Читать книгу Адмирал Павел Чичагов. Отечества верный сын: история жизни и судьбы - В. А. Юлин - Страница 8

Смена власти в начале XIX века полностью изменила жизнь П.В. Чичагова. Со вступлением на престол Александра I в России заговорили о реформах, о кадровой политике. Общественное мнение заметно оживилось в ожидании перемен к лучшему. Император Александр в самом начале своего царствования обратил внимание на недостаток, которым страдал русский государственный порядок, который он называл «произволом нашего правления». Необходимо было разработать систему государственного управления по образцу Западной Европы. Императорский манифест 1802 года задал лишь общее направление преобразования государственных учреждений. Этим манифестом коллегиальное управление заменялось учреждением восьми министерств, включая Министерство морских сил. Министерству морских сил надлежало заняться «разработкой частностей для достижения полного своего устройства». Для этого в том же 1802 году были учреждены Военная по флоту канцелярия и Департамент министра морских сил. Затем император назначил Комитет для образования флота, призванный реорганизовать министерство на новых началах. 9 (21) сентября 1802 года первым министром морских сил стал вице-президент Адмиралтейств-коллегии адмирал Николай Семенович Мордвинов.

Александру I, в детстве получившему довольно либеральное образование, на ключевых постах потребовались соратники, разделявшие с ним оценку положения дел в России и готовые послужить ей не за страх, а за совесть. Александр I приблизил к себе Чичагова, оценив его профессионализм, высокую образованность и верность. На этот раз колесо фортуны вознесло Павла Васильевича. Царь ввел Чичагова в состав своей свиты, назначил начальником Военной по флоту канцелярии, которая вскоре была преобразована в Министерство морских сил. В августе 1802 года контр-адмирал П.В. Чичагов был назначен докладчиком Комитета, а с октября 1802 года – правителем дел Военной по флоту канцелярии. Мнение П.В. Чичагова по морским вопросам имело решающее значение для царя, который относился к Чичагову с большим доверием и еще в марте 1801 года ввел его в свою свиту. Бурная деятельность Чичагова, которому в ноябре 1802 года было присвоено звание вице-адмирала[43], привела к тому, что он фактически управлял министерством морских сил, так как все дела поступали к императору только через Чичагова. Александр I обычно соглашался с предложенными им нововведениями. Император даже отменил намечавшуюся поездку Чичагова за границу для знакомства с крупными европейскими портами, чтобы держать его при себе. Столь быстрое повышение молодого вице-адмирала послужило причиной той неприязни, с которой к Чичагову относились некоторые придворные и коллеги по морскому ведомству. Поговаривали, что он чересчур симпатизирует английским порядкам, проявляет чрезмерное рвение в работе. 28 декабря 1802 года (9 января 1803 года), то есть через три месяца после своего назначения, Мордвинов отказался от службы в морском ведомстве и «по прошению» ушел в отставку. 31 декабря 1802 года (12 января 1803 года) Чичагов был назначен товарищем (заместителем) министра морских сил. Александр I не решился назначить Чичагова министром, но поручил ему исполнять обязанности министра морских сил.

Император Александр I

Современники считали Чичагова способным и деятельным человеком, на котором держалось морское ведомство России. Реформы на флоте, в ходе которых Чичагов стремился соединить дух Екатерининской эпохи с дисциплиной и порядком нового времени, только набирали силу, еще многое предстояло сделать и усовершенствовать. Но с 1804 года началась непрерывная череда войн, в которых участвовал флот. Боевые действия развернулись на Черном, Средиземном, Балтийском и Каспийском морях. Чичагов развил бурную деятельность по преобразованию флота и повышению его боеспособности сообразно с требованиями того времени. Наряду с изменениями в центральном управлении происходили организационные преобразования и на флотах. В 1804 году Балтийский флот был разделен на три дивизии, которым были присвоены флаги: синий (авангардия), белый (кордебаталия) и красный (арьергардия). При Петре I такое деление флота применялось только в походном и боевом порядках, а теперь оно стало постоянным, административным. Дивизия делилась на две или три бригады, а бригада состояла из четырех или пяти экипажей. Введенными в 1803 году штатами в составе Балтийского флота предусматривалось иметь 27 линейных кораблей, 26 фрегатов и 189 гребных судов. По своей боевой мощи этот флот был равен совокупной мощи флотов Швеции и Дании. Черноморский флот должен был иметь в своем составе 21 линейный корабль, 8 фрегатов и 140 гребных судов.

