Читать книгу Сон в летнюю ночь - Уильям Шекспир - Страница 2

Час нашей свадьбы близок, Ипполита:

Всего четыре дня до новолунья.

Но старая луна так долго тает

И сбыться не дает моим желаньям,

Как мачеха с пожизненным доходом,

Зажившаяся пасынку во вред.

Четыре дня легко в ночи потонут,

Четыре ночи сон умчит легко,

И новый месяц, в небе изогнув

Свой серебристый лук, окинет взором

Ночь нашей свадьбы.

                  Филострат, ступай,

Зови к забавам молодежь Афин,

Зажги живой и пылкий дух веселья.

Унынью место на похоронах;

Нам этот бледнолицый гость не нужен.

Тебя мечом я сватал, Ипполита,

Твою любовь жестокостью снискал;

Но свадьбу я в другом ладу сыграю,

Среди торжеств, и зрелищ, и пиров.

Да будет счастлив герцог наш Тезей!

Благодарю, Эгей. Ты с чем пришел?

Полн возмущенья, с жалобой пришел я

На Гермию, на дочь мою родную.

Сюда, Деметрий! Этот человек

Мной, государь, обещан ей в мужья.

Сюда, Лизандр! А этот человек

Околдовал ей душу, о мой герцог.

Ты, ты, Лизандр! Ты ей носил стихи,

Любовными залогами менялся;

Ты под окном ее, при лунном свете,

Ей томно пел про томную любовь;

Ты покорил ее воображенье.

Даря то прядь своих волос, то перстень,

Цветы, гостинцы, памятки, безделки, –

Таким послам охотно верит юность;

Ты выкрал сердце дочери моей.

Ты обратил дочернюю покорность

В строптивое упрямство. Государь,

Когда она, здесь, на глазах у вас,

Деметрия отвергнет, я прибегну

К старинному обычаю Афин:

Она – моя, и я над ней всевластен.

Поэтому я дочь мою отдам

Деметрию иль обреку на смерть,

Как это предусмотрено законом.

Что скажешь, Гермия? Дитя, подумай:

Отец твой для тебя подобен богу;

Он – тот, кто создал красоту твою;

Ты для него – лишь восковая форма,

Которую он вылепил и властен

Или оставить так, иль уничтожить.

Деметрий – человек весьма достойный.

Таков же и Лизандр.

                 Сам по себе;

Но здесь, раз твой отец его не хочет,

Достойнейшим мы признаём другого.

О, если б мой отец взглянул, как я!

Нет, ты должна смотреть его глазами.

Пусть ваша светлость извинит меня.

Не знаю, что мне придает отвагу

И как моя мне позволяет скромность

В таком присутствии возвысить голос;

Но я прошу: дозвольте мне узнать

То худшее, что может мне грозить,

Когда я откажу в руке Деметрию.

Ты примешь смерть или навеки будешь

Отлучена от общества мужчин.

Поэтому спроси свои желанья,

Узнай, что скажет молодая кровь:

Способна ль ты, отвергнув отчий выбор,

В монашескую рясу облачиться,

Навек замкнуться в темный монастырь,

Всю жизнь прожить бесплодной инокиней,

Уныло славя хладную луну.

Блаженны те, что, кровь смирив, свершили

Свой подвиг девственный. Но по-земному

Счастливей роза, ставшая духами,

Чем та, что на нетронутом кусте

Живет и гибнет в святости пустынной.

Так проживу и я, и так погибну,

Не подчинив своей девичьей воли

Тому, под чьим насильственным ярмом

Моя душа склониться не согласна.

Подумай не спеша; и к новолунью,

Ко дню, когда меня с моей любимой

Скрепят нерасторгаемые узы,

Готова будь или пойти на смерть

За ослушание отцовской воле,

Или покорно стать женой Деметрия,

Иль принести пред алтарем Дианы

Обет безбрачья и суровой жизни.

Смягчись, о Гермия! А ты, Лизандр,

Склонись перед моим бесспорным правом!

Деметрий, раз тебя отец так любит,

Отдай мне дочь, а сам женись на нем.

Шутник Лизандр! Да, я люблю его

И все мое отдам ему охотно.

Она – моя, и право на нее

Я уступаю полностью Деметрию.

Мой государь, я родовит, как он;

Богат, как он; моя любовь сильнее;

Я наделен судьбою так же щедро,

Как и Деметрий, если не обильней;

И, – что важней всех этих преимуществ, –

Я заслужил любовь прекрасной Гермии.

Так почему ж я должен отступиться?

Деметрий, – я скажу ему в лицо, –

Любил в былом дочь Недара, Елену,

Пленил ей душу; и бедняжка любит,

Всем сердцем любит, любит, как святыню,

Того, кто ей позорно изменил.

И я, признаться, слышал так и даже

С Деметрием хотел поговорить;

Но, собственными занятый делами,

Забыл о том. Теперь идем, Деметрий;

И ты, Эгей; последуйте за мною,

Мне вас обоих нужно пожурить.

Ты, Гермия, заставь свои мечтанья

Смириться пред отеческою волей;

А иначе тебе закон Афин,

Смягчить который мы отнюдь не властны,

Готовит смерть или обет безбрачья.

Что, Ипполита, милый друг? Идем!

И вы, Деметрий и Эгей! Мне надо

Вам нечто поручить ко дню торжеств

И с вами кой о чем посовещаться,

Касающемся близко вас обоих.

Мы следуем послушно и охотно.

