Читать книгу Бывшая в употреблении - Ульяна Громова - Страница 3

8

Любовь – это блеф. Это как поход в театр:

вы оба платите много денег, чтобы испортить себе весь вечер.

Но когда вас спрашивают, понравилось ли вам, вы отвечаете:

«Да, было просто чудесно!» ( «Черное зеркало»)

– Мне трудно даже представить, как проходили ваши свидания, – вытирая лицо полотенцем после рабочего душа, признался Кирилл, продолжая еще в обед завязавшийся разговор. – Сабинка же, как кукла: ресничками хлоп, губки бантиком, что ни взмах руки – царевна-лягушка, что ни шаг – принцесса-лебедь, что ни поза – то театральная постановка. Хотя нет, на сцене она двигается куда естественнее и проще.

– Кир, в челюсть хочешь? – осадил я разговорившегося друга.

Я знал, что он недолюбливал мою жену, но знал и одну из причин этой нелюбви – он еще со школы всячески обращает мое внимание на одноклассницу Катю, влюбленную чуть ли не со средней школы. И то, что сегодня активно нападал на Сабину, значило только одно – Катя, как и говорил с неделю назад друг, приехала и гостит у старшей сестры, по велению любви ставшей женой Кирилла. И это утреннее добровольно-принудительное данное мной обещание после работы заглянуть на партию в шахматы теперь хотелось забрать, но я хозяин своему слову.

– Челюсть можно поправить, а вот поломанную жизнь – нет. Я на правах друга могу и должен говорить тебе как есть, а не как ты хочешь слышать, – жестко отрезал друг. И был прав.

– Так что же на правах друга ты не сказал как есть – что приглашаешь не на партию, а на подстроенное свидание с Катей? – заметил с упреком.

– А я и сейчас не говорю! Но мне нравится, что ты подумал о ней! – живо отозвался Кир. Я дернул бровью, призывая к откровенности лучшего, верного и единственного друга. – Да, Катюша приезжает, но не сегодня! – выставил он указательный палец.

– В чем подвох? – я нахмурился, отгоняя прочь вспыхнувший в груди жар, катившийся в живот горячим свинцовым мячиком.

Одно только имя «Катя» вызывало защемление чего-то в сердце и тяжесть внизу живота, а еще ощущение неправильности, которую я стремился нивелировать, выстраивая идеальные отношения с женой.

– Братело, ну какой подвох?! – Я даже рта не успел открыть, чтобы парировать ответом, что наш с Сабиной дом открыт для друзей, как получил откровенно и увесисто: – Даже думать забудь об этом.

Не успев открыть рот, я его захлопнул – один позорный и крайне неприятный случай имел место и стал причиной первой и единственной крупной ссоры между мной и Сабиной. Я прекрасно понимал друга, потому что на налитые слезами обиды и унижения глаза Нины смотреть было выше и моих сил тоже. Обидеть такого человечка – то же самое, что обидеть ребенка. Я готов был разорвать собственную жену на части за жестокость и язвительность. До сих пор в душе поднимается волна негодования, стоит вспомнить, как, с отвращением скривив губы, Сабина приняла от приглашенной мной гостьи блюдо с пирожками, отправила в мусорное ведро и ушла в комнату, бросив мимоходом: «Я, в отличие от вас, милочка, не свинья… – она окинула полненькую аппетитную девушку презрительным взглядом, – жрать что попало». Следом за этим хлопнули две двери: спальни – за Сабиной, входной – за Ниной и Киром. Его побелевшее лицо, гулявшие скулы, плотно сжатые губы и тяжелый без слов всё сказавший мне взгляд я не забуду никогда. Меня будто прихлопнуло этими дверями с двух сторон, а молчание друга, смазанное слезами его необыкновенно душевной и всегда позитивной жены, просто пробило от затылка до пяток словно ледяным гвоздем. Я тогда сорвался впервые в жизни – достал из мусорки пакет с пирожками и пришел в спальню к жене. Бросил ей угощение на колени и взял в шкафу ремень. Пирожков было штук двадцать, красных полос от ударов на голой заднице жены – в десять раз меньше, но они помогли ей съесть половину сдобы.

Ни Кир, ни Нина до сих пор не в курсе, что происходило между нами – я достаточно унизил жену без рукоплещущих зрителей. Первый скелет повис в копилке семейных тайн. Мне неприятно это вспоминать, и вряд ли я забуду это мерзкое ощущение вынужденного насилия. Я не бью женщин, и пара протяжек по голой попе были призваны сравнять самоощущения Сабины с тем, что творилось по ее вине в душе Нины.