Чичагову принадлежала инициатива превращения Севастополя из торгового порта в главный военно-морской порт на Черном море. В марте 1805 года Александр I утвердил «Правила производства кораблестроительных работ в черноморских портах». В июне 1806 года Чичагов потребовал от командующего Черноморским флотом М.И. де Траверсе принять меры к построению вновь сколь можно большего числа судов, подчеркнув при этом, что России необходимы прежде всего линкоры. Во исполнение намеченных планов в 1806 году в Херсоне заложили 74-пушечный линкор «Анапа» и 110-пушечный линкор «Полтава»; в 1807 году – 74-пушечные линкоры «Мария», «Дмитрий Донской» и «Азия».

В первые годы XIX века в России успешно развивалось военное кораблестроение. Чичагов предложил архангельским корабелам ускорить строительство новых типов современных по тем временам кораблей с малой осадкой, позволяющих перевод их без задержек с архангельских судоверфей на Балтику через бар[44] Северной Двины, и с обивкой их корпусов листовой медью в целях повышения их быстроходности и маневренности. Весной 1804 года были утверждены доклады Чичагова о совершенствовании проб пушек и положение для использования артиллерийских орудий во время службы, явившееся прототипом устава морской артиллерии.

Занимаясь преобразованием морской части, Чичагов старался прекратить злоупотребления, изгонял людей неспособных и вредных, отыскивал и возвышал достойных. Павел Васильевич энергично боролся с казнокрадством и взяточничеством, упростил бюрократическую систему отчетности на флоте, улучшил кораблестроение, укрепил гавани, наладил производство навигационных инструментов и многое другое. Вот несколько примеров. Весной 1803 года по предложению Павла Васильевича на кораблях вводится должность ревизора, значительно облегчившая бремя хозяйственных забот командиров кораблей. 25 мая 1804 года был высочайше утвержден доклад Чичагова о совершенствовании организации флота и минимизации числа бумаг, обращающихся на корабле. Он предложил министру внутренних дел объединить руководство порядком в портовых городах в руках главного командира, которому подчинялась и полиция. Были назначены флотские начальники, установлены правила их деятельности. В результате появилась система управления портовыми городами, просуществовавшая лишь с небольшими изменениями до XX столетия. В числе важнейших задач министерства морских сил Чичагов видел улучшение работы по подготовке кадров на флоте, воспитанию их в духе славных традиций российского флота, верности государю и Отечеству. Он внес изменения в систему обучения кадетов и гардемаринов, предусмотрев возможность их стажировки за границей для ознакомления с зарубежным опытом.

При Павле Васильевиче российские моряки совершают первое кругосветное путешествие на кораблях «Надежда» и «Нева» под командованием Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского. Первое кругосветное плавание в 1803–1806 годах открыло новую эпоху в развитии русского мореплавания. В дальнейшем такие походы стали обычным явлением для отечественного флота. Чичагов старался дать образование молодежи и одновременно сохранить морской дух в учебных заведениях. Морской кадетский корпус готовил кадры мореходов, часть из которых получили возможность совершенствовать свою квалификацию и мастерство в первых океанских плаваниях и на иностранных судах. Юношей обучали преимущественно морскому делу. Развитие получили штурманское и кораблестроительное училища. Особую роль в воспитании офицерских кадров должны были сыграть морские собрания. Первое в России морское собрание как центр общения офицеров российского флота было оформлено в Кронштадте 6 (18) февраля 1802 года. При Чичагове морские собрания возникли при крупных портах и учреждениях военно-морского флота. Морские собрания содействовали поддержанию флотских традиций и престижа морских профессий, воспитанию офицерских кадров флота[45].

