Читать книгу Золотые земли. Сокол и Ворон - Ульяна Черкасова - Страница 8

Рдзения, Совин

Сокол взлетел выше над лесом.

Сверкнула река впереди, виляя вокруг столицы. Милош сразу узнал этот берег. Дождь хлестал по крышам и мостовым. Облака опустились так низко, словно пытались дотянуться до башен королевского замка.

Милош никогда не летал на другом берегу и не покидал стен Совина, будучи соколом. Он не мог пересечь стену. Но всё равно летел вперёд.

Город приближался. Крылья несли его слишком быстро, быстрее, чем он успевал всё осмыслить. И Милош не мог остановиться, не мог повернуть назад.

Что-то в груди, в хрупких птичьих костях, в крови его было сильнее разума. Оно жгло, терзало и тянуло, тянуло вперёд, заставляя позабыть обо всём.

Он бился внутри, он – настоящий Милош – кричал и вырывался из птичьей груди, но сокол летел на верную смерть. Туда, где он появился на свет. К сгоревшим домам на севере столицы, к каменным развалинам, к могилам чародеев. Туда, где он родился. Туда, где умерла его семья. К Совиной башне.

Оборотень не мог перелететь городскую стену. Защита должна была убить его, но он всё равно летел. Проклятие жгло, подгоняло. Чары, проклятые чары. Если бы сокол мог, то когтями выдрал бы глаза дочке мельника.

Если бы он только мог.

Крылья отяжелели. От усталости сокол задыхался, но не остановился ни на мгновение. Он так стремился вернуться домой, подчиняясь проклятию, он так торопился встретить смерть.

Совин становился всё ближе. Серый, почти чёрный под проливным дождём. От реки пронёсся ветер. Милош удержался. Его разум потух, прожжённый чарами и болью. Он уже едва понимал, что видел перед собой. От дождя размылось зрение, даже соколиным глазам нелегко стало различить каменные стены впереди.

В груди скрутило сильнее, и он закричал, взмахнул крыльями, чтобы полететь ещё быстрее. Совин, родной Совин. Его колыбель и могила.

Ветер свистел. Дождь лил всё сильнее.

Милош уже мог различить стражников на стене и всадников на мосту.

Стена приближалась. Он увидел мох, проросший между камней, различил гнёзда ласточек над берегом Модры. Река, вода, дождь, камень, мох.

Он не видел защиту, она оставалась незрима для духа и человека, он никогда её не видел, но всегда ощущал болью, пронзающей сердце. Прежде он пересекал её человеком, теперь оборотнем. Что ощутит он перед смертью? Должен же он хоть что-то почувствовать перед своим концом?

Стена. Стена всё ближе. Дождь. Ветер. Камень. Милош не хотел умирать. Не хотел. Ещё рано, слишком рано для него.

Камень. Мох. Дождь слепил.

Чёрное мелькнуло в стороне. Сокол больше не замечал ничего. Цель была так близко. Он уже разглядел деревья, что выросли на месте Совиной башни. Он дома. Почти дома.

В последний раз он был там в Хмельную ночь. Его оторвали от матери. Она лежала в разрытой могиле холодная как лёд, и вокруг вповалку лежали другие тела, один Милош среди них был живой. Пожар ревел, пожирая Совиную башню, а Милош плакал навзрыд и ни на миг не отпускал руки матери. Стжежимир насильно утащил его прочь. А теперь Милош умрёт, пытаясь вернуться.

Стена совсем рядом.

Сверху накинулся ворон. Милош отпрянул назад, замахал крыльями.

Это неправильно. Вороны не должны нападать на соколов. Они боятся, они знают, как остры соколиные когти, как крепок клюв. Легко он может перебить хребет противнику.

Заклятие не позволяло остановиться. Сокол справился с ветром, выровнял полёт. Ворона нигде не было видно, но он кричал рвано и пугающе где-то совсем рядом. Точно пытался остановить, образумить:

«Стой, дурак, ты умрёшь!»

Но Милош полетел дальше. Он слишком отчаялся, чтобы что-то придумать. Птичье тело стало клеткой, оно несло его к смерти.

Ворон напал снова снизу. Ударил в грудь, и сокол забил крыльями, чтобы подняться выше. Ворон клюнул опять, клювом схватился за лапу, за ту, что была проклята фарадалами, повис камнем, ударил в живот.

И небо закружилось вокруг. Ветер и дождь, небо и земля. Всё менялось местами и снова, и снова, и снова. Сокол падал, а ворон клевал его, терзал. Крылья били по нему, когти рвали. Сокол по природе своей был сильнее и быстрее, но не теперь. Он летел от самой мельницы на краю Великого леса. Он ослабел. Он был проклят. Он горел изнутри от проклятия. И ворон победил.

