Читать книгу Тайна женского сердца - В. П. Волк-Карачевский - Страница 5

Поручика Набулионе Буонапарте всегда болезненно задевало, когда ему приходилось признаваться, что у него чего-то нет. У него не было родовитых предков – ни двенадцатого, ни даже пятнадцатого века. Определяя Набулионе в Бриеннское военное училище, его отец Карло Буонапарте сумел доказать свое дворянство только в трех поколениях.

Да и то грамоты и свидетельства, за которыми ему пришлось ездить во Флоренцию, очень походили на поддельные. Вполне возможно, кто-то из чиновников, чтобы выудить из доверчивого провинциала сколько-нибудь денег, наскоро состряпал эти документы.

У Набулионе не было состояния – он по сути дела нищий, выученный на пособие, доставленное его отцом, не постыдившимся это пособие униженно выпросить у французского короля, поработившего родную, свободную, гордую, растоптанную завоевателями Корсику, и теперь ему приходится носить мундир, сшитый на деньги этого короля, и жить на выдаваемое им жалованье, ожидая производства в очередной чин и мизерной прибавки к этому жалованью, которого не хватает, чтобы сводить концы с концами.

У него нет денег ни на удовольствия, ни на развлечения, ни даже на сытный обед – только на скудный завтрак!

Был ли он влюблен? Была ли у него любовь, может ли он себе ее позволить при его жалованье и положении?

Но если у него чего-то нет, он не станет признаваться в этом и обойдется тем, что у него есть. Ему не нужны древние родовитые предки. Корсиканцы – свободный народ, а он корсиканец. У него есть дом и маленький кусочек земли, там, на родной Корсике. Нужно только освободить ее от наглых захватчиков. Ему довольно жалованья и скудного завтрака, гордость позволяет ему обходиться без всего остального и дает возможность никому не кланяться.

Была ли у него любовь? Набулионе не мог преодолеть гордость и признаться, что даже не знает, что это такое – любовь. Это роняло его в глазах Королины, точно так же, как если бы у него вдруг не оказалось денег заплатить за поданный ему в трактире «Трех голубей» завтрак, или как если бы во время смотра полка вдруг обнаружилось, что у него нет пуговицы на мундире.

Поэтому он и придумал, что когда-то любил принцессу. Впрочем, он не придумал – Набулионе не умел выдумывать и врать. Принцесса действительно существовала. Там, давно, далеко, на Корсике, где все так прекрасно – и небо, и море, и горы.

Да, у него была любовь. Он может утверждать это. Он знает, что такое любовь.

Любовь – это когда у тебя есть твоя женщина – не мать и не сестра – и ты защищаешь ее и не позволяешь никому даже приблизиться к ней, даже взглянуть на нее. Он помнит свою первую любовь – Джикоминетту.

Джикоминетте было пять лет, а ему пять с половиной, поэтому все это действительно случилось очень давно. Джикоминетта пасла небольшое стадо коз. Полтора десятка коз – полтора десятка вместе с непослушными смешными резвыми козлятами – это все, что имела семья Джикоминетты, состоящая из самой пятилетней девочки и ее матери – гордой, молчаливой и надменной.

Предки Джикоминетты принадлежали к очень знатному роду. Джикоминетта казалась ему настоящей принцессой – белокурой, с голубыми, как небо над Корсикой, глазами. Все женщины острова Корсики (и их дочери, взрослые и совсем еще маленькие) носили коричневые и серые одежды. И только одна Джикоминетта ходила в ярко-голубом шелковом платье со шлейфом, такое платье можно сшить только из королевской мантии.

Когда она появлялась на пустыре со своими козами, Набулионе бросал все свои дела и игры и со всех ног бежал к ней. И горе любому из мальчишек, кто оказывался в поле зрения отчаянно, до безрассудства, смелого маленького рыцаря, готового драться со всем миром ради своей прекрасной дамы, окруженной ее своенравными и часто непослушными козами.

– И вы по-прежнему любите свою принцессу? – кокетливо спросила Королина, ловко скрывая свое разочарование, оттого что место в сердце молодого офицера занято, и не исключая возможности попробовать вступить в соперничество с принцессой с острова Корсика.

– Нет, – ответил Набулионе.

– Нет? Почему же?

– Она умерла.

– Ваша Джикоминетта умерла? – искренне поразилась Королина.

– Да. Она умерла.

Джикоминетта умерла в пятилетнем возрасте. Она лежала, закрыв глаза, в маленьком гробике в своем чудесном, сшитом из старой королевской мантии, ослепительно голубом платье – другого у нее не было – и как будто спала. Потом гробик закрыли крышкой и отнесли на кладбище. Отец объяснил Набулионе, что Джикоминетту забрали ангелы к себе на небо и она теперь поет вместе с ними, как поют в церкви, но только уже не в церкви, а на небе, за облаками, перед самим Богом.

Набулионе тогда еще верил, что есть Бог. Мать водила его в церковь, и он молился и знал, что когда-нибудь и он попадет на небо, как и Джикоминетта, и снова увидит ее там в голубом шелковом платье со шлейфом, окруженную уже не козами, а добрыми ангелами.

В Бога Набулионе перестал верить в Бриеннском военном училище. Это ведь был монастырь и преподавали в училище в основном монахи. Толстые, с отвратительными благостными жирными лицами, воровато прячущие глаза. Они приносили сладости и подкладывали лучшие куски ученикам, которых все называли «херувимчиками» или «нимфами», их монахи, опасливо озираясь, часто водили к себе в кельи.

Набулионе не понимал, почему старшие ученики сторонятся этих «херувимчиков», приторно миловидных, с невинно смазливыми личиками и стыдливо опущенными глазами. Набулионе тогда еще не исполнилось даже одиннадцати лет, он многого не знал и ему не было у кого спросить. Но по обрывкам разговоров и по намекам и насмешкам он начал догадываться. И все понял, когда однажды один из монахов сунул ему в руку кусок сладкого пирога и он почувствовал на своих ягодицах пальцы святого отца.

Вспышка ярости и бешенства корсиканского волчонка была так сильна, что все монахи с тех пор стали обходить его стороной. А когда один из «херувимчиков» случайно, нечаянно, задел Набулионе плечом, он набросился на него с кулаками.

В церкви, во время песнопения, видя, как монахи, благочестиво сложив руки и закатив глаза, старательно выводят мелодию псалма, он ясно, раз и навсегда понял, что Бога нет. Ибо если бы Бог был, то он не позволил бы монахам служить в церкви после того, что они делали в своих кельях с «херувимчиками». Но тогда он не помнил о Джикоминетте и не задумывался, где – если не у Бога на небе – она теперь.