В 1805 году по инициативе Чичагова «Модель-камеру» при Адмиралтейском департаменте преобразовали в Морской музей, что потребовало многопрофильного отбора, хранения и коллекционирования различных исторических предметов. Создание музея было встречено флотской общественностью весьма одобрительно. Первые дары (модели крепления железом корабельной кницы, машины для пробы якорей, пушек с фрагментами борта, эстампы с изображениями морских сражений и много книг по морскому делу на иностранных языках) сделал адмирал Чичагов. Считают, что по инициативе Чичагова вышло высочайшее повеление о публикации переводных книг по судостроению и артиллерии на казенный счет и награждении переводчиков. 27 мая (8 июня) 1803 года он предложил отделить инструментальную мастерскую от морской типографии, а 8 (20) октября 1803 года сообщил Адмиралтейств-коллегии о казенном содержании последней. Долгие годы морская типография служила делу образования и воспитания чинов морского ведомства. Именно на его базе возник существующий и поныне «Морской сборник», журнал Военно-Морского флота России. Чичагов прекрасно понимал необходимость заботы о людях на флоте. 4 (16) июля 1804 года он сообщил коллегии высочайшее повеление оплачивать служителям работу в выходные и праздничные дни. 7 (19) июня 1803 года Чичагов докладывал о необходимости оплаты труда рабочих Охтинской слободы наравне с вольными. 20 июля (2 августа) 1803 года последовало повеление о сухопутном провианте (в то время более питательном, чем морской) для малооплачиваемых служителей флота. 25 ноября (7 декабря) 1803 года Чичагов предложил разместить медиков и создать небольшие аптеки в зданиях, где жили флотские чиновники и служители. Руководству медицинской службы военно-морского флота 4 (16) августа 1805 года было предложено образовать в составе Министерства морских сил отдельное управление во главе с генерал-штаб-доктором флота. Управление было названо медицинской экспедицией при Министерстве морских сил. В это же время было утверждено и Положение, регламентировавшее деятельность медицинской службы флота. 13 (25) августа 1805 года копию Положения выслали исполняющему обязанности морского министра Чичагову. 30 августа (11 сентября) П.В. Чичагов представил императору на должность генерал-штаб-доктора Ивана Христофоровича Рожерса, а 31 августа (12 сентября) вышел указ Сената «О бытии Главному Доктору Рожерсу Генерал-Штаб-Доктором Министерства Морских Сил».

Чичагов добивался укрепления дисциплины и порядка на флоте, ограничения произвола офицеров по отношению к своим подчиненным. Было запрещено подвергать телесным наказаниям штурманских помощников унтер-офицерского чина и заковывать матросов в кандалы.

В 1804 году по представлению Чичагова была утверждена новая, более удобная, форма одежды для моряков. Вместо шпаг ввели кортики, надолго ставшие атрибутом формы российских моряков. Он требовал, чтобы морскую форму носили только моряки, не нарушая ее. Для развития флота требовалось много средств. 9 (21) декабря 1803 года Адмиралтейств-коллегия заслушала сообщение Чичагова о создании Фонда морского департамента, который облегчал бы процедуру получения средств для срочных расходов. Он стремился упростить вопросы снабжения флота и при этом всемерно экономить средства.

Это лишь отдельные примеры того, что было сделано Чичаговым на благо российского флота, на благо Отечества, честью которого он всегда дорожил. Оценивая вклад П.В. Чичагова в развитие российского флота, внук адмирала Леонид Михайлович Чичагов писал: «Русский флот переродился при нем; техника развилась, и силы наши увеличились. Было образовано Министерство (морских сил. – В.Ю.); устроены порты, эллинги[46], словом, за несколько лет нельзя было узнать ни моряков, ни наших кораблей. Хищения прекратились; но, естественно, число врагов увеличилось в несколько раз»[47]. По словам П. Бартенева, издавшего в 1881 году «Архив князя Воронцова», «Чичагов – лицо необыкновенно любопытное. В преданиях наших старых моряков имя его ценится очень высоко. Утверждают, что все лучшее заведено в нашем флоте Чичаговым»[48].

По мере повышения статуса Павла Васильевича в правительственном аппарате и роста его материального состояния расширялся и круг общения его семьи. Чичаговы жили в старинном доме на Васильевском острове, на набережной лейтенанта Шмидта, 37, который до них принадлежал отцу Павла Васильевича. В первые годы своего пребывания в Петербурге чета Чичаговых поддерживала отношения преимущественно с англичанами, в частности с семьей предпринимателя Чарльза Гаскойна, наладившего производство в России карровских корабельных пушек, с жившей по соседству семьей адмирала С.К. Грейга, с архитектором Камероном, докторами Роджерсоном, Лейтоном, Крейтоном. В дальнейшем дом Чичаговых превратился в один из центров светской и политической жизни Петербурга, куда стремились попасть русские и иностранные дипломаты. С 1805 года Елизавета Карловна Чичагова стала бывать при дворе императора.

