненно, сотни тысяч, а то и больше, еще ждут своих археологов. Большое число табличек, заполненных клинописью и относящихся приблизительно к 3150 году до нашей эры, найдены в Уре, и, возможно, это первое подлинное письмо в истории человечества.

Найденные глиняные таблички – разных форм и размеров. Одни, размером с почтовую марку, содержат лишь несколько письменных знаков, другие – с ярд в поперечнике с тысячью знаков на них. Одни таблички квадратные, другие – продолговатые, встречаются и овальные. Многие таблички предназначены для обучения – они с одной стороны заполнены каллиграфическим почерком преподавателя, а с другой – корявой рукой учащегося. В Сузах (на территории нынешней Сирии) найдено большое число табличек с проклятиями, направленными против врагов жрецов. Чтобы избавиться от утомительного труда, связанного с нанесением на многочисленные таблички одной и той же надписи от руки, текст сначала наносили на поверхность цилиндра, после чего прокатывали цилиндр по глине и получали табличку с нужным оттиском. Можно сказать, что при производстве таких табличек использовался первый печатный станок. В те времена использовалось и другое приспособление для письма – штамп со сменной насадкой (наподобие нынешнего ручного набора). С помощью такого приспособления на кирпичи, шедшие на строительство храма или дворца, наносили нужную надпись, например, имя царя.

Иногда в ход шли металлические и каменные таблички, на которые текст наносился с помощью гравировки. Такие таблички предназначались для длительного хранения (как в современных архивах) в связи с важностью данных. Писцы и учащиеся также использовали в работе покрытые воском таблички, текст с которых при необходимости удалялся, и тоненькие дощечки (листы), на которые шла дорогая твердая древесина. Такие листы можно было компоновать в своего рода книгу.

Текст самых ранних из известных табличек состоял из пиктограмм с малой долей абстракции или с полным ее отсутствием. К примеру, женские гениталии служили для обозначения женщины, а мужские обозначали мужчину. Со временем на пиктографическое письмо начало влиять абстрактное мышление человека, и пиктограммы стали заменяться идеограммами – например, символ, поначалу обозначавший звезду, стал обозначать «душу» и «небеса».

Поначалу для письма использовали заостренный грифель из тростника, но в скором времени обнаружилось, что глина при письме крошится, и от нее отваливаются кусочки, что делало затруднительным нанесение на глину изогнутых линий. Постепенно писцы приспособили для письма грифель с треугольным сечением. Таким грифелем в глине делали углубление, а затем оттягивали грифель от места нажима и проводили прямую линию, которая в сочетании с углублением походила на клин. (Слово cuneiform, «клинопись» происходит от латинского cuneus – клин). Использование нескольких прямых линий для каждого знака (символа) породило абстракцию. В то же время символы стали обозначать несколько разных понятий – например, «рот» и «вода» могли означать понятия «выпить» и «женщина», а «гора» – понятие «раб», поскольку рабы были выходцами из менее цивилизованных горных районов за пределами долин Евфрата и Тигра.

Ранее писцы стали использовать круглый грифель для нотации чисел. Этот инструмент для письма способствовал возникновению нового рукописного шрифта, который со временем уступил место клинописи. Приблизительно в третьем тысячелетии шумеры перешли к так называемому ребусному письму: к фонетизации абстрактных понятий, значение которых было практически невозможно выразить пиктограммами или идеограммами. В английском языке можно по созвучию использовать рисунок ступни для символического изображения души (sole – soul). Ребусное письмо можно и в наше время отыскать в геральдике. Так, герб Оксфорда – бык, переходящий вброд ручей (an ox fording a stream).

Важнее то, что и шумеры, и египтяне превратили пиктограммы в звуки речи – фонемы, и, согласно так называемому акрофоническому приему, пиктограммы стали означать не слова, а первую фонему этого слова. Наиболее известный пример акрофонического приема – озвучивание иероглифического знака воды. Со временем египетские писцы преобразовали этот символ в согласную n, первую фонему (звук) слова nu (вода).