После этого унизительного для нас обоих воспитательного процесса Сабина предприняла несколько попыток сбежать из дома, но я молча приходил в театр к концу репетиции или в ее комнату в общаге, откуда и забрал ее после свадьбы, взваливал на плечо и увозил домой, не обращая внимания на удары кулаками и ладошками по спине, визги и совсем не театральные выражения. «Если вышла за меня замуж – будь добра оставаться женой, что бы ни натворила», – единственное, что сказал ей в тот тяжелый месяц.

Я не падал ниц перед друзьями и не приносил клятв в духе «больше никогда». Пришел к ним и извинился. И тогда уже мой взгляд все сказал Киру и Нине – не зная, как именно, но они оба знали, что Сабина легко не отделалась. Именно после этого мы с женой пришли к компромиссу, что отдыхать будем врозь в своем привычном кругу. Я не мог представить себе, что можно еще сделать такого, чтобы на душе стало хоть на десятую долю так же отвратительно, и потому считал, что самое гнусное с нами уже случилось.

– Это будет партия на кружку чая – не больше, – выстрелил я из сложенного из пальцев пистолета в друга. – Надо успеть в одно место заскочить по дороге домой.

– Но-но! – поддержал мальчишескую выходку Кир, вставая в боксерскую стойку. – Мы еще посмотрим кто кого! И вообще, – выпрямился он, – куда ты лыжи намазал?

– Да утром еще перед работой заскочил в турагентство и попросил подобрать кругосветку на лайнере на двадцать один день. После гастролей у Сабины заканчивается сезон. Наконец, отправимся в свадебное путешествие.

– А теть Юля? – забеспокоился о моей матери друг.

– Она поедет в санаторий на Алтай, не захотела к нам присоединиться.

Кир понимающе кивнул:

– Я бы тоже с гремучей змеей даже на стоэтажном лайнере отдыхать не рискнул.

Я тяжело вздохнул и не удостоил друга ответом на очередную шпильку в адрес Сабины. Не тогда, когда в солнечном сплетении снова запекло от переплётшихся воспоминаний.

***

Она идеальна. Сабина смотрела на себя в зеркало, мокрая и распаренная после душа, и любовалась собой. Безупречная от самого маленького ноготка на мизинчике на ножке до мокрых прядок, взлохмаченных полотенцем и улегшихся вокруг ее головки светлым нимбом, будто стекавшим по плечам на грудь и спину. Пронзительно красивая, до слез.

Гель для душа – малина с молоком и медом, который она считала слишком простым для нее, но запах которого так нравился Диме – был единственным минусом. Но девушка уже почти не слышала этот сладкий летний аромат. Главное, что он делал ее абсолютом для мужа. Мужчина просто слетал с катушек, становился секс-машиной и пожирал ее своей страстью, что казалось – малина содержит «Виагру». Сабина быстро поняла, что эта ягода – то, от чего Дима отказаться не в силах даже под страхом смертной казни. Кто бы подумал – такой брутальный, легко справляющийся с отбойным молотком и способный ребром ладони разбить доску, с не накаченными в спортзале, а настоящими, появившимися от работы литыми мышцами, таял как этот самый мед в теплом молоке от простого и немного приторного аромата какой-то там ягоды.

Сабина надела малиновое кружевное белье и накинула сверху атласную короткую сорочку из этого же комплекта. Едва успела высушить и уложить волосы «беспорядочной» крупной волной, как услышала знакомый шелест покрышек во дворе – приехал Дима.

С сильно бьющимся сердцем в предвкушении радости она дождалась, когда защелкнется замок на входной двери за его спиной, досчитала до пяти, давая ему время разуться, и бросилась из комнаты в холл, с ходу запрыгивая ему на руки. Диме пришлось отступить на шаг, чтобы удержаться на ногах, а сказать ему Сабина не дала даже звука – впилась в его губы нецеломудренным поцелуем голодной самки.