Он перехватил Милоша и понёс к самой земле.

Камень и мох, ветер и река. Перед глазами всё мелькало, а в груди чары сжигали внутренности, мучили, крутили, убивали.

Они рухнули на землю. Ворон замедлил падение, но всё равно прижал сверху всем весом. Кости в крыле сокола хрустнули. Лапа вывернулась. Он закричал и остался лежать, клювом зарывшись в землю. Дышал исступлённо, громко, в последний раз.

Ворон отпустил его. Пропал. Милош слышал, как в стороне что-то громко рычало, сипело. Он поднял голову. Над ним до самых небес возвышалась городская стена Совина. Ласточки кружили сверху, кричали пронзительно. Они охраняли свои гнёзда, глупые птицы.

Милош остался по другую сторону стены. С перебитым крылом он не мог перелететь. И это значило, что он будет ещё жить, пусть и недолго. Пусть только лучину, пока не вернётся ворон и не заклюёт его насмерть, но будет жить. На родном берегу, у стен своего города.

Сокол закричал.

– Что ж ты какой дурной? – раздался рядом хриплый голос.

Милош закрутил головой и, опираясь здоровым крылом, попытался подняться.

– Тише, тише, – его схватили, прижали крылья к телу, подняли резко над землёй. Это был человек.

Он развернул сокола к себе, не давая вырваться.

– Не трепыхайся, я друг.

Чёрные большие глаза, тёмные волосы и нос точно клюв. Мужчина стоял совершенной голый, и только вороново перо было вдето в его волосы.

– Почему ты не обращаешься? Я же вижу, кто ты, – он прищурил чёрные глаза. – И зачем летел прямо в город? Защита сожгла бы тебя, ты же знаешь?

Милош не мог ответить и только вырывался. Его крыло было сломано, а силы иссякли, но проклятие всё равно заставляло стремиться назад в Совин.

Ворон-оборотень осмотрел его, не отпуская.

– Ты проклят, брат, теперь я вижу. Не бойся, я заберу тебя с собой. Подальше от этих стен. Придётся, значит, отложить мои дела. Видишь ли, я летел в столицу. Тебе туда не попасть, пока ты в птичьем обличье, но я на многое способен. И тебя тоже научу, только пойдём со мной, – он подошёл к краю берега, откуда были видны рыбачьи жилища у реки. – Сначала, правда, найдём мне одежду.

Мёртвые болота

Вскоре снова пошёл дождь. Недружелюбные просторы болот не имели конца, но под навесом рядом с костром Вячко ощущал себя чуть лучше. Он жевал суховатую лепёшку и пытался понять, что делать дальше.

Югра временами посматривала на княжича с усмешкой в глазах и следила за костром, чтобы тот не потух. Её брат, назвавшийся Олоко, вернулся с очередной охапкой еловых веток и положил их на навес, заделывая небольшие щели.

– Значит, ты был в Запретном лесу, – сказала Югра.

Вячко кивнул, догадался, что девушка имела в виду Великий лес. Он не скрывал своего любопытства, разглядывая Югру. Его спасители ничем не походили на людей, которых он прежде встречал. Между собой они говорили на незнакомом языке. Роста оказались невысокого, они еле доставали Вячеславу до груди. Кожа у обоих была смуглая, в желтизну, глаза тёмные и узкие, носы длинные и широкие. Брат и сестра носили похожие меховые одежды, из оружия предпочитали луки и короткие ножи, а чёрные волосы заплетали в косы, и это тоже было чудно для Вячко, что мужчина и женщина носили одинаковые причёски. Всё в них было чужое: и черты лица, и речь, и одежда, но они были добры к незнакомцу, которому спасли жизнь.

Вытащив княжича из трясины, Югра и Олоко провели его к своему лагерю. Они рассказали, что жили севернее на болотах, а в этих местах охотились.

– Земли зелёной воды опасны, – угрюмо заметил Олоко. – Зачем ты пришёл к нам?

– Я не шёл к вам, а пытался пройти в Великий, как ты говоришь Запретный лес, но духи завели меня на болота. – Вячко положил последний кусок лепёшки в рот и отряхнул руки.

Югра с недоверием посмотрела на него.

– Зачем?

– Кто же поймёт нечистых духов?

– Зачем тебе в Запретный лес?

– Я ищу одного человека, который туда пошёл, – размыто ответил Вячеслав.

– Зачем? – настойчиво повторила Югра.

– Мне так повелел сделать отец.

Девушка наклонила голову чуть набок, задумываясь над его словами и, поразмышляв, молча кивнула. Олоко тоже одобрил:

– Отец – это важно.

