Читать книгу Жестокие игры I - Ульяна Громова - Страница 5

В «Синий Филин» я подкатил на такси уже за полночь. Королева встретила с оскорбленным видом, сверкала зло зенками и надувала губы. Я достал из своего арсенала самый виноватый преданный вид, нацепил его на себя и побитым щенком заскулил ей в ухо, прижимая к себе крепко:

– Уточка моя, летел к тебе подбитым селезнем. Прости, хромал на одно крыло… Вот, дохромал, сирый и убогий, – я сложил брови домиком с умоляющим видом.

Не ту профессию выбрал, надо было в Театр сатиры сразу после армии чапать.

Она вскинула на меня недоуменный взор и после паузы рассмеялась:

– Уточка?! – Я кивнул, пожимая плечами и строя забавную рожицу. Алинка расхохоталась весело и непринужденно. – Какой ты милый, Вит, – она прижалась губами к моим, вовлекая в поцелуй.

Я ж обещал оттрахать ее так, чтоб умоляла отпустить. Пришлось держать марку – всосал губы так, что, наверное, ее глаза сползли на щеки. Захотелось ржать от этой мысли, но я закрыл глаза и чуть не задрал ножку, как девушка, выражая степень своего блаженства. Трахнул ее рот языком, чувствуя вкус какого-то коктейля и женских ароматизированных сигарет, – ненавидел ментол и эвкалипт, у меня на него психологическая аллергия еще с колледжа, когда пережрал «Ментоса» и Halls после несанкционированных ночных загулов, а от королевы просто разило этим мятным айсом.

Захотелось отплеваться, но я просто отпустил губы девушки, покрасневшие и заметно припухшие.

– Здорово, Виталя! – хлопнул по плечу Олег. – Добро пожаловать в клуб! – фальшивое радушие, призванное спрятать его холод и раздражение от необходимости во мне, плохо справлялось со своей задачей. – Пойдем, покажу, что здесь к чему.

Ничем особенным клуб от других не отличался – подвижная площадка для диджея, стробоскопы, дискотечные шары, пара вип-ярусов, тумбы для танцовщиц гоу-гоу, напоминавшие филинов: крылья – ажурные лестницы, голова – клетка, раскрывающаяся лепестками, края которых горели живым пламенем. Как раз сейчас в центре огненного цветка танцевала девушка.

Олег повел меня в коридор, скрытый за тяжелыми портьерами с двумя охранниками по бокам. Таких качков еще поискать. Скользнул по их телам взглядом, бегло оценивая слабые места – привычка.

В коридоре было намного тише – шторы явно со звукоизолирующими вставками.

Мы прошли в самый конец, потом по лестнице на второй этаж. Здесь стояла мягкая тишина, такая, как бывает, когда стены задрапированы тканью, а полы застелены коврами – как здесь. Приглушенный свет добавлял тепла, большие экзотические растения оживляли комфортное для самоощущения пространство, а тщательно подобранные естественные теплые природные оттенки расслабляли. Я зевнул, бросил взгляд на композицию кожаных кресел и деревянного столика-куба в квадратном тупичке с окном. Сюда меня и привел Олег.

– Присаживайся, – предложил он, откидывая крышку столика, как оказалось, с винным холодильником внутри и держателями для бокалов. – Виски, коньяк, вино, текила?

– Вино, – я заметил бутылку итальянского белого полусухого – такую же пили в сауне, и напиток мне понравился. Очень легкий, с ненавязчивым послевкусием.

– Что у вас с Алинкой? – неожиданно спросил Олег. – Ты ей нравишься.

– Ты о нас хотел поговорить? На правах брата? – усмехнулся я.

– Да плевать на что там у вас, – оскалился он, поворачиваясь ко мне на пятках. Его глаза горели яростным безумием, черты лица заострились. – Меня ее… – он сжал губы на секунду и выхаркнул со слюнями: – папаша достал!

