Читать книгу Воды Дивных Островов - Уильям Моррис - Страница 26

«Мы родились и выросли в том краю, что лежит на юго-западе, у берегов этого Великого Озера; и жизнь наша текла счастливо, и сдружились мы, ещё будучи детьми, и так, оставаясь дорогими друзьями, повзрослели и достигли поры девичества. Многие мужи искали нашей руки, но наши сердца не склонялись ни к кому, кроме троих, что славились красотою, добротой и отвагой; ты можешь называть их Золочёный Рыцарь (это избранник Авреи), Зелёный Рыцарь (избранник Виридис) и мой избранник, Чёрный Оруженосец. Но на наше несчастье, в силу давних распрей, что тянулись с незапамятных пор, любовь эта навлекала опасность и на них, и на нас; потому жили мы в сомнении и тревоге.

И вот настал день, а ныне тому три года, когда король всей земли явился со свитой в наш приозёрный край и созвал суд и сход на широком зелёном лугу у воды. Но едва освятили сход и военный рог возвестил Божий Мир, явились мы трое, скорбные дамы, облачённые в чёрное, преклонили мы колена перед владыкой нашим королем и взмолились, чтобы выслушал он нас. Король же нашёл, что мы хороши собою, потому в сердце его родилось сострадание к нам, и велел он нам подняться и говорить.

И поведали мы свою историю, говоря, что раздоры, и раны, и смерть встали между нами и нашей любовью; и рыдали мы и сокрушались, что суждено погибнуть нашей любви оттого, что мужи враждуют друг с другом, но не с нами.

Король милостиво взглянул на нас и молвил: «Кто же эти молодцы, ради которых сии прекрасные дамы так хлопочут?» И назвали мы наших возлюбленных, помянув, что они здесь, на сходе; король же знал их за воинов весьма отважных, что сослужили ему добрую службу; и провозгласил он их имена, и повелел выйти из толпы. И выступили они вперёд, Золочёный Рыцарь, Зелёный Рыцарь и Чёрный Оруженосец (а к тому времени и он тоже стал рыцарем); однако в ту пору все трое облачены были в чёрное и безоружны, ежели не считать мечей у пояса, без которых никто из наших мужей на сход не являлся, будь то барон, граф или герцог, или сам владыка наш король.

Тогда король поглядел на нас и на них, рассмеялся и молвил: «Прекрасные дамы, вольно ж вам водить меня за нос; так и весь поневоле стронусь с места. Вы, трое рыцарей, известные мне своей преданностью и отвагой, возьмите каждый свою возлюбленную за руку, и завтра же сыграем свадьбы». Кто же и обрадовался, как не мы? Но не успел договорить король, как заволновался сход, ибо вражда и раздор вспыхнули снова, и люди толпами ринулись друг на друга, извлекая из ножен мечи и потрясая ими. Тут король поднялся с места, и говорил долго и красноречиво, и пришёл в великую ярость, ибо никто не прислушался и не внял ему. И стояли там наши возлюбленные: они одни не положили рук на рукояти мечей, но со спокойными лицами ожидали своей участи среди всеобщей смуты. И прекрасны они были. Наконец вмешались мудрецы и престарелые бароны и разумными словами уняли беспорядок, и толпа малость притихла. Тогда молвил король: «Что же это такое, таны* мои? Я полагал, что враги мои далеко, а все собравшиеся здесь – друзья мне и друг другу. Но теперь придётся нам испробовать иное средство». Тут оборотился он к нашим избранникам и молвил: «О паладины, настолько ли влюблены вы в Любовь, чтобы сразиться за неё?» Рыцари подтвердили, что так, и возгласил король: «Тогда объявляю я, что эти трое будут биться противу любого, кто захочет скрестить с ними мечи, с заутрени и до полудня, и тот, кто одолеет одного из них, получит его даму и женится на ней, ежели пожелает, а ежели нет, возьмёт за неё выкуп. А состоится сей турнир в двухмесячный срок, на этом же зелёном лугу, едва возвращусь я от южных границ, куда ныне направляюсь. Когда же завершится поединок, пусть всяк склонится перед судом Господним, по сердцу ему это или нет, ежели только дороги ему жизнь и плоть. А теперь да воцарится на это время мир и доброе согласие промеж всех; и ежели кто мир нарушит, будь он благородного происхождения или низкого, богат или нищ, смерд или граф, клянусь душами моих предков, что не потеряет он ничего, кроме жизни».

При этих словах послышался гул одобрения, и все остались довольны, кроме нас, бедняжек, ибо в наши сердца вошёл отныне страх утраты и смерти.