Молодой охотник присел рядом под навесом. Двигался он тихо, даже Вячко было нелегко услышать его шаги, хотя он нередко сидел в засаде, научился слышать за стоном ветра свист стрелы, узнавать человеческие шаги по дрожи земли и самому оставаться незаметным. Но Олоко передвигался так ловко, что Вячко было непросто за ним уследить, и это заставляло сердце холодеть в груди. С трудом княжич заставил себя убрать руку от рукояти меча, но положил его подле себя.

– Вы живёте на болотах одни?

– С нами Ики, – ответила Югра.

Она осталась сидеть под дождём, накинув на голову капюшон. Когда Вячко, переживая за свою спасительницу, спросил, не боялась ли она простудиться, девушка улыбнулась и пояснила, что толстый олений мех спасал от любой непогоды.

– Где же вы здесь нашли оленей?

– Не здесь. Далеко, – сказал Олоко вместо сестры.

– В деревне у Нижи, – пояснила Югра.

– Так вы бывали в Ниже? – обрадовался Вячко.

– Да. Ты оттуда?

– Нет, вовсе нет, но много слышал об этом городе. Каков он?

– Большой, – простодушно сказала Югра.

Вячко хоть ни разу и не бывал в Ниже, но от брата знал, что из всех городов Ратиславии этот был самым маленьким и ограничивался детинцем и скромным посадом за стенами. Но, наверное, жителям болот, которые ни разу не бывали в Златоборске или хотя бы в Новисаде, Нижа могла показаться огромной.

Олоко поделился с ним зажаренной змеёй. Вячко с опаской принял угощение, решиться откусить он никак не мог.

– Плохая охота. Зверь пугаться, бежать, – невесело рассказал Олоко, кивая на змею.

– Чего пугаться?

– Думаю, тебя, – с укором в узких глазах ответил Олоко.

Югра хихикнула, садясь к ним под навес. Были они с братом юны, не старше самого Вячеслава.

– Вячко сказал, что он на болоте только один день, – произнесла девушка. – Не в нём дело.

– А в чём?

Югра пожала плечами, что под её толстой шубой было плохо заметно.

– Духи недовольны, лес беспокоен. Болото это чувствует, вот и звери волнуются.

– Вы знаете, из-за чего это происходит?

– Ты был в лесу, ты и скажи, – хмыкнула Югра.

Вячко осторожно откусил немного от жареной змеи. Слышал он, что и змей, и жуков, и даже крыс ели в вольных городах, но всегда жалел людей, которые, верно, от крайней бедности и скудности земли употребляли в пищу мерзких гадов.

– Какие волосы, – сказала Югра, бесцеремонно накрутив на палец курчавую прядь Вячеслава. – Как огонь. Никогда таких не видела.

Её косы были черны словно уголь, на взгляд они казались жёсткими и тонкими.

– У ваших людей не бывает рыжих волос? – спросил Вячко. На Благословенных островах ратиславцев называли «красными» потому, что Злата и дружинники, которые пришли с ней к Императору, почти все были рыжеволосыми.

– Нет, таких не бывает, – печально произнесла Югра, отвернувшись к костру.

Скоро дождь прекратился. Втроём они легли спать под навесом, но ночь выдалась беспокойной и шумной. Вячко привык дремать насторожённо, будучи готовым проснуться в любой момент. Мир вокруг был нов и неизведан, и он подумал, что вовсе не заснёт. Но болота измотали его. Вдалеке выли волки, и Вячко понял, что болота не так бесконечны, как ему показалось. Где-то недалеко начинались поля или леса, волки не стали бы забредать глубоко в топи.

На болотах воздух был влажный, и эта влага прокрадывалась под одежду, просачивалась под кожу, пробиралась до самых костей. Не помогали близость костра и шерстяной плащ, от которого теперь воняло тиной и гнилью. За один день болото пропитало насквозь одежду, волосы и кожу. Вячко приснилось, что он сам стал частью топей, оброс тёмно-зелёным мхом и обратился в старую корягу, погружающуюся в трясину.

Он проснулся, почуяв опасность. Приподнялся, вгляделся в темноту. Хрустело дерево, пожираемое пламенем. Олоко сидел у огня, следил, чтобы тот не потух. Было мирно, спокойно, и Вячко посчитал, что ошибся в своих предчувствиях.

Не сразу за искрами костра он распознал золотые всполохи далеко на востоке.

– Уже рассвет? – тихо спросил он, не желая разбудить Югру.

Она лежала рядом, скрутившись в клубок, и казалась совсем маленькой. В своей огромной шубе девушка походила на медвежонка. Вячко улыбнулся собственным мыслям. Медведь – бурый и грозный – прежде красовался на знамени его рода. Говорили, когда Ярополк и Злата заложили Златоборск, лесной царь в обличье медведя явился к ним, давая своё позволение на строительство города. Ратиславцы посчитали это за благой знак. Не зря говорили, что только сильнейший из чародеев мог обратиться в медведя.