И бутылка коньяка, из которой он явно собирался плеснуть себе в бокал, лихо отправилась в межконтинентальный полет, но врезалась в стену и со звонким хлопком разбилась. Видно, Верхов достал пасынка прямо пропорционально стоимости белого коньяка и приложенной силе, чтоб отправить его раскрасить стену мокрым вонючим пятном…

Это я сейчас о коньяке или Верхове-старшем?

– Избавь меня от этих подробностей, – лениво ответил я мажору. – Если ты решил меня кинуть – расходимся, – смотреть сверху вниз, сидя напротив стоявшего полудурка, оказалось затруднительно, но я старался. – У меня все готово. Жду бабки.

– Давай договоримся: тридцать процентов – сейчас, и остальные, когда сделаешь дело…

Я поставил бокал, встал и пошел к лестнице.

– …Сорок! – услышал вдогонку. А через еще три уверенных шага: – Пятьдесят!..

Я остановился, пару секунд постоял и пошел дальше.

– …достану деньги! – крикнул он мне в спину.

– Семьдесят процентов, – ответил я ему. – На конкурсе «Мисс Университет».

– Жесткий ты тип, – неприязненно процедил Олег и хлебнул вина прямо из горлышка бутылки.

– Это ж не я заказал папочку своей сестренки, – ухмыльнулся я.

– Ты забываешься, Гром, – оскалился мажор, повышая голос. – В моей власти превратить твою жизнь в ад!

– А деньжат хватит? – хмыкнул я, подцепив за живое. За то, что уберу медиамагната, я запросил нехилую сумму. Оказалось, не по Сеньке шапка – мажор не тянул. У него и было как раз тридцать процентов, а я загонял его в угол. – Если на конкурсе не будет налички, я продам Верхову его досье. И твое тоже, – я зловеще улыбнулся ровной линией губ.

***

Алинка опять нафеячилась. После разговора с Олегом я заглянул в бар за парой коктейлей и уже приготовился и дальше изображать провинившегося щенка, высунув язык, таскаться за королевой и выполнять команду «к ноге», но она укокошилась в говнище.

Я не сразу это понял. Она сидела на диване в вип-зоне и, казалось, дремала, раскинув руки ладошками вверх и запрокинув голову, или наслаждалась музыкой и коктейлем – ее бокал был пуст. Я почувствовал, что она дрожит, но сначала принял это за вибрацию – музыка лупила так, что стены трясло, не то что организмы. Но когда обнял, чтобы подлизаться к королеве виноватым ежиком, даже через плотную ткань ее платья почувствовал, как она горит. Взял за руку и не успел нащупать пульс, как тонкие пальцы с длинным маникюром свело спазмом.

– Твою мать!

– Че?! – поднял на меня глаза Олег – пока я ставил диагнозы, этот накушался коньячком. – Да забей, – понял, что я обеспокоен состоянием Алинки, – поймала трип.

У королевы совсем не по-королевски задрожали губешки, а по коже прокатился судорожный озноб. Я вскочил и подхватил ее на руки – тяжеловата, но взваливать на плечо нельзя – голова должна быть выше задницы. Иначе пиздец девке.

Хотя ей, похоже, и так…

Пока несся к выходу из клуба, расшибая трафик телом почти закатившейся звезды, туфли с нее слетели, узкое платье сползло выше, наверняка явив окружающим задницу в капроновых колготках. Но думать об этом было просто некогда. Фото ее зада в соцсетях – последнее, о чем стоило сейчас думать. Эти фото могут легко и стремительно смениться посмертными.

Из клуба выскочил, как в жопу ужаленный, бросился к своей машине, матерясь, что не многорукий Шива. Верхову пришлось усадить на капот и прислонить к лобовому стеклу, чтобы достать ключи и открыть дверцу. Устроил ее на переднем сиденье, пристегнул и в три прыжка обежал машину, рухнул за руль и дал газу, даже не прогрев движок, – в чудеса не верил, был уверен, что довезу труп.

Выхватил из кармана сотовый, и он заорал у меня в руках – звонил сводный братец Алинки.