***

Она лишила меня права слова, дыхания и свободы воли – просто опоясала ножками и вышибла все одурительным запахом чистой кожи и малины с медом. Держал ее под попу и чувствовал, как шустрые пальчики лишают меня одежды прямо по пути в спальню. Упал на постель, так и не выпущенный из объятий, содрал с нее белье. Меня бросило в пот от возбуждения, жена словно сошла с ума – ее глаза лихорадочно блестели, а от штанов вместе с трусами она избавила меня за какие-то жалкие секунды. А уже в следующие натянула меня на себя и себя на меня. Ее прохладные пятки на моих ягодицах пришпоривали, требуя несдержанности, и я сразу спустил себя с цепи, засадив ей на всю мощь и глубину. Сабина вилась подо мной и стонала, прогибаясь в пояснице и плотнее прижимаясь к моей груди и бедрам. Мы вместе балансировали на краю крышесносной пропасти, в которую нырнули с порога, и уже через несколько минут жестких рывков ее нежная влажность плотно пульсировала вокруг члена, а я расслабил напряженные ягодицы, спуская густую струю в самый пик ее экстаза. Ее пальцы впились мне в плечи, она вся дрожала и тяжело дышала, наслаждаясь оргазмом.

Муж и жена… Это совершенно другое звучание отношений. Это обнаженные не только тела, но и души, мысли и желания. Это лишение тайн и стыдливости. Это полное приятие человека в себя, целиком, со всеми его проблемами, неполадками, срывами. Это вторая половинка не на словах, это вторая реальная часть тебя, которую нужно осмыслить, дать коды доступа ко всему, что есть ты сам, получить такой же безлимитный и безвременный пропуск во все, что важно и неважно второй части новообретенного «я». Это, раз присоединив, уже никогда не оторвать и не выключить, как кино, даже если жизнь превращается в самый жуткий триллер. Это одна на двоих аура и карма. Это два минуса, которые обрели предназначенную им часть себя и соединились в плюс. А плюс – это всегда кто-то еще. Ребенок. Не один. Два, три… Это круговорот жизни.

Она перевернула меня на спину, оседлала и прикрыла глаза, раскачиваясь на члене все быстрее.

Моя прелесть… Моя жена… Моя бесценная юная женщина…

Я снова был вооружен и перезаряжен. Сабина возбуждала меня так, как не смогла бы, наверное, и «Виагра». Она впилась пальцами в мою грудь, царапая кожу, и двигалась взад-вперед в гипнотической волне, не выпуская мою плоть из тесной своей. Некстати вспомнилось, как Кир назвал ее змеёй – сейчас она и напоминала кобру, завораживающую блестящими глазами и плавными движениями гибкого стана. И я хотел быть ее добычей, жертвой, искусанной и истерзанной сладкой пыткой.

– Я хочу поиграть с твоим членом… – прошептала мне в губы, наклонившись и прижимаясь грудью к моему торсу.

– Делай, как хочется, моя сладкая, – ответил на ее горячее желание и обжигающий поцелуй.

Она словно сошла с ума, целовала, покусывая мои губы и чуть всасывая язык, двигалась быстрее и резче, аккомпанируя нашим стонам сочными шлепками тел. И когда я откинулся в подушки, отдаваясь накатывавшим волнам предоргазма, вдруг соскочила с меня и… одним движением натянула свой ротик на мой член. Я присел от неожиданной ласки. Сабина стояла на коленях между моих ног и смотрела мне в глаза, всасывая головку туго и невероятно приятно. У меня остановилось дыхание и замерло сердце от острых ощущений. Жена впервые взяла мой член в рот, и ей явно нравилось это. Я осторожно толкнулся навстречу движениям ее головы… еще раз… еще… и уже трахал ее ротик, подкидывая бедра, отталкиваясь ступнями от пола, опершись на руки за спиной.

Возбуждение было настолько горячим и острым, а ощущение сильными, что я, трахая ее, безумно хотел ее трахнуть, будто и не сосала она меня, как самое вкусное, что ей попадало в рот, а я не терял ориентацию в пространстве от того, что от наслаждения кружилась голова и все вокруг заворачивалось в сверкающую пружину, вот-вот готовую разнести в хлам мою выдержку. Меня колотило, будто в сильнейшем ознобе, от дикого нетерпения кончить, оповестив громким криком весь мир, как мне хорошо с моей женой, как она желанна и необыкновенна в постели.

Но я сдержался чудом, лишь потому, что снял волшебный ротик с раскрасневшейся от беспощадной ласки головки, наклонившись, перевернул Сабину вниз головой и упал на постель, любуясь ее розовенькой промежностью, оказавшейся над моим лицом.

Манящий вход призывно пульсировал, а я смотрел и улыбался, чувствуя, как окаменевший член и поджавшиеся в преддверии пика наслаждения яйца гудят от закипавшей крови – Сабина вылизывала меня до кончика головки и быстро дрочила член, зажав его в бархатной ладошке.

