Читать книгу Антропология права. Статьи, исследования - В. В. Бочаров - Страница 3

В отечественной научной традиции термин «антропология» ассоциируется с физической антропологией как наукой о расах и происхождении человека. Однако в Западной Европе с середины XIX в. складывается понимание антропологии как научной дисциплины, занимающейся изучением архаических (традиционных, традиционалистских) обществ – или даже шире – неевропейских обществ, которые в своем большинстве продолжают сохранять «архаический» социокультурный субстрат: традиционные формы корпоративности, основанные на половозрастных характеристиках и принципе родства, мировоззренческие и идеологические представления «иррационального» типа. «Восточные» общества наряду с «дикарями» в соответствии с господствовавшим тогда эволюционизмом рассматривались как своего рода музей Цивилизации: «Великое различие между Востоком и Западом заключается в том, что прошлое Запада живет в настоящем Востока» (Мэн 1873: 100). Можно сказать, что антропология при таком подходе практически смыкалась с востоковедением. Сегодня область антропологии существенно расширилась: по своему содержанию эта наука представляет собой «сравнительное народоведение» (в которую в качестве составной части входит и физическая антропология). Поэтому данная дисциплина органично вписывается в учебный план восточного факультета СПбГУ, на котором изучаются народы Азии и Африки.

Современную антропологию в последнее время чаще всего определяют как «социально-культурную», хотя приняты и другие обозначения: социальная антропология, культурная антропология, этнология. Исторически сложилось так, что первое название преимущественно употребляется в Англии, второе – в США, третье – во Франции. На самом деле объект исследования данных дисциплин один и тот же – различные народы и их культуры.

Закономерно, что наибольшее развитие социально-культурная антропология получала в странах, имевших богатый опыт взаимодействий с разными народами. Поэтому зарождение антропологических идей фиксируется уже в Античном мире – в Афинах и Риме. Сравнивая себя с «азиатами», древние высказывали предположение, что свойственные последним деспотические формы правления являются следствием их психологической предрасположенности к ним, обусловленной, в свою очередь, климатическими условиями жизни. Это получило название географического детерминизма, который удерживается в науке до сих пор (С. Ханингтон, Н. Данилевский Л. Гумилев и др.).

Сложению антропологии способствовала Эпоха Великих географических открытий, в ходе которой европейцы познакомились с множеством новых «экзотических» народов. Огромную роль сыграл впоследствии колониальный опыт крупнейших европейских государств – Англии, Германии и Франции; в этих государствах поощрялись антропологические, как сегодня бы сказали, исследования, так как от знания ментальности и культур покоренных народов во многом зависела устойчивость колониальных империй.

Антропология развивалась и в США, где колоний не было, но в недавней истории интенсивно ввозились рабы из колониальных стран, а также притеснялись индейцы в их собственной стране.

В России близкой проблематикой занималась этнография. Расцвет этнографических исследований приходится на вторую половину XIX столетия, что связано с реформой 1861 г., для проведения которой власти потребовались знания о культуре собственного народа, прежде всего крестьянства, а также многочисленных «инородцев», входивших в состав империи. Правда, этнография вплоть до конца советской эпохи оставалась преимущественно описательной наукой. Здесь не возникло значимых антропологических теорий, по-видимому, оттого, что в России наука никогда не рассматривалась властью серьезно в качестве важного ресурса по оптимизации социально-управленческих практик.

Тем не менее отдельные наши ученые подчас в чем-то опережали западных коллег. H. Н. Миклухо-Маклай поселился у «дикарей», применив тип исследования, который через полвека основатель Британской школы Б. Малиновский назовет методом включенного наблюдения, до сих пор являющимся базовым для социально-культурной антропологии. Идеи Н. Я. Данилевского о «культурно-исторических типах», жизненных циклах культур, о вреде взаимообмена между ними, высказанные философом в работе «Россия и Европа» (1869), во многом предвосхитили положения О. Шпенглера в его знаменитой книге «Закат Европы» (1922). Заметный вклад в мировую антропологическую мысль внесли работы M. М. Ковалевского, а также А. Я. Ефименко, выводы которой почти через полвека были повторены Б. Малиновским.