– Пошел на хер! – рявкнул я в трубу и тут же нашел нужный контакт.

Ночь, пришлось звонить два раза до упора, пока на другом конце раздался не слишком довольный голос:

– Виталий, вы видели, который час?

– Вадим Юрич! Передоз кокаином! Лечу к вам!

– А я-то чем помогу?! – раздался уже вообще не сонный голос. – У меня психдиспансер, а не наркология!

– Вы ближе! Не довезу и до вас, чую! Делайте что-нибудь!

– Вызову скорую.

– Нет! И полицию нельзя! Думайте, думайте, Вадим Юрьич! Я уже вижу клинику! Каталку несите!

Бросил телефон на панель и протянул руку нащупать пульс на шее Алинки…

Жива еще.

Чуть не снес ворота, но, видимо, главврач охранника предупредил, потому что они уже почти совсем открылись, и я сам не понял, как пронырнул в еще не до конца раззявленную ощерившуюся пиками пасть кованых ворот.

У главного входа торчали санитары с носилками.

Мне бы даже Димка-таксист позавидовал, такой я выписал дрифт, боком паркуясь у главного входа аккурат в сантиметрах от медиков. Дверь со стороны Алинки открыл изнутри и отстегнул девушку, когда ее уже тащили наружу. Успел увидеть, как в предплечье всадили какой-то укол и бегом унесли. Бросил машину и рванул за ней, но санитар величиной со шкаф выписал мне стоп ладонью размером во всю мою грудную клетку.

– Нельзя. Ждите тут, так Юрич сказал, – прогудел пароходом и выпихнул меня на улицу.

Я матюгнулся и вернулся в машину. Сел за руль, захлопнул пассажирскую дверцу, и только тогда понял, как меня колбасит. Я успел. Но теперь все зависит от Вадима Юрьевича.

От звонка сотового чуть не подпрыгнул, как на пружине. Снова Олег:

– Ты, борзый! – заорал он сходу, и я отодвинул трубку от уха. – Где Алинка?! Я за нее перед Верховым яйцами отвечаю!

– Тогда считай, что ты уже кастрат, – ответил я спокойно, хотя внутри просто горело вернуться сейчас и въебать ему от души. Отвечало, блядь…

Прикурил, нервно поглядывая сквозь стеклянные двери в диспансер, в конце длинного широкого холла было видно открытую дверь в какое-то помещение, залитое ярким светом. Туда и унесли Алинку.

– Че ты сказал?.. – пытался наехать мажор.

Я скинул его вызов и выудил из списка контактов другой номер. Мне ответили после второго гудка:

– Слушаю… – настороженный голос.

– Верхов Роман Ильич?

– Вы кто, молодой человек?

– Алина сейчас находится в частном психдиспансере…

– Это какая-то шутка?! – зарычал мужик. – Я тебе шею сверну, щенок!..

Но я игнорировал и продолжал, поставив на громкую связь и уже отправляя ему координаты для навигатора. Услышал, как пиликнул его телефон – сообщение принято.

– …Вы можете не успеть увидеть дочь живой. Передозировка кокаином. Полиц…

– Никакой полиции! – как медведь взревел медиамагнат. – Еду!

Я снова бросил сотовый на приборную панель и откинул голову на подголовник.

Минуты тянулись, я терял терпение. Вышел, помаялся у стеклянного входа в клинику, вглядываясь в то, что происходило внутри. Но видел лишь прямоугольник желтого света, вытянувшийся от двери и постепенно растворявшийся в темноте, как мост из этого мира в другой. Поежился от таких мыслей и решил, что надо отвлечься. Ведь если Вадим Юрьевич еще не вышел, значит, жива Алинка, откачивают. Иначе здесь уже была бы и полиция, и скорая – засвидетельствовать смерть, и он сам разводил бы руками и говорил, что везти надо было не к нему.