Но прошло много зим с тех пор. На знамени златоборских князей появилось кайло, окружённое солнечным светом, – знак Императорского рода, чья кровь текла в старших сыновьях Великого князя. Ярополк должен был править Ратиславией после отца, его род стал бы первым.

Вячко взглянул на небо, мерцающее на востоке.

– Светает, – повторил он, но Олоко вновь притворился, что не расслышал его слов. – Разбудить Югру?

Они собирались выдвигаться на рассвете, чтобы к концу дня успеть добраться до домика на болотах. Олоко и Югра сказали, что их дед мог бы помочь Вячко найти дорогу к Великому лесу. Это показалось странным, ведь старик вряд ли знал болота хуже своих внуков, но княжич согласился. Вряд ли охотники спасли его жизнь, чтобы после погубить.

– Не надо, – остановил Олоко, когда Вячко потянулся к Югре. – Пусть спит.

– Но уже рассвет.

– Нет, – Олоко поворошил ветви в костре. Отсыревшие, они плохо горели.

Вячко вновь взглянул на восток, но небо стало тёмным. Он прищурился, не веря собственным глазам. Неужто показалось?

– Но свет… я же видел…

– Это зелёная башня, – сказал Олоко. – Она порой светится.

– Башня? – Княжич никогда не слышал ни о чём подобном, хотя немало книг прочитал в годы своего учения, умнейшие мужи с Благословенных островов говорили с ним о других государствах и дальних землях. Пусть многое Вячко забыл, но светящуюся башню бы точно запомнил.

– Она за горами, – пояснил Олоко. – Далеко. Птица день летать и ещё ночь. Но свет яркий, иногда видно.

– Я никогда не слышал об этом, – слова охотника взволновали Вячко. – Расскажи.

Олоко пожал плечами:

– Мало что рассказывать. Туда нельзя ходить.

– Почему?

Охотник поёжился, отвернулся к костру. Его чужое желтоватое лицо походило на безобразную маску, которую видел однажды Вячеслав среди подарков, что преподнесли его отцу заморские гости. Они сказали, что это лик древнего духа, обитавшего в их лесах. Злого, хищного, безжалостного и уродливого. Олоко не был уродлив, но раскосые глаза и узкий подбородок делали его лицо отталкивающим.

«Кто знает, может, так же сильно его пугает моё лицо, мои «огненные» волосы?» – подумал Вячко.

– Почему нельзя ходить к зелёной башне? – повторил он свой вопрос.

Олоко был недоволен его настойчивостью, но ответил:

– Там чудь.

– Кто?

Охотник покосился на сестру, в тёмных глазах было невозможно что-то разглядеть. Он прикрыл ладонью рот и показал на Югру. Вячко вздохнул и понимающе кивнул. Ему тоже не хотелось тревожить чужой сон.

– Спи, – посоветовал Олоко. – Рано вставать, долго идти.

Вячко опустился на еловые ветви, чувствуя под боком тепло человеческого тела. Он слушал треск костра и тревожный шёпот болот, медленно засыпал и всё думал о зелёной башне, сиявшей в ночи далеко за горами.

* * *

– Ики будет рад тебя видеть, – сказала Югра.

Она называла Ики своего деда, который жил в избушке где-то на болотах, дожидаясь возвращения внуков с охоты.

– Какой он, – спросил Вячко,– ваш дед?

– Ики мудрый и старый, – ответила Югра. – Он очень много видел и очень много знает.

Проснувшись поутру, девушка не переставала улыбаться. Пухлые губы растянулись так широко, что скуластое лицо совершенно преобразилось. Вячко с интересом наблюдал за ней, за тем, как ловко она ступала, зная каждую тропку и кочку и вовсе не опасаясь болот, как лукаво поглядывала на княжича, как взмахивала тонкими короткими косичками.

Олоко был хмур и молчалив. Он шёл последним, осторожно ступал вслед за княжичем. Впрочем, неразговорчивость парня не удивляла Вячеслава, по-ратиславски Олоко говорил с трудом в отличие от своей сестры.

– Вы давно живёте на болотах?

– Очень давно, – голос Югры прозвучал радостно. – Мы с Олоко нигде больше не бывали.

– А в Ниже? – напомнил Вячко.

– Один раз очень давно. Там плохо.

– Почему? – спросил княжич и тут же пожалел о собственном любопытстве, потому что вопрос неожиданно расстроил охотницу. Она переменилась, улыбка исчезла с её лица.

– Люди злые, – сказала Югра.

Она пошла впереди, больше не оборачиваясь, отчего Вячко не мог разглядеть её лица.

– Тебя обидели?

– Не меня, мой народ, – пояснила Югра. – Нас прогнали далеко, отобрали все земли. Мы оставили свои дома и теперь прячемся.

