Читать книгу Бумажные крылья - Ульяна Павловна Соболева - Страница 5
Глава 5
ОглавлениеЯ остановила машину у дома, посмотрела на окна – дочь дома. Свет горит на кухне и в ее комнате. Выдохнула с облегчением и вышла из авто, перекидывая сумочку через плечо. Настроение безнадежно испорчено, и руки все еще подрагивают. Выбил из меня все равновесие. Никогда еще я не ощущала потерю контроля над своими эмоциями и гневом. Надо просто успокоиться. Какой-то сопляк точно не сможет превратить меня в нервную истеричку.
«Уже превратил» внутренний голос звучал злобно и с ненавистью к самой себе.
Зашла в подъезд, но дверь не успела закрыться. Характерного хлопка я не услышала, и, обернувшись, я увидела Вадима. Запыхавшийся, толкнул дверь руками. Вот этого мне только и не хватало. Что ж это делается такое? Почему он никак не оставит меня в покое? Я ускорила шаги к лифту, нажала на вызов и стиснула ручку сумки сильнее. Черт, почему я так и не купила газовый баллончик.
– Кажется, мы попрощались, – нервно гладя на светящиеся цифры вверху.
Когда поравнялся и стал рядом, глядя на меня – я этот взгляд ощущала всем телом.
– Не попрощались, и я решил, что это невежливо.
Нааааглаыыый гад.
– Ничего, я переживу.
Чееерт, и даже если закричу, ни одна тварь не выйдет ведь. Обещали скоро посадить у нас вахтера в подъезде. Но черт его знает, когда это произойдет. Идти по лестнице не вариант, как и ехать с ним в лифте. Стоит рядом, не уходит, и я не замечаю, как нервно нажимаю на кнопку вызова.
– Нервничаете? Боитесь меня?
– Кажется, это логично. Ты что – следил за мной?
– Да.
Меня аж подкинуло, и я резко вскинула на него взгляд – снял капюшон, и волосы торчат в разные стороны, половина на лоб неровно упала. Такой юный, растрепанный и… и красивый.
– Зачем?
– А я вас теперь каждый день с работы домой провожаю. Вы просто не видели.
И впервые за все это время я посмотрела ему в глаза. Зачем не знаю. Я пожалела об этом в ту же секунду, в то же мгновение, потому что меня как током ударило, и внутри что-то всколыхнулось, как смерч под ребрами завертелся, и от него пепел в разные стороны. Словно это я там сгораю за какие-то доли мгновений. Безумно красивые глаза у него, дикие, цвета насыщенного сине-серого, цвета ненастного неба во время грозы или за секунду перед вспышкой молнии, брови густые и широкие, и оттого взгляд всегда как исподлобья. Смотрит вызывающе, нагло, с мужским блеском в зрачках… о боже, я просто запуталась. Не может он так смотреть на меня. Не может, и все. Мне кажется. Просто он зарвавшийся подонок, у которого нет никаких границ. Унизить взглядом своим тоже хочет. Судорожно сглотнула. Врет. Не провожал. Я б увидела. Ничего не пойму – зачем он все это говорит? Пытается мне угодить, умаслить меня? Я вообще себя рядом с ним голой чувствую и униженно растерянной. Мне не нравилась эта потеря контроля. Ужасно хотелось бежать, притом неизвестно куда. Мысленно я словно металась по клетке и не знала, где из нее выход.
– Тебе это ничем не поможет. Тася все равно не будет с тобой. Я не позволю. И можешь не провожать.
Лифт приехал, я двинулась в сторону кабинки, и он вдруг схватил меня за локоть.
– Потому что этот ваш приезжает? Я слышал. На крутой тачке с работы забирать будет, да?
– Не твое дело. Оставь меня в покое. Меня и мою дочь!
Дернула рукой и вошла в лифт. Стараясь не смотреть на него. Я вообще растерялась и понять не могла, что именно чувствую. И руки все еще подрагивают. Нажала на 7 этаж, выдыхая шумно и резко, когда дверцы закрылись, оставляя его по ту сторону. Закрыла глаза. Да что ж это такое? Что ж меня от него так потряхивает. Наглая сволочь, ни капли ни стыда, ни уважения. Едва из лифта вышла, в сумочку полезла за ключами, как он вдруг из темноты мягко приземлился рядом со мной. С лестничных перил соскочил. Охнула, а он за талию подхватил и в стену впечатал.