Позже семитическая буква mem – первая фонема слова «вода» прошла в своем развитии тот же путь. Хотя акрофонический прием мог использоваться по-разному, большинство палеографов полагает, что он сыграл важную роль в развитии большого числа древних абстрактных шрифтов. Система письма, основанная на отдельных символах для каждого слова, будь то пиктограмма, логограмма или идеограмма, понуждала человека, учившегося писать и читать, изучать громадный материал. Да и в наше время, чтобы стать образованным человеком, следует потрудиться. Второе издание «Оксфордского словаря английского языка» содержит 171 476 слов, а словарный запас выпускника средней школы составляет около 12 000 слов.

Шумеры и египтяне решили эту проблему путем придания каждому конкретному символу значения слога, что уменьшило количество символов до нескольких тысяч, и это характерно для большинства языков[11].

В дальнейшем обе цивилизации еще больше сократили количество символов посредством придания символам многозначности – шумеры через удаление конечных согласных в каждом силлабическом символе, а египтяне – через полное исключение гласных звуков, что присуще (касательно гласных букв) современному арабскому языку и ивриту.

Упрощение символов путем придания им многозначности продолжалось в течение долгого времени. Анализируя артефакты с древнейшими образцами письма шумеров, археологи и палеографы насчитали около двух тысяч различных символов. В середине третьего тысячелетия их количество сократилось. В те времена клинопись содержала от ста до ста пятидесяти часто употреблявшихся символов, представлявших собою слоги, и около восьмисот – для обозначения слов.

Иероглифические символы (общим количеством около ста восьмидесяти) обозначали согласные: один, два или сразу три. Египетское письмо также состояло из нескольких сотен обозначавших слова логограмм и большого количества символов, обозначавших одновременно как логограммы (слова), так и слоги.

Конечное упрощение – алфавит – появилось в результате того, что египетское письмо сократилось примерно до двадцати пяти символов, обозначавших согласные звуки, по существу, буквы. Египтяне не придавали особенного значения этой «моноконсонантности». А вот писцы, вероятно, осознавали, что «моноконсонантность» может явиться основой для более простой системы письма, но они понимали, что распространение грамотности обесценит их статус и уменьшит доходы. Только намного позднее египетская «моноконсонантность» оказала влияние на развитие современных западных алфавитов.

В конце четвертого тысячелетия шумеры и египтяне, по всей вероятности, торговали друг с другом, и потому вовсе не удивительно, что египтяне стали пользоваться письмом вслед за шумерами – примерно около 3100 года до нашей эры. В дальнейшем, хотя клинопись и иероглифическое письмо внешне изрядно отличались, их базисные силлабические структуры оказались удивительно схожими в части наполнения словаря: и в том, и в другом письме по несколько сотен слогов и столько же логограмм. Это вряд ли может быть совпадением, и по этой причине большинство палеографов полагает, что «идея письма» обязана своим зарождением пустившей корни торговле и что сама идея письменности, похоже, проникла из Шумера в Египет.

Почти всем, что знаем о Древнем Египте, мы обязаны археологическим изысканиям и находкам, среди которых выделяются монументы, построенные из камня, с иероглифическим текстом на них. Для написания религиозных текстов, а также для административной и деловой переписки египетские писцы ввели в практику более абстрактное и простое письмо: иератическое, а позже – демотическое. (Слово «иератический», вероятно, происходит от греческого hieratikos – жреческий, а «демотический» – от греческого demotikos – народный. Демотическим письмом выполнен один из трех текстов на Розеттском камне). В связи с тем, что иератическое и демотическое письмо использовалось, главным образом, для записи на сравнительно недолговечном папирусе, до нашего времени из исторического периода за пределами последних трех тысяч лет дошли лишь отдельные подобные артефакты.

Египетский язык, как и все языки, богат гласными звуками. Однако гласные звуки не были в достаточной мере присущи ни иероглифическому, ни иератическому, ни демотическому письму, и потому они «давали о себе знать» только при чтении текста. В современных языках – в особенности в английском – произношение слов также зачастую вступает в противоречие с их буквенным написанием, и читателю приходится правильно читать немалое число слов, пользуясь содержанием текста и собственным опытом. Джордж Бернард Шоу говорил о несуразности орфографии английского языка. Чтобы доказать свою точку зрения, он иронически утверждал, что всем известное слово fish (рыба) можно записать в виде ghoti. Чтобы понять мысль Бернарда Шоу, следует произнести две первые буквы в придуманном писателем слове ghoti как две последние буквы в слове tough (ф), среднюю букву как вторую в слове women (и) и две последние как то же сочетание в слове nation (ш).

