Читать книгу Нейромант (сборник) - Уильям Гибсон - Страница 10

Архипелаг.

Острова. Тор, веретено, кластер. Человеческая ДНК сочится из недр гравитационного колодца, масляным пятном расплывается по его крутой стенке.

Вызовите графическую программу самого обобщенного, грубого отображения плотности обмена информацией в архипелаге L5, у пятой точки Лагранжа.[10] На экране ярко вспыхнет массивный красный прямоугольник, доминирующий элемент схемы.

Фрисайд. Фрисайд многогранен, и далеко не все его грани видны туристам, снующим вверх-вниз по гравитационному колодцу. Фрисайд – это бордель и банковский центр, дворец наслаждений и свободный порт, город пионеров и роскошный курорт. Фрисайд – это Лас-Вегас и Висячие сады Семирамиды, орбитальная Женева и фамильное гнездо чистокровного (на манер призовых кошек и собак), опутанного густой сетью близких внутрисемейных браков, промышленного клана Тессье и Эшпулов.

В Париж они летели лайнером «Ти-Эйч-Уай», первым классом, и сидели все вместе: Молли у иллюминатора, рядом с ней – Кейс, а Ривьера и Армитидж – у прохода. Был момент, когда самолет накренился на вираже, и Кейс увидел сквозь круглое окошко море и горстку сверкающих алмазов – островной греческий городок. В другой раз, потянувшись за своим стаканом, он заметил в смеси бурбона с водой еле уловимое очертание чего-то, очень похожего на гигантский сперматозоид.

Молли перегнулась через Кейса и ударила Ривьеру по щеке:

– Не надо, малыш. Кончай шуточки. Еще одна сублиминальная срань, и тебе будет не как сейчас, а очень больно. Здоровье твое драгоценное ничуть не пострадает, а я получу огромное удовольствие.

Кейс оглянулся на Армитиджа. Лицо абсолютно спокойное, во внимательных голубых глазах ни тени раздражения.

– Верно, Питер. Кончай.

Кейс посмотрел на Молли. Мелькнула и тут же исчезла черная роза, лоснящиеся, как кожа, лепестки, черный стебель с блестящими металлическими шипами…

Ривьера кротко улыбнулся, закрыл глаза и тут же уснул.

Молли отвернулась к иллюминатору; в темном стекле отразились два серебряных круга.

– Ты ведь летал уже в космос? – спросила Молли, глядя, как Кейс устраивается на толстом податливом темперлоне амортизационной койки шаттла.

– Да нет. Я и вообще почти не летаю, только если по делу.

Стюард прилаживал к его запястью и левому уху датчики.

– Надеюсь, тебя не прихватит СКА, – сказала Молли.

– Воздушная болезнь? Ни в коем разе.

– Здесь не совсем то. В невесомости пульс твой участится, а вестибулярный аппарат на время сбрендит. Появится рефлекторное желание удрать неизвестно куда и соответствующий прилив адреналина.

Стюард переместился к Ривьере и вытащил из кармана красного пластикового фартука очередной набор датчиков.

Кейс отвернулся и попробовал различить очертания старых пассажирских терминалов аэропорта Орли, но увидел только мокрый бетон изящно изогнутых отражателей выхлопа. На ближайшем из них красовался какой-то арабский лозунг – красные закорючки, напыленные из аэрозольного баллончика.

Кейс закрыл глаза и сказал себе, что шаттл – это просто очень большой самолет, который очень высоко летает. Вот и пахнет он как самолет – одеждой, жевательной резинкой и выхлопными газами. Из динамиков доносилось негромкое позвякивание кото.[11] Оставалось только ждать.

Прошло двадцать минут, и мягкая, непомерно тяжелая лапа перегрузки глубоко вдавила его в темперлон.

На практике СКА – синдром космической адаптации – оказался еще хуже, чем в описании, но все быстро кончилось, и Кейс заснул. Когда стюард его разбудил, шаттл уже маневрировал среди посадочных терминалов.

– А теперь сразу во Фрисайд?

Кейс с тоской взирал на крошку табака от «Ехэюань», которая выплыла из его нагрудного кармана и теперь дразняще плясала перед носом. Пассажирам шаттлов категорически запрещалось курить.

– Нет, программа поменялась, обычные закидоны нашего начальничка. Теперь мы направляемся на Сион. Точнее, в кластер Сион. – Молли тронула пряжку привязной системы и начала выбираться из нежных объятий амортизирующего пластика. – Маршрут, мягко скажем, странноватый.

– А чего?

