Читать книгу Герой смутного времени. Книга 2. Рождение империи - В. Б. Ли - Страница 4

В эту зиму произошло событие, внесшее смуту в мою душу, на свою беду или счастье, не знаю, чего же более, я влюбился как юнец, потерял покой и здравомыслие. Случилось оно на свадебном пиру у моего давнего соратника и друга Якова Барятинского, он женил старшего сына. На парадной лестнице хором встретил юную девицу, глянул в бездонные очи и утонул в них, позабыв обо всем окружающем. Я стоял застывший как пораженный молнией, не мог отвести глаза от прекрасного лика. Девица засмущалась от моего нескромного внимания, потупила взгляд, поклонилась и отправилась восвояси. Я же простоял еще какое-то время, пока не унял свои взбунтовавшиеся чувства немалым усилием воли.

Такое еще со мной не происходило, ни с Сашенькой, ни с другими женщинами и девицами, с которыми за свою жизнь в этом мире мне не раз довелось сходиться. Особыми узами верности я себя не обременял, если особа противоположного пола мне нравилась и была не против принять мое ухаживание, то не отказывал себе и партнерше в сладости соития. Сашенька догадывалась о моих похождениях, но относилась к ним терпимо, муж-повелитель вправе делать все, что угодно, тем более, что они никак не сказывались на моем отношении к ней и к детям, не отказывал им в ласках и заботе.

На пиру я больше не увидел похитительницу своего покоя, хотя постоянно искал ее глазами, спрашивать же хозяина о прекрасной незнакомке не стал, дабы не обидеть нескромным интересом к его домочадцам. Последующие дни не находил себе места, все валилось из рук, мои мысли витали вокруг неизвестной девицы. Многие попытки взять себя в руки только усугубили расстройство души, не мог спать и есть, насилу заставлял себя что-то делать. Не выдержал долго сердечных мук, на пятый день под вечер отправился в хоромы к своему другу.

Яков удивился моему неурочному приезду, мы только вчера с ним встречались по служебной надобности, но принял радушно, после обильного застолья пригласил в свой кабинет. Не стал лукавить своему старому другу, рассказал ему все как есть, что увидел в его хоромах девицу и потерял свой покой. Барятинский слушал меня внимательно, сначала с участием, но когда понял, о ком идет речь, побледнел, помрачнел, сжал кулаки, а потом гневно вопросил:

– Миша, ты хочешь, чтобы я отдал свою кровиночку тебе на похоть, лишил своими руками ее счастья? Не бывать этому! Делай со мной что хочешь, можешь казнить меня, но дочь на поругание не отдам!

Понимаю возмущение отца, борющегося за лучшую долю своей дочери, но и отказаться от своей негаданной любви не могу, отвечаю:

– Яков, нет у меня в помыслах нанести тебе и твоей дочери обиду и бесчестие. Но знай, без нее мне не жить, все думы и чаяния только о ней. Вот скажи, мой верный друг, как мне быть?

После напряженного раздумья, видному по его сосредоточенному лицу, Барятинский высказал:

– Только одно могу предложить, оставь свою прежнюю семью и женись на Оленьке. На то дозволение я тебе дам.

Настал черед мне серьезно задуматься. Мнение Якова разумно, но и оставлять свою семью тоже нельзя, она в моем сердце неотъемлемо. После непростых раздумий нашел соломоново решение:

– Яков, оставить семью без опеки я не могу, но можно по другому. Я похлопочу перед патриархом о расторжении брачного союза с Сашенькой и сочетании с Оленькой, но она с детьми останутся рядом. Я дам им в Кремле хоромы, мы же с Оленькой будем жить в теремном дворце. Приемлемо тебе такое решение, Яков?

Немного посомневавшись, Яков ответил согласием, но потом добавил, надо расспросить Оленьку, готова ли она принять мое предложение, неволить дочь он не будет. Так и поступили, хозяин отправил служку на женскую половину, вскоре в кабинет зашла моя ненаглядная. Как только она обратила взор на меня, прошлое наваждение вернулось с новой силой, я не мог отвести глаза в сторону, так и смотрел безотрывно на покрасневшую девушку. Яков дал мне возможность насмотреться на зазнобу, а потом сказал дочери:

– Оленька, государь Михаил Васильевич желает взять тебя замуж, пришлась ты ему по нраву. Готова ли ты принять великую честь, стать верной супругой государя, царицей земли русской?

Через долгие секунды слышу тихий ответ девушки, прозвучавший для меня сладкой музыкой:

– Да, батюшка.