***

Где-нибудь в Штатах Верхова бы застрелили еще на подступах за то, как он ломился на частную территорию, хоть и клиники. А у нас он просто гавкнул на охранника, посветил известным всей стране таблом с мощной озвучкой «Урою, гнида! В асфальт закатаю!», и все – уже размазывает меня по стеклянной двери главного входа, словно валиком фотообои. Радовало, что хоть яйца целые остались, отрежут их пасынку – я в этом уже вообще не сомневался.

– Ты ее накормил?! – ревел медиамагнат, поднимая такой кипиш, что даже мертвые встали бы.

– Сама наелась, – прохрипел я, выпуская последний воздух из легких, потому что вдохнуть этот сыч мне не давал – как обручем стянул горло пальцами. Точно браток из девяностых, вообще не изящно дела решает. Нет бы его охрана тут беспредел чинила, так он сам руки замарать был не прочь. Чувствовалось, что отрывался на мне на всю катушку. – В «Синем… Фи… лине»… – почти беззвучно просипел…

…и Верхов отпустил меня.

– «Синем Филине»? – переспросил и тут же пнул стекло ногой.

Только оно бронированное, ибо психи тут разные встречаются.

Но все же его рьяные попытки «достать и уничтожить» принесли успех – санитар, что задвинул меня за дверь лапищей как у Годзиллы, пришел утихомирить буйного родителя. Я отошел подальше, чтобы не попасть под руку ни тому, ни этому. На фоне шкафа в зелененьком хлопковом костюме даже медиамагнат как-то сник. У медбрата он фейс-контроль не прошел, и корочки какие-то там не помогли. Его пообещали переодеть в смирительную рубашку и поселить в палату к такому же буйному. Я от греха забился в свою машину. Ибо этот в костюмчике сейчас уйдет за бронированные двери, а я тут с бешеным родителем один останусь. Больно оно мне надо?

Только спрятаться не удалось. Этот груздь ввалился на переднее сиденье и как-то смиренно спросил:

– Закурить есть? – и тут же сам взял с панели пачку. Прикурил, закашлялся. – Лет двадцать назад бросил.

– А сейчас зачем начали? – вышло хрипло – горло будто смялось, говорить было не то чтобы больно, а как-то физически неприятно, будто звуки железной щеткой по гортани скребли, как по сковородке.

– Тупой вопрос, – ответил он, сверкнув глазами, и снова затянулся. – Ты кто вообще?

Ответить я не успел – вышел Вадим Юрьевич. Мы с родителем феечки одновременно рванули из машины. Главврач даже на шаг отступил, будто его нашим напором откинуло.

– Жива, жива, жива! – выставил ладони вперед, предвосхищая все вопросы, Юрьич. – Но нужна срочная госпитализация, я ничем больше помочь не могу. Уже вызвал реанимобиль… а вот и он! – выглянул из-за наших сведенных вместе плеч врач, вытягивая шею и поправляя очки. – Девушку доставят в хорошую клинику к моему другу…

Алинку в этот момент вывезли на каталке, и Верхов все-таки чуть не раскидал санитаров, но к дочери прорвался. Правда, душещипательную встречу мне не удалось посмотреть – Вадим Юрьевич взял меня под локоть и отвел в сторонку:

– И удружил ты мне, Виталий Семеныч, – покачал он головой в колпаке.

– Ну… простите, – развел я руки. – Честно, я просто растерялся. На ум ни одна больница больше не пришла.

– Если бы не ты, у нее и шансов бы не было. Повезло ей, что лежал у меня один кокаинщик из… – главврач указательным пальцем ткнул в небо, – после его выписки пара ампул Е021 осталась, а то бы… все, – развел он руками.

Алинку уже погрузили и подключили к капельнице, она была в сознании, но белая, как простыня, которой ее укрыли по грудь. Верхов пытал врачей из реанимации, а когда дверцы захлопнулись, подошел к Юрьичу:

– Спасибо, – пожал руку с чувством, хлопнул по предплечью выразительно и рванул к своей машине.

Через минуту мы уже слышали заунывный вой скорой.

