Читать книгу Ты мне веришь? - Ульяна Павловна Соболева - Страница 2
Часть 1
ОглавлениеА я влюбился глупо, как дурак
И имя лезвием царапал на запястьях
Шатался пьяным олухом от счастья
Когда себя читал в ее глазах
Писал признания пошлым, наглым взглядом
Я сердце рваное под ноги ей принес…
И в 220 атомным разрядом
Когда она прошла всего лишь рядом…
Едва коснувшись облаком волос…
© Ульяна Соболева
– Казанова, здаров. Не спишь?
Сплю! Еще как сплю! Но Осу это вряд ли пробьет на жалость.
– Я должен срочно уехать. Ты можешь за меня поработать у Потемкина?
Я приподнял голову, поглядывая на спящую на соседней подушке блондинку и с трудом вспоминая, откуда она здесь взялась или откуда здесь взялся я? И где я? Уже Новый Год? Или у меня праздники заранее начались? Поморщился – в голове не просто шумит, там барабанная дробь отсчитывает минуты до моей смерти от жесточайшего похмелья. Сколько раз обещал себе не нажираться в хлам. Но себе можно и наврать.
– У штурвала постоять?
– Что?
Да, Осадчий, не силен ты в истории. Хотя и мне она особо в жизни не помогла. Как, впрочем, и язык с литературой.
– Ничего… Когда?
Тряхнув головой и отпрянув назад, когда с волос посыпались блестки. Угу. Значит, с корпоратива я притащился вот с этой мадам, судя по всему – в гостиничный номер. Посмотрел на нее еще раз, она причмокнула выпяченными вперед вспухшими от силикона губами, и я вспомнил несколько пикантных подробностей сегодняшней ночи. Пожалуй, силикон – это не так уж паршиво, если использовать его в таком ракурсе. Почесал затылок и свесил голые ноги с кровати.
– Желательно сегодня. Мне срочно нужно улететь. Надолго. Мама плохо себя чувствует. Бедро сломала. Как назло, короче. Я там осяду, пока она на ноги не станет.
Я мгновенно протрезвел. Родителей бывшего одноклассника – Пашки я любил как своих. Когда мой дед, который вырастил меня, после того как моя мать повесилась, умер от цирроза печени, я долгое время жил у них. Нина Сергеевна заботилась обо мне, как о родном сыне, пока мы с Пашкой не укатили вместе поступать в ремесленное. На что-то покруче бабла у нас не было. Хотя Осу ремесленное вполне устраивало. Это я бредил музыкальным или филологическим образованием. Мечтать не вредно. С моей дырой в кармане только в ремесленное.
– Может, надо чего? Ты только скажи. Хочешь, я с тобой поеду?
– Неее, мне надо, чтоб Потемкин доволен остался. Это самое главное. Он мне потом клиентов подгонит. Ты вообще знаешь, что это за шишка?
– Нет, я с шишками не общаюсь, я обычно по их дочкам, женам и сестренкам. И с памятью у меня туго.
– Бухать меньше надо. Потемкин – олигарх, владелец сети ресторанов «Рондо», алмазный король и очень крутой чувак. С самим президентом на «ты».
Не впечатлило. Я относился к тому типу людей, которому совершенно насрать, кто на какой тачке ездит, сколько бабла имеет, и в каком доме живет, и с каким президентом на одном горшке сидел. А еще меньше меня волновало, как громко и где звучит его фамилия. Наверное, именно по этой причине у меня нет постоянной работы. Не умею я задницы лизать. Поэтому стихи в стол, музыку в мусорку. Так как без связей ты никто, а связи у меня были только грязные и те без обязательств. И еще я использовал женщин только по одному назначению. Нет, по двум. Потрахаться и переночевать, если негде. На этом все. Так как ужасно не люблю, чтобы использовали потом меня.
– Так, а что там делать надо?
– Баню новую строит. Олег с нашими остолопами без меня сам не потянет, а ты все равно без работы. Иди, помаши лобзиком и молотком, как в старые добрые времена. Навыки и умение, надеюсь, не пропил?
– Та лан. Талант не пропьешь.
Да, я без работы. У меня творческий кризис. А если честно, просто никто не берет даже лобзиком махать. Вообще никуда не берет. И стихи мои, и музыка на хер никому не сдались. Разве что по кабакам подвывать для тинэйджеров или в переходе метро. Осталось таскаться по бабам и ночевать где попало. На квартиру моих случайных заработков не хватает, приходится пользоваться внешними данными и прирожденным дьявольским обаянием.
– Я уже почти работаю, – соврал и снова посмотрел на блондинку. Вибратором на полставки.
Встал с кровати и принялся натягивать одежду. Блондинка потянулась в постели и поманила меня пальцем с длинным красным когтем. Жесть. Как она меня вчера не разодрала.
– Милый, вернись в кроватку, твоя куколка хочет добавки.
Моя куколка? Охренеть! Все! Мне пора! Я застегнул ширинку, накинул рубашку.