Вячко растерялся. С тех пор как князь Ярополк велел заложить город Нижу, многие племена, большие и малые, сами собрались под его знамёнами. Они подчинялись законам и платили дань. Встречались недовольные, те, что требовали больше прав и больше земель для себя, но златоборские князья умели уговорить их вождей, задобрить подарками и лестью. В Ратиславии царил мир. Неужели Вячко что-то не знал о том, как правил в Ниже его брат?

Во время привала выпала возможность наконец поговорить.

– Расскажи, что случилось с твоим народом?

Охотница пытливо разглядывала Вячко, решая, стоит ли отвечать.

– Мы много лет жили в этих землях, пока не пришли чужаки. И тогда нам пришлось уйти.

– Почему? Вас обижали?

– Убивали.

Больше она ничего не сказала, как бы Вячко её ни упрашивал.

А к вечеру они пришли к дому охотников.

Он стоял на высоких сваях, и чтобы подняться, нужно было забраться по приставной лестнице. Югра достала из-за пазухи дудочку, дунула в неё, и разнёсся раздражающий звук, точно сотня комаров окружила их со всех сторон.

Дверь приоткрылась, и показался невысокий старик в драных одеждах. Он смотрел перед собой, не поворачивая головы. Югра крикнула что-то на незнакомом языке, и старик скрылся в доме ненадолго, вновь показался в дверном проёме, держа в руках лестницу. Он спустил её вниз, Югра проверила, крепко ли та встала на топкую землю, и полезла первой, за ней Вячко.

Дом оказался тёмным и сырым, пропахшим насквозь болотной гнилью. Мебели не нашлось вовсе, у стен на полу лежали в беспорядке шкуры, посередине стояла жаровня, а над ней в потолке зияла дыра, через которую уходил дым.

А на деревянных столбах, что держали крышу, были вырезаны знаки животных: заяц, собака, крылатый змей.

Вячко насторожённо осматривался, по привычке продумывал, как действовать в случае нападения, а хозяева рассматривали его самого.

Старик был такой же невысокий и желтокожий, как и его внуки. Вячко взглянул на него и едва сдержался, чтобы не отшатнуться назад, встретившись с совершенно белыми глазами Ики. Радужка отчего-то была белой, и только зрачки чернели в странных пугающих очах.

Вячко совладал с удивлением и низко поклонился, пожелав Ики долгих лет жизни, но тот не ответил. Старик, прищурившись, посмотрел на гостя и перевёл взгляд на внучку. Югра снова заговорила на родном языке. Вячко наблюдал за хозяевами и пытался понять, о чём они вели речь. Девушка говорила, её дед молча кивал, мотал серебряной тонкой косичкой за спиной.

– Ики ослеп от старости, – после объяснила Югра Вячеславу. – Поэтому у него такие глаза. Ты не пугайся.

Вячко кивнул, недоверчиво поглядывая на старика. Встречались ему в Златоборске и те, что потеряли глаза в бою, и те, чьи очи остались на месте, но утратили способность видеть. Становились они тогда бледными, будто краску водой смывало, но никогда молочно-белыми.

– Ты понравился ему, – продолжила тихо шептать Югра. – Он разрешил тебе остаться.

Вячко кивнул и коротко поблагодарил за приглашение. Ики не ответил. Он не понимал по-ратиславски.

Тем же вечером, когда княжич захотел расспросить старика о дороге к Великому лесу и попросил Югру перевести, девушка уговорила обождать:

– Сегодня только вернулись. Отдохни, утопленник, сил наберись, – усмехнулась она. – Я приготовлю саламат из той утки, которую подстрелил Олоко. Тебе понравится. Будь нашим гостем, у нас никто не бывает.

И Вячко согласился. Вечером они собрались у жаровни, расселись в круг на старых, проеденных молью шкурах. Валил дым, уходя в небо, дом довольно трещал от тепла, а за его стенами на болотах беспокойно хлюпала трясина.

Ужин был вкусным, а разговор – приятным. Вячко угостили напитком, который сохранил на «особый день» Ики. Это был крепкий, горький настой, от которого по телу разливался жар. Усталость и леность охватили княжича. Олоко, мастеря стрелы, поглядывал на него с неодобрением. Сам он пить не стал и, покончив с ужином, отсел в сторону. Ики быстро поел и, укутавшись в шкуры, задремал.

У огня осталась одна Югра. Она расспрашивала Вячко о его жизни, о Златоборске и обо всей Ратиславии.

– Расскажи, а правда, что в ваших землях есть люди-ящеры? – спросила она.

Вячко пьяно засмеялся.