– Растаманы – с дредами, все дела. Их колонии лет уже тридцать.

– Да кто они такие?

– Увидишь. Мне-то один хрен, растаманы там или не растаманы. Ну а ты сможешь там хотя бы покурить.

Сион основали пятеро рабочих, которые отказались вернуться на Землю: повернулись к небу передом, к гравитационному колодцу – задом и начали строить. Пока центральный тор не закрутили и не создали в нем тяготение, все они страдали от вымывания кальция и сердечной недостаточности. Пузырь такси подплывал к корпусу Сиона, сваренному на живую нитку; на взгляд Кейса, эта устрашающая конструкция сильно смахивала на латаные-перелатаные лачуги стамбульских трущоб – разнокалиберные, неправильной формы плиты обшивки, то здесь, то там растафарианская символика и накорябанные лазером имена строителей.

Молли и тощий сионит по имени Аэрол помогли Кейсу справиться с невесомостью и препроводили его по недлинному переходу внутрь малого тора. За очередным приступом головокружения Кейс не сразу и заметил, что Ривьера и Армитидж куда-то исчезли.

– Сюда, – сказала Молли, проталкивая его ноги в узкий люк, проделанный вроде бы в потолке. – Хватайся за перекладины. Ты сейчас представь себе, что спускаешься, и все будет тип-топ. Чем ближе к внешнему периметру, тем больше тяготение, так что это и вправду спуск. Сечешь?

Желудок Кейса яростно протестовал.

– Все, брат, будет в порядке, – обнадежил его Аэрол, сверкнув золотыми зубами.

Как-то так вышло, что конец туннеля оказался его дном. Кейс вцепился в несильное тяготение, как утопающий в спасательный круг.

– А ну-ка, вставай! – прикрикнула на него Молли. – Ты что, целоваться с палубой собрался?

Кейс обнаружил, что лежит ничком, раскинув руки. Что-то стукнуло его по плечу. Он перекатился на спину и увидел толстую бухту эластичного троса.

– Будем строить хибару, – сказала Молли. – Помоги мне натягивать веревку.

Кейс оглядел обширное, совершенно пустое пространство и заметил, что всюду приварены стальные кольца – безо всякой на первый взгляд системы. Они растянули трос по какой-то сложной, придуманной Молли схеме и развесили на нем обшарпанные листы желтого пластика. Во время работы Кейс постепенно ощутил, что кластер сотрясается от музыки. Называлась она даб – чувственная мешанина, состряпанная на основе огромных фонотек оцифрованной поп-музыки; она, по словам Молли, являлась некой частью религиозного ритуала и создавала чувство общности. Кейс поднял один из желтых листов, легкий, но очень громоздкий. Сион пропах вареными овощами, человеческим потом и марихуаной.

– Вот и прекрасно, – кивнул Армитидж, легко проскальзывая в люк и глядя на пластиковый лабиринт; появившийся следом Ривьера был явно непривычен к слабому тяготению.

– Где тебя носит, когда нужно работать? – спросил его Кейс.

Тот открыл рот, словно собираясь ответить. Изо рта выплыла небольшая форель, а за ней, что было совсем уж невероятно, цепочкой тянулись пузыри.

– В голове, – улыбнулся Ривьера.

Кейс засмеялся.

– Хорошо, – кивнул Ривьера, – ты умеешь смеяться. Понимаешь, я бы помог вам, но руки – мое слабое место. – Он выставил вперед ладони, которые неожиданно удвоились. Четыре руки, четыре ладони.

– И ты, Ривьера, просто безвредный клоун – так, что ли? – Молли встала между Ривьерой и Кейсом.

– Пошли, брат, – позвал из люка Аэрол. – Идем, ковбой.

– Твоя дека, – объяснил Армитидж, – и остальное хозяйство. Помоги ему принести вещи из грузового шлюза.

– Ты очень бледный, брат, – заметил Аэрол, когда они волокли запакованную в пенопласт «Хосаку» по центральному туннелю. – Может, съешь чего?

Рот Кейса наполнила противная слюна, и он замотал головой.

Армитидж объявил восьмидесятичасовую остановку. Молли и Кейсу нужно привыкнуть к невесомости и научиться в ней работать. Кроме того, он проинструктирует их насчет Фрисайда и виллы «Блуждающий огонек». Оставалось неясным, что будет делать Ривьера, но спрашивать Кейсу не хотелось. Через несколько часов после прибытия Армитидж послал его в желтый лабиринт, чтобы пригласить Ривьеру поесть. Тот лежал, по-кошачьи свернувшись, на тонком темперлоновом матрасе, совершенно голый, и, по всей видимости, спал. Вокруг его головы вращался нимб из белых геометрических тел: кубов, сфер и пирамид.