Жена русского адмирала оставалась «до мозга костей англичанкой». Ее любили друзья и уважали коллеги мужа за добрый нрав и твердый характер, ее принимали при императорском дворе и в 1809 году наградили дамским крестом ордена

Святой Великомученицы Екатерины[49]. Она заслужила эту награду. Вся ее жизнь с Павлом Васильевичем была поистине подвигом любящей жены, добродетельной матери и верного друга, готового разделить с ним любые невзгоды, вплоть до самопожертвования ради любимого человека и ее новой родины – России.

В 1800–1807 годах в семье Чичаговых родились три дочери – Аделаида или Адель (1800), Юлия (1803) и Екатерина (1806).

Осенью 1805 года доктор Роджерсон писал С.Р. Воронцову о Чичаговых: «…он смягчился, стал более гибким и хорош во всех отношениях, хорошо исполняет свои должностные обязанности, она, наконец, здесь натурализовалась и настолько в согласии со страной, что случись ей неожиданно вернуться жить в Англию, она будет отирать слезы»[50].

Адмирал Чичагов, по-видимому, мог бы больше сделать для России, если бы не отвлекала его, как государственного деятеля, череда войн, которые вела Россия и на море, и на суше. Российским флотам пришлось вступить в бой на всех военно-морских театрах. Чичагов немало сделал для того, чтобы русские флоты и флотилии успешно отразили натиск со всех сторон. Однако в вопросах стратегии Александр I имел свою позицию, и не все предложения Чичагова претворялись в жизнь.

Русско-турецкая война (1806–1812) была развязана Турцией с целью возврата ее бывших владений в Северном Причерноморье и на Кавказе, а также в связи с ростом влияния России на Балканах. П.В. Чичаговым был разработан план военных операций, предусматривавший прорыв Черноморского флота в Босфор и высадку там десанта в количестве 15–20 тысяч солдат[51]. Далее планировалось силами эскадры под командованием вице-адмирала Д.Н. Сенявина и совместно с пятью-шестью кораблями английского флота осуществить прорыв в Дарданеллы с последующим захватом Константинополя. Однако из-за несогласованности совместных действий с англичанами задуманный план не удалось осуществить в полной мере, хотя турецкой эскадре был нанесен серьезный урон в Дарданелльском и Афонском сражениях. Операции Черноморского флота также отвлекали внимание неприятеля в Северном Причерноморье и тем самым содействовали успеху действий Дунайской армии под командованием М.И. Кутузова.

Тильзитский мир[52] 1807 года с Наполеоном сделал невозможными успешные действия адмирала Сенявина на Средиземном море. По условиям Тильзитского договора английским судам запрещалось входить в территориальные воды России. В этой связи на Чичагова как на руководителя морского ведомства России возлагалась ответственность за обеспечение охраны территориальных вод страны. Отношение Павла Васильевича к Тильзитскому миру, просуществовавшему до начала Отечественной войны летом 1812 года, было неоднозначным. Он выступал не только против войны с Францией, но и за союзный договор с ней. Стремясь быть последовательным, Чичагов высказывал симпатию к Наполеону и неприязнь к англичанам, что, впрочем, не мешало ему считать Англию образцом государственного устройства и противопоставлять ее в этом отношении России.

Русско-шведская война 1808–1809 годов велась Россией за установление полного контроля над Финским и Ботническим заливами. Русским войскам с большим трудом удалось выйти к побережью Ботнического залива, занять Финляндию, овладеть укреплениями Гангута и Свеаборга, крейсировать у Аландских островов и предпринять попытку высадить десант на шведское побережье. Итоги русско-шведской войны ясно подтвердили неподготовленность российского флота на Балтике и неотложность принимаемых Чичаговым мер по его модернизации. Реформы продвигались с трудом, но даже в этих условиях многие современники считали Чичагова способным и деятельным человеком, на котором держалось морское ведомство России.