– Ты, верно, говоришь о Змеиных царях? – догадался он. – Но они живут не в Ратиславии, а далеко за морем. Очень давно, ещё до моего рождения, мой дед, князь Ярополк, сразил их Царя и…

Он запнулся, осознав, как глупо проговорился. Никогда прежде не замечал он за собой такой болтливости. Рука, которой он держал кружку, вдруг стала непослушной и тяжёлой, и напиток едва не пролился на пол.

Югра переглянулась с Ики, который, как вдруг выяснилось, не спал. Олоко молча привязывал перья к стреле.

– Значит, твой дед – князь, – произнесла задумчиво Югра. – Это по-вашему – владыка, верно?

– Я… я, – запинался Вячко, не в силах придумать отговорку. – Верно, мой дед был владыкой, правителем.

– И ты тоже? – с любопытством спросила охотница.

Ики не сводил с княжича своих белых глаз, отчего Вячко сделалось не по себе.

– Нет, пока нет, – неохотно признался он. – Я служу в дружине.

– А потом?

– Потом стану княжить, но буду подчиняться старшему брату.

– Ты боишься, – будто с удивлением заметила Югра.

Вячко возмутился её словам.

– Я вовсе не боюсь, но…

– Тебе и не стоит, огонёк, – улыбнулась она. – На болотах никому нет дела до князей и царей. Мы здесь все равны.

Больше они не заговаривали о Ратиславии, и он успокоился. Югра отдала гостю шкуру оленя, чтобы укрываться от холода ночью, и стоило Вячко опустить голову и закрыть глаза, как он провалился в глубокий сон.

* * *

С наступлением нового дня княжич загорелся желанием немедля отправиться в путь, но Югра позвала его с собой осматривать сети на озере, и к вечеру он так устал, что совсем позабыл поговорить с Ики. На третий день Югра предупредила, что старик занемог, и его стоило оставить в покое. На день четвёртый Вячко позабыл, зачем ему было нужно идти в Великий лес.

Мёртвые болота приняли его.

Он стал лучше понимать эту неспокойную землю: рыбачил вместе с Югрой и чинил избу с Олоко, привык к странному белоглазому Ики и даже научился говорить пару слов на его языке.

Один день сменялся другим, минул месяц липень, перевалил за середину серпень, а жизнь на болотах оставалась неизменной. Теперь Югра звала с собой на охоту одного Вячко. Он, конечно, соглашался. Югра чудесно умела слушать. Ей было важно всё, что он говорил о своём детстве, о матери и братьях, о Добраве и дружине. И, может, так бы и шла жизнь Вячко, но одной ночью он проснулся от шороха.

Оглядевшись в темноте, он заметил, как медленно приоткрылась дверь. У порога стоял Олоко. Снаружи лился тусклый свет. Охотник посмотрел за порог и вдруг шагнул вперёд, упал камнем вниз. Вячко хотел позвать его, но побоялся разбудить остальных. Подкрался к двери, замер на краю, поражённый увиденным.

В ночи среди зелёных топей порхали словно бабочки яркие огоньки. Они кружили вокруг дома, разгоняли ночь, мерцали в чарующем танце. Были они не больше воробья, но летали в отличие от птиц медленно и совсем невысоко над землёй.

Девять огоньков насчитал Вячко. Они подлетели нестройной вереницей к Олоко, и тот протянул руку, бормоча что-то себе под нос, но стоило ему коснуться света, как он вдруг закричал, попытался вырваться, но огонёк разросся и заглотил руку по самый локоть.

Вячко бросился назад к своей лежанке, схватил меч. Вскочила Югра. Заворочался на своих шкурах Ики.

– Что?.. – только и спросила девушка, а Вячко уже кинулся к распахнутой двери и спрыгнул вниз.

– Назад! – нагнал его крик.

Княжич упал на мягкую землю прямо в середину огненного хоровода. Духи пели, кружа вокруг, звенели трелью их голоса, и не разобрать было ни слова.

Вячко кинулся к Олоко, взмахнув мечом, рассёк напополам духа. Тот вспыхнул чуть ярче, но оружие никак ему не повредило. Светлячки разгорелись жарче, заплясали, подступая ближе, песня их переливалась серебром. Княжич ударил снова, свет затрепетал, но дух остался цел.

Словно птица слетела на землю Югра, в руках её пылало полено. Огонь не отпугнул светлячков, но, наоборот, привлёк, и Вячко бросился к девушке, чтобы защитить.

– Прочь! – толкнула его Югра. – К земле пригнись!

Вячко не привык уклоняться от боя. Он встал впереди, заслонил собой Югру и Олоко, потянулся к духу мечом, а светлячок вспорхнул и коснулся его лба.

И огонь вспыхнул так ярко, что всё вокруг погасло, потонув в беспамятстве.