Яков продолжил:

– Михаил Васильевич расторгнет брак с прежней супругой и сочетается с тобой. Но первая семья останется в Кремле, государь по прежнему будет навещать ее. Это тебе понятно, Оленька?

После такого же ответа, как и на первый вопрос, Барятинский отпустил дочь со словами:

– Ну, хорошо, Оленька, мы с Михаилом Васильевичем обсудим обо всем нужном к свадьбе, ты же иди к себе, —

потом, когда мы остались одни, высказался:

– Я рад, что отдаю дочь за тебя, Михаил. Думаю, Оленька принесет тебе счастья, душой она мила и заботлива. Ей уже исполнилось семнадцать лет. Многому училась, сметливая, с охоткой читает, я купил для нее немало книг. Когда, Михаил, думаешь решить с расторжением брака?

– В самом скором времени, Яков, мне самому нужно скорее. Завтра встречусь с патриархом, поговорю еще с Сашенькой. Разговор будет трудный, но уверен, мы с ней сладим.

Вскоре я распрощался с Барятинским и вернулся в Кремль, сразу направился в женские покои к супруге известить о предстоящих переменах, не стал откладывать непростой разговор. Сашенька расплакалась после моей вести, я постарался ее успокоить, между нами многое останется по прежнему, только она с дочками переселится в другие хоромы. В утешение приласкал жену, она отдалась мне с былым, давно уже позабытым за многие годы, жаром, как бы стараясь привязать меня своим женским искусом. Мы не спали почти всю ночь, одно соитие почти тут же сменялось следующим, так, обнявшись с Сашенькой, я впервые за последние ночи спокойно заснул, вымотанный без остатка, даже мысли о юной Оленьке оставили меня.

Патриарх Иоасаф не стал чинить мне препоны, дал свое дозволение, через день в ХХХХ храме расторгли мой первый брак. Почти каждый вечер проводил в хоромах Барятинского, виделся со своей милой. Она немного осмелела, мы общались в присутствии ее родителей, разговаривали на разные темы, я заметил ее живой ум и хорошо развитый кругозор. Ночью же успокаивал свою плоть, возбужденную случайными касаниями к руке целомудренной девицы, в объятиях Сашеньки, пыл между нами только разгорался. Так, блаженствуя душой и телом с будущей и бывшей женами, провел время до свадьбы, подготовленной с размахом, как подобает венценосному мужу, с участием патриарха, высших чинов церкви и Государственной думы.

В день свадьбы накануне Рождества утром сам патриарх с высшими иерархами церкви провел таинство бракосочетания в Успенском соборе, после в Грановитой палате в присутствии всех государственных мужей началось пиршествование, длившееся три дня. Славословию и здравицам не было конца, каждый из выступавших старался превзойти в красноречии других, мы же с Оленькой сидели во главе стола, с благожелательным вниманием выслушивая всех. Развлекали нас и гостей приглашенные скоморохи своими прибаутками и забористыми песнями, фокусами и представлениями. Привели обученных медведей, они потешали плясками, хождением на передних лапах, другими командами поводыря. Рядом со мной по правую руку сидели моя мама и старший сын. Вначале, после известия о разводе и новой женитьбе, они осуждали меня, Панкрат даже обиделся за мать, но после смирились с происшедшим, приняли добром Оленьку.

В первую свадебную ночь в своей спальне я бережно раздел дрожащую от волнения и страха жену при свете луны, она попросила погасить лампы, постеснялась разоблачаться при ярком освещении. Долго ласкал застывшую в напряжении Оленьку, целовал и гладил ее высокую грудь, нежную кожу, пока она немножко не расслабилась, осторожно вошел в ее тугую плоть, лишил девственности под слабый вскрик новобрачной. Потом, забывшись в блаженстве, отдался своей страсти, почти не слыша стоны юной девицы, только что моими стараниями ставшей женщиной. Очнулся, услышав тихий плач жены, почувствовал слабое угрызение и жалость, принялся успокаивать ласковыми словами и поцелуями. Когда же она немного отошла и робко ответила на мои ласки, вожделение к плоти супруги вновь проснулось, но я сдержался, не стал тревожить кровоточащую рану. Спустя не очень долгое время Оленька заснула, прижавшись ко мне, я бережно поддерживал ее голову, лежащую на моей руке, пока не заснул сам.