Я потянулся и проник языком как мог глубоко в ее теплое влагалище и застонал от того, как его мышцы сжались и затрепетали. И ответил тем же – лизал ее внутри, дразнил языком, и уже не владел собственным телом – меня буквально швыряло в ее тесный ротик, потому что она снова сосала меня до пикантной боли. Я прижимал ее бедра к себе ближе и крутил под ней словно онемевшим телом, уже чувствуя первые волны близкого экстаза. Сабина трахала мой язык и мой член, я трахал ее рот и ее лоно, мы доводили друг друга до того края, за которым начиналась нирвана. Она первая сорвалась в нее, когда я сжал губами ее клитор. Моя завораживающая кобра подобралась вся и словно бросилась в экстаз, закричав и забившись бедрами, крупно дрожа и пульсируя. На пару секунд оставленный без внимания член вдруг снова погрузился в ее рот до самых сжатых а ладошке жены яиц, и теперь уже не удержался я – рухнул в крышесносный оргазм, заставляя протяжным криком вибрировать складочки, в которые впился губами, как в кислородный коктейль, потому что жар, прокатившийся откуда-то изнутри до кончика члена, хлынул в ослабевшие ноги и полыхнул до самого сердца. Меня пробрало насквозь, словно от мощного удара стрелы самого Эроса…

Она отпустила меня, когда я освободил ее бедра, перевернулась и, тяжело дыша и утирая мокрый рот, положила голову мне на живот.

– Ты мое чудо… – прошептал благодарно, обессиленный, вытраханный до пустоты в яйцах, гладя ее мокрые от пота взлохмаченные волосы.

Голенькая, потная, раскрасневшаяся и удовлетворённая, с распахнутыми ножками и тяжело вздымавшейся от глубокого частого дыхания идеальной грудью, она была лучшим зрелищем из всех существующих. Мне хотелось овладеть ею снова, подмять от себя, накрыв телом от всего мира, и снова пуститься в погоню за оргазмом, но нужно было восстановить силы.

– Накормишь?

– Шампанское будешь? – с готовностью отозвалась жена. – На свадьбе ты так и не открыл его.

– У нас есть повод? – вскинул брови, взвесив тяжелую грудь на ладони, словно она и есть главный аргумент согласиться или отказаться.

– Ну-у… развратный секс случился, романтический ужин я подам в джакузи, как ты и хотел, а ты что-то говорил про сюрприз…

Ее глаза буквально горели от предвкушения. Я улыбнулся и сел, заграбастав Сабину себе на колени:

– Джакузи отменить – моя жена должна пахнуть мной. И развратный секс… – схватил губами ее сосок и немного приласкал языком, – еще не закончился, милая. Буду любить тебя пылко всю ночь, чтобы завтра ты весь день ощущала меня в себе и думала обо мне, – я игриво оскалился и устрашающе, но нежно прикусил ореол и слегка оцарапал нежную кожу груди краешками зубов.

– Тогда накрою в гостиной? – расплылась в улыбке, боязливо прикрывая от моих нападок грудь.

– Неси сюда, – ссадил жену с колен и встал на еще слабые ноги, – а я пока кое-что принесу.

***

Сабине нравилось заниматься любовью с мужем. Только отдаваясь ему, она получала чистое наслаждение.

Виктор брал ее когда и как хотел, и, скорее, ей секс с ним был нужнее, чем ему – это чувствовалось интуитивно. Сабина не желала делить его ни с кем, потому готова была давать ему где, когда и как угодно, лишь бы поддерживать в нем необходимость в ней, интерес, но последнее время режиссер трахал приму и сразу же находил причины уйти или выпроводить ее.

С Грегом же каждый сеанс – просто очередной взнос за место примы, регулярные платежи за кредит доверия. Сабина просто играла роль для него в их театре для двоих, развлекая женатого охочего до молодого тела зрелого мужчину. Ее устраивал заезженный сценарий их встреч, которые уже не казались чем-то предосудительным, а стали рабочими моментами, как регулярный сбор труппы. Беспокоило лишь, что последние встречи Грег все дольше заводился, чаще терял возбуждение, так и не дойдя до логической точки. И пусть бы, но у девушки прокатывался липкий пот по позвоночнику от мысли, что руководитель труппы может завести другую фаворитку. И пусть бы – вздохнула бы с облегчением, но тогда она потеряет место примы, а вот этого уже она допустить не могла. Это была бы катастрофа, ее тщательно выстроенный образ звездной дивы рухнул бы молниеносно, она стала бы посмешищем в своем кругу, где слабых «добивают». Сабине пришлось бы запереться дома и не показываться на глаза знакомым, стать затворницей-неудачницей, которая варит мужу щи и штопает детские носки. Одна эта мысль вызывала отторжение, страх и ярость, а потому девушка решила во что бы то ни стало удержаться на верхушке местного Олимпа и «платить по счету» Грегу, пока не сможет зацепиться в столице.