Рдзения

Сокола долго несли в мешке. Он потерял счёт времени, теряясь в забытьи. Боль и чары жгли тело, лишали рассудка. Временами вспыхивал свет, и тогда Ворон-оборотень доставал его, чтобы дать напиться, а после прятал обратно в мешок, и снова обрушивалась непроглядная тьма.

От каждого покачивания мешка у сокола сильнее болело сломанное крыло. Милош не знал, что случилось, не понимал, почему его держали в неволе, и едва помнил себя самого.

– Осторожно, Здислава, он ранен.

Сокол очнулся снова в чужих руках.

– Надо в клетку его сапереть, – прошепелявил старческий голос. – Фтоб не убефал.

– Улететь он всё равно не сможет, крыло сломано. Чернава, ты сможешь его вылечить?

Оперения коснулась лёгкая рука. Сокол затрепетал от страха, он хотел бы вырваться, но так ослаб, что едва пошевелился.

– У него сломано крыло и с лапой что-то не так, видишь, как подгибает?

– Так сможешь? – нетерпеливо спросил Ворон.

Милош скосил глаза в сторону. В полумраке он разглядел смуглую женщину в чёрном платке.

– На нём проклятие. И не одно. Посмотри, как сплетено? Одно не даёт ему обратиться человеком, второе тянет туда, откуда вьётся его нить. И ещё одно, посложнее.

Она склонилась совсем низко, и сокол невольно попытался отползти в сторону.

– Третье хуже всех. Оно его убивает. Посмотри, как необычно вьются чары. – Чернава отвела его крыло в сторону, и сокол вскрикнул от боли. – Такого я ещё не видела.

– Так сможешь или нет? – рявкнул нетерпеливо Ворон.

– Я залечу раны и крыло, остальное пока плохо понимаю.

Замелькал свет, засверкал ярче. Рядом поставили масляную лампу. Милош зажмурился, ослеплённый огнём.

– Кто же так тебя, сокол? – Чернава склонилась ниже, осмотрела его со всех сторон.

Её чёрные глаза сверкали в свете лампы как два уголька. Милош опустил в бессилии голову, мысли его сплетались, как нити клубка, с которым игрался кот.

Вороны. Кто-то рассказывал ему о Воронах, и это было важно. Он не мог вспомнить… кто он такой?

– Драган! – Чернава оглянулась через плечо. – Раз ты возвращаешься в Совин, загляни к Стжежимиру. Помнится, у него в учениках ходил мальчишка, который обращался птицей. Узнай, не пропал ли он.

Мёртвые болота

Месяц серпень

Почти неделю после той ночи Вячко не мог выйти из дома и целыми днями лежал на шкурах у огня. Югра всё это время лечила его травяными отварами и подшучивала над упрямством княжича.

– Волосы у тебя как огонёк, конечно, – приговаривала она. – Но с теми огоньками тебе не совладать.

– Что они такое?

Он не помнил, чем закончилась схватка. Провалившись в беспамятство, Вячко очнулся лишь к утру с обожжённым лицом и сильным жаром.

– Духи, – сделавшись враз серьёзной, сказала Югра. – Они порой бродят по болотам, не могут обрести покой. Это потому что они очень страдали при жизни.

– Это души мёртвых, – догадался Вячко.

Югра кивнула.

– Но зачем Олоко к ним вышел?

Девушка покосилась на сидевшего у стены Ики. Слепец молчал и, кажется, был глубоко погружён в свои мысли. Югра снова обернулась к Вячко и призналась с явной неохотой:

– Он узнал кое-кого.

– Ваших родителей?

Югра улыбнулась своим мыслям.

– Пей, огонёк, – она сунула кружку с отваром ему в руки. – Тебе поправляться нужно. Кто ещё поможет Олоко сваи укрепить? Одна прогнивает, боюсь, зиму не простоит.

Вячко послушно принял кружку. Когда допил всё до последней капли, то прилёг, по привычке потянулся к изголовью, чтобы проверить, на месте ли лежал меч. Но его не было. Югра заметила волнение в его глазах, улыбнулась:

– Не лучше ли тебе без оружия? А то опять кинешься в драку. Отдыхай, ты нужен мне здоровым.

Мышцы напряглись, окаменели. Вячко приподнялся, чтобы возразить, но слова потухли на кончике языка. Голова потяжелела, и он прилёг обратно на спину. Дрёма опутала ноги и руки, коснулась лба, убирая рыжие пряди.

– Спи, огонёк.

* * *

Прошли дни, и Вячко окреп. Ожог на лбу оказался не так страшен и скоро зажил.

Вместе с Олоко они поправили одну из четырёх свай, на которых держалась изба. А после снова начались охота и рыбалка. Целыми днями юноши заготавливали запасы к зиме, а вечерами Югра рассказывала, как тяжело бывало на болотах, когда эта недружелюбная земля замерзала и покрывалась снегом.

