Читать книгу Поэмы - Уильям Шекспир - Страница 4

Я, размышляя, на холме лежал

И вдруг услышал горьких жалоб звуки.

Покатый склон, удвоив, отражал

В лазурный купол этот голос муки.

То бурно плача, то ломая руки,

Шла девушка по берегу реки

И все рвала какие-то листки.

Соломенная шляпка затеняла

Ее лицо. Хранили все черты

Печать уже разрушенной немало,

Но все еще приметной красоты.

Был облик полон юной чистоты,

Но юность от безвременной кручины

Уже оделась в частые морщины.

Она пыталась, комкая платок,

Замысловатым вышитый узором,

Соленой влаги осушить поток,

Из глаз гонимый болью и позором,

На вышивку глядела влажным взором,

И горький стон или надрывный крик

Долину оглашал в подобный миг.

То взор ее, горящий исступленно,

Казалось, небо вызывал на бой,

То в землю устремлялся с небосклона,

То в горизонт вперялся голубой,

То вновь блуждал по сторонам с мольбой

И ни на чем не мог остановиться,

Готовый лишь безумью покориться.

Ее рука волос не убрала,

Забыв кокетства милые повадки.

От полурасплетенного узла

Вдоль бледных щек вились две тонких прядки.

Другие ниспадали в беспорядке,

Но меж собой еще хранили связь,

Кой-как под сеткой нитяной держась.

Она швыряла вглубь янтарь, кораллы,

Браслеты – все, что ей дарил он встарь,

И слезы в воду светлую роняла.

Так скаред грош кидает в полный ларь,

Так шлет подарки тароватый царь

Не в то жилье, что скудно и убого,

Но в изобилье пышного чертога.

Брала из сумки новые листки –

Записки, письма нежные, – читала,

Задумывалась, полная тоски,

Читала вновь и, разорвав, кидала.

Из пачки, в шелк обернутой, достала

Другие – те, что для любимых глаз

Писались кровью в незабвенный час,

И, оросив слезами эти строки

Поблекшие, сама как смерть бледна,

Она вскричала: «Лицемер жестокий!

Так ложью кровь твоя заражена,

Что как чернила черной быть должна!»

И в гневе, разжигаемом любовью,

Она рвала написанное кровью.

Там стадо пас почтенный человек.

Гуляка в прошлом, знал он двор блестящий

И шумный город, где провел свой век,

И знал, что боль пройдет, как час летящий.

Он слышал вопли девушки скорбящей,

Приблизился – и теплые слова

К ней обратил по праву старшинства.

На палку опираясь, он садится –

Не рядом, но как вежливость велит –

И молвит ей: «Откройся мне, девица,

О чем, скажи, душа твоя болит?

Зачем ты плачешь, от каких обид?

Поведай старцу!» – Добрый от природы,

Не стал он черствым, несмотря на годы.

Она в ответ: «Отец мой, если вы

По мне прочли, как жизнь играла мною,

Не думайте, что я стара, – увы!

Не бремя лет, лишь горе в том виною.

И я цвела б, как розмарин весною,

Поверьте мне, когда б одну себя

Могла любить, другого не любя.

Но слишком рано я вняла, к несчастью,

Мужской мольбе – недаром было в нем

Все то, что женщин зажигает страстью.

Любовь, ища себе надежный дом,

Отвергла все, что видела кругом,

И в нем нашла свой храм живой и зримый,

Чтобы навеки стать боготворимой.

Еще он бритвой не касался щек,

Едва пушком пробилась возмужалость,

И был нежнее кожи тот пушок.

Любовью подстрекаемая шалость

Решить неоднократно покушалась,

Как лучше он – с пушком иль без пушка;

Задача оказалась нелегка!

А волосы! Подкравшись от реки,

Любил зефир в тиши ночного сада

К его губам прижать их завитки.

Сердца спешат, когда их ждет отрада;

В него влюблялись с первого же взгляда,

И рая весь восторг и волшебство

Сулил плененным томный взор его.

Прекрасен был и дух его, как тело.

Девичья речь, но сколько силы в ней!

Мужчинам в спорах он перечил смело

И, ласковый, как ветер майских дней,