В последующие две ночи не беспокоил жену, только обнимал и целовал, она благодарно отзывалась на сочувствие и умиротворенно, как ребенок, засыпала на моей груди, я же с нежностью смотрел на спящую любимую, все еще не веря своему счастью. После Оленька уже сама дала мне знать о готовности к более откровенным ласкам, прижала мою руку к своей груди. Когда же я вошел в повлажневшее лоно, со стоном обняла крепче и прижала к себе, не отпуская до самого финала соития. Позже еще не раз за ночь сливались в страсти, жена стонала уже от сладости, вся выгибалась в экстазе. Не осталось и тени сомнения в отзывчивости Оленьки к любовным играм, пока еще робким и неумелым, но уже сейчас заметна ее чувственность, пожалуй, не уступит в ней более опытной Сашеньке.

Так что мои опасения в излишней скромности и холодности юной супруги оказались напрасными, она полностью удовлетворила мои плотские желания, не пришлось прибегать к помощи первой жены, как я предполагал. Но и Сашеньку в последующем не оставлял без внимания, когда навещал своих детей, так и жил с двумя женщинами, знающими друг о друге, мне кажется, они даже состязались, кто лучше угодит мне. Со временем жены стали встречаться, связанные взаимным интересом и женским любопытством, а после сдружились, несмотря на более чем двукратную разницу в возрасте. Такому отношению способствовал добрый характер их обеих, уважительность Оленьки к старшей, а у Сашеньки опека над младшей подругой.

Между тем приближалась весна, а с ней война, по донесениям послов и агентов Европа собирала новые силы для ее продолжения, большие, чем в минувшем. Мы тоже не теряли время, по новому закону о призыве в армию сформировали учебные полки из новобранцев, перевели к ним инструкторами ветеранов, выслуживших больше десяти лет. Приступили к производству нового оружия, прошедшего испытания и получившего одобрение от строгой комиссии.

Главной новинкой стали винтовки с унитарным капсульным патроном, казнозарядные пушки, разрывные и шрапнельные снаряды к ним. Они вдвое, а то и втрое увеличили плотность огня по сравнению с обычными кремниевыми ружьями, применяемыми в европейских армиях, да и дальность стрельбы заметно прибавилась, также как и точность и кучность попадания. Мне довелось убедиться в достоинствах нового оружия, смотрел за стрельбами на полигоне, сам опробовал винтовки.

В мае 1628 вновь к линии фронта с обеих сторон стали подтягиваться войска, к прошлогодней коалиции добавились армии из Чехии, Венгрии, Испании, в Балтийском море против нас вышли корабли Датско-норвежской унии. К середине мая общая численность войск противника достигла небывалой для Европы величины – 300-тысяч человек, никогда еще столько не собиралось под флагами одной из противоборствующих сторон. У нас же вдвое меньше, и то треть составили необстрелянные новички, мы их держали во втором эшелоне обороны.

Основной удар неприятеля пришелся на участок фронта под Брестом, так же враг предпринял наступление в направление Гродно и Галича. Как и в прошлом году сражение начала вражеская артиллерия, принялась утюжить первую линию нашей обороны. Плотность ее огня заметно выросла, противник учел прошлый опыт, добавил дальнобойных пушек. В бой с ними вступили наши канониры, перестрелка между ними шла до самого вечера, закончилась явным преимуществом русской артиллерии как за счет лучшей точности и дальности поражения, так и скорострельности, на один залп противника отвечали двумя, а то и тремя.

На второй день под прикрытием оставшейся артиллерии противник бросил пехотные полки на штурм наших укреплений. Первый натиск стал самым массированным, враг шел сплошным потоком. Наша артиллерия, стрелки в окопах и редутах выкашивали ряд за рядом, но, казалось, им нет края, ценой огромных потерь противник занял первую линию. Оставшиеся в живых русские бойцы отступили на вторую линию, вместе с резервными частями остановили здесь неприятельский вал. После еще нескольких безуспешных атак враг встал на занятой позиции, стал подтягивать резервы и артиллерию.

На следующий день противник продолжил наступление, не жалея жизни своих бойцов, раз за разом бросал их на штурм второй линии, через два дня ожесточенных боев наши полки отошли на третью линию. По предварительным сведениям враг уже потерял треть своего войска, но, по-видимому, готов положить и большие силы, чтобы прорвать нашу оборону и выйти на оперативный простор. На некоторых участках фронта ему это удалось, но развить успех мы ему не дали, заткнули бреши резервными полками. Напряженные схватки длились еще весь июнь, пока враг не выдохся, использовал свои последние подкрепления. И наши ресурсы тоже оказались на пределе истощения, на фронте создалось зыбкое равновесие, казалось, один решительный удар переломит ход битвы в ту или другую сторону. Но сил на него уже ни у кого не осталось, война перешла от активных наступательных действий противника к позиционной борьбе.