О друг мой, почему ты так бледна

И розы на щеках твоих увяли?

Должно быть, потому, что дождь не хлынул,

Который в буре глаз моих таится.

Мне не случалось ни читать, ни слышать, –

Будь то рассказ о подлинном иль басня, –

Чтобы когда-либо струился мирно

Поток любви. То кровь была неравной, –

О скорбь! Высоким низкое запретно!

То получалась разница в летах, –

О горе! Старость – юности не спутник!

То требовалось одобренье близких, –

О ад! Любить, чужим глазам доверясь!

То, – если даже было одобренье, –

Война, болезнь иль смерть любовь губили

И делали ее мгновенней звука,

Проворней тени, мимолетней сна.

Короче молнии во мраке черном.

Когда она осветит твердь и землю,

И раньше, чем успеешь молвить: «Гляньте!»,

Пожрется челюстями темноты;

Так быстро исчезает все, что ярко.

О, если все, кто любит, злополучны.

То, стало быть, таков закон судьбы.

Приучим же и наш удел к терпенью,

Затем что скорбь с любовью неразрывна,

Как сны, и грезы, и мечты, и вздохи,

И слезы, спутники печальной страсти.

Бесспорно, ты права. Так слушай, Гермия

Есть тетка у меня; она вдова,

С огромными доходами, бездетна;

Я для нее – как бы родимый сын,

К ней из Афин семь миль пути. Так вот,

Мы у нее и справим нашу свадьбу.

Там грозные афинские законы

Не страшны нам. Когда меня ты любишь,

То завтра ночью убеги из дома.

В лесу, который в миле от Афин,

Там, где тебя я встретил раз с Еленой

Свершавшими обряды майским утром,[2]

Я буду ждать тебя.

               О мой Лизандр!

Клянусь прочнейшим луком Купидона,

Его острейшей золотой стрелой,

Чистосердечьем голубиц Венеры,

Святыми узами любви и веры,

Костром, где труп Дидоны воспылал,[3]

Когда Эней коварный отплывал,

Всей тьмой мужских обетов, данных ложно, –

Пред ней число всех женских клятв ничтожно, –

В том самом месте, где ты видел нас,

Я буду завтра в полуночный час.

Так помни же. Смотри, идет Елена.

Куда спешишь, красавица моя?

Красавица? Красавица – не я.

Та, что мила Деметрию, прекрасна.

Твои глаза, как звезды, блещут ясно;

У жаворонка не звончее голос,

Когда цветут кусты и зреет колос.

Будь красота заразна, – что таиться! –

Я бы твоей хотела заразиться:

Твой голос перенять, красу очей,

Пленительный напев твоих речей.

Чтоб стать как ты, я отдала бы мир,

Себе оставив только мой кумир.

О, чем ты покоряешь? Что за сила

Под власть твою Деметрия склонила?

Когда я хмурюсь, он нежней всего.

А я улыбкой только злю его.

Мои проклятья в нем родят любовь.

Мои мольбы в нем охлаждают кровь.

Чем я враждебней, тем влюбленней он

Чем я влюбленней, тем враждебней он.

Виной его безумию не я.

Твоя краса. О, если бы моя!

Утешься! Больше я не встречусь с ним:

Лизандр и я из этих мест бежим.

Когда я здесь жила, его не зная,

Афины мне казались лучше рая

Какими чарами мой друг богат,

Что небеса он превращает в ад!

Узнай, на что пришлось решиться нам:

Чуть завтра ночью к водным зеркалам

Наклонится сребристый лик Дианы

И влажный жемчуг окропит поляны,

В любовникам благоприятный час

Мы выйдем из Афин в последний раз

И в том лесу, где мы с тобой любили

Лежать на ложах из усталых лилий,

Делясь друг с другом чем сердца полны, –

Там мы с Лизандром встретиться должны,

Чтобы, к Афинам обратясь спиной,

Искать иных друзей и край иной.

Прощай, мой нежный друг. Молись о нас.

И покори Деметрия в свой час!

А мы, Лизандр, лишаем наши очи

Любимой пищи до заветной ночи.

Да, Гермия.

          Елена, пусть твой милый

Тебя полюбит с прежней страстной силой.

Не всякому удачи суждены.

В глазах Афин мы красотой равны.

И что ж? Деметрий этим не смущен:

Что видят все, того не видит он.

Как он – безумен, Гермией пьяним,

Так я – безумна, восхищаясь им:

Тому, что низко и в грязи лежит,

Любовь дарует благородный вид.

Любовь глядит не взором, а душой;

Крылатый Купидон – божок слепой;

Он, впрочем, и душой не прозорлив:

Крылат, безглаз, нелепо тороплив.

Любовь – дитя; ей словно нипочем

Обманываться в выборе своем.

Как за игрой божится детвора,

Так для любви святыня клятв – игра:

Пока Деметрий Гермии не знал,

Он градом клятв Елену осыпал;

Но, юной Гермией едва согрет,

Растаял град, и клятв пропал и след.

Скажу ему, что Гермия бежит;

Тогда он завтра ночью поспешит

За нею в лес; я тем купить хочу

Признательность, но дорого плачу;

И все же это будет мне приятно:

С ним я пройду туда и с ним обратно.

Обломки гор,

Разя в упор,

Собьют затвор

С ворот тюрьмы;

И Фиб[6] с небес

Блеснет вразрез,

Чтоб мрак исчез

И царство тьмы.