Но родичи наши с обеих сторон возликовали и возгордились, и более не злобились они на нас так, как прежде; и развязали они кошели, и воздвигли для нас у самого озера роскошный павильон крашеного дерева, весь завешанный шелками, и расписными тканями, и сарацинскими гобеленами*; и нарядные, богато разубранные чёлны качались на волнах у помянутого павильона нам на утеху; когда же всё было сделано, до поединка оставалось ещё полмесяца, и торжественно привезла нас туда родня ясным майским днём, и во всей толпе не нашлось бы ни меча, ни копья, и казалось, что повсюду царят мир и веселье. Однако всё это время, со дня схода, не позволялось нам видеться с возлюбленными.

И вот однажды примчался посланец и дал знать, что король прибудет к нам завтра, а ещё через день состоится решающий турнир. И хотя мы и ждали рокового часа с таким нетерпением, однако теперь, когда он приблизился, мы преисполнились мучительной тревоги и беспокойства, так что едва понимали, идти ли, стоять или сидеть, и чем себя занять. Наша родня и прочий люд с ног сбились, готовясь к завтрашнему дню дня завтрашнего, и нас троих предоставили самим себе, пережидать бесконечный день, как сможем.

И вот миновал полдень, и день был жаркий и знойный, и стояли мы у самой кромки воды, измученные надеждой и страхом, и старались подбодрить друг дружку; и пристала к берегу ладья, позолоченная, расписанная яркими красками, разубранная шёлковыми тканями да подушками; а правила ладьёй немолодая женщина, на глаз около пятидесяти зим; рыжеволосая, тонкогубая и узкоглазая, с плоской грудью и прямыми бёдрами; прямо скажем, дурная собою, хотя кожа её казалась достаточно белой и гладкой для её-то возраста. Не доводилось ли тебе встречать подобную женщину, гостья?» Отвечала Заряночка, улыбаясь: «Ещё как доводилось, ибо именно такова с виду госпожа моя».

«Так вот, – продолжила Атра, – особа эта протянула к нам руки, говоря: «А не угодно ли милым, пригожим дамам, у которых нет до вечера никаких дел насущных, – не угодно ли им сойти в мою лодку и полюбоваться на водную гладь, такую нынче спокойную да безмятежную, что просто загляденье, и опустить прекрасные свои руки за борт и поиграть с волной, и так скоротать томительные два часа; а потом подарить одну-две серебряные монеты бедной старушке, что нежно любит всех прекрасных дам и доблестных воинов и хотела бы заработать малую толику на жизнь себе?»

Женщина эта показалась нам довольно отталкивающей, а мне так прямо-таки мерзкой; но поглядели мы друг на друга и поняли, что бесконечно опротивело нам расхаживать по лугу туда-сюда либо отдыхать в павильоне, и похоже было на то, что прогулка поможет нам немного развеяться; притом сочли мы, что зла эта особа причинить нам не сумеет, ибо нас было трое, и для женщин отличались мы достаточной силой, и корабельное дело знали не так уж скверно, чтобы не суметь при необходимости управиться с рулём и парусом. Потому тотчас же сошли мы в ладью, и старуха уселась на корме и принялась проворно грести кормовым коротким веслом, и заскользили мы прочь от земли.

Вскорости удалились мы так далеко, что с трудом различали наш павильон сквозь дымку, что к тому времени несколько сгустилась, и наказали мы женщине, чтобы разворачивалась и правила к берегу, а затем мы поплаваем взад и вперёд поблизости от наших владений. Она кивнула в знак согласия и сделала вид, что готовит судно к возвращению. Но тут дымка превратилась вдруг в низко нависшее облако, налетевшее на нас с юго-запада на крыльях ледяного урагана, что с каждой минутой крепчал и крепчал, потому неудивительно, что кормчему не удавалось держать нос по ветру; и кто же тогда испугался и устыдился, как не мы!

Тут молвила эта особа, и в голосе её явственно послышалась насмешка: «Не повезло, прелестные дамы! Ничего нам не остаётся, как отдаться на волю ветра, ежели не хотим утонуть. Однако похоже на то, что сумрак вскорости рассеется, и мы поймём по крайней мере, куда нас несёт; и сможем либо повернуть, либо поискать другого укрытия; ибо я хорошо знаю озеро; я-то знаю, я-то всё знаю».

От ужаса мы потеряли дар речи, ибо чувствовали, что ветер по-прежнему крепчает, и на озере поднимается шторм, и ладья раскачивается на волнах; но сумерки и туман и впрямь почти развеялись, над головою ярко синело безоблачное небо и сияло заходящее солнце; однако не землю озаряли его лучи, но только тёмные волны и белые барашки пены.