Немаловажна роль русских ученых и в создании структуралистской концепции в антропологии, отцом-основателем которой считается французский этнолог К. Леви-Строс, получившей широкую популярность в науке во второй половине XX в. Во многом перекликаясь с идеями русского фольклориста В. Я. Проппа (1895-1970), изложенными им в «Морфологии сказки» (1928), а также опираясь на фонологические исследования в области структурной лингвистики Н. С. Трубецкого (1890-1938) и Р. Я. Якобсона (1896-1982), Леви-Строс поставил вопрос о существовании структурных универсалий в культуре. Леви-Строс относил соответствующие структуры к области человеческой психики и усматривал в них бинарные (двоичные) оппозиции («мужское/женское», «сырое/вареное» и ряд других). Посредством бинарных оппозиций человеческое сознание, согласно ученому, вносит определенный порядок в окружающую его реальность, в результате чего последняя структурируется в соответствии с законами человеческого мышления.

Поистине настоящий бум антропология пережила в начале XX столетия, что объясняется возросшей колониальной активностью крупнейших европейских государств. Многократно увеличилось количество публикаций, посвященных исследованиям различных народов мира. С этого времени благодаря антропологам Британской школы социально-культурная антропология стала считаться самостоятельной дисциплиной, имеющей свой объект исследования и обладающей собственными методами. В частности, антропология порвала с эволюционизмом, осуществлявшим со второй половины XIX в. диктат в европейской науке. Отвергнув прежде всего принцип историзма при изучении традиционных обществ, на котором базируется эволюционная теория, она сделала приоритетным изучение современности. Отказ объяснялся, в частности, ненадежностью устной информации (фольклора) для исторических реконструкций прошлого обществ, которые в большинстве своем не имели письменных источников из-за отсутствия письменности как таковой. Была разработана концепция функционализма (Б. Малиновский), которая вскоре была заимствована другими обществоведческими дисциплинами, включая социологию (Т. Парсонс). Концепт «Общество» был заменен «Культурой», где отсутствовало понятие «пережиток» с его негативной коннотацией. Считалось, что любое явление или идея, пусть сколь угодно архаичные, всегда позитивны в том смысле, что они выполняют в Культуре определенные функции; необходимо только установить, что это за функции.

Антропологи Британской школы дистанцировались от исследователей других школ, справедливо считая, что те сформировались при изучении европейских обществ, глубоко отличных от традиционных – объекта изучения Британской школы. Тем самым принципиально отвергался европоцентризм при исследовании иных народов и культур. Это важнейший теоретический постулат антропологической науки не потерял своей актуальности и в наши дни, когда порой труды экономистов, юристов, политологов и др. по развивающимся странам создаются с использованием концепций, сформировавшихся в процессе изучения западных систем. Однако применение к объекту познания неадекватных научных подходов неизбежно приводит к ложным выводам.

Главным методом антропологии стало считаться включенное (участвующее) наблюдение, предполагающее устранение барьера между объектом исследования (культурой) и ученым. «Барьер» должен преодолеваться в процессе полевой работы по срокам, достаточным для того, чтобы исследователь стал «своим» для носителей культуры и мог, зная их язык, свободно наблюдать их поведение в повседневной жизни. Поэтому антропологи не мыслили своей деятельности вне «поля», проводя подчас в среде изучаемой культуры по нескольку лет. Полевая работа и включенное наблюдение и сейчас являются важнейшими подходами социально-культурной антропологии.

Антропологические методы исследования заняли главное место и в современной социологии, в которой они именуются «качественными методами». Социологи пришли к выводу, что «этнографические методы» крайне важны при изучении повседневности, находящейся сегодня в центре их внимания (Романов 2006: 72-75; Щепанская 2006: 58-69). Сведения, полученные посредством наблюдения «изнутри», нередко коренным образом отличаются от информации, добытой в ходе опросов, интервью (структурированных) или анкетирования.

И все-таки можно провести границу между антропологией и социологией. Если последняя преимущественно ориентирована на выявление иерархии, статусов, ролей или социальных сетей, то антропология изучает формы их воплощения, т. е. Культуру. Поэтому если для социолога главным вопросом является Почему? то для антрополога – Как? (Бочаров 2005: 57-64).