– Я бы не позволил им с вами ничего сделать, слышите? Хочу, чтоб знали. Не позволил бы… но вы такая… такая красиваяяя. С ума сойти.
Меня парализовало от неожиданности и от этой внезапной близости. От него пахло уличной свежестью, зеленью, жвачкой, сигаретами и особенным запахом его личным. Оттого что лицо вплотную к моему приблизил, его челка мне лоб щекочет. А я невольно на губы его посмотрела, и вдруг как ошпарило – невольно представила, как эти губы мои целуют. Они, наверное, очень упругие и мягкие… по телу волной прошла дрожь, и я рвано выдохнула.
– Отпусти, – хрипло словно голос вообще не мой, вцепилась в его толстовку на сильных плечах, и в горле пересохло от ощущения мышц железных под пальцами. Молодой зверь, пружинистый, гибкий и такой бесстыжий. Губы к моим губам приблизил, считанные наносекунды от поцелуя и прикосновения. Меня трясти начинает, дыхание сбивается, как и его, а он вдруг ухмыляется и сильной ладонью обхватывает мой затылок, зарываясь в волосы, у него такие пальцы настойчивые.
– Врете вы все, – шепотом, выдыхая мне в губы, почти касаясь их своими, – вы с Тасей мне не даете встречаться, потому что я вам нравлюсь.
Это было ведро холодной воды. Нужное, невероятно ледяное, отрезвляющее до боли в груди. Ударила по щеке так звонко и сильно, что ладонь вспыхнула пожаром, а он продолжает ухмыляться и даже с места не двигается.
– За правду всегда бьют очень больно, Ольга Михайловна.
– Никогда, – прошипела ему в лицо, – никогда больше не ходи за мной, никогда не разговаривай и не приближайся ко мне. Иначе…
– Иначе что?
Тут послышалась возня за дверью моей квартиры, и она распахнулась, на пороге стояла Тася с округлившимися от удивления глазами.
– Мама… Вадик?
Я судорожно глотнула воздух, поправляя тонкий шифоновый шарфик на шее и чувствуя, как задыхаюсь, и губы все еще щекочет его дыханием.
– Да. Он хотел к тебе зайти, а я не позволила. Все, зайди в дом. Он уже уходит.
Взгляд на ублюдка – руки в карманы снова сунул и ухмыляется, приподняв одну бровь, и я знаю, чему улыбается, сволочь. Тому, что я опять вру из-за него. На дочь посмотрела, а она взгляда с него не сводит и щеки пылают. Кажется, сейчас вспорхнет как бабочка и в его сторону полетит.
– Привет.
– Привет, мелкая. Как дела? Не умаялась в клетке?
Дочка губу закусила и смотрит на него смущенно-радостно. Что ж это за хаос происходит, словно спектакль какой-то дешевый и декорации явно не в моем вкусе, как и фальшивая игра некоторых актеров.
– Так, давай в квартиру, Настя, все.
– Мам, я тут постою с ним, пожалуйста. Пять минут.
– НЕТ! В дом я сказала!
Буквально затолкала ее в квартиру и закрыла дверь на все замки.
– Ненавижу тебя! – Настя в слезах бросилась к себе в комнату, – ты бессердечная, мама! Ты бес-сер-деч-ная!
А я в ванную прямо в одежде и в обуви зашла, сумка на пол соскользнула. Стою, смотрю себе в глаза. И в голове мелькают картинки – его лицо так близко и запах в ноздри забивается. Запах дыхания, запах его кожи и волос. И губы… проклятые губы. Нееет. Я ведь не ждала, что он поцелует меня! Я ведь этого не хотела? Хотела… хотела… хотела. Эхо его голосом. О, господи!
Прижала руки к щекам и закрыла глаза. Открутила кран и начала брызгать себе в лицо, умылась и снова в зеркало – по щекам черные потеки от туши и пальцы губы трут.
«Вы такая… такая красиваяяя. С ума сойти».
На повторе голос хриплый, возбужденный, срывающийся, как и дыхание. Он ведь по лестнице за лифтом бежал… за мной… Нет. Все. Бред какой-то. Я все себе придумала. Конечно же, придумала. Ублюдок к Таське подбирается. Медленно выдохнула, смыла до конца косметику и, сбросив туфли, пошла к комнате дочери.
