Читать книгу Преодоление - В. Тюпский - Страница 5

Недалеко от Полтавы, среди невысоких холмов, покрытых густыми лесами, где-то в излучине у заболоченной речушки, затерялось небольшое село с белыми хатками и клунями[1], покрытыми соломенными крышами. И только одна просёлочная дорога скользила кривою лентой, огибая холмы, бежала узкой тропой на убранные поля и где-то терялась в дали.

Хмурая осень, идут проливные дожди. Унылое время, грязь непролазная. Ни куда, не только не проедешь, но и верховые кони вязли по колено в размешанной грязи.

Ждут мужики, когда выпадет снег, ударят морозы. И тогда, рано на утренней зорьке, поскрипывая полозьями по сухому снегу, побегут лошадки под окрик седока, гордо сидящего на санях, крепко нагруженных всякой снедью.

Вот и выпал долгожданный снег. Густо потянулись обозы в Полтаву на базар.

Везли сало, мясо, муку, гусей, поросят и всякое домашнее добро, которое можно продать.

Никита Тарасович тоже расторговался всякой снедью и пошёл за покупками в лавку.

Разглядывая товары в лавке, он увидел расписную в ярких цветах, большую красную шаль с длинными кистями. Да так уж она ему понравилась, что как он не берёг копейку, всё же решился! Осуществил свою давнюю мечту. Купил своей дружине[2] эту красивую, завораживающую шаль.

Вот уж обрадуется моя Пелагея, думал Никита Тарасович.

Улыбаясь, стал перебирать в душе её достоинства. Умная, рассудительная, в меру полная, с красивой чёрной косой, закрученной на голове. С ярким румянцем на щеках, с лёгкой, горделивой походкой, и огненными чёрными глазами.

Даже в трудную годину из души её веяло теплом, лаской и верой, что все невзгоды обязательно преодолеем! Да разве можно пожалеть чего-то ей!

Он всегда радовал её чем-то особенным. Так улыбаясь, мечтал Никита Тарасович, крепко держа в руке мешок, в котором была уложена давняя мечта. Шаль с большими цветами и длинными кистями.

Давно в душе он мечтал обрадовать Пелагею, да всё как-то не получалось. А вот сейчас, рассуждал он, продал целую тушу кабана, масло, немного мёда, два куска отбелённого холста, да рушники[3], заботливо вышитые дружиной. Удачно продал муку, гусей и уток. Вот и выгадал!

Так уж он утешал себя. А как обрадуется Пелагея. Не без копейки живём! Хоть и землицы мало, да как-никак концы с концами сводим. Живём не хуже других, да и скопили немного денег.

Растут два ладных парубка[4]. Никита Тарасович втайне гордился своими сынами. Думал, вот бы прикупить землицы, поженить сыновей, построить хаты, да и зажили бы счастливо в своём селе. В достатке и спокойствии.

Так шёл по базару, мечтая, Никита Тарасович, и буквально воткнулся в открытую дверь корчмы[5], откуда клубами валил пар.

Никита Тарасович перешагнул через порог. В нос ударил резкий запах горячих щей и горилки.

Мужики сидели за столиками в клубах табачного дыма, с раскрасневшимися лицами. Одни мирно беседовали, другие смеялись, а в дальнем углу что-то громко обсуждали, не соглашаясь, почёсывали затылки мужики.

Никита Тарасович снял шапку, перекрестился, и шагнул через мглу пара и дыма к прилавку.

Хозяин, с масляной улыбкой поприветствовал уже знакомого сельчанина. Быстро подал ему заказанную еду и графинчик с горилкой.

Никита Тарасович вглядывался, где бы присесть, как вдруг слышит:

– Никита, земляк, та иди ж до нашей компании! Никита Тарасович быстро подсел к своим сельчанам.

Разговаривали кто о чём. О покупках, о выгодной торговле, запивая горилкой. Но недалеко стоящий столик, своим шумным разговором привлёк внимание мужиков.

Все собеседники Никиты Тарасовича были степенные, ладно сложенные, крепкие мужики, в косую сажень[6] в плечах. Все как-то затихли, прислушиваясь, как один громче всех говорил:

– Браты! Да я ж говорю вам! Давайте собираться, да поедем в далёкий, дикий край! Слышал я, как губернский господин рассказывал про чудный, далёкий край. Там большие до неба горы!

– Та брешешь, ты Ивану! – говорил другой мужик.

– Та ни ей Богу! Вот те крест! Что слышал, то и говорю!

Мужики притихли, крестьянин продолжал:

– А небо синее – синее. А солнце, так светит, как золотом брызнет! Людей почти нет! Говорят, что они живут там, далеко в горах. Имеют много скота. Хат у них нет, живут в лачугах-юртах[7]. На одном месте долго не сидят, кочуют. Очень много коней, волов, баранов, а вот свиней совсем нет!

Крестьяне, перебивая его, заявили в один голос:

Если свиней нет, то и делать там нечего!

– Друзья, не перебивайте, а слушайте хорошенько! Земли много, бери, сколько хочешь! Трава до самых плеч, густая, да сочная.

Мужики повскочили, окружили плотнее говорившего, глаза блестели. Потирая руки крякали:

– Не может этого быть, чтоб земля, да ещё вольная!?