Часто употреблявшиеся иероглифические символы имели, как правило, ряд значений. Так, например, бисогласный знак обозначал сочетание звуков mn. Но как оно в целом произносилось: man, mun, manu или как-то иначе? Это неизвестно. Таким образом, как и клинопись, все три вида египетского письма следует отнести к силлабическому письму, в котором гласные звуки манифестировались только при чтении текста.

Звук гораздо более абстрактен, чем образ. Рисунки можно разглядывать, передвижение движущейся картинки можно замедлить, а то и остановить. Со словом иначе. Если произношение слова замедлить, его не понять; если слово, не договорив, оборвать, оно и вовсе исчезнет. Поэтому изобретение силлабического письма, позволявшее не только понимать текст, но и внятно его произносить, стало одним из величайших достижений в истории человечества.

В Шумере и Египте люди только со временем освоили силлабическое письмо. Но если идеографическое письмо легко пересекло лингвистические границы (шумеры и египтяне одинаково легко понимали значение идеографических символов), то силлабическое письмо долго не получало распространения. В третьем тысячелетии шумеры постепенно попали под власть аккадцев, которые со временем приспособили шумерскую клинопись для своего языка, но, не овладев языком шумеров, читать их глиняные таблички не могли. Так и в наше время на Западе, где используется латиница, люди не могут прочитать текст на известном им алфавите, если этот текст написан на языке, которого они не знают.

Пять тысячелетий назад в Месопотамии и Египте зародилась новая мощная коммуникационная технология: система графических знаков для передачи и запечатления речи – письменность. Но в связи со сложностью технологии письмо было доступно только элите, и ограниченность доступа к технологии повлияла на социальные и политические аспекты существования местного общества, что привело к образованию иерархии «наложенных» друг на друга социальных структур, а также к возникновению и развитию политических учреждений, со временем переросших в империи.

Исследуя этот процесс, обратимся к Месопотамии, что предпочтительнее по причине большого количества сохранившихся письменных артефактов, а также в связи с наличием на ее территории в третьем и четвертом тысячелетиях немалого числа городов-государств; это позволяет заключить, что эффективная письменная система стимулирует превращение небольших городов в города-государства, а затем и в империи.

Антропологи пришли к заключению, что нынешние, не знающие письма охотники-собиратели относительно равноправны. То же можно сказать обо все еще существующих современных пиратах (разного толка). Причина одна – малочисленность этих групп. Люди могут поддерживать многофункциональные связи только в группах с ограниченным числом индивидов. Когда размер группы превышает 150 человек, ее участники просто не в состоянии удержать в памяти личные качества и индивидуальные предпочтения каждого члена группы и потому не в силах способствовать ее динамическому развитию. Таким образом, когда в группе более 150 участников, между ними теряются постоянные социальные связи, и члены группы стремятся из нее выйти и образовать новую. Среди социологов ограничительный состав группы известен как «число Данбара». Это число величиной в 150 человек названо в честь английского антрополога-эволюциониста Робина Данбара[12].

Развитие власти в гражданском обществе неразрывно связано с успехами в коммуникациях. Ассиролог Жан-Жак Гласснер пишет:

Государю должно быть благородным, но для этого ему надобно проявлять большие умение и готовность по сравнению с другими людьми. Ему следует себя окружить максимально большим количеством родственников, друзей и союзников. Государь обязан знать лучше, чем иной человек, как поставить других людей в зависимость от себя. Ему также следует знать, как добиваться расположения подданных и как не потерять это расположение, ничего не предоставляя взамен, как он и поступает, когда пользуется трудом молодежи, бездомных и бесправных людей.

Число Данбара строго ограничивает возможность необразованного, не умеющего читать государя, которому приходится полностью полагаться только на речь. Возможно, с помощью речи он в состоянии контролировать 150 подданных, а каждый из них может, в свою очередь, контролировать еще 150 человек (всего наберется среднее количество населения древнего города). А вот государь, содержащий штат писцов и посыльных, может значительно увеличить подконтрольных ему «родственников, друзей и союзников», а при удачном стечении обстоятельств может повелевать даже империей.