Сближение социально-культурной антропологии с дисциплинами, от которых она ранее дистанцировалась, началось еще в 1960-х гг. Это объясняется крахом колониализма, появлением на политической карте мира вместо «туземных» территорий (колоний) новых государств современного типа. Поэтому антропологи стали привлекать концептуальный аппарат «европейских наук», а представители последних (экономисты, социологи, юристы, политологи), изучая «развивающиеся государства», не могли обойтись без данных, накопленных социально-культурной антропологией, а также апробированных ею методов исследования. В результате в рамках антропологии сформировались субдисциплины: политическая антропология, экономическая антропология, юридическая антропология, антропология возраста, лингвистическая антропология и др. Их интерес простирается не только на «традиционный сектор», расположенный преимущественно в сельской местности, но на и «современный», представляющий собой европеизированный жизненный уклад, локализующийся в крупных городах. В первом случае исследуется динамика социокультурных изменений, происходящих под воздействием западных культур, в чем антропология приобрела достаточный опыт еще в колониальный период. Во втором – в центре внимания оказывается сфера неформальных отношений в различных областях деятельности: политической, экономической и т. п. Исследуя реалии данных государств, ученые обнаружили, что под покровом внешних европейских форм может скрываться совсем иная жизнь, протекающая по неписаным законам, во многом обусловленным традициями. Без учета этого факта исследования какой-либо сферы общественной жизни оказываются малопродуктивными, т. е. научные выводы слабо отражают объективную реальность.

Так, экономист, привыкший оперировать разнообразными конкретными данными, отражающими экономический статус граждан государства, вскоре приходит к заключению, что они не соответствуют здравому смыслу. Например, анализируя официальные цифры по заработной плате, ценам и реальным доходам, он вынужден констатировать, что большинство людей при таких социально-экономических условиях просто не могут физически существовать. Однако, оказавшись на месте, исследователь обнаруживает, что эти люди не только выживают, но некоторые даже преуспевают, получая доходы от различных видов деятельности, которые никак не отражаются в официальных цифрах и отчетах. Этот неформальный сектор экономики в Африке в 80-х гг. в ряде стран составлял до 70 % (в среднем 50 %). В Индии же лишь 10-20 % всех средств производилось в формальной экономике.

В научный обиход ученых, занимающихся развивающимися странами, вошло понятие неформальной экономики, при которой фирмы не регистрируются, а зарегистрированные уклоняются от уплаты налогов. Их деятельность фактически не контролируется государством, а основная часть капитала – это «черный капитал». В деревнях та же картина. Владение сельскохозяйственными фермами также не регистрируется, а большая часть продукции минует регулируемые рынки. Налог на прибыль от продажи урожая часто не выплачивается, а некоторые сельские товары контрабандно переправляются через границу туда, где цены выше. Масштаб экономического предпринимательства за пределами формального сектора может быть громадным. Поэтому официальные источники, касающиеся доходов населения, всегда значительно отличаются от реальных.

Важную роль в «неформальных секторах» играет государство через коррумпированных чиновников, образующих теневые структуры внутри государственного аппарата. Они связаны с криминалом, частные «армии» которого гарантируют выполнение «черных» или коррупционных контрактов. Поэтому конкуренция на рынках подобных государств характеризуется не столько ценой, сколько борьбой за доступ к бюрократии, через которую поддерживаются отношения «черного рынка».

Исследователи отмечают, что неформальный рыночный обмен жестко структурирован, но не на основе контрактов, а на основе хорошо отлаженных, устойчивых социальных сетей, в которых репутация имеет первостепенное значение. Она же, как правило, базируется на традиционных статусах, определяющихся принадлежностью к определенной семейно-родственной группе, касте, общине и т. п.

Ученые фиксируют тенденцию по превращению криминальных моделей поведения в норму, которой готовы следовать большинство населения. В частности, формируются неписаные законы, предусматривающие суровые санкции за отказ играть по правилам теневых структур (Ален 1999: 412-436; Харрис-Уайт 1999: 437-464).

Подобного рода процессы обнаруживают себя и в сфере политики. Политические культуры (ПК) данных государств демонстрируют чрезвычайную устойчивость, сохраняя свою идентичность в условиях заимствования западных политических институтов (Бочаров 2006а: 34-42; Тишков 2006: 49-54). В результате деятельность последних во многом определяется не предписанными официально нормами, а традиционной политической культурой (ТПК) этнических образований, входящих в состав данных государств. ТПК представляет собой формы естественно сложившихся отношений власти и управления, воспринимаемых акторами (участниками) как данные испокон веков, т. е. традиционные. Эти первичные виды власти, основанные на половозрастных и родственных характеристиках, а также ранние формы политической организации (клан, племя, вождество) продолжают сохраняться в большинстве афро-азиатских государств на низших уровнях иерархии, подчиняя себе в известной мере и сферу «высокой политики», формально выстроенной по западной модели. Поэтому там реально существуют авторитарные или «восточно-деспотические» режимы, несмотря на официально принятые, зачастую вполне демократические «на бумаге» формы правления.

Это же отчетливо прослеживается и на примере бывших среднеазиатских и кавказских республик СССР, в которых вопреки первоначальным демократическим устремлениям ныне достаточно заметен крен в сторону авторитаризма.