Вместе со мной в ставке под Брестом находился наследник, Панкрат зачислен на действительную военную службу, ему уже семнадцать лет. Прикрепили к штабу порученцем, его часто направляли в полевые армии с донесениями и приказами. Я предупредил Гайворонского, начальника своего штаба, не давать Панкрату каких-то послаблений, требовать с него так же, как и с других. Сын сам старался исполнять службу с полной ответственностью за порученные задания, его начальник похвалил за усердие, с риском для жизни доставлял пакеты к командованию на боевые позиции.

Однажды едва не угодил в плен, выскочил прямо на вражескую диверсионную группу. Противник перенял у нас опыт вылазок таких отрядов, скрытно проникающих в тыл неприятеля для нападения на штабы, склады, обозы, подрыва орудий, арсенала, захвата важных пленников из командного состава, а также перехвата донесений, как было с сыном. Панкрат не растерялся, увидев мчащуюся к нему вражескую группу, быстро спешился и открыл огонь из винтовки. Выбил из седла троих, остальные развернулись и умчались прочь.

У сына пробудился талант меткого стрелка, он уже год занимался стрельбой из разного оружия, часто выезжал с бойцами охраны на полигон, так что сейчас навыки скоростной и точной стрельбы помогли ему справиться с неприятельским отрядом. Мне он не стал рассказывать о своем подвиге, узнал только из доклада начальника штаба, на мои расспросы о подробностях схватки отвечал скупо, только по существу. После моего развода с Сашенькой сын замкнулся, его отношение ко мне заметно охладело, но думаю, что это из-за юношеской бескомпромиссности, должно со временем наладиться. Сам я общался с Панкратом доброжелательно, учил воинским наукам и управлению государством. Уроки мои он выслушивал внимательно, задавал толковые вопросы, задатки у него неплохие.

Вялотекущая война продлилась до глубокой осени, противник еще несколько раз предпринимал наступления на нескольких участках, но уже без прежнего напора и более осторожно, так что особых затруднений в обороне не доставил. После начала проливных дождей обе стороны отвели войска на зимний отдых, для нас этот непростой год обошелся существенными, но не критичными потерями как среди личного состава армии, так и в экономике страны.

В сравнении с подобным ущербом коалиции можно считать войну этого года для нас более успешной, враг не добился решающего перевеса, а потерял втрое больше нашего. По донесениям агентуры среди стран неприятельского лагеря начался разброд, ничем не окупаемые огромные издержки охладили антироссийское настроение части из них, надежды на скорый успех рассеялись нашим упорным сопротивлением. Но главные противники все еще настроены решительно, готовы вести войну до победного конца.

По возвращению домой меня порадовала Оленька, только что родившая дочку, я с крестными провел в Успенском соборе ее крещение, нарекли Татьяной. И мама и дочка вполне здоровы, Оленька уже на ногах, сама кормит грудью, няньки только помогают в уходе за новорожденной. Для юной мамы все внове, с ней ее мать, Серафима Петровна, да и отец, Яков Барятинский, нередко навещает дочь и внучку, она у него первая.

Даже забавно смотреть, как еще молодые дед и баба тетешкаются с внучкой, а юная мама норовит прибрать дочку к себе, прижимает к своей набухшей груди. Я же стараюсь не мешать им, но иногда беру черед на себя, качаю на своих руках сладко пахнущий плод нашей с Оленькой любви. Девочка растет спокойной, почти все время спит, плачет только когда просит грудь или намокла. Приятно смотреть на Оленьку, кормящую дочь, вижу нескрываемое обожание и удивление в ее глазах, ей все еще не верится, что это ее собственный ребенок.

В первый же день после возвращения навестил свою первую семью, пообщался с выросшими детьми, старшей после Панкрата дочери, Аннушке, исполнилось уже пятнадцать лет, еще тянется, но уже видно будущую красавицу, вся в мать. Младшие дочери, Ирина и Оленька, еще в детском возрасте, непоседы, энергия бьет из них ключом, принялись обнимать и тормошить меня. Младшего сына, Сережи, дома нет, побежал к старшему брату, вернувшемуся со мной.

Поиграл с детьми, раздал им подарки, после застолья рассказал о прошедшей войне, а затем уединился с Сашенькой в ее спальне, провел с ней не один час в постельных утехах. В последующие дни и месяцы часто навещал родных, едва ли не через день, пока Оленька сама не предложила жить всем вместе, в одних покоях, прежняя моя семья ее не стеснит. Передал приглашение Сашеньке, она почти без раздумья согласилась, перед Рождеством обе мои семьи собралась в теремном дворце.