– Эй, Ривьера.

Кольцо продолжало вращаться. Кейс вернулся и доложил Армитиджу.

– Под кайфом. – Молли оторвала взгляд от разобранного игольника. – Хрен с ним.

По всей видимости, Армитидж считал, что невесомость повлияет на способность Кейса оперировать в матрице.

– Не бери в голову, – отмахнулся Кейс. – Я включаюсь, и меня уже здесь нет. Мне все равно, где мое тело.

– У тебя высокий адреналин, – заметил Армитидж. – Ты все еще страдаешь от СКА. Но у нас нет времени ждать, пока ты обвыкнешься. Тебе придется научиться работать, превозмогая болезнь.

– Так что, я буду рубиться прямо отсюда?

– Нет. Потренируйся, Кейс. Прямо сейчас. В коридоре, наверху, где невесомость.

Представление декой киберпространства совершенно не зависело от ее физического местонахождения. Войдя в матрицу, Кейс увидел перед собой привычные очертания ступенчатой пирамиды – базу данных Ядерной комиссии Восточного побережья.

– Как дела, Дикси?

– Я же мертв, Кейс. Что же я – полный кретин и ничего не понимаю? Сидя в твоей «Хосаке», я имел время подумать.

– Ну и как ты себя чувствуешь?

– Да никак.

– Тебя что-нибудь беспокоит?

– Меня беспокоит, что меня ничто не беспокоит.

– Как это?

– В Сибири, в русском лагере, один мой дружок отморозил себе палец. Ну и конечно, ампутация. Как-то через месяц я замечаю, что он всю ночь ворочается. «Элрой, – говорю я, – что это ты никак не угомонишься?» – «Палец, – говорит, – чешется». – «Почеши, – говорю я ему, – и спи». – «Маккой, – говорит он, – этот – не почешешь».

По позвоночнику Кейса пробежала волна леденящего холода, и он не сразу понял, что это такое. Конструкт смеялся.

– Слушай, ты можешь оказать мне небольшую услугу?

– Услугу, Дикси?

– Этот вот ваш шахер-махер, когда вы его закончите – сотри меня на хрен.

Сионитов Кейс не понимал.

Как-то раз Аэрол сам, безо всякой подначки, рассказал ему о ребенке, который выскочил из его лба и убежал в заросли гидропонной ганжи.

– Маленький такой, совсем ребенок, ну вот как твой палец, не больше. – Он потер ладонью свой широкий загорелый (без малейшей, конечно же, царапинки) лоб.

– Это ганжа, – пожала плечами Молли, когда Кейс пересказал ей эту историю. – Сиониты не проводят особого различия между действительностью и галлюцинацией. То, что рассказал тебе Аэрол, действительно с ним случилось. Это не лапша на уши, а уж скорее поэзия. Сечешь?

Кейс кивнул, но остался при своих сомнениях. При разговоре сиониты непременно дотрагивались до собеседника, чаще всего – брали его за плечо. Кейсу это не нравилось.

Часом спустя Кейс готовился к очередной тренировке.

– Эй, Аэрол! Иди-ка сюда. Вот, попробуй! – крикнул он, протягивая сиониту троды.

Аэрол плавно, словно в замедленном кино, развернулся. Босые ноги ударились о стальную переборку, а свободная рука ухватилась за перекладину; другая рука держала пластиковый мешок с синезелеными водорослями. Он застенчиво поморгал и улыбнулся.

– Попробуй, – повторил Кейс.

Аэрол взял ленту, надел ее на голову и закрыл глаза. Кейс нажал кнопку питания. По худощавому телу сионита пробежала судорожная дрожь. Кейс торопливо выключил деку:

– Ну и что ты видел?

– Вавилон, – печально сказал Аэрол, возвращая троды, а затем оттолкнулся ногами и улетел.

Ривьера неподвижно сидел на темперлоновой подушке. Чуть выше локтя его руку плотно обвивала изящная – не толще пальца – змейка с горящими, как рубин, глазами. Кейс потрясенно смотрел, как украшенное ярким черно-алым узором тельце стягивается все туже и туже.

– Ну, давай, – ласково сказал Ривьера бледно-желтому, как воск, скорпиону, сидевшему на его раскрытой ладони. – Давай.

