Читать книгу Капитализм кризисов и революций. Как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм - В. Г. Колташов - Страница 2

Что мы знаем о кризисах и что мы понимаем в них? Казалось бы, много. Нет такого учебника экономики, где не нашлось бы место теориям кризисов. А сколько вышло книг с громкими названиями! О кризисах любят рассуждать политологи, социологи и даже философы. Однако, накопив значительные сведения о сложных поворотах экономики, общество собрало и солидную коллекцию вопросов, чаще всего оставляемых новыми теориями без ответа либо вызывающих еще большее вопрошание.

Причина тому в состоянии современной мысли. Экономическая наука вообще, это хорошо знают философы и плохо экономисты, развивается неравномерно. За удивительными прорывами теории следуют десятилетия застоя или деградации, а научно верные концепции подменяются более удобными с точки зрения политической конъюнктуры. Новые факты не осмысляются, а ошибки прошлого увековечиваются под именем «исторических законов». Многие эти «законы» на самом деле иногда работают. Но работают они, как ржавые замки, без всякой гарантии, от раза к разу. Картину идейного бедствия закрывает терминологический туман. В нем некоторым ученым так приятно бывает вести интеллектуальные игры и дразнить публику своим мнимым превосходством. На деле же они уводят познание в сторону. Поэтому обычный человек, пройдя курс экономики в школе, колледже или университете, путается в элементарных житейских обстоятельствах. Особенно непросто пришлось многим людям в реалиях современного кризиса. Он отлично показал, чего стоят некоторые теории.

Экономические кризисы есть одна из самых модных и в то же время забытых в терминологическом и псевдологическом тумане проблем. Столкнувшись с кризисом 1970-х гг., западные экономисты назвали его стагфляцией, кризисы вообще были упрощены ими до рецессий – сокращения ВВП, где причины спада отодвигались на задний план по сравнению с самим фактом неких почти механических проблем в производстве, торговле и потреблении. Для кризиса 2008 г. тоже придумали красивое название «Великая рецессия». Многое ли это объяснило? А чего стоит модное выражение «черный лебедь», пущенное в оборот трейдером и публицистом Нассимом Талебом как обозначение события, которое трудно спрогнозировать, но последствия которого колоссальны. В этой книге многие «лебеди» превращаются во вполне закономерные повороты. Игнорировать их позволяет особая оптика, против которой и восстает Василий Колташов. Но он отказывается опереться и на постулаты советского марксизма, подчеркивая при этом методологическую связь с Карлом Марксом и выделяя ряд проблем, с которыми тот столкнулся в анализе капитализма.

Колташов видит проблемы как в левых, так и в правых трактовках капитализма. О методологических затруднениях первых он говорит сразу и много. Вторые интересуют его меньше в силу аналитического бессилия и бесплодия. Списание крупных кризисов на ошибки регуляторов и «лебедей» автора не устраивает.

Поистине нелепо в наше время выглядят либеральные экономисты, договорившиеся до того, что экономика есть почти одна математика. Здесь отрицается уже не какая-то часть аналитического наследия, а весь философский инструментарий. Стоит ли удивляться неожиданности прихода кризиса 2008 г.? Стоит ли удивляться чиновникам от экономики, только и говорившим невпопад в момент нового обострения кризиса (2014–2016): все закончилось, нащупано новое дно? Между тем, как показывает автор книги, кризисы вполне возможно предсказывать, они могут и должны быть понятными. Они даже имеют иерархию в истории. Есть великие кризисы, есть большие и средние. Последние изучены более всего, но этого недостаточно, чтобы понимать процесс. Как недостаточно и теории циклов Николая Кондратьева, которой так часто злоупотребляют. Но дьявол заключен не только в разных функциях кризисов, он в их подвижной взаимосвязи и вызываемых всем этим общественных сдвигах. Стремление видеть все это как динамический процесс, не чуждый классовых противоречий и борьбы, сразу выдает марксистский исследовательский подход автора, который дополнен оригинальным инструментарием. Говоря о методе макроскопирования лишь во второй части книги, Колташов де-факто применяет его и в первой части, хотя там это делается не столь явно.