Порадовали ученые-химики и производственники, наконец-то запустили промышленные установки для синтеза фосгена, теперь стала задача безопасного хранения и боевого применения химического оружия. Наряду с его использованием на поле боя вновь продумываю диверсии на территории врага, первый, не совсем удачный, опыт не обескуражил меня, ищу возможности лучшего применения. Главная задача нового оружия остается прежней, остановить войну, запугать противника, если это не удастся, то лишь тогда пустить его в дело, уничтожить живую силу неприятеля, причем с максимальным результатом.

Насколько я помню из прежней истории, в первой мировой войне особой пользы от отравляющих веществ не было, слишком много факторов, снижающих его эффективность, даже делающим опасным для своего войска. Надо постараться их учесть и не допустить вредных для себя последствий, случайного отравления персонала и армии. Кроме того, уже сейчас надо заняться средствами защиты, вполне вероятно, что в скором времени противник переймет новое оружие и применит против нас.

О противогазе речь вести преждевременно, пока нет резины и прорезиненной ткани, но освоение маски-респиратора со сменным угольным фильтром вполне возможно, даже тканевые повязки, которыми пользуются рабочие на химическом заводе, способны отчасти предотвратить отравление через органы дыхания. Для защиты кожи можно взять за образец хорошо знакомый в прошлой жизни ОЗК, плащ с чулками и перчатками, пропитанный водоотталкивающим материалом – раствором древесной смолы или парафина в скипидаре. Продумал все детали защитных средств, передал руководству завода для их проработки и испытания, именно в производстве опасного вещества они нужны в первую очередь. После освоим массовое изготовление на отдельном предприятии уже для нужд армии и населения.

Идущая уже два года война с Европой не помешала продвижению принятых ранее проектов, напротив, некоторые из них даже ускорились. Появились новые заводы и производства, специальные станки и другое оборудование для обработки металла, заказываемые раньше за границей необходимые товары и изделия стали изготавливать в своих мастерских и предприятиях. Объемы торговли с Европой упали многократно, со странами, воюющими против нас, торговые связи практически оборвались. Сложившаяся ситуация нанесла нашей промышленности в первый год немалый урон, из-за отсутствия необходимых деталей и материалов почти прекратилось производство многих важных объектов, тех же судов.

Верфи встали без нужной древесины особых сортов, парусного вооружения, навигационного оборудования, раньше мы их заказывали в Голландии и Англии. Замена своими материалами и изделиями шла туго, их качество намного уступало иноземным, но постепенно доводили до приемлемого уровня. Много средств и сил направили на строительство дорог и мостов, особенно нужных для обслуживания фронта. На основных трактах вымостили камнем сотни верст, на других дорогах обустроили щебеночное и гравийное покрытие, обработанное битумом или уплотненное катком. Заменили десятки деревянных мостов на каменные с защищенными от ледохода опорами.

Все это способствовало улучшению поставок боеприпасов, провианта, другого снаряжения, сокращению их сроков, особенно в распутицу. Построили на трактах перевалочные базы и склады, через каждые 20 верст поставили ямские посты со сменными экипажами. Предприимчивые селяне тут же стали строить рядом с ними придорожные трактиры, более зажиточные возводили уже постоялые дворы. Проезжего люда хватало, так что дело с подобным сервисом разрасталось к общему удовлетворению обеих сторон. С годами здесь образовывались новые поселения и города, край рос, богател людьми и достатком.

Ситуация в стране пока благоприятная несмотря на огромные военные затраты, люди еще не чувствуют нужду, на торгах и ярмарках изобилие товаров и продуктов. Правда, намного меньше стало иноземных, но они уже восполняются своим, кустари и артели быстро среагировали на появившийся спрос. Убыль народа из-за боевых потерь многократно перекрывается переселенцами с запада, в пору затишья они всякими путями переходят на нашу сторону.

На землях Речи Посполитой, Венгрии, других граничащих стран люди голодают, нужда и лишения гонят их к нам. Наша пограничная служба принимает пришлых в специально обустроенных лагерях с разбором, кого-то отправляет восвояси, лихих и беспутных нам не надо. Сразу предупредили о своих порядках, если кому не по нраву, могут повернуть обратно. Таким образом приняли за два последних года около полумиллиона человек, мы их не оставили в здешних землях, отправили как и ссыльных в Сибирь, другие осваиваемые края.