Наиболее тягостная форма социального труда – рабство – встречается почти исключительно в устоявшихся, хорошо организованных обществах и крайне редко – в среде охотников-собирателей. И дело не в отсутствии у кочевников грамотности. Кочевое существование не позволяет постоянно иметь при себе много имущества. Только оседлые сельскохозяйственные общины позволяют обзаводиться рабами, которыми обычно становятся побежденные в военных столкновениях. Охотники-собиратели также могут, одолев неприятеля, обзавестись рабами, но они берут в рабство только девушек и детей, а всех остальных истребляют на месте.

Дописьменный Шумер, как и большинство примитивных территориальных образований, характеризовался относительным равноправием жителей. Ассиролог Торкильд Якобсен, изучив шумерские легенды и мифы, заметил, что в Шумере наиболее важные государственные решения принимались двумя городскими советами. Один из них состоял из всех свободных мужчин, а второй – из небольшой группы наиболее авторитетных старейшин. Этот второй совет сажал своего выдвиженца на царство, но наследование по праву рождения доисторическим временам, вероятно, присуще не было. Якобсен в своей работе также рассказывает, что у доисторических тевтонских племен, завоевавших Центральную и Северную Европу, существовали образования, похожие на социальные структуры шумеров. Якобсен выявил у этих племен два полномочных совета: фолькмот, состоявший из вооруженных людей и решавший будничные вопросы, и совет старейшин, отвечавший за решение первостепенных вопросов, включая назначение предводителя племени.

Якобсен в своей работе также прокомментировал эпическую поэму о Гильгамеше, правителе Урука во времена зарождения письменности, и отметил недостаточность власти доисторических государей. Когда Урук подвергся нападению северного соседа, города Киш, Гильгамешу пришлось искать поддержку совета старейшин, дабы возглавить оборону Урука.

Гильгамеш не мифический государь, он правил Уруком около 2700 года до нашей эры и был реальной исторической личностью[13]. В годы его правления клинопись получила относительное развитие, и уже около 2600 года до нашей эры клинописными знаками можно было изобразить не только имена существительные, но и некоторые глаголы. Однако письмо еще не получило синтаксического развития, и писцы были не в состоянии воспроизвести на табличках пространные сообщения, например, изложить волю правителя. Поэтому причина, заставившая Гильгамеша, пожелавшего возглавить оборону Урука, обратиться за согласием к совету старейшин, состояла, возможно, в том, что правитель не мог поставить себе на службу письменность для установления полного политического контроля над населением. По той же причине грамотная элита Урука была не способна пренебрегать волей неграмотного народа.

В 2700 году ранняя клинопись просто не позволяла сосредоточить власть в руках одного правителя. В первой половине третьего тысячелетия в Шумере насчитывалось несколько средних по размеру городов-государств и множество небольших городов-государств, которые почти непрерывно воевали друг с другом. Около 2600 года до нашей эры в Месопотамии появилось новое этническое сообщество – семиты-аккадцы, которые, как уже отмечалось, приспособили клинопись к своему языку. В середине третьего тысячелетия шумерский язык из употребления вышел, но аккадцы стали использовать клинопись для жреческих текстов, административной и деловой переписки.

Постепенно письмо получило синтаксическое и грамматическое развитие: в словах появились суффиксы и приставки, а в предложениях – подлежащие и сказуемые. Одновременно с таким развитием клинописи, а возможно, именно благодаря ее эволюции, аккадцы взяли верх в Междуречье. Около 2300 года до нашей эры Саргон, член царского дома Киша, захватил верховную власть и приступил к завоеванию сопредельных земель. В результате он подчинил себе обширную территорию от Персидского залива до Средиземного моря.

В середине третьего тысячелетия развитие клинописи позволило Саргону и его преемникам основать первую в мире значительную империю и успешно управлять ею. Клинопись не только помогала правителю в политических и административных делах, но и позволяла приводить не знавшее грамоты население в благоговейный трепет перед правителем – столь магическое влияние оказывали на невежественных людей таинственные глиняные таблички, покрытые клинописью.

Начиная примерно с 2600 года до нашей эры правители не обходились без штата писцов – но лучшим случаем являлся, разумеется, тот, когда правитель сам умел читать и писать, что позволяло ему со значительно большим успехом контролировать овладевших грамотой помощников и советников. Доведением повелений правителя до народа занимались глашатаи, которые, как правило, заучивали текст наизусть, но таблички с текстом держали, тем не менее, при себе, чтобы освежить при необходимости память. А вот для возвеличивания себя в глазах населения Саргон письмо не использовал и не прибегал к пропаганде такого рода. Возможно, он не считал себя достаточно знатным, чтобы называться «царем», и потому довольствовался титулом «ном-лугаль», что значит просто «правитель».