Высокий удельный вес «неформальных зон» в общественной жизни развивающихся государств обусловливает соответствующую концентрацию неофициальных юридических механизмов, осуществляющих регулирование в «зонах». Эти «механизмы» отождествляются антропологами с обычным правом, или неписаными законами (Бочаров 1999: 23-31). С точки зрения сравнительно-исторической школы права (Г. Мэн, М. Ковалевский и др.), в рамках которой данный термин появился, он относился исключительно к традиционным (первобытным) обществам, не имевшим письменности, и правом в полном смысле слова не являлся. По представлениям сравнительно-исторической школы, обусловленным эволюционистской методологией, право возникает лишь с появлением государства. На этих же позициях стоят современные позитивистские и нормативистские концепции права, сводящие обычное право к «обычаям, санкционированным государством» (Туманов 1986: 17). Тем самым обычное право также лишается самостоятельного статуса и отождествляется с государственным законом.

Современные же антропологи склонны понимать под обычным правом неформальные регуляторы поведения, которые возникают в устойчивых коллективах людей, будь то традиционное общество или же современные субкультуры (этнические, молодежные, криминальные и др.), поддерживаемые не государством, а общественным мнением, харизматичными лидерами, теневыми структурами и т. д. (Бочаров 2004: 173-199). Данный подход к обычному праву разрабатывается антропологией (антропологией права, или юридической антропологией) в рамках концепции правового плюрализма (Ковлер 2003: 25-36; Вудман 1999: 112-117).

Сегодня антропологи в целом ориентированы на исследование универсальных механизмов возникновения обычного права в традиционном обществе и в современном (в его субкультурах), а также на изучение общих закономерностей его функционирования и взаимодействия с государственным правом. Изучаются также религиозные системы права (мусульманское, индусское, конфуцианские правовые идеи) и формы их бытования в контексте современных политико-правовых образований.

С учетом веса «неформальных секторов» в общественной жизни афро-азиатских государств некритическое использование традиционных научных методов попросту непродуктивно. Не только статистические данные, находящиеся в официальном «обороте», не соответствуют объективной реальности, но и социологические методы (опросы, анкетирование, интервью) также не дают ожидаемых результатов, поскольку информанты зачастую боятся оглашать чужакам «секретную» информацию из-за возможных санкций со стороны теневых структур, а нередко и сами являются непосредственными акторами «неформального процесса». Получается, что именно социально-культурная антропология с ее базовым методом включенного (участвующего) наблюдения имеет наибольшие шансы на получение объективной информации, необходимой для полноценного научного исследования. Правда, и антропологам, скрывающим, как правило, предмет своего реального научного интереса, нередко приходится проявлять личное мужество при проведении полевых работ по мере того, как они приближаются к охраняемой теневыми структурами информации.

Сегодня, как уже отмечалось, объектом изучения антропологии являются не только развивающиеся общества, сохранившие архаические формы жизнедеятельности, но и индустриальные (и постиндустриальные) социумы. Это обусловлено резко возросшим культурным плюрализмом последних, т. е. наличием множественных этнических, молодежных, религиозных, криминальных субкультур в их составе. Во-первых, данные образования демонстрируют воспроизводство социальных структур, мировоззренческих систем, а также форм межличностного взаимодействия, характерных для архаических обществ, которыми традиционно занимается антропология. Яркий пример – армейская «дедовщина», воспроизводящая в основных своих чертах наиболее архаичные социальные системы, построенные на «возрастных классах» (Калиновская 1976). Данный феномен отмечен и в криминальной субкультуре (Самойлов 1990). Во-вторых, субкультуры представляют собой относительно замкнутые «миры», которые также регламентируют жизнь своих адептов неформальными предписаниями (обычным правом), не подлежащими разглашению «чужакам», так как носители субкультур зачастую вступают в конфликт с официальными законами. Это-то, представляется, и подвигло социологию на применение «качественных методов», которые, по сути, впервые были апробированы социально-культурной антропологией.

В настоящее время базовым понятием для социально-культурной антропологии является не «традиционное общество» или «архаические» отношения, а Культура, что объясняется прежде всего кризисом эволюционной теории, который возник в начале XX столетия и сейчас достиг своего апогея. Точнее, это произошло в 80-90-е гг. прошлого столетия, когда стало очевидно, что страны, обретшие независимость в 60-е годы, вовсе не превратились в западные демократии, а сохранили привычные формы жизни вопреки официально принятым идеологиям и формам правления. Маятник качнулся в обратную сторону: взгляд на социальную материю как абстракцию, лишенную индивидуальных (культурных) свойств, изменяющуюся во времени от простых форм к сложным (Общество), сменился признанием ее уникальности, неподвластности общим законам развития (Культура).