– Прости, куколка, – аж передернуло, – но милому пора на работу.
– Ты же сказал, что не работаешь, и я обещала тебя устроить к моему папе, помнишь?
Нет, я этого не помнил, но, видать, некоторые мои части тела заслужили протекции. Я еще раз посмотрел на нее и понял, что как раз ей не поможет даже ее папа. Потому что на такое я мог позариться, будучи очень и очень пьяным. Силиконовые куклы не в моем вкусе.
– Я обязательно тебе позвоню.
Ободряюще улыбнулся и заправил рубашку в штаны.
– Эй, Казанова, ты там опять не один? Так что? Выручишь? Можно тебя рекомендовать вместо себя?
– Ты знаешь, я прям во сне мечтал помахать сегодня лобзиком и молотком. Да и вообще хотел в тренажерку, но, думаю, доски будут покруче гантелей и подешевле.
– Сарказм?
– Нет, Оса, я серьезно. Давай адрес.
– Он оплачивает каждый день наличными. Так что в твоих карманах зазвенят монетки, Буратино.
– Я седня Пьеро на полставки.
– Что такой голос кислый? Мальвина не понравилась?
– Не то слово. Я прозрел.
Куколка вылезла с кровати и поплелась в ванну, проходя мимо меня и потряхивая неестественно большими и упругими мячиками вместо грудей с подозрительно торчащими (резиновыми?) сосками, сунула мне в карман визитку.
– Милый, очень милый, мальчик. Звони – повторим. Ну и насчет работы все в силе.
Вблизи куколка оказалась не такой уж молодой, как издалека в постели. Вид сзади был примерно, как и спереди, только мячики намного больше, пониже и без сосков. Как она не лопнула, пока я ее трахал, не знаю. Может, она прыгала сверху? Картинка в виде подскакивающего мяча с лицом блондинки, нарисованная протрезвевшим воображением, была не для слабонервных и вызвала волну головной боли.
Оса выслал мне адрес на смартфон, а я подумал о том, что мне б неплохо бы почистить зубы и умыться, но идти с куколкой в ванну не хотелось. Моя мужская харизма спала глубоким сном, видать, ночью умаялась, плюс нас с ней в трезвом виде не возбуждали резиновые мячики. Так что – я пас.
Умылся в туалете в коридоре, стянул одноразовую щетку и пасту у горничной из тележки, сразив ее наповал своей умопомрачительной улыбкой и стараясь не сказать ни слова. Вонь перегаром не располагает женщин к доброте.
Через несколько минут я уже вышел из высотного здания и озадаченно смотрел на адрес. За городом. Охренеть, и как мне туда добраться? У меня в карманах не дыра, а дырище. Разве что мелочь, которой не хватит и на метро. Перезвонил Осе.
– Я тут это… короче, я на мели. Под чистую.
– Я тебе брошу на карту пару тысяч. Ну ты даешь, Казанова, каждый день разные бабы, и денег ни хрена нет.
– Так я ж Казанова, а не Альфонсо.
– Ладно. Ты не опаздывай. Александр Николаевич этого терпеть не может.
– Мне б пожрать чего-то.
– Тебя там накормят и напоят, и спать уложат. Я там ночевал в пристройке. Так что жратвой, ночлегом и деньгами я тебя обеспечил.
– Буду должен. Познакомлю тебя с кем-то…
– О, кстати, насчет познакомлю. У Потемкина за бабами не волочиться и никого не трахать. Там любят порядок. Без яиц останешься.
Я поправил штаны и ремень. Не, мне без яиц никак нельзя. Так что волочиться отменяется. Ну или если совсем немножко и чтоб капитан не увидел.
– Тете Нине привет, крепко обними и купи от меня шоколадку, я верну.
– Куплю. Она тебя и без шоколадок любит. Все переживает, что ты оболтус не работаешь.
– Знаю. Я тоже ее очень люблю. Вот отмахаю за тебя лобзиком и сам к ней приеду.
– Угу. Ты с прошлого Нового года грозишься.
– Мне, может, стыдно.
– Не свисти. Стыдно ему. Твое стыдно сдохло еще до твоего рождения. Так, все. Я отчаливаю. Смотри, не опозорь меня у Потемкина.
Я снял деньги с банкомата, поймал такси, сунул в уши наушники и откинулся на кожаное сиденье. В ушах взревела «Металлика». В окне мелькали новогодние гирлянды, фонарики, елки, украшенные к празднику. Атмосфера появилась во всем…кроме погоды. Такой слякоти даже в прошлом году не было. Ощущение чуда, как и погода, остались где-то в прошлом столетии. Нет, я видел, как это ощущение мелькает на лицах прохожих, особенно на детских, но я уже дядька взрослый и в чудеса не верю.
Ощущение, что я к своим двадцати семи конкретное никчемное дерьмо, накатывало периодически и так же откатывало. Не видел я смысла в том, чтобы жить иначе. Как говорила Нина Сергеевна, остепениться, найти хорошую работу, встретить девушку. Девушек я не встречал, я их чаще всего провожал или они меня. Отношений не складывалось. Я зверь свободолюбивый и в клетку не полезу. И жить буду, как привык. Да и ради чего что-то менять? Все равно рано или поздно все там будем. Любовь, семья – все херня.