Обычно ном-лугаль управлял большим городом-государством, считавшимся соседними, менее крупными городами жреческим центром и административным образованием, выступавшим арбитром в межгосударственных спорах. Наследовавшие Саргону два сына, как и отец, не претендовали на громкий титул и даже предоставляли автономию городам, входившим в империю.

Все изменилось при правлении Нарам-Сина, внука Саргона. Нарам-Син заявил, что власть ему ниспослана богами, и потому бесцеремонно нарек себя «царем четырех сторон света». Нарам-Син стал обожествляться в народе, чему в немалой степени способствовали писцы. По словам датского историка Оге Вестенхольца, Нарам-Сина прославляли и возвеличивали с таким же постоянством, пылом и неуемным усердием, как в более поздние времена Цезаря Августа, Людовика XIV и королеву Викторию.

Аккадская империя, просуществовавшая примерно полтора века, в конце концов пала жертвой страшного бедствия, подобные которому и в дальнейшем – приблизительно три с половиной тысячи лет – то и дело приводили к жестокому посрамлению азиатских и европейских цивилизаций. Это бедствие олицетворяли кочевники, чьи воинственные дикие племена стремились обогатиться за счет оседлых соседей. В результате вторжения иноземцев Аккадская империя превратилась в клубок воевавших между собой государств.

Аккадская империя пала под натиском гутиан, но тех одолел Утухенгаль, правитель Урука, города, где зародилось письмо. Утухенгаля, в свою очередь, сверг Ур-Намму, который, уподобившись Нарам-Сину, заявил, что верховная власть ему ниспослана богами. Ур-Намму основал так называемую Третью империю Ура, просуществовавшую приблизительно от 100 до 150 лет.

В те времена шумерский язык стал исчезать даже как разговорный, а вот в Аккаде он сделался письменным языком Третьей империи Ура, где начали использовать для письма, по существу, мертвый язык, которым владела лишь образованная элита. Такая же судьба тремя тысячелетиями позднее постигла латынь, которая везде, где использовалась, уступила место национальному языку, оставшись лишь языком науки и католического богослужения.

К началу второго тысячелетия письменный язык развился до такой степени, что стал использоваться для военных распоряжений, для строительных и других гражданских проектов, а также для изложения законов империи, которые наносились на глиняные таблички и рассылались по городам и другим поселениям. В те времена законы являлись обоюдоострым оружием: с одной стороны, они доводились до сведения народа и могли этим народом использоваться, а с другой стороны, предоставляли власть тем, кто умел читать и писать. Какой бы эффект ни оказывали законы на баланс власти в обществе, в империи они играли немаловажную роль щита и меча. Первые таблички с законами появились во время правления Ур-Намму, за три века до «публикации» более известного свода законов вавилонского царя Хаммурапи. Законы касались различных сторон общественной жизни. В частности, среди них имелся такой: «Человек, лишивший невинности чужую рабыню, обязан заплатить пять шекелей серебром».

Месопотамские города-государства отождествлялись с их божествами, а храмы, в них возведенные, являлись своеобразным выражением экономической мощи города. Царь служил посредником между городом и его божеством, а царский дворец находился рядом с городским храмом. Дворец и храм осуществляли основные функции в городе: контролировали производство и распределение продовольствия. Свободные крестьяне производили зерно и другие продукты питания для собственных нужд, а излишки сбывали на стороне. Но в Месопотамии, с ее жарким и сухим климатом, для успешного выращивания культурных растений требовалось искусственное орошение земельных участков, и поддержание в порядке ирригационных сооружений также контролировали храм и дворец.

Для обеспечения населения продовольствием власти следили за надлежащим функционированием помещений для обмолота зерна. А вот кто именно трудился на ирригационных сооружениях и в помещениях, где складировали урожай зерновых, – рабы или свободные люди – доподлинно неизвестно. Зато на основании текстов большого числа дошедших до нас табличек можно с уверенностью утверждать, что храм и дворец кормили и контролировали огромную по количеству рабочую силу. Можно добавить, что помещения для обмолота зерна служили обменными пунктами, в которых часть выращенного крестьянами зерна передавалась в пользу городских служащих, а также местом, где крестьяне-арендаторы расплачивались зерном со своими хозяевами.