Процесс экономического развития берется в данной книге как целое. Поэтому вопрос о кризисах быстро превращается в вопрос о механизмах общественного прогресса, где есть место эволюции и революциям. А чередующиеся большие кризисы и есть один из видов таких социальных революций, возникающих в силу необходимости.

Широко известна фраза Карла Маркса о насилии: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым»[1]. Марксистскими школами это высказывание понималось как оправдание революционного, пуще партийного насилия и террора их критики соглашались с этим и морально негодовали. При этом последних нисколько не смущало, что в этом случае ни о каком марксистском «экономизме» (экономическом редукционизме), в котором они любили обвинять марксизм, речь идти уже не может. Какие уж тут «железные» экономические законы, если признается, что надстройка в виде партийных активистов запросто способна изнасиловать экономический базис?

Опустим вопрос, насколько подобное насилие оправданно (хотя бы потому, что насилие оправдывается победившими всегда post factum самой возможностью его применения не только революционерами, но и, как правило, не только ими). Заметим только, что Маркс имеет в виду совсем другое, добавляя к вышеприведенной фразе: «Само насилие есть экономический потенциал». Он не говорит о насилии над историей и не оправдывает его! Для него сама предыдущая история человечества есть лишь предыстория человека, муки его рождения, состоящая почти сплошь из сплошного насилия и преимущественно экономического насилия над людьми. Человек в эпоху общественно-экономической (вторичной) формации делает не то, что хочет, а то, что ему позволяет делать экономика, точно так же, как в предыдущую («первичную», первобытную, формацию), человек делал не то, что хотел, а то, что ему позволяла делать природа.

Из этого всего следует, что политическая революция как политическое насилие есть только рефлекс, симптом экономического кризиса, симптом экономического насилия в его конкретно-исторической форме и ответная реакция на него. Так было во времена буржуазных революций и во времена мировой социальной революции первой половины XX в., ничего не изменилось и сейчас. Кризис и политическая революция во всей совокупности ее этапов (по новому описанных в данной книге), таким образом, в своей последовательности есть единое, своеобразное социально-экономическое и политическое событие – социальная революция. Их нельзя разделять и абсолютно противопоставлять друг другу, как это принято в либеральной и даже в части марксистской историографии (в последней порой преувеличивается разрыв с кризисом, тогда как революция его завершает, если это, конечно, победоносная революция).

Не всякий кризис перерастает в социальную революцию, но всякой социальной революции предшествует кризис, сгущающий социальное насилие. Политическая революция не порождает насилие, она стремится обратить его против самих насильников. Террор герцога Альбы в Нидерландах XVI в. породил террор гезов, вековой цинизм французского дворянства по отношению к третьему сословию – террор якобинцев, империалистическая война – большевистское насилие над Временным правительством и над сторонниками войны. Так кризис, порожденный конфликтом между старым и новым, кусает сам себя, чтобы покончить с собой.

Следовательно, другую известную фразу Маркса про то, что революции – это локомотивы истории, можно дополнить следующим образом: они таковыми являются только вместе с кризисами. Да и сами великие и большие кризисы, на которых концентрируется автор в первой части книги, разве они не являются экономическими революциями?

Требуется исторический материал, чтобы все это вполне показать, но, кроме того, требуются и новые методологические приемы, чтобы этот материал осмыслить. Для осмысления современной общественной реальности прежней марксистской понятийной сетки давно уже недостаточно. Для этого требуется иная социологическая оптика, более дробная, нежели классическая «марксистско-ленинская» дихотомия понятий «капитализм / социализм / коммунизм». Оставаясь в принципе верной для обозначения долговременных общественных процессов, она оказывается недостаточной в силу своей абстрактности для рассмотрения современного общества, имеющего переходный характер постольку, поскольку оно уже познало опыт не только господства над ним «невидимой руки рынка» и борьбы с ней, но и, что самое важное, опыт социально-ориентированного управления этой «невидимой рукой». Мировая экономика остается капиталистической, но вместе с тем она уже не однородно-капиталистическая, а представляет собой совокупность противостоящих друг другу и даже друг с другом противоборствующих, моделей, в том числе и таких, где сам капиталистический способ производства сохраняется лишь в превращенном, подавленном виде. Это хорошо видно по современной нелиберальной антикризисной рецептуре, о которой упоминает Колташов. Она предлагает все больше сужать сферу свободного функционирования капиталистических отношений.