Общество – базовая категория социологии, изначально связавшей свой интерес с изучением современного (капиталистического) социума. Действительно, когда она возникала в первой половине XIX в., казалось, что универсализация социальной материи неизбежна. В частности, общественные отношения в условиях промышленной революции и урбанизации все более становились массовыми и обезличенными. Достижения же в области естественных наук, особенно в биологии (Ч. Дарвин), вселяли убежденность в том, что человеческое общество как разновидность материального мира также подчинено неким единым законам развития. Поэтому социология сразу же была причислена ее основателем О. Контом (1798-1857) к естественным наукам в иерархической последовательности: математика, астрономия, химия, биология, социология. Таким образом, изучение современного общества закреплялось за социологией, а ранние общественные формы, как уже говорилось, – за антропологией.

В результате антропология стала рассматриваться как своего рода «социология первобытности». Например, подобного мнения придерживался создатель структурно-функционального направления в антропологии А. Р. Рэдклифф-Браун, который, кстати, в отличие от своего учителя Б. Малиновского вообще не использовал понятия «культура», ограничиваясь понятием «общество». Подобное понимание предмета до сих находит поддержку среди многих ученых.[3]

В то же время социологи хотя специально и не изучали ранние общественные формы, но использовали антропологические данные при создании макросоциологических теорий. Уже О. Контом были названы три стадии интеллектуальной и социальной эволюции как закон развития человечества на всем протяжении его истории.

Первую (архаическую) стадию он называл теологической или фиктивной, когда люди объясняют реальность действием сверхъестественных сил. В результате любое знание превращается в теологию. Господствующее положение в таком обществе занимают священники и воины, чей авторитет обусловлен верой в их священную волю. Социальный порядок на этой стадии О. Конт назвал военным обществом.

Вторая стадия – метафизическая, или абстрактная. Здесь люди при объяснении явлений используют абстракции. Это превращает любое знание в метафизику, а люди на данной стадии отвергают прежний социальный порядок, пытаясь организовать новый на принципах справедливости, естественного права и т. д. Это эпоха революций, бунтов, переворотов и т. д.

Третья стадия эволюции – научная, или позитивная, когда метафизические абстракции сменяются позитивным, т. е. действительным, знанием, основанным на фактах. Установка мышления превращает любое знание в науку. Конт назвал эту стадию мирным промышленным обществом – воплощением социального прогресса.

Другой отец-основатель социологии Г. Спенсер также предложил универсальную эволюционную схему, состоящую из неорганической, органической и надорганической фаз. Последняя – социальная – как раз и является предметом социологии, представляя собой переход от военного общества к промышленному.

Э. Дюркгейм (1858-1917) – создатель классической социологии – считал (как и Г. Спенсер), что сложные общества состоят из простых, а поэтому большое внимание уделял осмыслению антропологических материалов. Особенно его интересовали архаическое мышление и религии. Он говорил о существовании коллективного сознания всего общества, имеющего собственную жизнь и выступающего как источник и образец для индивидуального сознания. Видя главный критерий общественной эволюции в разделении труда в производстве, Дюркгейм считал, что именно оно определяет и мышление членов общества. Если в архаических обществах индивидуальное сознание полностью растворено в коллективном («механическая солидарность»), то в развитых – индивиды автономны, а их функции разделены, что рождает взаимообмен («органическая солидарность»). Поэтому в архаических обществах власть группы абсолютна и высшая ценность приписывается обществу и его интересам. В развитых социальных системах больше простора для индивидуальной инициативы и высшая ценность признается за личным достоинством.

Э. Дюркгейм считал, что социология изучает социальные факты, которые существуют вне индивидов и оказывают на них воздействие. При рождении индивид находит готовыми социальные институты, законы и обычаи, верования и обряды, денежную систему. Они функционируют независимо от него, и он вынужден с ними считаться. «Социальные факты нужно рассматривать как вещи». Социальная реальность не только автономна, она господствует над индивидами. В этом состоит социологизм его концепции.

К. Маркс и Ф. Энгельс разработали формационную теорию развития общества, которая господствовала в советской науке вплоть до недавнего времени. В соответствии с ней общество проходит в обязательном порядке следующие стадии: первобытную, азиатскую, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую. Первая стадия трактовалась как «золотой век» человечества, которая обязана повториться «на новом витке» в виде коммунизма.