Тогда разрыдалась Аврея, а вслед за нею и Виридис, но что до меня, я весьма разозлилась и закричала кормщице: «Проклятая карга! Ты предала нас; теперь не успеем мы вернуться к павильону прежде, чем завершится турнир, и возлюбленные наши сочтут, что мы покинули их, и опозорены мы навеки». – «Ну же, ну, – отозвалась старуха, – какое средство, кроме терпения, поможет противу ветров да волн?» И она расхохоталась издевательски. Ответствовала я: «Есть одно такое средство: вот ужо поднимемся мы трое, и схватим тебя, и сбросим тебя за борт, ежели ты тотчас же не развернёшь ладью и не направишь её прямиком к большой земле. Ибо ничуть не сомневаюсь я, что как наслала ты на нас этот гнусный ветер, так можешь ты вызвать и ветер попутный».

«Да вы только послушайте прелестную даму! – молвила старая карга. – Она, верно, почитает меня самим всемогущим Господом и полагает, будто держу я ветра в своей ладони и унимаю волны одним словом! Вот новости! Создана ли я по его образу и подобию хоть отчасти, любезные дамы?» И жуткая усмешка исказила её черты. Затем она продолжила: «А что до твоего средства, радость моя ненаглядная, кажется мне оно вздорным. Ибо как поплывёте вы по этим штормовым водам без кормчего, ведь вы, похоже, корабельщики только от скуки?»

При этих её словах налетела с наветренной стороны огромная волна, нахлынула на нас и наполовину залила лодку, и вздыбился нос чёлна, а в следующее мгновение устремились мы вниз в котловину; и я, устрашившись, задрожала и более не произнесла ни слова.

Но вот солнце склонилось к закату, и ветер стих, и шторм успокоился, однако ладья летела по безбрежным водам так же стремительно, как и раньше.

И вот солнце село, и сгустились сумерки, и заговорила старая карга, извлекая из-под одежды сверкающий тесак: «Дамы, упреждаю вас, что теперь вам лучше бы во всём мне повиноваться; ибо хотя вас трое, а я одна, однако же, покуда при мне вот этот приятель с остро заточенным краем, мне так же просто лишить жизни любую из вас, или даже всех троих, как перерезать горло ягнёнку. Кроме того, в том доме, куда лежит ваш путь, вам же на пользу послужит, ежели я отзовусь о вас хорошо, а не дурно. Ибо госпожа этого дома обладает великим могуществом; и должна я сказать о ней вот что: хотя она и приходится мне родною сестрой, однако далеко не столь покладиста она и не столь добросердечна, как я, но отчасти груба и упряма, и лучше ей во всем угождать. Потому, девы, мой совет вам – будьте благоразумны».

Наши несчастные сердца уже утратили всякую надежду, так что не нашлось у нас слов, чтобы ответить старухе, и продолжила она: «Теперь исполняйте мою волю, и ешьте, и пейте, чтобы добрались вы до конца путешествия здоровыми и крепкими, ибо не хотелось бы мне подарить дорогой моей сестрице голодных заморышей». С этими словами карга выставила перед нами снедь, и отнюдь не скверную: мясо и хлеб, и сыр, и пироги, и доброе вино; а нас терзало не только горе, но и голод; и в ту пору голод превозмог горе, и мы поели-попили, и хотели мы того или нет, но приободрились немного. Тогда снова заговорила старуха: «Теперь повелеваю я вам спать; достаточно тут подушек и шелков, чтобы соорудить вам роскошное ложе; этот приказ несложно вам будет исполнить». И в самом деле, так измучены мы были тоскою, что, едва насытившись, прилегли и тут же заснули, и позабыли о своих бедах.

Проснулись мы с первым рассветным лучом, как только чёлн пристал к земле – ровно там же, где сегодня поутру объявилась ты, дорогая гостья. Ты, пожалуй, сочтёшь это чудом, но так уж случилось, что близ того места, где пристала наша ладья, качалось на волнах судно, доставившее тебя сюда.

И вот старуха повелела нам сойти на берег, и послушались мы, и обнаружили, что земля сия прекрасна на диво, хотя тогда это нас мало утешило. И сказала нам ведьма: «Слушайте! Вот вы и дома; многие, многие годы предстоит вам провести здесь, ибо вовеки не покинете вы острова, иначе как по моей воле, либо по воле моей сестрицы, потому снова советую вам: ведите себя смирно, ибо так для вас будет лучше. Теперь же ступайте прямиком к тому дому; по пути повстречаете вы Королеву этого края, и одно только от вас требуется, а именно сообщить ей, что вы – Дар; тогда сама она о вас позаботится».

С этими словами старуха перебралась в собственное своё судно, то есть в Посыльную Ладью, и совершила известный тебе обряд, и проговорила известные тебе слова, и поплыла на север; когда же обернулись мы к нашей лодке, что привезла нас на остров, обнаружили мы, что лодка исчезла бесследно.

