Читать книгу Вот идет цивилизация - Уильям Тенн - Страница 8

Народ в наших краях верит, что док Джадд носит в своем черном кожаном саквояже чудо – такой уж он волшебник.

Когда я остался без ноги из-за несчастного случая на лесопилке, то устроился прислугой в дом к Джадду. Частенько, когда дока после тяжелого рабочего дня вызывали ночью к пациенту, а он выглядел слишком усталым, чтобы вести машину… в общем, я у него и шофером заделался. Я не хуже иного другого могу давить на газ ногой из блестящего пластика, которую док продал мне со скидкой, – и вот мы с ревом подкатываем к ферме, и, пока док внутри принимает роды или вынимает рыбью кость из горла у бабули, я сижу в машине и слушаю разговоры на крыльце о том, какой наш старина док крутой парень.

У нас в округе Гроппа говорят, что док Джадд может справиться с чем угодно. А я себе слушаю и киваю, слушаю и киваю. Только меня ни на минуту не оставляет мысль – что они думают насчет того, как он обошелся с единственным сыном, влюбившимся в вампира…

Лето, когда Стив приехал домой на каникулы, выдалось жарче некуда. Он было решил поездить с отцом, чтобы помочь тому по работе, да только док сказал, что после нелегкого первого курса в медицинском колледже всякому нужно отдохнуть как следует.

– Лето в наших краях – время спокойное, – втолковывал он парню. – Ничего страшнее Ядовитого Плюща[1], и так будет до самого августа, когда придет черед полиомиелита. Ну и потом, ты же не хочешь оставить старину Тома без работы, нет? Послушай отца, Стиви, покатайся лучше по округе в своем рыдване, поживи в собственное удовольствие.

Стив кивнул и сорвался с места.

И, видимо, развлекся как следует – не прошло и недели, как он начал возвращаться домой в пять, в шесть утра. Спал до трех пополудни, пару часов шатался по дому, а где-нибудь в полдевятого садился в свой маленький хот-род и отчаливал. Кабаки, решили мы. Или девица какая-нибудь… Не скажу, чтоб доку это нравилось, но он никогда не держал парня в ежовых рукавицах, вот и в этот раз ничего пока не говорил.

Другое дело старина Том Бутински, то бишь я. Я помогал растить мальца с тех пор, как его мать померла, и кто, как не я, выпорол его, застав на леднике. Поэтому я осторожненько так, исподволь заводил разговор на эту тему, почти что вопросы задавал, но не напрямую, нет. Да только с тем же успехом мог беседовать с каменной изгородью. И не то чтобы Стив мне грубил, вовсе нет. Просто он с головой ушел в это что-то, чем бы это ни было, чтобы обращать внимание еще и на меня. А потом началась другая буза, да такая, что мы с доком и думать забыли про Стива.

Что-то навроде эпидемии навалилось на детей в округе Гроппа и уложило в постель два, а то и три десятка ребятишек разом.

– Ничего не могу понять, Том, – признавался мне док, пока мы тряслись по раздолбанным проселкам. – Налицо все симптомы серьезной лихорадки, но температура почти не поднимается. А дети все слабеют, и кровяное давление у них падает. И так все и остается, что бы я ни делал. Одно хорошо: это, похоже, не смертельно. Пока что.

И всякий раз, как он об этом заговаривал, у меня начиналось странное подергивание в культе – ну, той, к которой крепилась пластмассовая нога. Да так чувствительно, что я даже пытался тему разговора сменить. И то сказать, с доком такие штуки не проходили. Он ведь привык обдумывать свои проблемы, разговаривая со мной, а уж эта эпидемия у него из головы не шла. Он написал в пару университетов в надежде на совет, но и это не слишком-то помогло.

И все это время родители больных детей жили надеждой на то, что он достанет из своего черного саквояжа обернутое в целлофан чудо. Потому как, у нас в округе Гроппа говорят, не может ничего плохого с человеческим телом случиться, с чем бы док Джадд не справился бы, не так, так этак.

У дока аж мешки под глазами потемнели от сидения ночи напролет за самыми что ни на есть новыми книжками и медицинскими журналами. И сколь я могу судить, ничего он в них не нашел, хотя спать порой ложился почти так же поздно, как Стив.

А потом он привез домой платок.

Стоило мне его увидеть, как культю мою дернуло вдвое сильнее обычного, и мне захотелось выйти из кухни.

Маленький такой носовой платочек, весь в кружевах да в вышивке.

– Что скажешь, Том? Я нашел его на полу в детской спальне у Стоупов. Ни Бетти, ни Вилли не знают, откуда он там взялся. Поначалу я думал, может, они через него инфекцию подцепили, но эти дети не имеют привычки врать. Если они говорят, что никогда прежде его не видели, значит, так оно и есть. – Он бросил платок на кухонный стол, который я только что протер, выпрямился и вздохнул. – Не нравится мне анемия у Бетти. Если бы только знать… Ну, ладно. – И он вышел в гостиную, сгорбившись, словно волок на горбу мешок цемента.