– Тась. Тасенька моя, давай поговорим, а?
– Не хочу с тобой говорить.., не хочу… ты мне жизнь портишь… ты мне все ломаешь. Он ко мне пришел, а тыыыы. Он же ни к одной так… все за ним, а он ко мне постоянно сам.
Постоянно? В висках адреналин пульсирует. Вот же ж сукин сын. А Настя всхлипывает и давится словами. Я лбом к двери прислонилась. Надо к отцу ее отправлять, иначе не удержу я ее, не услежу. Пусть едет и там учится. Так лучше для всех будет. Потом приедет на каникулы, и жизнь будет иными красками играть.
Достала дрожащими руками свой сотовый из сумочки. Набрала бывшего мужа…
С Лешей мы договорились, что он заберет Таську на выходные, а после выпускного и экзаменов она переедет к нему и поступать уже там будет. Конечно, он очень сильно удивился, почему я вдруг передумала, и пытал меня вопросами, даже несколько раз перезвонил. Но я была готова терпеть его перезвоны, его внимание, лишь бы он сделал все, как я прошу. Я обещала, что мы поговорим, и я все расскажу, когда приеду ее забрать. Теперь у нас началась молчаливая война. Больше никакого перемирия. Она не завтракает дома, демонстративно тратит отцовские деньги на еду в школе, приходит с учебы и запирается от меня в комнате. Говорить со мной не желает. Молчание и полный игнор. Ничего. Перебесится. Пройдет. Как говорится – главное, не упустить момент, когда уже будет поздно. Я считала, что не упущу и поступаю правильно. А сама на работу приезжаю, и все мысли только о ней. Как поговорить? Как убедить, что я ей добра желаю. Что не пара он ей, и не только потому что не из мажоров, а потому что подонок он и рано или поздно боль ей причинит, и будущего ей никогда хорошего не обеспечит. О нем вообще думать не хотелось, едва вспомню, как щеки гореть начинают и руки подрагивать. Домой я теперь уезжала всегда пораньше. Но сегодня Вова обещал за мной приехать, и я на такси добралась с утра. В городе проходило какое-то празднество местного разлива – очередной депутат и кандидат в меры пускал избирателям пыль в глаза бесплатными развлечениями в центре недалеко от моего офиса.
Я думала, увижу своего любовника (про себя я называла его именно так и не знаю почему) и забуду про подонка с волчьими глазами, все на место встанет. Обязательно перестану прокручивать нашу последнюю встречу и искать в себе всякие моральные изъяны. Все же Вова мне нравился, и нравилось, как он ко мне относится. Мы договорились, что я доделаю «хвосты» по последним переводам, и он заедет за мной попозже.
Вова заявился с цветами и послал смску, что ждет на дальней парковке. Возле торгового центра по вечерам тоже особо негде стать, а особенно в праздники. Тем более там шла премьера какого-то ожидаемого молодежного боевика, а из центра дорогу к вечеру перекрыли. Вначале я ужасно обрадовалась, словно какое-то избавление появилось от наваждения по имени «Вадим»… но, едва увидев Владимира, почувствовала вселенское разочарование. Даже не знаю почему. Иногда такие вещи трудно объяснить. Вроде хороший человек, и всего день назад казалось, что у нас может что-то выйти с ним и даже с дочерью думала познакомить. А сейчас смотрю на него, стоящего у машины с букетом длинных бордовых роз, и думаю о том, что скучно мне. Он скучный, розы его банальные скучные. Все, что сделает, наперед знаю, и куда пойдем, и что скажет. Что-то не так со мной. Надо к психологу сходить, как Ленка советует. Точнее, она советует найти себе страстного ухажера и трахаться до смерти, ну или пойти к психологу. Мне кажется, что для меня реальней все же пойти к психологу. До смерти только в книгах и в кино трахаются. У меня бывало долго и не очень. Приятно и так себе. Иногда мне нравилось, как Вова ласкает мое тело и шепчет нежности, иногда меня это не совсем трогало. Но отношений хотелось. Я не знаю, как это объяснить. Одной быть как-то не совсем правильно. Менталитет у нас такой, принято с кем-то встречаться.