20 июля (3 августа) 1807 года император Александр удостоил Чичагова звания полного адмирала и официально назначил его министром морских сил. 30 августа (11 сентября) 1808 года Чичагов был награжден орденом Святого Владимира I степени с девизом «Польза, честь и слава». «Чичагову ветер дует в паруса»[53], – образно заметил граф П.В. Завадовский, видный государственный деятель, первый министр народного образования.

Еще ранее, в 1805 году, он стал членом сената и Государственного совета. Мнения и записки, поданные Чичаговым в Государственный совет, служат лучшим доказательством его неутомимой деятельности. Император привлекал П.В. Чичагова к обсуждению важных государственных вопросов. Его кругозор не ограничивался одними заботами об усилении мощи морского флота России и его роли в мире. Он ясно понимал, что реформа органов государственного управления требовала, чтобы во главе вновь учрежденных министерств стояли люди сведущие, одаренные тактом и воображением. Однако наделе выходило, что каждый министр постоянно вмешивался в дела других министров, и вследствие этого происходили столкновения и путаница. Адмирал в подобных случаях реагировал в довольно резкой форме. Он испортил отношения с многими главами ведомств, посылая морских офицеров для проверки их информации. Внутри собственного министерства Чичагов приобрел врагов, не позволяя чиновникам наживаться за счет казны. Единственной опорой Павла Васильевича оставался император, на которого он имел влияние. «Его боятся, потому что он настаивает на порядке, и ненавидят за то, что он не позволяет, чтобы крали в его ведомстве», – писал в своем донесении из Петербурга в Италию представитель сардинского короля Жозеф де Местр[54].

Краткую, но весьма верную характеристику П.В. Чичагову дал на страницах «Русской старины» его бывший адъютант граф Федор Петрович Толстой: «Павел Васильевич Чичагов был человек весьма умный и образованный, будучи прямого характера, он был удивительно свободен и, как ни один из других министров, прост в обращении и разговорах с государем и царской фамилией. Зная свое преимущество над знатными придворными льстецами, как по наукам, образованию, так и по прямоте и твердости характера, Чичагов обращался с ними с большим невниманием, а с иными даже с пренебрежением, за что, конечно, был ненавидим почти всем придворным миром и всей пустой, высокомерной знатью; но император Александр Павлович и императрица Елизавета Алексеевна его очень любили.

С низшими себя и со своими подчиненными и просителями, которых всегда принимал без различия чинов и звания, Чичагов обращался весьма приветливо и выслушивал просьбы последних с большим терпением»[55].

Следует особо подчеркнуть, что взгляды адмирала на государственное устройство Российской империи, специфику русского государства были удивительно точны и в ряде случаев поныне сохраняют свою актуальность. Адмирал принадлежал к числу прогрессивно мыслящих деятелей России, понимавших необходимость реформ с целью отмены крепостного права. Будучи противником крепостного права, он с пониманием отнесся к принятому в 1803 году закону «О вольных хлебопашцах», который по сути дела был предвестником реформы 1861 года, отменившей крепостное право в России. Но в ряды тайных обществ декабристов Чичагов никогда бы не встал. Его методы – это реформы, предполагающие разумные преобразования, законодательное искоренение язв и пороков, присущих любому обществу. «Поистине, – писал Чичагов, – как было бы возможно быть полезным любезному отечеству, сделавшись разумным помещиком, приведя в порядок громадные земли, нам принадлежавшия; сколько отрад испытало бы сердце человека, задавшегося целью улучшить быт бедных крестьян, помогать им в их нуждах, быть их другом, сделаться руководителем и просветителем юношества! Как хотелось мне испытать борьбу с нашим рабством и дать новое бытие закоптелым избам многих тысяч наших крестьян»[56]. В качестве практического шага к освобождению крестьян от крепостной неволи П.В. Чичагов «пустил на выкуп» крепостных крестьян в деревнях, пожалованных за его победы в морских сражениях. «За каждую душу мужского пола, кроме женщин, мне выдали по 150 рублей. Цена была назначена мне правительством»[57], – писал Чичагов в одном из своих писем графу С.Р. Воронцову.