Я все еще стоял, глядя на платок да обгрызая ноготь, когда на кухню ворвался Стив. Он налил себе чашку кофе, поставил ее на стол и тут увидел платок.

– Эй, – сказал он. – Это же Татьянин! Как это он сюда попал?

Я проглотил отгрызенный кусок ногтя и сел рядом с ним.

– Стив, – начал было я и тут же смолк, так как культя разболелась и ее пришлось помассировать немного. – Стиви, ты знаком с девушкой, хозяйкой этого платка? И ее зовут Татьяна?

– Ну! Татьяна Лотяну. Сам посмотри: вот ее инициалы вышиты в углу, «Т» и «Л». Она из старого, знатного румынского рода; их история чуть не пять веков насчитывает. Я хочу на ней жениться.

– Так это с ней ты встречаешься весь последний месяц по ночам?

Он кивнул.

– Она выходит только по ночам. Говорит, терпеть не может солнечного света. Ну, понимаешь ли, такая вот поэтическая натура! И, Том, она просто красавица!..

Битый час я сидел там и слушал его. И, скажу вам, с каждым словом мне все хуже становилось. Потому как у меня и самого чуток румынской крови есть, со стороны матери. И теперь я уже знал, с чего это мою культю так дергает.

Жила она в Браскет-Тауне, милях в двадцати от нас. Стив познакомился с ней как-то ночью на дороге, когда ее кабриолет сломался. Он подвез ее до дому (она тогда только-только арендовала старый особняк Мидов) – и втюрился в девицу по уши, по самые что ни на есть кончики ушей. Частенько, когда он приезжал к ней на свидание, ее не оказывалось дома. Она каталась по окрестностям на машине, дыша свежим ночным воздухом, а Стиву приходилось играть в криббедж с ее горничной, старухой румынкой с крючковатым носом, в ожидании, пока она вернется. Раз или два он пытался поехать за ней на своей тачке, но это не привело ни к чему кроме ссор. Когда она хочет побыть одна, сказала девица, она хочет одиночества, и точка. Он ждал ее ночь за ночью. Зато когда она возвращалась, если верить Стиву, это искупало все. Они слушали музыку, и болтали, и танцевали, и ели странную румынскую еду, которую стряпала крючконосая старуха. И так до рассвета. А потом он возвращался домой.

Стив положил руку мне на плечо.

– Помнишь, Том, это стихотворение, про Филина и Кисоньку? «И обнявшись, вдвоем, на песочке морском танцевали при полной луне! Да-да-да, при луне! Танцевали при полной луне!»[2] Вот на что будет похожа моя жизнь с Татьяной. Если только она согласится стать моей… Мне все никак не удается уговорить ее.

Я чуток перевел дух.

– Это первая, – говорю, – хорошая новость, что я от тебя услышал. – Не могу сказать, чтоб я хорошенько подумал, прежде как это ляпнуть. – Потому как женитьба на такой девушке…

Тут я увидел, какие сделались у него глаза, и прикусил язык, да только было уже поздно.

– Что, черт побери, ты хочешь этим сказать, Том: «на такой девушке»? Ты же ее даже не видел!

Я попытался было увильнуть от ответа, но Стив впился в меня как клещ. Видать, зацепило его не на шутку. Поэтому я и решил, что ничего не остается, как выложить ему всю правду, как она есть.

– Послушай меня, Стиви. Только не смейся. Твоя подружка – вампир.

У него челюсть отвисла.

– Том, да ты с ума…

– И вовсе нет. – И тут я выложил ему все, что знал о вампирах. Все, что услышал от матери, которая приехала сюда из родной Трансильвании, когда ей едва исполнилось двадцать. Как они выживают, какими странными свойствами обладают – если смогут лакомиться от случая к случаю человеческой кровью. Как ихние свойства вампирские передаются от поколения к поколению, так что хоть один ребенок из потомства да унаследует жажду крови. И как они выходят только по ночам, потому как солнечный свет – одна из немногих вещей, что грозят им неминуемой смертью.

В этом месте моего рассказа Стив сделался белый как мел. Но я продолжал. Я поведал ему про загадочную эпидемию, поразившую детей округа Гроппа, от которой у них развивается анемия. Я поведал ему о том, как его старик нашел этот чертов платок в доме у Стоупов, в комнате у детей, хворавших гораздо сильнее других. И начал толковать о том, что… и тут вдруг оказалось, что толковать-то мне и не с кем. Стив вскочил и пулей вылетел с кухни. Спустя секунду или две я услыхал, как взревел его хот-род.

Он вернулся ближе к полудню и выглядел таким усталым, ужасно постаревшим на вид, почти как его отец. И ведь все так и оказалось, как я сказал. Когда он разбудил Татьяну и спросил ее напрямую, так это или не так, она разревелась в три ручья. Ну да, она была вампир, но жажду крови ощутила всего пару месяцев назад. Поначалу она пыталась с этим бороться, да только едва умом не тронулась, так ее крутило да корежило. Кормилась она только на детях, потому как взрослых боялась: вдруг те проснутся да схватят ее. И каждый раз старалась обойти побольше детей, чтоб на каждого поменьше потерянной крови приходилось. Да только вот беда, жажда ее разгоралась все сильнее.