Поцелуи, скорее, раздражали сегодня, чем нравились. Мне казалось, что у него тонкие губы и говорит все как-то не так, и смотрит… смотрит словно собака побитая, ждет подачки. Жаждет. Вроде голод в глазах. Но отталкивающий, не притягивающий. Наверное, я плохой человек, и правда, нет во мне ничего женского, как говорил Леша. Не заводит меня никто, не трогает, не будоражит.
– Ну что, милая? Поехали отужинаем и ко мне? – в глазах надежда и нечто жалкое, умоляющее. Я вдруг поняла, что вот она их общая черта с Лешей – раболепие какое-то, навязчивость. И уйдя от мужа, я нашла себе примерно такого же, как и он. Возможно, потому что это удобно. Я сама совсем не мягкий человек, и мне сложно выдерживать чей-то напор… а, оказывается, и вот такое отношение я тоже с трудом выдерживаю. Может, моя судьба как раз быть одной.
«Милая». Всегда ведь так называл, а сейчас почему-то бесит до невозможности, и выражение глаз его тоже бесит. А я очень сильно не люблю, когда меня что-то бесит и напрягает. Отношения все же должны приносить удовольствие. Я осторожно высвободилась из объятий Вовы и медленно выдохнула, прежде чем сказать:
– Я очень устала за эти дни, Вов. Отвези меня домой.
– Как домой? Почему? Я этот день ждал. Минуты считал. Ты вчера тоже не смогла. Я соскучился.
Я знала, что означало его «я соскучился». Он хотел секса. За лицо схватил и к себе прижимает, в губы губами тыкается, колет меня розами сзади и к машине подталкивает.
– Давай хотя бы здесь, Оляяя. Я так хочу тебя, пожалуйста. Разочек. Я всю командировку терпел. Мужики по блядям, а я о тебе думал.
В шею целует липко как-то, не приятно, и я сама не поняла, как отталкивать его начала. Оттягивать от себя за шиворот.
– Устала я. Завтра поговорим. Вова, ты слышишь меня? Не сегодня. Не сейчас.
Но он не слышал, шарил руками по моей спине и бормотал, как заведенный:
– Соскучился… ужасно соскучился.
– Нет!
Дверцу в машине открыл и пытается впихнуть меня на заднее сиденье. И в этот момент его вдруг кто-то словно отшвырнул от меня. Я только и успела вскрикнуть, когда парень в черной короткой кожанке ударил Вову кулаком в лицо, и того отбросило на спину на асфальт между машинами.
– Тебе сказали «нет», урод?! – голос Вадима звучал иначе, чем обычно, он словно рычал и снова ударил, нависая сверху. Только он не знал, что Вова бывший профессиональный боксер, что он просто не ожидал.
Когда я бросилась их разнимать, мой любовник уже нанес парню несколько ударов в голову и в живот, метко, отточено в одну точку. Вадим давал сдачи и дрался, как дикий зверь, но против профессионала он был слишком неумелым. Вова несколькими ударами уложил парня на асфальт, и когда замахнулся еще раз, я вцепилась в его руку.
– Хватит! Хватиииит! Вы совсем сдурели! Воваааа, это же мальчик совсем. Посмотри. Он же юный, глупый. Ты убьешь его!
Владимир повернул ко мне разбитое в кровь лицо и скривился, глядя в глаза.
– Знаешь его? Знаешь! По глазам вижу! Это из-за него «нет»?
И снова замахнулся, а я на руке у него повисла.
– Это мальчик моей дочери. Вова, оставь его. Отвезти меня домой, слышишь? Не надооо!
Вова оттолкнул меня и встал во весь рост, отряхнул штаны и, не глядя на меня, процедил.
– Сама доедешь. Такси вызови, как утром. Спасибо за радушную встречу, Оля.
Сел в машину и повернул ключи в зажигании. Смотрит на меня через лобовое стекло. Ждет, что с ним поеду, наверное. Что побегу, прощения за что-то попрошу.
К черту. Я не стала удерживать. Ну и пусть уезжает. Вызову такси. Надо было реально ехать домой самой. Господи, что ж за сумасшествие последнее время творится? Притом со всеми!