В 1815 году в своих воспоминаниях («Записках») Павел Васильевич сделал предположение, что не пройдет и 50 лет, как крестьяне будут освобождены. Прогноз оказался точным. «Осуждая громко в обществе русских дворян, привязанных к крепостничеству, Павел Васильевич приобрел наименование “якобинца” и “либерала”», – отмечал в предисловии к «Запискам» своего прадеда-адмирала Леонид Михайлович Чичагов. Павлу Васильевичу его недоброжелатели припомнили и то, что на его письменном столе стоял подаренный французским послом Коленкуром бюст Наполеона, военным гением и государственным дарованием которого Павел Васильевич восхищался, оставаясь при этом истинно русским человеком. Доказательство последнего Леонид Михайлович видел в том, что адмирал «в разговорах с иностранцами бранил русские законы, порядки и нравы, а это безусловно врожденный недостаток всех русских людей! «[58].

Обвинение в том, что Павел Васильевич недостаточно ценил заслуги своих соотечественников, оказывая предпочтение иностранцам, несправедливо и противоречило его собственным убеждениям. Известно, например, что Чичагов в своих мемуарных записках жестоко порицает Петра Великого за то, что он думал развить свой народ с помощью иностранцев и потому лишь направлял его на ложный путь и отнял всякое чувство собственного достоинства в русских. У него есть целая статья об иностранцах, в которой он перечисляет их поименно и доказывает, что, кроме вреда, они ничего не принесли России. «За принятие на службу иностранцев Александром I он укорял императора в письмах, что не было подчас приятно государю»[59]. По словам Л.М. Чичагова, «враги его даже решились однажды донести на него Государю… Они назвали Чичагова революционером; но так как Император ранее их знал мысли Павла Васильевича и понимал, что либерализм его касается лишь освобождения крестьян, то он ответил доносчикам: “Я знаю, что он враг произвола; может быть, он в этом и прав!”»[60].

Сила оппозиционных настроений в России того времени была такова, что в 1807 году император учредил Комитет общей безопасности, донесения которого ложились прямо ему на стол. Император хотел быть любим народом, а его не понимали, ненавидели, презирали. Он поменял свое ближайшее окружение: место Андрея Будберга занял Николай Румянцев, вышли в отставку и покинули Россию князь А.А. Чарторыйский, граф Н.Н. Новосильцев и граф В.П. Кочубей («молодые друзья»). В Министерство внутренних дел был приглашен Михаил Михайлович Сперанский – человек высокообразованный, гибкий, умный, подлинное светило отечественной бюрократии. Но и его через пять лет отправили в ссылку.

Сперанский предложил Александру проект широких политических, экономических и финансовых реформ, которые должны были сплотить общество вокруг императора. Так, предполагалось учредить Государственный совет, Государственную думу, Сенат сделать высшим судебным органом. Специальная комиссия должна была выработать свод законов по образцу кодекса Наполеона. Сперанский предложил разделить Россию на губернии, округа и волости, каждую из которых должна возглавлять своя дума, составленная из собственников недвижимого имущества (имущественный ценз). Именно они должны были избирать представителей в Государственную думу. По инициативе Сперанского Александр издал указ о придворных званиях, которые не должны были давать права на должность и чин, и о повышенных требованиях к экзаменам на гражданские чины, начиная с VII класса.

Вполне естественно, что консерваторы подняли бурю, которая испугала императора. Он смог только организовать Государственный совет. Не случайно М.М. Сперанский сказал об Александре: «Все, что он делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым». В одном из перехваченных писем Сперанский неосторожно назвал Александра «белым теленком», намекая на бело-розовый цвет его лица. Этого было достаточно – после нехитрой интриги 17 (30) марта 1812 года М.М. Сперанский был выслан в Нижний Новгород[61].