Многие тексты табличек, дошедших до нашего времени, посвящены распределению продовольствия среди населения. Ежемесячно мужчинам выдавали по 60 литров зерна, а женщинам – по 30 литров. В больших городах устраивались зернохранилища с запасом зерна на шесть месяцев. В некоторых табличках рассказывается о производительности труда. Так, в одной из них говорится о мере затрат труда тридцати семи женщин, занимавшихся обмолотом зерна. В год эта мера составила 13 320 рабочих дней. В других табличках рассказывается об обширных работах, производившихся примерно 3600 военнопленными в горной стране Сабум (вероятнее всего, имеется в виду местность в горах Западного Ирана). В чем заключалась эта работа, в табличках не говорится, но можно предположить, что речь идет о труде в каменоломне, поскольку в тексте повествуется, что использовались молотки, и сетуется на низкую производительность труда.

Для строительства и ухода за оросительными системами и сельскохозяйственными постройками, а также для организации общественных работ и военных мероприятий требовались предписания, циркуляры и другого вида документация, в частности, по учету выполненных работ. Всей этой документацией занимались писцы. Но они не просто выполняли технические действия, а, используя свои знания и жизненный опыт, доводили их до известного совершенства, что, несомненно, способствовало развитию общества. Американский лингвист Игнац Гельб пишет: «Письмо существует только в цивилизации, а цивилизация не может существовать без письма».

Работа писца открывала дорогу к богатству и власти, и писцами становились немногие – чаще всего, сыновья писцов. В Шумере писцы назывались dub-sar, школа писцов – é-dub-ba, а ученики этой школы – dumu-é-dub-ba. В сороковых годах двадцатого века шумеролог Сэмюел Ной Крамер составил из известных ему фрагментов рассказ о некоем шумерском школьнике.

Школьник рассказывает о том, чем занимался в школе. Сначала – письмом, заполняя глиняные таблички. После урока завтракал, а потом снова упражнялся в письме. Возвратившись домой, школьник читал свою работу отцу. На следующий день, захватив с собой завтрак, приготовленный матерью, он опять направился в школу. На сей раз ему сделали в школе несколько замечаний. В другой раз ему еще больше не повезло: за неряшливое письмо последовало наказание палкой. Возвратившись домой в тот день, школьник предложил своему отцу пригласить учителя в гости. Когда учитель пришел, приняв приглашение, отец школьника предложил гостю сесть во главе стола и принялся его потчевать – не только едой, но и россыпью благодарностей, отмечая несомненные заслуги учителя, который, не щадя своих сил, передает секреты письма нерадивым ученикам. За благодарностями последовали подарки. Учитель, в свою очередь, сообщил хозяину дома, что его сын хорошо успевает в школе и из него обязательно выйдет толк.

Школьники начинали учиться письму с написания простых символов и постепенно переходили к написанию сложных слов. Постигнув начала грамоты, они составляли списки однородных понятий (к примеру, перечисляли знакомые им названия животных или растений), а на более поздней стадии обучения сочиняли рассказы. Кроме письма, школьники учились считать (осваивая шумерскую шестидесятиричную числовую систему), а также изучали астрономию и искусство прорицания. Одним из наглядных школьных пособий в Месопотамии была ba – изготовленная из глины печень овцы, предмет, необходимый на уроках гепатоскопии (предсказания будущего по печени только что освежеванного животного).

Доведись Джорджу Оруэллу и Клоду Леви-Стросу родиться в Месопотамии или в Древнем Египте, они бы даже не смели надеяться на то, что все люди хотя бы в будущем обретут гражданские права и политические свободы – ведь и сложная клинопись, и иероглифическое письмо позволяли немногим, освоившим эти премудрости, подчинять себе огромную массу неграмотного народа.

Однако стоит напомнить, что в середине второго тысячелетия семитские рудокопы, трудившиеся на западе Синайского полуострова, проникшись благоговением к египетскому «магическому» письму, сумели извлечь из него основу для массовой грамотности, которая, когда пришло время, умерила власть правителей над народом.