На столе появились бутылки с горилкой, соседи ставили на стол. Каждый хотел услышать такое известие, и никто не мог поверить в чудо, что где-то есть земля вольная.

Много тот человек ещё рассказывал о том далёком дивном крае с вольными землями. И, наконец, сказал:

– Царь велел своим уездным начальникам, каждому снарядить обоз мужиков с семьями и обещал оказывать помощь. И сказал он:

– Пусть мои подданные заселяют рубежи Великой Русской империи! Пусть полнится земля русскими народами, крепнет и богатеет великая наша Держава!

Ехали мужики домой с тяжёлыми думами, то улыбаясь, то хмурясь.

– А что если, правда?! Да нам бы, если вольная земля, – рассуждали мужики, – мы бы те самые горы перевернули!

Никита Тарасович, прижимая мешок с шалью, как будто утратил радость предстоящей встречи с любимой женой. Забыл про бесценный долгожданный подарок. Думал думу:

– А может и вправду есть где-то на краю России такая вольная земля, где часто идут дожди и шумит густая высокая трава?

Душа загоралась, но страх покинуть родную хату, клочок дорогой земли, отрезвлял его.

Так, рассуждая он подъехал к воротам своей хаты.

Пелагея давненько уже поджидала мужа с торгов, часто выбегала во двор.

Но вот, услышав скрип саней, накинув полушубок, выскочила из хаты, открыла ворота. Улыбаясь, глядела на мужественное, волевое лицо своего мужа. Дюжего богатыря, подстриженного под кружок, с лихо закрученными чёрными усами.

Никита Тарасович слез с саней. Подошёл, улыбаясь к Пелагее, которая уже распрягала карюху[8]. Ласково склонившись, обнял за плечи и прошептал:

– А вот смотри, чего я тебе привёз!

Пелагея любила редкое внимание и теплоту своего мужа. Никита Тарасович, вынув из мешка свёрток, тряхнул перед женой. Пелагея, аж вскрикнула, от нежданного подарка, мечте ещё с детства! Искры радости и счастья обдали улыбающегося мужа. Воркуя и разглядывая подарок, который ладно сидел на плечах Пелагеи, они вошли в хату.

Жизнь шла по старому руслу. Прошла зима. То там, то там затевали разговоры про диковинные края на приделах России с привольными землями.

Летом не до разговоров! Каждый обрабатывал свой небольшой кусок земли, втайне мечтая, что всё же есть такой далёкий край с вольными землями. Где можно брать её сколько хочешь. А тут хоть и буйно колосится жито[9], клочок уж слишком мал для широкой души и сильных рук. Запала думка глубоко в душу землеробов и не давала им покоя.

На другую зиму, побывав в городе, люди стали ещё более узнавать о тех диковинных краях. Стали советоваться между собой, всем хотелось узнать побольше.

Да кто ж его знает толком!? Страх покинуть родную хату, клочок земли, умерял пыл желанной мечты. Аж мороз пробирал по коже, от таких мыслей. Уйти на чужбину искать новую долю, страшно!

Так протекала жизнь в тоске по манящей вдаль и пугающей вольной земле, где можно было бы в полной мере приложить свою силу и ум хлеборобов, изголодавшихся по хорошей, плодородной земле-матушке.

Наступила весна 1865 года, а за ней знойное, жаркое лето. Земля высохла, хлеба уродилось мало. Закручинились мужики. Чем деток кормить, как дотянуть до следующего урожая?

Всё чаще и чаще стали собираться соседи, поговаривая о диковинных краях и вольных землях.

А тут прослышали, что в соседнем селе хотят направить ходоков в те заманчивые, далёкие края, пугающие своей неизвестностью.

И вот решили всем селом направить ходоков в эти далёкие, зовущие в будущее, края, на вольные, дикие земли. Надо разведать, неужели есть такое место на краю России?

Собрали деньги на дорогу. Выбрали двух молодых, крепких, умных парней, доверив им разведать те заманчивые земли. Старшим выбрали сына Никиты Тарасовича, Ефима.

Мать Пелагея, оплакивая своего статного красавца сына, приговаривала:

– Дружину ему надо, а ты Никита, бессердечный, посылаешь его на чужбину, на край света!

Вытирая слёзы, Пелагея продолжала:

– Дитятко ты моё, кто ж его знает, придётся свидеться нам ещё или нет?

Никита Тарасович сдерживал внутри всю скорбь разлуки с дорогим сердцу сыном, понимал в сколь дальний, и опасный путь его провожает. Однако прикрикнул на Пелагею:

– Да не каркай ты на дорогу! Что он, малая деточка!? Не я его посылаю, а всё село ему доверяет свою будущую судьбу! Радоваться надо, а она распустила слёзы!

Строго поглядел на убитую горем мать. Обнимая Ефима, дрогнуло и его мужественное сердце. Как бы нехотя он журил Пелагею. А сам сдерживался от волнения на глазах сельчан. И вместе с тем гордился, что его сыну Ефиму доверили люди такое серьёзное дело.

Парубков усадили на телегу, положив не хитрый багаж: хлеб, варёную картошку в мундирах, куски сала, да по мешку толчёных сухарей. Уложили одежду: зипуны[10] и поддёвки[11], по две пары крепких сапог из толстой воловьей кожи, смазанных дёгтем. Бабы заголосили, провожая парубков ни весть куда.