Скорпион шевельнул коричневыми клешнями и, быстро перебирая ножками, побежал вверх по руке вдоль темноватых вен. Достигнув локтевой ямки, он остановился и еле заметно задрожал. Ривьера издал негромкий звук, что-то вроде шипения. Жало поднялось, поколебалось, словно в нерешительности, и вонзилось в набухшую вену. Коралловая змейка ослабила хватку, и Ривьера медленно вздохнул. Кайф пошел.

Змейка и скорпион исчезли, и в его левой руке оказался молочно-белый пластиковый шприц.

– Если Господь Бог и создал что-нибудь лучшее, Он приберег это для себя.[12] Знаешь такую поговорку?

– Да, – кивнул Кейс, – слышал, и по самым разным поводам. Ты всегда устраиваешь такой спектакль?

Ривьера снял с руки стягивавший ее жгут.

– Да. Так смешнее. – Он улыбнулся, глаза его почти не замечали окружающего, на щеках вспыхнул румянец. – У меня над веной мембрана, чтобы не нужно было беспокоиться о состоянии иглы.

– И не больно?

– Конечно больно, – блеснул глазами Ривьера. – Необходимый элемент.

– Я бы пользовался дермами, – сказал Кейс.

– Дилетант! – засмеялся Ривьера, надевая белую рубашку с короткими рукавами.

– Приятно, наверное, – заметил Кейс и встал.

– А сам-то ты как? Куришь, ширяешься?

– Пришлось, к сожалению, бросить.

– Фрисайд. – Армитидж тронул пульт маленького проектора «Браун»; почти трехметровая голограмма вздрогнула и приобрела резкие очертания. – Здесь находятся казино. – Он ткнул пальцем прямо в какую-то точку объемного изображения. – Здесь расположены отели, здесь – частные владения, а вот здесь – магазины. – Рука двигалась все дальше. – Голубым отмечены озера. – Армитидж подошел к одному из концов модели. – Сигара большая, сужается к концам.

– Это мы и сами видим, – заметила Молли.

– Сужение создает горный эффект – земля уходит вверх, все круче и круче, но подниматься там легко. Чем выше поднимаешься, тем ниже тяготение. Здесь проводят спортивные соревнования. А вон там – велодром. – Он указал точку на модели.

– Что? – поразился Кейс.

– Они гоняют на велосипедах, – ответила Молли. – Низкая гравитация и шины с высоким сцеплением – скорость получается за сто километров в час.

– Этот конец нас не касается, – со своей обычной серьезностью заметил Армитидж.

– Блин, – возмутилась Молли, – а я обожаю велики.

Ривьера хихикнул.

Армитидж перешел к противоположному краю проекции:

– Нас интересует другой конец.

Эта часть веретена казалась совершенно пустой, подробности внутреннего устройства отсутствовали.

– Это и есть вилла «Блуждающий огонек». Крутой подъем, все подходы перекрыты. Единственный вход здесь, точно в центре. Полная невесомость.

– А что внутри, босс? – Ривьера подался вперед и вытянул шею.

Возле пальца Армитиджа замерцали четыре крошечные фигурки. Армитидж отмахнулся от них, как от комаров.

– Питер, – объявил он, – тебе предстоит узнать это первому. Организуй себе приглашение. А когда будешь на вилле – обеспечь проникновение Молли.

Кейс смотрел на ничем не заполненные контуры «Блуждающего огонька» и вспоминал историю, рассказанную Финном: Смит, Джимми, говорящая голова, ниндзя.

– Нельзя ли узнать подробности? – спросил Ривьера. – Видите ли, мне нужно знать, как одеться.

– Запоминайте улицы. – Армитидж вернулся к середине схемы. – Здесь – Дезидерата-стрит. А вот – рю Жюль Верн.

Ривьера закатил глаза.

Армитидж перечислял названия улиц Фрисайда, и вдруг у него на носу, щеках и подбородке вскочила россыпь ярких прыщей. Даже Молли не выдержала и засмеялась.

Армитидж остановился и окинул слушателей холодным бесстрастным взглядом.

– Извините, – пробормотал Ривьера, прыщи мигнули и пропали.

Глубокой ночью Кейс проснулся и обнаружил, что Молли не лежит, а стоит рядом с ним, низко, словно перед прыжком, пригнувшись. Дальше – больше. Молли резко взметнулась и буквально пролетела сквозь стену; Кейс не сразу сообразил, что она попросту пропорола лист желтого пластика.

– Ни с места, приятель.

Кейс перевернулся на живот и просунул голову в прореху:

– Какого…

– Заткнись.