Для востоковедов интерес представляет азиатская формация, которая официальным советским обществоведением замалчивалась. Лишь в 60-е гг. прошлого века в советской науке была инициирована дискуссия об «азиатском способе производства». Однако вскоре она была закрыта властями, а многие ученые, принимавшие в ней участие, репрессированы. Действительно, названные классиками свойства, а именно: централизованная экономика (при системе ирригационного земледелия), слабое разделение труда, самообеспечиваемость общин, отсутствие частной собственности на средства производства, политическая деспотия, эксплуатация общинников вместо рабов – могли быть с таким же успехом отнесены к СССР и другим странам «социалистического лагеря». Это, собственно, и обусловило реакцию советских властей.

Отметим, что «советский марксизм» значительно отличался от ортодоксального. По Марксу, переход к коммунистической формации мог произойти только в результате революции в передовых странах капитализма. Поэтому В. И. Ленину, чтобы уложиться в рамки теории, пришлось доказывать в специальном труде «Развитие капитализма в России», что здесь возможна социалистическая революция, хотя, конечно, страна никак не могла быть отнесена к числу высокоразвитых капиталистических государств.

В советском марксизме также была разработана новация, касающаяся возможности в процессе формационного развития «перескакивать» через те или иные стадии. В результате многие нации, включенные в состав СССР, были объявлены уже в конце 30-х гг. социалистическими (т. е. причислены к высшей стадии общественного развития), хотя по критериям ортодоксального марксизма на момент создания государства в 1922 г. они могли быть отнесены лишь к различным стадиям феодализма (например, многие народы Средней Азии и Кавказа), а то и вовсе к первобытности (малые народы Севера).

Данный постулат советской социологии (исторического материализма) был применен при трактовке реалий государств «третьего мира», которые освобождались от колониальной зависимости и социально-экономические характеристики которых соответствовали либо феодализму, либо первобытности. В частности, был принят тезис о возможности построения ими социализма при условии прихода к власти «прогрессивных сил», ориентированных на запрет частной собственности и создание рабочего класса, необходимого с точки зрения марксизма в качестве социального базиса власти. Эти государства определялись как «страны социалистической ориентации» в противовес «странам капиталистической ориентации», ориентированным, соответственно, на либеральные реформы в экономике и создание демократических институтов в политике.

Однако в реальности социально-экономическая и политическая ситуация в обеих группах стран имела множество схожих черт. Это-то в конечном счете и сыграло известную роль в наступившем в конце XX в. глубоком кризисе эволюционистско-прогрессистской идеологии, утверждавшей неизбежность движения общества от дикости к цивилизации. Словом, к этому времени полностью скомпрометировала себя идея утраты социумом этнокультурных свойств по мере исторического развития общества. И европейские колонизаторы, и особенно советские власти стремились привить «малоразвитым» народам свой образ мысли, свои ценности – словом, Культуру.

Однако данные народы не только не утрачивали свою культурную или этническую идентичность, она, напротив, повсеместно возрастала.

В западной социологии эволюция развивающихся обществ рассматривалась начиная с 60-х гг. в рамках теории модернизации. Она предполагала замену традиционных обществ, характеризующихся низким уровнем разделения труда и развития производственных технологий, преобладанием предписанных социальных статусов, иррациональными формами мировоззрения, авторитарным характером власти, индустриальными обществами, которым, наоборот, присущи высокий уровень разделения труда и степень социальной мобильности, либеральный характер власти и т. д. Действительно, в эти годы и на Западе наблюдался ренессанс эволюционной идеи (неоэволюционизма). И здесь предполагалось, что модернизационное развитие, понимаемое как борьба старого, отжившего (традиции) с новым, передовым (новации), привнесенным Западом, приведет к появлению обществ современного типа. Однако, как отмечалось, реальность «третьего мира» не совпала ни с марксистскими прогнозами, ни с прогнозами либерального Запада.

Сегодня социальная динамика в социологии рассматривается в рамках теории глобализации. Этим понятием объясняется широкий спектр мировых тенденций: развитие мировых идеологий; огромный рост числа и влияния международных организаций, ослабление суверенитета национальных государств; появление транснациональных корпораций (ТНК), рост международной торговли; интенсивные массовые миграции и формирование мультикультуральных сообществ; создание планетарных СМИ и экспансия западной культуры во все регионы мира. Утверждается, что во второй половине XX в. данные тенденции стали доминантами трансформации общества.

Общество исследуется в рамках транснационализма.

1. ТНК.