– Это же Верхов? – врач снял очки и протер их колпаком, подслеповато щурясь на меня.

– Ага, – вздохнул я тяжело.

– Ох, молодой человек, – покачал он горестно головой, водружая очки на нос, – ваша семья меня доведет, что я в собственную клинику пациентом попаду…

***

Я вернулся домой и рухнул на кровать, как подкошенный, не раздеваясь. Закрыл глаза и вырубился сразу. По-моему, еще в полете. Правда, после первой фазы сна проснулся и разделся – стало жарко и неудобно. Умылся, выхлебал пол-литровую кружку ледяной воды и снова лег. На этот раз закутался в одеяло, обнял вторую подушку, ткнулся в нее носом, погладил по наволочке и проворчал с угрозой:

– Спи, Маринка, а то трахну – мало не покажется… уж очень хочется…

Мысль о том, что я придурок и угрожаю подушке, которую назвал именем пигалицы, не додумал – провалился в сон…

…А утро придавило тяжестью понимания, что все усложнилось. Хотелось броситься под кофемашину и выключить эту чертову пятницу. В универ пойти даже мысли не возникло – чувствовал себя так, будто сам скокосился. Сидел за кухонным столом и втыкал взгляд в сотовый – мажор больше не звонил. Интересно, ему уже Верхов яйца оторвал?

Поджарил яичницу с ветчиной, прямо из тетрапака выхлебал почти литр молока, вымакал жир в сковородке батоном и упал на диван посмотреть телек. Зевал так, что думал – челюсть вывихну. Обошлось. Опять уснул под звуки полицейского сериала и снова проснулся уже далеко после обеда. День прошел зря. Но у меня еще оставался вечер.

Окончательно я проснулся, стоя под душем. Пока намыливался гелем, строил планы. Когда смывал пену – они таяли как пока неосуществимые. Когда вышел из ванной – уже не знал, зачем вообще проснулся. Разве что наведаться к Алинке… Не очень-то и хотелось, тем более я знал, что с ней все норм настолько, насколько может быть. И клиника наверняка лучшая, и папаня расстарается для дочурки. А мне все эти расшаркивания с цветами и апельсинами у больничной койки в тягость. И вообще, это банальная пошлость.

Но все-таки статус спасителя обязывал. Пока варил пельмени и заваривал крепкий чай, придумал, как превратить визит в больницу в нечто неортодоксальное.

Но сначала… Маринка.

Эта пигалица как кость в горле – она мне мешала, но я не мог ее вытащить, и потому думал о ней всеми возможными способами: во сне, наяву, членом… Этот вообще подскакивал, как надувной человечек, стоило мелькнуть мысли о ней или образу красивой попки в простых бордовых трусиках. Меня ломало, как, наверное, сейчас Алинку, от дикой потребности снять их, отшлепать эту классную задницу, упиваясь звуками сочных ударов по ее нежной коже…

Бл***!

Взвыл от того, что шлепать по этой заднице хотелось не только ладонью, и но бедрами, вколачиваясь членом в Маринкину плоть по самые яйца. Меня просто выкручивало от силы этой чертовой хотелки! Я бы кончил, едва всунув в нее член, а потом бы растянул удовольствие на час. Или на всю ночь. Может, на недельку… Наверное, этого бы хватило, чтобы наесться девчонкой и сбросить эту неуемную тягу к ней.

Опрокинул в желудок пельмени и чай и даже не заметил этого, потому что шарил в сети в поисках службы доставки цветов. Нашел одну интересную – на их сайте можно было выбрать и тематический подарочек. Я заказал много чего: кое-что доставят мне домой, нечто получит фея, и еще вручат небольшой презент Маринке.

***

Полное погружение в работу случилось сразу после пары лекций. Оксана позвонила мне и попросила сразу же зайти к ней.