Мой папаша бросил мою мать, едва узнал о ее беременности, ей было шестнадцать, и она решила, что это конец света, а ее собственная мать оставила моего деда ради какого-то ублюдка и укатила с ним в туманные дали неизвестности. Дед спивался пару десятков лет. Из них какое-то время исправно обо мне заботился. Деда я любил. Очень любил. Не осуждал никогда. Жизнь – она такая тварь, никогда не знаешь, в каком болоте утопит и когда. Когда он умер, оказалось, он за какие-то смешные деньги квартиру отписал своей сестре четвероюродной из какой-то Тьмутаракани. Деньги, ясное дело, пропил давно. Так что после скромных похорон я остался на улице с конфетами в кармане и раной в душе. Вот и кончилось детство, Марк Михайлович. Теперь ты реально на хер никому не сдался. Отчество дедовское, так как имя моего папаши было неизвестно. А почему Марк – черт его знает. Дед был коммунистом, видать поэтому.
Какое-то время я пел по барам, брынчал на гитаре. Брынчал я к тому времени на многих инструментах, но был самоучкой, пока у меня не появился учитель. Бывшая звезда, преподаватель в институте искусств, а к тому времени – никому не нужный старичок, живущий на скудную пенсию вместе с худющим щенком породы двортерьер. За горячий ужин он меня учил и пускал спать у себя на кушетке в прихожей, а я приносил какие-то копейки на бутылку и слушал его рассказы о прошлой жизни. Наслаждался гениальную игрой на стареньком пианино. А в стену долбились соседи и орали, чтоб Родионович прекратил свою «мутотень». Видимо, их рэпопопса была не мутотенью, и врубали они ее на весь дом. Искренне считая себя великими меломанами.
Родионовича я уважал и очень любил. Он мне чем-то деда моего напоминал. Потом он умер. Уснул и не проснулся. А я снова на улицу вместе с Чупакаброй. Коротко Чупа. Пытался что-то заработать стихами и музыкой, потом вместе с Пашкой занялся ремонтами квартир. Чупу Нина Сергеевна временно забрала к себе. Откормила, и он стал очень даже милым рыжим комком шерсти. Чуть позже я все же устроился в одну фирму разъезжать по корпоративам и вечеринкам, веселить народ. Это оказалось проще, чем махать молотком, веселее и приятнее. Начались девочки, знакомства, тусовки. Фирмы я менял как перчатки, и несмотря на мою популярность в городе в качестве платного клоуна, меня особо не жаловали, ибо нагл, дерзок и редкий мудак. Так что иногда я оставался без работы, особенно в межсезонье. В лысые месяца. Такие, как сейчас. Перед праздниками, когда все затаились, ибо новогоднее чудо стоит дорого и на него надо поднакопить. Пару дней рождений за все три последних месяца, одна свадьба неделю назад. После скандала на вечеринке у одного из местных воротил меня никуда особо не брали. Пришлось сбрасывать цены и веселить толпу попроще. Да и тут особо не густо в эти месяцы.
Таксист остановился возле трехэтажного особняка, и я тихо присвистнул. Вот это дворец, я понимаю. Теперь ясно, почему Оса так трясется. Есть за что держаться. Я вылез из машины и позвонил в железную дверь. Кажется, бронированную и вообще похожую на ворота средневековой крепости.
Меня впустили нескоро. Какое-то время пришлось потоптаться у трапа, а потом с гордым видом взойти на корабль. Ну так Потемкин же ж. И домище тот еще крейсер. Я осмотрелся, стараясь уже не свистеть, потому что даже мне стало не по себе. Крутой дядя этот Потемкин, сразу видно. Только мрачно здесь, как в склепе.
После обыска с пристрастием и допроса на предмет перенесенных заболеваний, я попал в само помещение. Удивительно, как еще справку не попросили и бахилы не выдали. Меня сопровождал какой-то карлик, который едва доставал мне до плеча. А я, приоткрыв рот, оглядывался по сторонам. Живут же люди. Еще как живут. Впрочем, меня это особо не волновало. Хотя внутренний диссонанс возник и даже поковырялся где-то в районе грудной клетки. Что некоторые зарабатывают мозгами, а не кривляньями и стишочками. Мрачный домина, похож на отреставрированный музей. Красиво, но жизни в нем нет. Эдакое затонувшее судно.
Когда проходили мимо просторной залы, я услышал аккорды лунной сонаты. Кто-то играл на фортепиано. Красиво играл, виртуозно, я бы сказал. Заглянул в комнату, игнорируя прыткого гнома, бегущего впереди меня, и застыл в изумлении. Там сидела девушка в белом платье с золотистыми, длинными волосами, заплетенными в аккуратную толстую косу – это она играла на фортепиано.