И даже так Стив продолжал просить ее выйти за него!

– Должно же быть средство, способное это вылечить, – сказал он. – Это болезнь, такая же, как любая другая.

Вот только девица… ей-богу, я радовался как маленький, когда узнал, что она сказала «нет». Она оттолкнула его и попросила уехать.

– Где папа? – спросил он. – Может, он знает.

Я сообщил ему, что отец, должно быть, отбыл почти одновременно с ним и до сих пор не вернулся. Так что мы с ним сидели и думали. Кумекали то так, то этак. Когда зазвонил телефон, мы едва не попадали со стульев. Стив пошел в гостиную ответить и почти сразу же начал кричать что-то. Потом вихрем влетел на кухню, схватил меня за руку и потащил к себе в машину.

– Это Магда, Татьянина горничная, – сказал он, когда мы уже неслись в ночи по шоссе. – Говорит, с Татьяной после моего отъезда случилась истерика, а потом она уехала куда-то на своем кабриолете, ни слова ей не сказав. Магда боится, как бы она чего-нибудь с собой не сделала.

– Наложила на себя руки? Но как? Она же вампир?.. – И вдруг я понял, как. Посмотрел на часы и все понял.

– Стиви, – крикнул я ему. – Гони на перекресток в Криспин! Гони что есть мочи!

И он погнал. Порой мне казалось, мотор оторвется от машины, так он надрывался. Помнится, повороты мы проходили на двух колесах, а ощущение было такое, что и вовсе на одном.

Кабриолет мы увидели сразу, как вылетели на перекресток. Он стоял у тротуара одной из трех дорог, пересекавших городишко. И на самой середине пустынного перекрестка виднелась фигурка в тонкой ночной рубашке. Моя культя болела так, словно по ней со всего маху вдарили молотком. Мы подбежали к девице, и тут церковный колокол начал бить полночь. Стив бросился вперед и выхватил у нее из рук заостренную деревяшку. Она упала в его объятия и разревелась.

Признаюсь, я чувствовал себя паршивее некуда. Потому что все, о чем я мог думать, – это о том, каким таким наущением Стив сподобился полюбить вампира. О ее чувствах я не думал. А ведь она, должно быть, здорово его любила, если пыталась убить себя единственным доступным вампиру способом: воткнув осиновый кол в сердце на перекрестке в полночь. И хороша же она была – не то слово! Я-то представлял ее себе этакой ведьмой с картинки: высокой, тощей, в обтягивающем платье. А увидел перепуганную, хрупкую девчонку, которая, сев к нам в машину, свернулась у Стива под свободной рукой так, словно хотела остаться там навсегда. И ведь она была даже младше Стива.

В общем, всю дорогу домой я думал о том, что этим ребятишкам придется ой как нелегко. Плохо влюбиться в вампира, но каково вампиру влюбиться в смертного…

– И как же мне выйти за тебя замуж? – всхлипывала Татьяна. – Что за жизнь у нас с тобой будет? И ведь, Стив, однажды ночью я могу так проголодаться, что нападу на тебя…

Одного мы не приняли в расчет – дока. Скажем так, недооценили.

Стоило ему познакомиться с Татьяной и услышать ее историю, как плечи его расправились, а в глазах снова загорелся обычный огонек. Главное, с больными детьми больше ничего не случится. А что до Татьяны…

– Вздор, – сказал он ей. – В пятнадцатом веке вампиризм был неизлечимым заболеванием, но я уверен, в двадцатом с ним можно справиться. Во-первых, этот ваш ночной образ жизни говорит о возможной аллергии на солнечный свет и, вероятно, о фотофобии в легкой форме. Походите некоторое время в темных очках, девочка моя, и мы посмотрим, что удастся сделать гормональными инъекциями. Вот с потребностью в крови, сдается мне, справиться будет сложнее.

Но ведь он и с этим справился!

Кровь для переливания хранят теперь в обезвоженном, консервированном виде. Поэтому каждый вечер перед сном миссис Стивен Джадд насыпает немного порошка в высокий стакан с водой, бросает туда кубик-другой льда и получает свою ежедневную порцию крови.

И, насколько мне известно, они с мужем живут счастливо, в любви и ласке.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Мне почти нечего сказать об этой истории. Лео Маргулис, издатель, и Фрэнк Белкнеп Лонг, редактор «Фэнтэстик Юниверс» пригласили меня как-то на ланч и предложили написать для них готический ужастик. Я честно попробовал, но не мое это оказалось дело: я уже написал как-то рассказ для «Виэд Тейлз» и с тех пор зарекся работать в подобном жанре. Поэтому я написал рассказ готический, но еще и научно-фантастический. Насколько он удался, судить читателям. Однако примите к сведению, что развязка мне удалась точно. Настолько, что ее у меня украли несколько рассказов и по меньшей мере два фильма.

Написан в 1955 г., опубликован в 1956 г.