2. Сфера транснациональной политики (беспрецедентный рост неправительственных и межправительственных международных организаций, транснациональная бюрократия).

3. Транснациональная культура, порождаемая масштабной экспансией западных символов, ценностей и поведенческих моделей, что приводит к возникновению мультикультурализма, т. е. не поглощение, а равноправное сосуществование на территории национальных государств различных культур.

4. Транснациональная стратификация, формирующаяся при перемещении рабочей силы и доходов через национально-государственные границы. Это приводит к образованию новых статусных групп (персонал ТНК, гастарбайтеры, беженцы, нелегальные иммигранты), оказывающихся в двойных статусных отношениях. По отношению к не вовлеченным в транснациональную экономику статусным группам в менее развитых странах они занимают позиции на уровне верхнего среднего и высшего слоев, а по отношению к статусным группам в более развитых странах – нижнего среднего и низшего слоя.

5. Транснационализация семейных отношений: дислокальные семьи, члены которых живут в разных странах, семьи, возникшие в результате транснациональных браков.

Глобализация определяется как превращение мира в «единое место» (Р. Робертсон). Мир сжимается, становится единым, не имеющим существенных барьеров и дробления на специфические зоны социальным пространством. Критерием глобальности общества считается: наличие транснационального капитализма – рынка, образуемого ТНК и мультикультурными общностями потребителей, а также наличие транснациональной демократии – системы международных организаций и планетарных СМИ, призванных выражать и отстаивать «общечеловеческие ценности», включая право на культурное разнообразие.

Итак, социология акцентирует внимание на устойчивых, универсальных свойствах социальной материи, стремясь сформулировать законы ее функционирования и развития путем изучения Общества в различных формах его бытования. Сегодня наука выделяет следующие типы обществ: доиндустриальное, характеризующееся преимущественным развитием аграрных технологий, индустриальное – промышленных, постиндустриальное – информационных (Социология 2005: 89-94; 98-100; 250-266).

Выведение на первый план категории Культуры в антропологии также имеет довольно глубокие исторические корни, связанные с отрицанием эволюционизма. Под Культурой понимается конкретный социум, который считается уникальным, не подчиняющимся каким бы то ни было общим законам развития. Впервые этот подход отчетливо прозвучал в немецком романтизме в XVIII в. (Й. Г. Гердер: 1744-1803). Затем антропогеографы (Р. Вирхов: 1821-1902; Ф. Ратцель: 1844-1904) отвергли идею мировой культуры в пользу отдельных разнородных культур, функционирующих по своим законам. Культуры рассматривались не как продукт эволюции, а как результат их взаимодействия между собой (переселения, завоевания, смешивание, обмен). Поэтому внимание ученых сосредоточивалось на изучении процесса культурных заимствований. Здесь ярко обозначилась тенденция к мистификации Культуры: Культура – это живой организм, имеющий душу, она рождается, а не создается людьми. Своеобразие культур объясняется природными условиями и хозяйственной деятельностью, являющейся для культуры «пищей» (Л. Фробениус: 1873-1938; Ф. Гребнер: 1877-1934). Культура, как утверждалось, познается интуицией, а не разумом, так как она проявляется не в рациональных идеях, а в «повадках», «такте», «ритме». Культура «умирает» с переходом к Цивилизации, которая по мере нарастания технического прогресса утрачивает индивидуальные характеристики (О. Шпенглер: 1880-1936). Порой вообще отрицалось само понятие «прогресс», за исключением области техники (Ф. Боас).

В середине XX в. наметилась тенденция к отождествлению понятий Культура и Цивилизация, причем последняя стала употребляться в значении Культуры (А. Тойнби, 1889-1975). Цивилизации же рассматриваются как несовместимые и враждебные друг другу. Особое значение придается религиям, которые трактуются как источник неизбежных войн на цивилизационной (религиозной) почве (С. Хантингтон).

Постмодернизм в социально-культурной антропологии (конец XX в.) ознаменовался возникновением «критической теории», провозгласившей, что все построения западной науки о странах и народах Востока не реалистичны, а только конструируют западный миф о Востоке (Э. Сайд). Э. Сайд обвинил ученых в намеренном европоцентризме, что, по его словам, является проявлением западного империализма. В этом же духе в 80-90-е гг. были написаны работы по Индии (Р. Идеен; Н. Дёркс). Их главный концептуальный принцип: любое представление о Другом является субъективным и искаженным, отражающим только собственное восприятие Другого, и, таким образом, Запад характеризует не Другого, а себя.