Вадим застонал и тихо выругался, и я склонилась над парнем, он руками за бок держится, скрючился весь. Внутри все как-то сжалось и засаднило. Дурак. За меня заступаться полез. Вот же ж дурак. Отчаянный. Совершенно отбитый на всю голову идиот. Видел же, что тот бьет профессионально, и все равно кидался. И червячок внутри сомнения и какого-то восхищения, что ли. Легко бить, когда сильнее и знаешь как… а когда знаешь, что тебя поломать могут – это уже смелость и сила характера. Отчаянная и не всегда нужная, но вызывающая восхищение.
– Вадим! Ты меня слышишь? Где болит? Может, скорую вызвать?
Стала на колени возле него и лихорадочно достала из сумки бутылку с минеральной водой. Стащила с шеи шарфик, смочила его и хотела кровь со скулы парня вытереть, но он руку мою оттолкнул и со стоном встал с асфальта, все еще придерживая правый бок.
– Да пошли вы, Ольга Михайловна! Я вам не мальчик!
Прихрамывая, направился к выходу с парковки, а я сама себе лицо водой протерла. Выдохнула тяжело, поднялась на ноги, отыскивая сотовый в сумочке.
Как назло, ни по одному номеру на данный момент нет машины. Смешно. Полный город людей и автомобилей, а я не могу в центре такси вызвать. Ладно, поеду на общественном транспорте. Пошла по тротуарной дорожке мимо фигурных фонарей по направлению к остановкам маршруток. Позади послышался рев мотоцикла, и через секунду Вадим остановился возле меня, притормаживая и цепляя асфальт ногой в тяжелой кроссовке.
– Садитесь. Домой отвезу.
– Да пошел ты.
Иду вперед и на глаза какого-то черта слезы наворачиваются. Сама не знаю отчего. День какой-то отвратительный, или я от всего устала.
– Обиделись? Садитесь. Сейчас час пик, в автобус не втиснуться.
Повернулась и посмотрела на его разбитое в кровь лицо, скрытое под шлемом, на ссадину на щеке. Придурок. А ведь, и правда, домой провожает.
– Ты зачем влез? Кто тебя просил?
– Он вас лапал и лез к вам насильно.
Я обернулась и подошла вплотную к нему.
– Послушай меня, Вадим. Я не знаю, в какие игры ты со мной и с Тасей играешь. Но моя личная жизнь и ее жизнь тебя совершенно не касается, ясно? И не считай себя вправе в нее вмешиваться и лезть, куда тебя не просят.
– У вас каблук сейчас сломается.
Едва он это сказал, я подвернула ногу, шпилька застряла в дырке между плитами тротуарной дорожки. Он расхохотался, трогая разбитые губы. А мне захотелось врезать ему сумочкой по башке, но на нем шлем, и я стиснула в бессильной ярости челюсти, тяжело дыша через нос.
– Садитесь или все еще хотите пешочком и на автобусе?
Я сама себе не поверила, когда сняла туфли и села позади него на мотоцикл.
– Без шлема не поедете.
Снял со своей головы шлем и спрыгнул с мота. Теперь я видела, как сильно ударил его Вовка – на скуле кожа лопнула до мяса и нос разбил. Я руку протянула и тут же одернула.
– Там бы швы наложить.
– До свадьбы заживёт, – усмехнулся белозубым ртом и совсем на подростка стал в этот момент похож.
Надел на меня шлем, а сам взгляд на мои ноги опускает, туда, где длинная свободная юбка задралась, смотрит на колени и ремешок все никак не застегнет, и взгляд… там совсем иной голод. Отчаянный, зверский, обещающий какой-то ад кромешный, от которого мне самой ужасно жарко становится. Вблизи его глаза блестят лихорадочно и алчно, и я вижу, как он к губам моим совсем недавно наклонялся.
Помню… помню, что нельзя смотреть ему в глаза, что это совсем юный мальчик, и что он нравится моей Таське. Я все помню.
И когда он, сев впереди меня, руки мои за запястья взял и на свой торс поверх майки положил, я тоже все это помнила… только глаза вдруг закрылись, когда запах его почувствовала. Кожаной куртки, свежести и безбашенной молодости. Запах страсти… мне вдруг показалось, что она должна пахнуть именно так. Адреналином, запретом, опасностью и им.