– Ты и есть та самая, – послышался голос, явно принадлежавший кому-то из сионитов. – Тебя зовут Кошачий Глаз или еще Танцующая Бритва. Меня зовут Мэлком, сестренка. Братья хотят побеседовать с тобой и ковбоем.

– Какие еще братья?

– Основатели, сестра. Сионские мудрецы…

– Если открыть люк, свет разбудит босса, – прошептал Кейс.

– Я там все потушил, – настаивал гость. – Давайте. Мы пойдем к Основателям.

– Ты знаешь, приятель, как быстро я могу тебя порезать?

– Сестра, не надо стоять и разговаривать. Пошли.

Из пяти Основателей Сиона в живых оставались только двое, оба – глубокие старики, особенно дряхлые из-за ускоренного старения, неизбежного для тех, кто слишком уж долго прожил вне объятий гравитации. В резком свете отраженного солнца их коричневые ноги с явными признаками кальциевой недостаточности выглядели хрупкими щепочками. Основатели парили внутри сферической камеры, стенки которой были расписаны яркой буйной листвой. В воздухе висел густой смолистый запах.

– А, Танцующая Бритва, – сказал один из старцев, когда Молли вплыла в камеру. – Ты подобна рукоятке хлыста.

– Это у нас такое предание, сестра, – пояснил другой, – религиозное предание.[13] Мы рады, что ты последовала за Мэлкомом.

– Почему вы не говорите на здешнем жаргоне? – спросила Молли.

– Я приехал из Лос-Анджелеса, – ответил старик. Его тускло-седые косички казались перепутанными ветками какого-то странного дерева. – Много лет тому назад я покинул Вавилон и поднялся сюда по гравитационному колодцу. Чтобы показать Народу путь к дому. А теперь мой брат считает, что ты и есть Танцующая Бритва.

Молли вытянула правую руку, и в дымном воздухе блеснули лезвия.

Второй Основатель откинул назад голову и засмеялся:

– Скоро грядут Дни Последние. Голоса. Голоса, вопиющие в пустыне, предрекающие падение Вавилона…

– Голоса. – Основатель из Лос-Анджелеса посмотрел на Кейса. – Мы сканируем множество частот. Мы все время слушаем. И вот из вавилонского этого столпотворения доносится голос, который обращается к ним. Он сыграл нам потрясный даб.

– Называется Уинтер Мьют, – подсказал второй старик, разделив одно имя на два.[14]

По рукам Кейса побежали мурашки.

– К нам воззвал Мьют, – продолжил первый Основатель. – Мьют сказал, что мы должны вам помочь.

– Когда это было? – спросил Кейс.

– За тридцать часов до вашего прибытия в Сион.

– Вы слышали этот голос раньше?

– Нет, – ответил старик из Лос-Анджелеса, – и мы не уверены в его истинности. В Дни Последние следует ожидать ложных пророков…

– Послушайте, – взметнулся Кейс, – к вам обращался ИскИн, понимаете? Искусственный интеллект. А эта музыка – он просто перекачал мелодии из ваших же банков, а потом намешал из них окрошку в вашем вкусе и…

– Вавилон, – перебил его Основатель, – порождает сонмища дьяволов, мы это знаем. Имя им – легион.

– Так как ты назвал меня, старик? – переспросила Молли.

– Танцующая Бритва. Ты обрушишь кару на Вавилон, сестра, и поразишь его черное от греха сердце…

– А что сказал голос? – поинтересовался Кейс.

– Что мы должны вам помочь, – сказал другой старец, – и что вы послужите орудием Дней Последних. – На сморщенном, как печеное яблоко, лице появилась озабоченность. – Мы должны послать с вами Мэлкома на его буксировщике «Гарви»,[15] в вавилонскую гавань Фрисайд. Мы так и сделаем.

– Мэлком – крутой парень, – добавил второй старик, – и праведный пилот.

– Но мы решили послать заодно Аэрола на «Вавилонском рокере», чтобы присмотрел за «Гарви».

В размалеванной всеми цветами радуги сфере повисло напряженное молчание.

– Вот как? – удивился Кейс. – Так вы что, тоже работаете на Армитиджа?

– Нет, мы только сдаем вам помещение, – сказал лос-анджелесский Основатель. – Мы не подчиняемся законам Вавилона. Наш закон – Слово Джа. Хотя на этот раз мы могли неверно его понять.

– Семь раз отмерь, один отрежь, – негромко добавил второй.

– Ладно, Кейс, пошли, – сказала Молли, – пока босс нас не хватился.

– Мэлком вас проводит. Джа вас любит, сестра.