Понятия «эволюция», «развитие», «прогресс» постмодернизм и вовсе объявил «вне закона». Отрицается сам факт существования традиционного (первобытного, примитивного) общества, которое-де – «иллюзия», сконструированная антропологами. Поэтому данный привычный объект исследования антропологии должен быть заменен Культурой (А. Купер).

Противоречия между двумя отмеченными подходами в известной мере устранимы при адекватной трактовке понятий Культура и Общество. Если последнее представляет собой совокупность абстрактных индивидов, образующих в процессе деятельности социальные институты, то Культуру, несмотря на существование в современной науке множества определений, лучше всего представить как форму, в которую эта деятельность воплощена (Гиренко 2004: 472-495). Она всегда конкретна, дана человеку в его ощущениях. Поэтому можно говорить об экономической, политической, правовой, административной и прочих культурах, характерных для того или иного конкретного общества, государства. Культура консервативнее Общества, а потому изменяется гораздо медленнее в процессе исторической динамики. Это хорошо видно на примере развивающихся государств, которые заимствовали общественные институты (экономические, политические, правовые) западного типа, однако на новом месте их деятельность во многом определяется местной Культурой. Именно это является источником возникновения «неформальных секторов», о чем уже шла речь. Иными словами, заимствованные западные реалии имеют в данных государствах официальный статус, поддерживаются также заимствованным законодательством, хотя реальная жизнь протекает во многом на основе традиционной Культуры (Бочаров 2008: 7-12).

Успешная же деятельность ученого-антрополога во многом зависит от знания им этой самой традиционной культуры. Она отражает ранние формы бытования социума в условиях тесного взаимодействия его с окружающей средой (природой) и характеризуется устойчивыми моделями мировосприятия людей, выраженными в фольклоре, языке, ритуалах, символике, правосознании и психологии. Поэтому психологическая антропология (культурно-историческая психология), лингвистическая антропология и т. д. являются сегодня важными составляющими социально-культурной антропологии, позволяющими более глубоко проникнуть в Культуру, которая в конечном счете манифестирована в ощущениях, мыслях, поведении и символах ее носителей.

Литература

Ален Т. От «неформальных секторов» к «реальным экономикам» // Неформальная экономика. Россия и мир. М.: Логос, 1999.

Бочаров В. В. Антропология права: антропологические и юридические аспекты // Летняя школа по юридической антропологии. М.; Звенигород, 1999.

Бочаров В. В. Антропологическая наука и общество // Журнал социологии и социальной антропологии, 2000. Т. 3. № 1.

Бочаров В. В. Обычное право собственности и «криминальное государство d России // Журнал социологии и социальной антропологии. 2004. Т. 7, № 4.

Бочаров В. В. Что такое антропология // Антропологический форум. Спецвыпуск. СПб.: Издательство Европейского дома, 2005.

Бочаров В. В. Политическая антропология как наука // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Т. 1. СПбГУ, 2006а.

Бочаров В. В. Политическая антропология и общественная практика // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Т. 1. СПбГУ, 20066.

Бочаров В. В. Колониализм: общественный и культурный процессы // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Т. 2. СПбГУ, 2007.

Бочаров В. В. Россия: Культура против Цивилизации // Социологический диагноз культуры российского общества второй половины XIX – начала XXI вв.: матер, всерос. конф. СПб.: Интерсоцис, 2008.

Вудман Г. Оценочные и стратегические перспективы правового плюрализма // Летняя школа по юридической антропологии. М.; Звенигород, 1999.

Гиренко H. М. Взаимодействие культуры и общества // Социология племени. Становление социологической теории и основные компоненты социальной динамики. СПб.: Carrilon, 2004.

Калиновская К. П. Возрастные группы народов Восточной Африки. Л.: Наука, 1976.

Ковлер А. И. Антропология права и правовой плюрализм // Олень всегда прав. Исследования по юридической антропологии. М.: Стратегия, 2003.

Мэн Г. Древнее право. СПб., 1873.

Романов П. В. Теоретические модели социологии менеджмента // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Т. 1. СПб., 2006.

Самойлов Л. Путешествие в перевернутый мир // Нева. 1990. № 4.

Социология / отв. ред. Д. В. Иванов. М.: Высшее образование, 2005.

Тишков В. А. Новая политическая антропология // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Т. 1. СПб., 2006.

Туманов В. Вступительная статья // Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986.

Харрис-Уайт Б. Государственное регулирование и неформальный экономический порядок в Южной Азии // Неформальная экономика. Россия имир. М.: Логос, 1999.

Щепанская Т. Б. Этнография политики как проблема // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Т. 1. СПб., 2006.