– Держи ноутбук, – она выставила на стол новенькую машинку в сумке-переноске, – там уже стоят все нужные программы, тебе нужно войти во все сервисы – ссылки и пароли на рабочем столе. Дальше…

На стол легла оптическая мышь, планиг, нелинованный ежедневник, несколько подписанных именами преподавателей флешек, собранных в связку, как ключи. Ключей с бирками было два, и они ввели меня в ступор.

– А это… – я боялась озвучить догадку, замерла, вопросительно глядя на Оксану, держа две отмычки на вытянутой ладони.

– А это тебе выделили комнату в общаге, чтобы не моталась домой, когда придется задерживаться. Сейчас это будет часто, сама понимаешь: сессия, пересдачи, дипломы, потом набор абитуриентов – начнется самая жара! Ну и второй от кабинета. Правда, он крошечный – раньше там была преподавательская подсобка при кабинете физики, потом там собиралась тайная вечеря… – она замолчала, отвлеклась от выкладывания в новую корзину для бумаг канцелярии и весело мне улыбнулась, – ну был у нас в прошлом потоке такой студенческий клуб. В смысле, он так не назывался и вообще не слишком долго продержался – непонятно было, чем молодежь там занималась, и его разогнали. Но с тех пор подсобка пустовала. Там, правда, не делали ремонт, и что-то еще от той секты осталось – пойдем вместе посмотрим.

– Здорово! – я реально была рада, потому что голову сломала, как организовать свою работу именно в том плане, что у меня не было ноутбука – дома стоял мощный компьютер, на который я потратила заработанное в сауне в первые два месяца – и в кабинетах преподов пристраиваться где-то мне не хотелось. Я любитель тишины и одиночества, чем с Оксаной и поделилась.

– Ой, да ладно! – махнула она рукой.

Пока спускались на первый этаж, я поймала себя на том, что привычно ищу глазами Виталю. Но ни его, ни Верховой не было видно. Две ее подружки стояли у окна и о чем-то весело щебетали, а королевы не было. Чуть дальше я увидела Олега с двумя его постоянными спутниками – этот тоже имел свою свиту. Прям университет не имени Ломоносова, а во имя двух мерзких мажорчков, все только и смотрят им в рот. А то как же еще?! Медиамагнат – это пятая власть в стране, а этот и в первые четыре двери пинком открывает. Вернее, их перед ним распахивают, виляя полами дорогих пиджачков.

Стало противно. И обидно до спазмов в желудке, горле и в сердце – неспроста же нет Грома и Верховой, наверняка вместе где-то прогуливают. Уже и кабинет, и комната в общаге не так радовали.

А когда я этот кабинетик увидела, так вообще чуть корзину для бумаг с выданной канцелярией не выронила. Хорошо, ноут болтался в чехле на плече.

Абзац просто. Точно – здесь была тайная вечеря. Или сход масонов. Или рептилоидов. Не меньше. Всю стену занимала карта Москвы и Подмосковья, на ней пестрели какие-то отметки: красные кружки, синие и зеленые линии и просто дикое количество каких-то черных отметок, вокруг которых нарисованные, словно по циркулю, полукружья. Явно план по захвату города. Но это ладно. А вот свалка, в которую превратили эту комнату, угнетала. Дальше метра и войти было нельзя – все завалено офисными стульями, старыми досками, ведрами из-под краски и шпатлевки и неизвестно чем еще – за горой мусора не просматривалось даже окно.

– М-да… – протянула Оксана. Помолчала немного задумчиво и сказала ободряюще: – Подожди тут, я сейчас…

И ушла, цокая каблучками по опустевшему коридору – шли ленты. Я терпеливо ждала, пока она вернется. Вместе с ней пришел зав по хозяйственной части, развел руками:

– А я что сделаю? Выкинуть не могу – стоит на балансе, как спишу, так вывезут.

– Так спишите! Это же просто хлам! – не растерялась Оксана и пнула носком туфли какую-то картонку. – Вот эти банки тоже на балансе стоят? – она указала на пустые ведра из-под строительных смесей.

– Стоят, – кивнул мужчина.

– Так пустые же!