Понятия и подходы, оставшиеся нам в наследство от советского времени, не отражают все оттенки превращения капиталистического способа производства, все переливы его переходных моделей, все стороны форм его разложения в эпоху, когда он преодолевает свои структурные кризисы только благодаря углублению кризиса системного.

Книга Василия Колташова тем и интересна, что в ней предлагаются и развиваются новые подходы и понятия для рассмотрения прошлых и современных общественных реалий, которые выходят за рамки старых «марксистско-ленинских» схем. При этом автор старается сохранить их связь с методологией Маркса. Стремясь придерживаться классической марксистской аналитической традиции, он применяет ее методы для решения ранее не ставившихся или не имевших ответов вопросов. Это и дает обилие новых интересных выводов в книге, и делает ее столь необычной и увлекательной, что является редкостью в современной науке.

Сказав о проблемах, методах и традиции исследований в наши дни, быть может, для кого-то слишком много, необходимо еще раз подчеркнуть: главное в книге – кризисы, лишь разобравшись в них можно научиться понимать механику великих революций. Потому всякий интересующийся вопросом экономических кризисов с практической ли точки зрения или с чисто познавательной найдет в данной работе немало нового. Она не справочник и не собрание версий событий, а, как не раз подчеркивал автор в личных беседах, сжатое выражение большого и целостного исследования. Задача его проста – сделать кризисы понятными, прогнать «лебедей». Можно ли использовать такое знание в спекулятивной игре на бирже? Вероятно, да. Предсказав обвал рынков в 2008 г., а после новую волну кризиса, автор не скрывал, что в этих ситуациях логично извлекать выгоду или уклоняться от потерь. Вот только дело науки извлекать еще и смысл. Потому Колташов взялся за разбор обширного исторического материала, живо интересуясь при этом вопросами современной экономики и политики.

Первым итогом этой работы является данная книга.

Начав исследование еще до потрясений 2008 г., автор вел его под влиянием большого кризиса современности. Немало людей читали его статьи, доклады и комментарии, знакомились с выступлениями по радио и телевидению. Логика Колташова не всем и не всегда была понятна, но удивляла точность оценок и глубина анализа фактов, будь то политика ЕС в Греции или курс Дональда Трампа в международной торговле. Автор книги очень рано предсказал крах неолиберальной глобализации, паралич ВТО и неизбежность неомеркантильной эры. Но как делались эти прогнозы? Какой в точности инструментарий и какое знание фактов стояли за ними? Те, кто дочитают книгу до конца, смогут оценить это. И все же автор признавался мне, что, порой допуская ошибки или слишком далеко забегая в оценке перспектив, он не отмахивался от проблем, а стремился уточнить свое понимание работы механизмов капитализма. Он вновь и вновь анализировал ситуации больших кризисов и волн развития XIX и XX в., стремясь уловить нечто новое, что позволило бы лучше понять большой кризис современности. Данная книга делает доступными широкой публике результаты этой многолетней непростой и еще не вполне завершенной работы. Она написана несложным для восприятия языком. Все главы завершаются небольшими обобщениями. Это должно облегчить восприятие весьма непростой и зачастую совсем по-новому подаваемой информации.

Не скрывать открытое – таков главный принцип науки. Главное правило предисловия – не пересказывать книгу, которая, на мой взгляд, вполне соответствует этому древнему правилу познания. Потому остается подчеркнуть последнее: высказанные Колташовым идеи зачастую имеют дискуссионный характер, даже провоцируют спор – это одно из достоинств книги. Она подталкивает к пересмотру ошибочных представлений и открывает пространство для дальнейших исследований. Но всякий имеет право спросить прямо: «Выводит ли эта работа на самом деле познание экономических кризисов и социальных революций на новый уровень? Дает ли она подлинную возможность заглянуть в будущее, понять ново-меркантильные сдвиги нашего времени и раскрыть тайны русской и китайской реставраций? Так ли уж уникален анализ автора?». Об этом следует судить читателю.

Пусть каждый сам делает выводы. Но пусть он и не скрывает их, ибо только так движется вперед познание.

Кандидат философских наук Андрей Александрович Коряковцев

28 мая 2019 г., Екатеринбург