Жалкие и несчастные, немного постояли мы у кромки воды, и сказала я, что мы с таким же успехом можем отправиться навстречу нашей судьбе, как остаться здесь умирать от горя и голода. И побрели мы вперёд и вступили под сень этих дивных садов; а пока поднимались мы медленно к дому, сошла к нам навстречу женщина, одетая в ярко-алые ткани, разубранная с великой роскошью. Могучего сложения была она и схожа с той, что заманила нас в западню, однако куда моложе и краше собою, с лицом заносчивым и неумным. Она уставилась на нас во все глаза и сперва словно бы немного испугалась, однако вопросила, кто мы такие, и ответствовала я, что мы – Дар. «Дар? – повторила она. – Что бы это значило? Станете ли вы мне во всём повиноваться? Ежели нет, то погибнете вы непременно, разве что научитесь кушать траву; ибо на этом острове всё приходит из моих рук».

Что нам оставалось делать? Все мы опустились перед нею на колени и поклялись исполнять её волю. Некоторое время незнакомка пристально нас разглядывала, затем молвила: «А, теперь знаю: вы – те, о ком говорила моя сестрица, обещая подарить мне тройку девиц в услужение. Я принимаю Дар и благодарю её доброе сердце. Но ежели вы и впрямь станете исполнять мою волю, тогда…» Тут она смолкла и долго не сводила с нас глаз, а затем сказала: «А, теперь знаю: она повелела мне хорошо с вами обращаться и руки на вас не поднимать, иначе случится недоброе, и похоже на то, что настигнет меня наконец погибель. Ну так ступайте домой, во дворец; я же дам вам еды и питья и покажу свои кладовые и Дивный Ларец, и станете вы служить мне честь по чести».

Так мы и сделали; и поели мы, и попили, и отдохнули, и ни в чём-то не знали отказа, кроме как в одном только: в позволении вернуться домой к нашим возлюбленным и к госпоже лучшей, чем эта вздорная и заносчивая кукла. Но на следующее утро, когда предстали мы перед Королевой, она нас не узнала; и снова пришлось нам объяснять ей, что мы – Дар; и снова окинула нас ведьма злобным взглядом, и снова припомнила сестру и её наказ касательно нас. Так продолжалось много дней, пока, наконец, не запомнила госпожа, кто мы такие; и, по совету сестры, никогда не обращалась она с нами дурно, хотя мы-то видели, что досадно ей сдерживаться, и не говорила с нами более грубо, нежели по скудоумию своему привыкла; и было у нас в руках всё необходимое для поддержания жизни, и не особо обременительным казался наш удел.

Оказались мы на острове три года назад; а месяц спустя после того приплыла сюда на своей ладье твоя ведьма, и приветствовала нас при встрече, и спросила, усмехаясь, разве не великодушно поступила она, обеспечив нам жизнь столь отрадную? «О да, более чем великодушной сочли бы вы меня, – молвила колдунья, – узнай вы, что выпало бы вам на долю, кабы не моё заступничество». Мы, по правде говоря, не видели особого великодушия в том, чтобы похитить нас у наших возлюбленных; но мы благоразумно придержали языки, ибо рабам приходится целовать палку.

Через два дня ведьма покинула остров, но впоследствии приезжала ещё не раз и не два, пока не узнали мы секрет Посыльной Ладьи и её заклинание; однако не догадывались мы, что судно заговорено против нас. Потому однажды, когда пробыли мы на острове чуть менее года, мы спустились к ладье в предутренних сумерках, и поднялись на борт, и обагрили кровью нос и корму, и проговорили слова заклинания. Но тотчас же поднялся жуткий шум и грохот, и загремел гром, и задрожала земля, и на озере расходились огромные волны, и не смогли мы сдвинуться с места, пока не прибежали к нам обе ведьмы: они вытащили нас на берег и отвели в дом и в ту самую темницу, где ныне веселимся мы и пируем. Здесь претерпели мы наказание, о котором, дорогая гостья, мы тебе ничего не скажем. Вот почему никогда после не осмеливались мы бросить вызов приключению Посыльной Ладьи, но жили в праздной скорби и позорной лености, пока небеса не послали нам в помощь тебя, дорогая сестра и гостья.

Но чем закончился королевский суд, и что случилось на поле сланцевого песчаника, и чем завершился турнир для наших паладинов, мы ведать не ведаем и не можем сказать тебе, живы ли они ещё; но ежели живы, то к ним хотели бы мы послать тебя с поручением, а о таковом расскажем мы тебе во всех подробностях завтра. Таков, милая, конец моей истории».