– Перерасход образовался, – снова покладисто кивнул завхоз, – студенты же ремонт в кабинетах делали, им же казенное не жаль, вот и вышло, что по квадратуре краска и известка быть должна, а на деле нет ее.

Непробиваемый.

– Хорошо, вы можете списать ее на ремонт вот этого кабинета?

– Так списано уже, а ремонт делать нечем, – ответил мужчина невозмутимо. – И в подвале не будет в помещении, в котором студенты просят дополнительную камеру хранения сделать.

А вот это плохо. Я слышала разговоры о том, чтобы сделать что-то типа шкафов с ячейками для студентов, чтобы они могли что-то оставлять здесь, в универе, а не таскаться с тяжелыми сумками без лишней необходимости. Но ведь у меня-то теперь будет целый кабинет!

– Оно пустое? – тут же нашлась Оксана.

А я слушала странный диалог и впитывала изнанку университетской жизни. Даже интересно стало, чем этот батл завершится.

– Так нет средств, чтобы шкафы заказать. Да и не разрешит никто – ни по каким санпинам там нельзя хранилище сделать.

Упс.

– А свалку можно? – уточнила секретарь, прищурившись.

– Так… э-э-э… – мужчина взглянул на кучу торчавших как попало ножек, почесал лоб и ответил: – Ну, если очень надо…

– Очень, – проникновенно ответила Оксана, тряхнув волосами и приложив руку к сердцу.

– Ну-у-у… а кто это таскать будет? Я даже…

– Вадим Николаевич! – перебила девушка, предвосхищая его недовольство. – Вы мне ключи от того помещения дайте и покажите, где оно, а мы сами тут все перетаскаем!

– Сами?.. – с сомнением окинул нас взглядом завхоз. – Мне ж Андреич потом шею свернет…

– Вы не переживайте, я с ним сама поговорю, – так убедительно ответила Оксана, что я поверила, что ректор свою секретаршу точно послушает.

– Ну… пойдемте…

– Иди в приемную и посиди пока там, – Оксана положила ладонь на мое предплечье, взглянув на кучу всего в моих руках. – Будет тебе кабинет.

Мы пошли по коридору вместе, но я поднялась по лестнице, а они отправились вниз. Неожиданно зазвонил телефон – бабушка.

– Да, бабуль? – ответила я.

– Мариш, тут курьер пришел, ты что-то заказывала? – громко спрашивала она, потому что немного глуховата.

– Нет, ничего не заказывала. Ошибся, наверное.

– Стоят твои фамилия, имя и отчество, и адрес наш. И заказ оплачен. Что мне делать-то? – настаивала растерявшаяся родственница.

– Я не знаю… ну, прими, раз оплачен. А что там?

– Цветов букет и коробка какая-то длинная, сантиметров тридцать.

Цветы?

По коже прокатилась волна мурашек – вдруг это от Витали? Больше ведь не от кого. Я невольно заулыбалась, чувствуя себя такой глупой дурочкой – растаяла уже и потекла розовой лужицей, хотя сама еще не знала, кто отправитель. А вдруг Антон? Пару раз мы занимались у меня, готовили совместный реферат. Тогда он и решил приударить за мной. Я же собралась с ним в кино? Можно же цветы принять да презент? Можно.

– Бабуль, возьми, только не открывай сама, ладно?

– Да ладно, ладно. А ты не задерживайся дотемна, маньяка еще не поймали! Ой, что творится, Мариш, я вот по новостям сегодня смотрела…

– Бабуль! – поток ее красноречия нужно давить в корне, потом шансов не будет. Я это отлично знала. – Я не могу разговаривать об этом сейчас! Подожди меня и расскажешь, хорошо? Мне правда интересно, но некогда, бабуль! – добавила я умоляюще и виновато.

– Ну ладно, забрала я твои цветы. Пойду вазу поищу. А букет-то бога-а-атый!

Она положила трубку, а я прислонилась к стенке рядом с приемной. Сидеть там одной не хотелось совсем.