А Дима… он никуда не денется. Сабина закатила глаза, сервируя столик-поднос, пока он, как всегда сам, поставил стираться свою рабочую одежду и вымыл термос и контейнер, в котором брал на работу стейки и салат. Девушка оглянулась посмотреть на голого мужчину, стоявшего к ней спиной.

Он идеален. Сексуальные ямочки над упругими красивыми поджарыми ягодицами, сильные ноги с красивыми ступнями и здоровыми ногтями, широкие плечи, покато переходившие в мощные предплечья… Сексуально привлекателен и стабильно, надежно, железобетонно принадлежащий ей.

Сабина всегда с высокомерной гордостью шла с мужем по улице или прохаживалась по торговому центру, вздергивая гордо носик, потому что крепкая широкая ладонь лежала на ее талии, и улыбался муж только ей, абсолютно не то что игнорируя, просто не замечая, как на него смотрят девушки и даже женщины в два раза старше ее. Над ними она почти откровенно потешалась, едва не охолащивая ледяным взглядом с головы до ног, безмолвно донося, что им нечего ловить, когда у Димы есть она – его любимая жена. С Димой она получала истинное наслаждение, потому что он был до безобразия развратен, но чуток к ее желаниям.

Сабина отдавала себе отчет, как ей на самом деле с ним повезло. Правда, иногда она так совсем не думала и душой рвалась от него подальше, от его домостроевских старомодных взглядов и твердой убежденности, что браки совершаются на небесах и лишь раз, а потому беречь семью нужно и в радости, и в катаклизмах. Для него не существовало слова «развод». Только «мы со всем справимся вместе».

– Нравлюсь? – улыбнулся Дима, поймав ее скользящий по его телу взгляд, когда обернулся и поиграл бицепсами и мышцами ягодиц.

Сабина рассмеялась:

– Ты иногда как напичканный тестостероном подросток.

– Так у меня и жена не так уж и давно из пеленок, – подмигнул Дима и ласково шлепнул ее по попе. – Мне будет шестьдесят, тебе не будет и пятидесяти, я должен быть в тонусе, чтобы волновать твое тело. Нам с тобой нужно будет изучить все позы, попробовать что-нибудь из игрушек… – Мужчина мечтательно закатил глаза, изображая пик блаженства, за что получил легкий шлепок по широкой груди и по твердому рельефному прессу.

– Развратник! – наигранно возмущенно вспыхнула Сабина и понесла в спальню поднос на ножках, специально заманчиво виляя бедрами и краем зрения следя за тем, как на ее соблазнения реагирует муж.

– Я просто очень тебя хочу… – опалило ее шею его дыхание, а потом и легкий укус. – Поставить тебя на коленочки, развести ножки пошире, вылизать и сзади трахнуть твою мокрую девочку безжалостно и сладко, чтобы ты стонала и задыхалась от силы оргазма. Хочешь такой секс, жена моя? – проникновенно и грязно соблазнял ее, пользуясь тем, что у нее заняты руки, сжимал ее груди, притягивая жену к себе. – Я…

– Хочешь есть, – перебила его Сабина и увернулась от укуса в плечо со смехом, – потому что на все твои грязные фантазии у тебя не хватит сил, если ты не подкрепишь их белком.

– Сначала я съем мясо, а потом тебя, – серьезно, будто инквизитор, озвучивший участь ведьмы, ведя ее на костер, сказал Дима, обошел ее и подошел к комоду, над которым висела огромная плазма. Открыл верхний ящик, где они хранили документы, ценные вещи и деньги, и вдруг обернулся: – Помнишь, как мы с тобой познакомились? – его глаза загорелись озорством. – Помнишь, что ты мне пообещала? – Сабина неопределенно тряхнула головой – не помнила и не хотела обижать этим, но ее муж сам ответил на свой вопрос: – Что ты станцуешь голая только для мужа и только от большой радости… – Он подмигнул жене, напомнив о том, как в вечер знакомства она шипела на него, дерзила и провоцировала. Опустил руку в ящик, вытащил какую-то папку, покрутил ею и торжественно потребовал: – Танцуй, жена!