Но и летом тошно, невозможно становилось там временами. Серость и влажность, туманы и холод. И извечное хлюпанье под ногами. Провести старость на болотах, чувствуя, как дряхлело и слабело тело, было, пожалуй, ещё не так невыносимо, как потерять счастливые годы юности, когда жизнь полна возможностей и радостей.

После той ночи, когда дом окружили болотные огоньки, Вячко часто стал замечать тоску во взгляде Олоко. Охотник сделался ещё молчаливее, и только однажды удалось его разговорить.

– Тебе не хотелось уйти в город? – спросил Вячко, когда они сидели недалеко от дома и крепили новое оперение к стрелам. – Ты же молод, мог бы разбогатеть. Хорошие охотники всегда нужны.

– Я не хочу золото, – помотал головой Олоко. – Я не понимаю зачем.

– Что зачем?

– Золото, – просто ответил парень.

– Как зачем? Чтобы купить одежду и еду, чтобы веселиться.

Вячко вспоминал все развесёлые вечера, что проводил он со своими друзьями и братьями. Не только с родными, те были много старше, но и с братьями назваными, с которыми связала служба и кровная клятва.

– Я сам добыть еда и одежда. И мне не надо денег веселиться, – серьёзно сказал Олоко.

Вячко понимающе кивнул.

– Твоя правда, – улыбнулся он. – Лучшее время, что было у меня, не стоило ни одной медной монеты. Знаешь, я никогда не чувствовал себя счастливее, чем у костра после долгого боя, – одно слово ступало за другим, вплеталось в полотно, и Вячко уже не мог остановиться, речь текла рекой, воспоминания захлестнули удивительно ярко. – Бывает, весь день лишь сечь и кровь, в груди дикий жар, всё тело словно от лихорадки бьёт, и, кажется, одна злоба в тебе кипит. Осмыслить не можешь, отчего люди такое зло творят, отчего они мучают и изуверствуют, ведут себя хуже диких зверей, и ты один из них. Но потом соберёмся у костра всей дружиной и поговорим. Небаба приготовит ужин – у него лучше всех выходит, – и мы едим не спеша. Знаешь, нарочно не торопимся, чтобы прочувствовать вкус пищи, забыть всё. И молчим. Потом, конечно, Стрела начнёт байки травить, а Небаба порой поёт. У него голос такой низкий, не то что у скоморохов, они-то всё соловьём заливаются красиво, не спорю, но у Небабы иначе выходит. Печально так, душевно…

Вячко замолчал, будто сейчас увидел перед собой костёр и товарищей, собравшихся вокруг. Все ли они ходили под небом, не случилось ли чего? Доля дружинника переменчива, а боги немилосердны, и каждый из его товарищей мог уйти неожиданно.

Олоко внимательно слушал княжича и становился всё мрачнее.

– Кого вы убивать? – спросил он. – Ты говорить – боль, кровь. Кого вы убивать?

– Татей, – ответил Вячко, но это слово было охотнику незнакомо. – Плохих людей, которые нападают на деревни и путешественников, грабят, убивают.

Олоко кивнул.

– Понимаю. Вы делать хорошо.

– Так что же, Олоко, – вспомнил о своём вопросе Вячко. – Не хотел бы ты жить в городе или хотя бы в деревне со своим народом? Вам с сестрой было бы лучше.

Охотник помотал головой, пряча глаза за ладонями. Были они грубые, обветренные, покрытые красной коркой.

– Нет, – тихо выдохнул он. – Мне с сестрой было плохо в деревне, я ушёл.

– Так вы раньше жили в деревне?

– Да, – кивнул Олоко.

– И что случилось? – допытывался Вячко. – Вас обидели?

– Мою сестру. Югра красивый, ласковый. Её обидеть, убить.

Вячко нахмурился, догадываясь, что могло вынудить молодую девушку и её брата покинуть родную деревню. Он хотел рассказать Олоко, что существовал закон и нужно было обратиться к князю, потребовать наказать преступников. Семья Югры имела право мстить обидчику и не должна была скрываться.

– Вы поэтому ушли на болото? Ты кого-то убил?

– Да, – каждое слово давалось Олоко с трудом, а на тёмных глазах выступили слёзы. Горькими были его воспоминания, не давали покоя. – Я убить, но поздно. Моя Югра мертва.

– Не стоит. Это не конец, – попытался успокоить его Вячко. – Она ещё молодая, красивая. Пойдите в другую деревню жить. Зачем себя и сестру хоронить?

– Она мертва, – повторил Олоко твёрже. – Совсем. В земле лежит.

Он поднял взгляд на Вячко, и тот почувствовал, как холодок пробежал по его позвоночнику.

– Югра мертва, её нет, – сказал Олоко. – Ты, Вячко, лучше бежать.