Столкновения Павла Васильевича по делам службы с другими министрами и борьба со злоупотреблениями не добавляли здоровья, и вполне понятно, что Чичагов подумывал об отдыхе. Придворные интриги, постоянное переутомление и беспокойство за здоровье жены отразились на его собственном моральном и физическом состоянии. Его преследовали головные боли и депрессия. 4(17) апреля 1809 года ушел из жизни его отец Василий Яковлевич Чичагов. Смерть горячо любимого отца еще больше ухудшила состояние Павла Васильевича. У него появилась навязчивая мысль уехать из России. Он собирался натурализоваться в Европе, возможно в Англии. Сардинский дипломат Жозеф де Местр, считавший себя другом Павла Васильевича, прямо коснулся этого вопроса в письме от 27 июля (8 августа) 1810 года. Здесь де Местр писал, что в сердце человека имеются тайники, скрытые от глаз даже друзей. «Например, то, что вас, адмирал, отвращает от этой страны, – это не то или, по крайней мере, не только то, о чем вы мне говорили. Я вижу главную побудительую причину в вашем сердце, как вижу солнце, и, однако, я не знаю, что это такое». Затем де Местр даже написал специально для Чичагова небольшое сочинение «Рассуждение о слове родина». Отстаивая идею отечества, де Местр утверждал здесь, что эмиграция не может быть оправдываема недостатками правительства: каждый обязан служить своему правительству, какое оно ни есть, и защищать его. Но Чичагов был непреклонен. В сентябре 1809 года он получил от императора бессрочный отпуск с выплатой ежегодно 10 000 рублей. Павел Васильевич распродал имущество и отправился со всей семьей во Францию. Его поступок вызвал недоумение многих. Близко знавшая и любившая Чичаговых Роксана Струдза записала: «Адмирал Чичагов, все еще очарованный славой Наполеона, пожелал увидеть поближе предмет своего обожания. Вопреки усилиям герцога де Висенса (Коленкура) и желанию императора, он настоял на отставке и приготовился ехать в Париж. Его жена, более здравомыслящая, была не в состоянии отговорить его от этой замечательной глупости. Моя грусть при их отъезде еще усиливалась тем, что мадам Чичагова не скрывала фатального предчувствия, которое ее переполняло. Мы расстались, рыдая»[62].

После Тильзитского союзного договора 25 июня (7 июля) 1807 года франко-русские отношения постепенно ухудшались. Россия практически не предоставила помощи Франции во время ее войны с Австрией в 1809 году и сорвала планируемый брак Наполеона с великой княжной Анной Павловной. Со своей стороны, Наполеон, присоединив в 1809 году к великому герцогству Варшавскому австрийскую Галицию, фактически восстановил Польское государство, непосредственно граничившее с Россией. В 1810 году Франция аннексировала герцогство Ольденбургское, принадлежавшее шурину Александра I; протесты России не возымели действия. В том же году разгорелась таможенная война между двумя странами; Наполеон также требовал от России прекратить торговлю с нейтральными государствами, которая давала ей возможность нарушать континентальную блокаду Великобритании. В апреле 1812 франко-русские отношения были практически прерваны.

Существует версия, что Чичагов отправлялся во Францию с поручением императора Александра установить контакт с Наполеоном. Когда в 1810 году Чичагов выехал во Францию, французский посол в Петербурге Коленкур рекомендовал его министру иностранных дел Ж. Б. Шампаньи как друга Франции и «человека, на которого можно рассчитывать».

Павлу Васильевичу довелось общаться с Наполеоном непосредственно. С ним у Чичагова сложились внешне вполне дружеские отношения. Они вместе охотились в Мальмезоне, и, кроме того, Чичагов был допущен в узкий круг придворных лиц Наполеона, что вызвало обеспокоенность русского посла в Париже князя А.Б. Куракина. Известно, что негласный контроль за пребыванием Чичагова во Франции осуществлял сотрудник русского посольства в Париже граф Карл Нессельроде, который посылал донесения через М.М. Сперанского императору Александру[63].

Находясь во Франции, Чичагов изменил свое отношение к Тильзитскому миру, оценив негативные последствия континентальной блокады, лежащей в основе русско-французского союза.

Неуютная жизнь в Париже, переезды с квартиры на квартиру, безнадежные хлопоты получить паспорта для поездки в Англию, очередная тяжелая беременность жены, неудачи с поиском более благоприятного по климату местожительства на юге Франции или в Италии – все это привело Павла Васильевича к решению вернуться в Россию.

В Париже тяжелые роды у Елизаветы Карловны закончились смертью ее и ребенка. Она умерла 24 июля 1811 года. Павел Васильевич вместе с дочерьми возвратился в Петербург, туда же он перевез забальзамированное тело супруги. Павел Васильевич похоронил жену на старинном Смоленском кладбище в той его части, где в Петербурге с XVIII века хоронили католиков, лютеран, протестантов и приверженцев англиканской церкви[64]. На фронтоне усыпальницы, построенной в виде античного храма, было написано на английском языке: «На сем месте 24 июля 1811 года навеки я схоронил мое блаженство. П. Чичагов».